ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Шерифа мы находим все на том же месте. Прищурив глаза, он смотрит на меня, как смотрят на солнце.
- Шериф, мы с малышом хотим сообщить вам печальную новость.
- Что вы говорите?
- Сгорело ранчо швейцарского ковбоя.
- Я надеюсь, что вместе с ним сгорел и сам ковбой, гнилой альтруист!
- Очень вероятно.
- Ну, и черт с ним! - подводит шериф итог жизни человека.
- По-моему, вам надо осмотреть место трагедии, так как за этим может скрываться криминальное преступление.
Взгляд его превращается в два плевка туберкулезника, наполненных кровью.
- Судя по вашему акценту, вы должно быть иностранец. И откуда вы прибыли, друг мой?
- Из Франции.
- Меня это не удивляет! И вы серьезно полагаете, что я стану прислушиваться к советам какого-то недоумка-француза?
Есть вещи, мимо которых я не могу пройти спокойно. Родина для меня всегда свята. Вспоминаю, что когда принц Шарль как-то заявил в мой адрес нечто подобное, то он тут же проглотил несколько своих длинных зубов. Но я держу себя в руках, так как момент очень ответственный.
- Шериф, - я с трудом сдерживаю гнев, - вы не имеете права так оскорблять меня и мою страну.
- Перестаньте нагружать меня, иначе вы рискуете оказаться за решеткой!
Он замолкает, подавившись моим кулаком. От града моих ударов лицо его взрывается в две минуты. И в довершение я валю его с ног!
Поверь, толпа аплодировала мне!
- Что вы наделали? - испугался малыш. - Он оторвет вам уши, нос и все, что торчит у вас! Это же настоящий садист! Вам надо смываться, пока он не очухался. Не надейтесь на людей. Да, они довольны, что вы расправились с шерифом, но свидетельствовать в вашу пользу никогда не станут. Уходите отсюда и немедленно уезжайте из Морбак Сити!
Глядя на отбивную, в которую превратилась физиономия полицейского, я потираю онемевшие фаланги пальцев.
- В вашем веселом городе есть почта? - спрашиваю я.
- В двух шагах отсюда.
- Подожди меня здесь. Когда он придет в себя, то скажи этому мешку, набитому дерьмом, что я сейчас вернусь.
Везет же мне!
Ровно через восемьдесят секунд я уже разговаривал с послом Франции в США. Я рассказываю ему о поведении гнусного шерифа, которое спровоцировало мой дерзкий и вместе с тем достойный поступок.
- Конечно, случай довольно досадный, - соглашается он.
Эти провинциальные шерифы распоясались вовсю и всласть издеваются над людьми. Я сейчас же свяжусь по данному вопросу с высшими инстанциями.
Немного ободренный, я возвращаюсь к своей жертве, которая по-прежнему находится в нокауте.
Тогда я решаю обратиться к жителям города.
- Дорогие жители города Морбак Сити! Я вместе с вашим очаровательным малышом Руаи обратился к шерифу, чтобы поставить его в известность о том, что сгорело ранчо швейцарского ковбоя, и что останки старика, очевидно, находятся под руинами. Вместо того, чтобы принять надлежащие меры, он осыпал меня гнусными оскорблениями. Вы слышали. Вот почему я. вынужден был защитить свою честь и честь моей родины. Разве этот пузырь достоин быть вашим шерифом, если его можно уложить одним ударом? Я только что позвонил в высшие инстанции, где у меня есть своя рука, - потому что у меня длинные руки! И сейчас расчитываю на порядочность американского народа, которым восхищается вся Франция. Вы должны теперь понимать, что из себя представляет этот блюститель порядка вашей прекрасной страны!
Публика аплодирует мне.
А в это время шериф достает свой кольт, но он еще не знает моей реакции! Кольт летит в сторону, а я добиваю шерифа словами:
- Успокойся, старая туша! Если ты хочешь драться как настоящий мужчина, то дерись голыми руками! Это было бы лучшим доказательством жителям города, что ты все- таки чего-то стоишь!
- Ларри! Ларри! Сукин сын! - орет шериф.
Я подумал, что он зовет своего помощника, но того и след простыл.
- Ну, - обращаюсь я к чудовищу Salt Lake , - деремся или ты линяешь отсюда, жирный слизень?
Он не знает, что такое слизень.
- Именем закона, - бормочет он.
- Именем закона, подонок, иди и залепи свою рожу пластырем! Если понадоблюсь, запомни, я остановился в доме преподобного Марти. Чао, пузырь!
* * *
Люди, надо согласиться с этим, склонны к оптимизму. Получив по роже, они некоторое время пребывают в прострации, но очень скоро находят в этом причину для ликования!
Событие в Морбак Сити тому подтверждение. Немота, наступившая в городе после исчезновения скамейки, к вечеру перешла в стадию неуправляемой эйфории. Пропала скамейка? Ну и что! Муниципальные власти вместо нее установят мраморный обелиск, дескать, почитайте, чествуйте сумасшедших Сюзи и Макса, счастливых самоубийц, как назвал их местный журналист!
Иви снова отрезвила своего супруга кофе с нашатырем и холодным душем. Отец праведный произнес несколько наставлений и отбыл на всенощную службу вместе с Цезарем Пино.
Мои же членогоподобные калеки сегодня остаются дома залечивать свои раны. Как же они неосторожны и расточительны со своим природой данным богатством! Я советую им скоротать время в глубоком сне.
А дальше, как ты уже догадываешься, я попадаю в руки супруги пастора. Она убеждает меня, что я стал для нее своего рода наркотиком, что она теперь не представляет своей жизни без меня. И что она уже обо всем хорошо подумала и предлагает мне альтернативу: или я остаюсь здесь, или она едет со мной. Не склоняясь ни к одному из ее вариантов, я усиливаю ее наркотическую зависимость. Получив желанную дозу, она засыпает, а я остаюсь наедине со своей бессонницей и со своими мыслями о прошедшем дне. Вспоминаю швейцарского ковбоя, вспоминаю сгоревшее до тла его ранчо. Загадочный старик! Что же все-таки связывало его и Мартини Фузиту? Тайна какого преступления соединила их? И что это за обезумевшие типы так фанатично преследуют нас, уничтожая всех, кто имел дело с француженкой? Что же должно еще случиться?
Время скользит, словно вода в реке. И вдруг этот поток останавливают резкие удары в дверь. Так ломиться в дверь может только Берюрье.
Ты же знаешь, что кричит наш Толстяк в таких случаях.
- Кончай скорее! Это срочно!
- Пастор вернулся?
- Пока нет!
- Так что же тогда?
- Одевайся и пошли со мной!
Спрашивать бесполезно. Я уже знаю, что если этот сумасшедший что-то не договаривает, то случилось нечто чрезвычайное.
Улица еще пустынна. Но дело не в этом. Дело в том, что стены домов оклеены большими плакатами с цветной фотографией, на которой мы с Иви в такой позе, которая не оставляет никаких иллюзий на предмет наших безгреховных отношений. На фотографии надпись: "Когда наш пастор сдает свои комнаты иностранцам..."
Это мог организовать только шериф. Молодец, сработал быстро, качественно! Вижу, что около плакатов начинают собираться первые группы любопытных.
На полной скорости к дому подкатывает техпомощь малыша Руаи.
- Мартьен, чемоданы готовы? - кричит он.
- Но ведь не было разговора об отъезде, малыш.
- Что, и сейчас не будет такого разговора? Мартьен, головы людей разогреты спиртным. Если вы сейчас же не уедете, то в полночь они повесят вас на самом высоком дереве в сквере, а Иви поведут голой по улице, написав на спине и груди: "Проститутка". Мы должны немедленно уезжать отсюда! Захватите и жену пастора с собой!
Он говорит так горячо и так убедительно, что мне начинает казаться, я слышу трубный голос своего ангела- хранителя: "Сам Господь послал тебе этого сорванца! Делай все так, как он говорит!"
Я больше не сомневаюсь.
Настоящее нервное потрясение переживает Иви. Ее можно понять: спокойная жизнь лопнула. И глядя на фотографию, сделанную через щель в оконных ставнях, не скажешь, что ее насилуют. Многие жительницы Морбак Сити, увидев жену пастора в моих объятиях будут завидовать ей до конца дней своих.
Сначала она тоскливо завыла, потом начала рыдать, а позже принялась осыпать меня оскорблениями. Но разве я виноват? Виноват беспристрастный объектив какого-то негодяя!
Я наконец убедил ее в том, что если она останется, то дело может печально обернуться для нее. Она должна обязательно бежать отсюда!
Иви ответила по-французски: "Виви!"
- С вами хоть на край света! - добавляет она, бросаясь мне на шею.
Между нами, я не прошу ее об этом!
* * *
Мадам Марти садится на переднем сиденье между Руаи и мною. Пастор, не соображая что происходит, бессмысленно улыбается.
- Прощай, мой несчастный глупец!
Маркиз подхватывает пастора словно тюк с бельем, и относит в дом.
Теперь мы полагаемся только на нашего мужественного шофера, неповторимого малыша Руаи.
Увидев черного кота, переходящего дорогу, мой ангел- хранитель свернул в сторону и долго-долго колесил по обочине, прежде чем снова выехать на главную магистраль.
Я только потом понял, что, возможно, этот черный кот и спас мою жизнь. Потому что пока мы тряслись на ухабах, по дороге промчалась погоня, организованная разъяренным шерифом.
* * *
Когда мы начали огибать горный массив, я узнал знакомые места, где оставил автомобиль убитых негодяев.
- Здесь есть поблизости какой-нибудь населенный пункт? - интересуюсь я у своего бесценного водителя.
- Не знаю.
- Бензина хватит?
- Надеюсь! Но бак почти пустой.
Странно, но его детская беззаботность передается и мне.
Будем надеяться на удачу. А она улыбается только оптимистам.
- А родители не будут волноваться? - спрашиваю я чемпиона ралли по бездорожью.
- Когда они напиваются, им не до меня!
Я благодарю небо, пославшее нам паренька, который знает, как распоряжаться своей свободой.
Иви никак не может успокоиться. Периодически ее тело содрогается от рыданий. И это вполне естественно: бежать от спокойной жизни в неизвестность с почти незнакомым иностранцем ради удовлетворения своей плоти! Чтобы в зародыше убить все ее надежды на наше общее будущее, я спрашиваю:
- У вас есть где остановиться?
- Нет.
- А ваша семья?
- Отец, пастор.
- Братья, сестры?
- Я единственная дочь в семье...
Путешествие продолжается.
- Ты раньше ездил по этой дороге?
- Нет, отец запрещал, он говорит, что она очень опасная.
Я периодически бросаю взгляд назад, на своих дружков. Они беспробудно спят.
- Ты мог бы остановиться, отдохнуть.
- Еще не время. Главное, Мартьен, ваша безопасность.
- Ты великолепный мужик, малыш! Это счастье, когда в жизни встречаются такие, как ты! Кем ты хочешь быть?
- Богатым, Мартьен.
- Похвальное желание! И каким же образом?
- Главное, не прозевать удачу.
Двигатель начинает чихать.
- Бензин, да? - обращается ко мне водитель в коротких штанишках.
- Похоже.
Поскольку мы находимся на перевале, малыш не останавливает машину, решив спуститься с него самокатом. Техпомощь набирает скорость. Руаи, вцепившись в руль, изо всех своих детских силенок старается удержать машину в колее. Но (проклятый черный кот!) неожиданно отваливается переднее колесо, и машину резко разворачивает поперек дороги. Маркиз выпадает из кузова. "Может, хоть он один спасется!" - мелькает мысль. Свернув с дороги, наша карета мчится вниз под откос. Малыш уже не может ничего сделать. Я тоже не могу помочь ему. Не знаю, что происходит в кузове с моими друзьями, но я, как всегда в подобных ситуациях, спокоен и собран, испытывая бесконечное доверие к своей звезде.
- Прыгай! - кричу я малышу.
Но, парализованный страхом, он боится сдвинуться с места. Нас подбрасывает, слегка меняется курс нашего сумасшедшего спуска. Становится ясно, что избежать встречи с той жуткой скалой не удастся. Конец! Финито!
Закрыть глаза? Но зачем? Разве можно потерять такую исключительную возможность увидеть своими глазами то, что бывает только в кино.
- Да прыгай же ты, чертенок! - кричу я в последний раз Руаи.
Все происходит очень быстро. Долю секунды меня терзает вопрос: "Как ты поступишь, Антуан? Ты постараешься спасти свои кости, бросив на произвол судьбы остальных, или же ты из-за своих моральных соображений не убежишь, потому что капитан не покидает свой корабль, пока тот не перевернется как утюг?"
У меня уже нет времени ответить на этот вопрос. Страшный удар в правый бок. Голова моя погружается в кровавый туман. Но я все-таки выпрыгиваю из кабины! Тело мое сработало само, не дождавшись команды мозга! Это называется - инстинкт самосохранения!
Такое впечатление, что меня всего раздробило. Лежу не шевелясь. Огромная тишина. Странная мысль приходит в голову: "Нет ни взрыва, ни огня, потому что, к счастью, кончился бензин".
Хочу повернуться на спину и не могу. Неужели сломан позвоночник? И это в расцвете сил! Но такое случается с другими. А почему же не может произойти со мной? Если удастся выкарабкаться и не умереть, то придется пересмотреть свою жизнь и кое-что изменить в ней. Только и всего! Я уже готов к суровому удару судьбы и смиренно обращаюсь к Всевышнему: "О'кэй, Господи, я готов!"
Беспощадное солнце возвращает к сиюминутной действительности. Надо же что-то делать, пока жив! Начинай, Сана!
Левая нога? Сгибается! Значит, она в норме... Теперь правая? Господи, как она болит! Рука левая? Я поднимаю ее!
- Ты думаешь, что сможешь идти? - раздается надо мной голос Берю.
- Думаю, что да. Только не знаю, далеко ли?
- Не думай об этом, главное, что все действует!
- Пино? - спрашиваю я.
- Что? - отозвался тот.
Значит, жив!
- Феликс?
- С ним хуже. Груз, что находился в кузове, свалился на него. Вернее, на его торпеду! Он теперь не сможет участвовать в съемках того развратного фильма!
- Малыш?
- С ним все в порядке. Он словно гуттаперчивая обезьянка!
- Женщина?
Я задал этот вопрос последним, потому что уже знал ответ.
- Тебе придется искать новую подругу, шеф. Лобовое стекло снесло ей голову.
Я закрываю глаза. Меня поглощает холодная волна.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Пытаюсь открыть глаза и, кажется, открываю их, но почему же тогда так смутны очертания предметов. Отчаянно пытаюсь понять, где я, но туман отделяет меня от реальности. Цепляюсь взглядом за все, на чем можно остановить его. И, наконец, мои усилия вознаграждены. Сначала я вижу свисающую с потолка лампочку. Затем замечаю кронштейн, поддерживающий флакон с физраствором; прозрачная трубка, отходящая от него, заканчивается иглой, воткнутой в руку. Плечо мое в гипсе. И лежу я на больничной койке.
Рядом со мной сидит Пино, тихий, добрый, с милосердной улыбкой, какую можно увидеть у святых на иконах. Заметив, что я вернулся в мир живых, он достает из кармана пачку сигарет, но я слабым движением руки останавливаю его попытку закурить.
- Лучше расскажи, как все наши? - прошу я его. - Где мы?
- На старте.
- Ты хочешь сказать, что мы снова в Морбак Сити?
- Да, в нем.
Пино подробно рассказывает мне о событиях, связанных с автокатастрофой. Напоминает о том, что бедная Иви погибла, и что наш профессор получил серьезную травму, в результате чего почти полностью потерял свой феноменальный орган, а вместе с этой потерей рухнули и надежды профессора на получение приза за лучшее исполнение роли в порнофильме. Причиной такого несчастья стал тяжелый предмет, что находился в кузове техпомощи.
Догадался? Ни за что не догадаешься! Так слушай, этим предметом оказалась скамейка влюбленных. Да, та самая! Наш малыш Руаи спилил ее ножовкой с основания, когда к утру всех участников праздника свалил сон. С помощью лебедки, установленной на техпомощи, он погрузил скамейку в кузов и прикрыл брезентом. Малыш собирался вернуть ее городу, но только после того, как получит от местных властей выкуп. Я уверен, что из него вырастет настоящий мужчина. Только в США и никакой другой стране может родиться такой малыш!
Что касается меня, то я довольно легко отделался: вывихнул плечо да распорол тело от ягодиц до шеи. Но с такими травмами живут! У меня в перспективе восемь дней отдыха в больнице! Я заработал его.
Теперь о шерифе. Он принимает все меры к тому, чтобы отправить моих дружков в тюрьму, а позже и меня туда же. Шериф обвиняет нас в том, что мы являемся главными виновниками трагедии, поскольку заставили шестилетнего малыша управлять машиной, желая скрыться от возмездия за нарушение моральных принципов города. Пастор, конечно же, не несет никакой ответственности, но и предъявить свои претензии родителям несовершеннолетнего водителя тоже не может, так как разбитая машина техпомощи их единственное сокровище.
Друзья мои в настоящее время живут в одном из бунгало мотеля и ждут, когда меня выпишут из больницы. Жители города по вечерам, когда алкоголь разогревает их умы, собираются около больницы и требуют выдать им меня. Хотят линчевать.
Мои милые читатели и читательницы, в какие все-таки ужасные времена нам приходится жить, не так ли?
Чтобы замолить свои грехи (и выпутаться из этой истории), мне надо бы ползти на коленях к воротам Лурда. Но едва ли это поможет! Дело в том, что святая пиренейская дева не прощает подобные грехи. Она предпочитает помогать паралитикам. В глубине души я понимаю ее.
На какое-то время я отключаюсь. Пино продолжает говорить, ничего не замечая вокруг себя, так как это его естественное состояние: непрерывно говорить во время бодрствования.
Когда я снова возвращаюсь к действительности, Пино уже рассказывает мне о малыше. Сообщает, что наш юный друг сбежал после жуткой экзекуции, устроенной ему отцом, который грозился скрутить сыну голову, но только после того, как тот возместит ему материальный ущерб. Он грозится отправить малыша на заработки в шахту или заниматься проституцией в сомнительных кварталах Сан-Франциско.
Святая простота! А я надеялся отблагодарить своим присутствием эту страну сумасшедших!
Она уже меня достала, я сыт по горло всем, в том числе и самой Фузиту со своими дикими приятелями-американцами и странными привязанностями. В каких мутных водах плавала она?
Я засыпаю с этим вопросом, не найдя на него ответ.
Пино уходит. Вечереет, и в городе снова начинается праздник.
Когда лежишь на больничной койке, изолированный, словно выброшенный на обочину жизни, время ощущается по-иному. Оно похоже на серый океан, по которому плывешь, оставаясь на месте.
Мой чуткий тревожный сон развеял легкий ветерок, - кто-то открывает окно палаты (больница в Морбак Сити одноэтажная). На фоне вертеровской луны появляется силуэт.
- Это ты, Руаи?
- Я, Мартьен.