- Не молод?
- Молод, - ответил секретарь парткома, - всего двадцать три года ему. Но не зелен. Армию отслужил, да и у нас в управлении уже более двух лет. Зарекомендовал себя. Даже знаком "Отличник милиции" награжден.
- За что же, если не секрет? - поинтересовался первый секретарь.
- Гроза карманников. Только в прошлом месяце семь жуликов задержал…
- Неужели у нас в районе столько карманников? Не перевелись еще? - удивился член бюро, работавший директором крупнейшего в области завода.
- Наша группа действует на территории всего города, - ответил Коваленко и добавил: - А карманники, к сожалению, еще не перевелись. Без работы сидеть не приходится. Боремся…
- И правильно делаете, - поддержал первый секретарь райкома.
Об этой беседе в райкоме Володя Коваленко рассказал друзьям, которые сердечно, от души поздравляли его с важным событием в жизни.
Коваленко не привык к своему новому, отутюженному костюму, надетому по случаю такого торжества, и чувствовал себя в нем как-то неуютно. Хотел пойти домой переодеться, но в это время его вызвали к майору Кузякину, возглавлявшему группу, которая должна ловить и обезвреживать карманных воров. Кроме майора, в нее входило еще пять оперативников, в том числе и старший сержант Коваленко.
Но в кабинете начальника группы присутствовало не пять оперуполномоченных, а шесть. Шестой - Бородин Григорий Тимофеевич - по документам числился бывшим сотрудником этой группы. По тем же документам старший лейтенант Бородин вот уже полтора года находится на заслуженном отдыхе, значится пенсионером. Но, вопреки бумажкам, все это время он исправно, как и прежде, являлся на службу. Вначале над ним шутили, уговаривали "жить спокойно", "ковыряться на участке", но потом поняли: их усилия тщетны. Григорий Тимофеевич просто не представлял себе жизнь без службы в уголовном розыске, которому отдал тридцать пять лет из шестидесяти. А если отнять четыре года фронтовых, то получалось, что другой жизни он не знал и не желал знать, даже слышать о ней не хотел. Коммунист с августа сорок первого, один из старейших коммунистов во всем городском управлении. И когда Григорий Тимофеевич дал старшему сержанту Коваленко рекомендацию в партию, Володя не скрывал своей радости и гордости. Выступая на общем собрании коммунистов, Бородин подробно рассказал о том, как они с комсомольцем Коваленко много раз вместе участвовали в операциях и как молодой оперативник честно выполняет свой служебный долг, какой он добрый, отзывчивый… "С таким можно идти не только на карманника, но даже на фашиста!" - заключил свое выступление Григорий Тимофеевич под общий одобрительный гул собрания.
Старший лейтенант многому научил Коваленко. Но тот все равно каждый раз, как только возникали сомнения или требовался мудрый совет, шел к дяде Грише, как его за глаза любили называть сослуживцы, старался быть рядом.
Вот и теперь в кабинете начальника они тоже сидели рядышком.
Майор Кузякин только что вернулся с совещания у генерала и, как говорится, по свежим следам решил проинформировать своих подчиненных об общей оперативной обстановке в городе и о задачах, которые стояли перед их группой.
Кузякин был всегда краток и терпеть не мог длинных речей.
- Вопросы есть? - спросил начальник.
- Разрешите, товарищ майор, - поднялся Бородин. - Вот вы упомянули о колхознице, у которой из сумки исчезли тысячи.
- Был такой факт. Вчера, - подтвердил майор. - Но, как доложил полковник Соболев, подозрения Чарухиной, а точнее, ее племянницы, были напрасными. Обе женщины оказались порядочными гражданками. Так что… - развел руками майор, - ни к милиции вообще, ни к нашей группе в частности, это заявление, видимо, не имеет отношения… У нас достаточно реальных фактов, которыми предстоит заниматься…
- А куда же все-таки деньги делись? - спросил сержант Житарь.
- Может быть, потеряла, - неопределенно пожал плечами майор.
- А может быть, у нее украли, - в тон начальнику сказал Бородин. - Тогда как прикажете поступать?
- Так я же вам говорил: никаких признаков кражи, в сумке нашли и кошелек, и тот платочек, в котором были деньги…
- И я про то, - продолжал Бородин. - Вспомните дело Циркача и тогда поймете, Юрий Петрович, куда я гну.
- Циркача? Какого Циркача? Напомни, Григорий Тимофеевич, когда это было?
- Два года назад. Неужели забыл? - удивился Бородин.
- Два, говоришь? - Майор поднялся со своего места. - Тогда не я забыл, а вы, товарищ старший лейтенант. Когда вы циркачей ловили, я курс науки проходил в Москве, - подмигнул начальник.
- И то правда, - смутился Григорий Тимофеевич, - значит, и в самом деле на пенсию пора.
- Ты не о том, Григорий Тимофеевич. Лучше расскажи, в связи с чем про Циркача какого-то вспомнил, - сказал уже вполне серьезно начальник.
- А как же не вспомнить? - отозвался Бородин. - Стали поступать одно за другим заявления, и устные и письменные, о пропажах не совсем обычных. Понимаете, деньги исчезают, а кошельки и бумажники остаются на месте. Вот и стали голову ломать, да только ничего придумать не могли. И вот однажды смотрю, стоят возле троллейбусной остановки трое, по сторонам поглядывают. Пропустили они всех в вагон, как положено, а потом сами - прыг. Я с помощниками хотел за ними, но было поздно: дверь перед самым носом захлопнулась. Что делать? Не сговариваясь, мы пристроились сзади троллейбуса и доехали так до следующей остановки. Заходим в вагон. Смотрю: а один из них уже чистит карман. Точнее, очистил. Тот сообщник, кому деньги уже переданы, к выходу направляется. Мой помощник за ним, а я ворюгу хватаю. Он, естественно, возмущается, комедию ломает. Я поворачиваюсь к мужчине и говорю ему: "У вас украли деньги". Он руку в боковой карман, достает свой бумажник и улыбается: "Все, мол, в порядке, на месте". У меня прямо мурашки по коже. Ну думаю, взгреют теперь меня за нарушение соцзаконности. Неужели показалось? А в это время мужчина открывает бумажник, и я вижу, как он в лице меняется: денег-то нет! Он тогда как заорет на весь трамвай: "Ворюга проклятый!" И с кулаками на того. Пришлось защищать от самосуда.
- А деньги? - уточнил майор.
- Деньги изъяли у того, что стоял на передаче. Не успел выбросить. Потерпевший опознал их. А когда стали следствие вести, вот тогда-то и познакомились с этим жуликом поближе. Доказали, что он десятка полтора карманных краж успел в нашем городе совершить. И всюду один почерк: деньги возьмет, а кошелек на место положит.
- Это зачем же? - не выдержал Коваленко.
- Неужели не догадался? - удивился Бородин. - Хитрый был, подлец, вот и придумал: оставлять кошельки, чтобы те, у кого украл, не могли понять, когда и как исчезли деньги. Я думаю, что многие из потерпевших и в милицию не обращались, полагая, что деньги просто где-то потеряли. А если и приходил кто в милицию, то и наш брат из угрозыска не спешил верить такому заявлению. Думали, мало ли из каких соображений человек говорит о пропаже денег. Может, сам в карты или на бегах их проиграл, а теперь морочит другим голову… Когда же задержали этого Циркача, стали работать с ним, следствие вести, вот тут-то и узнали его фокусы.
- И давно он овладел этим методом? - поинтересовался майор.
- После первой судимости. Вот почему мы не сразу на него и вышли. А теперь, когда вы заговорили про ту женщину, я сразу вспомнил Циркача и его приемчики.
- Тимофеич, - улыбнулся майор, - ты уж извини меня за темноту, но я понять не могу, он что, и в самом деле в цирке работал?
- Да нет, фамилия у него Шанин, если не ошибаюсь, а такую кличку дали ему блатные за ловкость. А может, еще за какие заслуги, не знаю.
- Что же, - обратился Юрий Петрович ко всей группе, - я думаю, в том, о чем рассказал Григорий Тимофеевич, есть информация не только для размышления, но и для проверки. Кому поручим это дело?
Все повернулись в сторону Бородина, но тот завертел головой.
- Мне не годится. Шанин меня затылком и то узнает. Надо свежему поручить, а я чем смогу - помогу, разговора нет, - сказал Григорий Тимофеевич и остановил свой взгляд на соседе справа.
- Тогда так и будем считать: задание выполняют Бородин и Коваленко. В помощь подберете дружинников.
- Слушаюсь, товарищ майор! - отчеканил Коваленко, вытянувшись.
- Ну вот и хорошо, - сказал майор, давая рукой знак Бородину, чтобы тот не вставал. - Приступайте. Заявление потерпевшей и материалы проверки можете взять у Соболева. Будут успехи или трудности, проинформируйте!
Совещание закончилось. Григорий Тимофеевич и Коваленко отправились сразу за проверочным материалом. Оттуда - в паспортный отдел. Выяснилось, что среди проживающих в городе Шанин не значится.
Через час у них на руках был адрес матери Шанина и две его фотографии.
Взяв одну фотографию, Бородин пошел побеседовать с участковым инспектором, соседями Шанина и кое с кем еще.
Владимир Коваленко, узнав по телефону, что Чарухина пока в городе, условился поговорить с ней на квартире племянницы.
Когда Бородин и Коваленко встретились вновь, чтобы обменяться информацией, то старший сержант развел руками, что означало: ничего нового. Чарухина никого не подозревает, никого не запомнила, фотография Шанина ни о чем ей не говорила.
Григорий Тимофеевич же прямо светился - ему повезло. Хотя Шанин и получил по приговору три года, но, увы, его уже видели в городе с месяц назад. Освобожден условно-досрочно или по другим основаниям. На свободе, одним словом.
- А почему не прописан? - удивился Коваленко.
- А почему он обязан прописываться обязательно в нашем городе? - вопросом на вопрос ответил Бородин. - Главное, что видели последний раз дня два назад. Так что не исключено…
- Значит, будем искать? - вопросительно посмотрел на Бородина старший сержант.
- Будем, - ответил тот, а потом, как-то по-молодецки подмигнув, добавил: - Только разных людей.
- Не понимаю, - пожал плечами Коваленко.
- Тем хуже для тебя. Тут и понимать нечего - ты с дружинниками катаешься и ищешь Циркача за работой, а моя задача: во-первых, поискать тех, кого уже успел обчистить Шанин, а во-вторых, установить его напарников и подруг. Уяснил? А если повезет, и похищенное найти, вернуть по назначению.
- А если ваш Циркач завязал?
- Порадуемся вместе с ним.
- Хорошо бы, - согласился Коваленко. - А как вы, Григорий Тимофеевич, собираетесь искать тех, кого он обчистил? Ведь мы же и так знаем все поступившие к нам заявления…
- Верно. А если кошелек на месте, о чем думает жертва? Мол, потерял. И обращается он в таком случае куда? В стол находок… Вот туда я и хочу направить свои стопы, поспрашивать, кто, что и при каких обстоятельствах потерял. В общем, если гора не идет к Магомету, то…
- Если потерпевший не идет в милицию, милиция ищет потерпевшего, - засмеялся Коваленко.
- По фотографии его сумеешь опознать?
- Постараюсь.
- И еще учти, раньше Циркач предпочитал работать в троллейбусах и автобусах. В центре города, где людей побольше.
Договорившись о способах связи между собой и о встрече вечером, Бородин и Коваленко разошлись.
Наскоро перекусив в буфете, старший сержант вместе с двумя дружинниками отправился "кататься". Учитывая, что помощниками были студенты - Олег и Роберт, Коваленко решил, что его "парадный" костюм, в котором он красовался с утра, не нарушит их общего ансамбля. Для завершения рисунка он взял черный дипломат и "Литературную газету". Роберту предложил лежавший у него в столе детектив, а у Олега на плече висел маленький радиоприемник. В этом составе они встречались всего два-три раза, но понимали друг друга, как говорится, с полуслова.
Всю вторую половину вторника, до вечера, тройка колесила по улицам города. Но, увы, безуспешно. Правда, в автобусе они задержали подростка, который залез в карман сидящего соседа. Пришлось Олегу вместе с задержанным пацаном отправиться в инспекцию по делам несовершеннолетних. Коваленко и Роберт, сменив маршрут, продолжали кататься… Когда часовая стрелка приблизилась к десяти, они расстались. Роберт пошел к себе в общежитие, а Коваленко - на встречу с Григорием Тимофеевичем.
Володя мог бы и не рассказывать о результатах поиска, они читались на его отчаянно-безнадежном лице. Зато Бородину опять повезло. Он установил напарника Шанина и даже раздобыл в пединституте фотографию Доцента. Узнал и его домашний адрес. Что же касается тех, кто терял свои деньги или другие ценности при странных обстоятельствах, то и здесь были пусть небольшие, но успехи. Инженер, у которого из бумажника куда-то исчезло на полторы тысячи рублей чеков, с коими он ходил в магазин "Березка", среди пяти фотографий опознал в Доценте того "симпатичного молодого человека", ехавшего в троллейбусе рядом с ним в тот злосчастный день. Другой потерпевший хотя не опознал ни Циркача, ни Доцента, да и опознать не мог - он на фронте полностью потерял зрение, - но в беседе с Бородиным сказал, что, анализируя случившееся, он все больше и больше приходит к выводу, что деньги не потеряны, а кем-то похищены в дороге…
И несмотря на то что Григорию Тимофеевичу удалось повидаться лишь с немногими из числа тех, кто за последний месяц обращался в стол находок, имелись все основания полагать: на счету Циркача и Доцента Чарухина была не первой жертвой…
- Что будем делать завтра? - спросил Коваленко.
- То, что не успели сделать сегодня. Ты - искать Шанина и Доцента. Только советую поменять помощников и… костюм. В этом у тебя нерабочее состояние и угловатость в движениях. Мне так кажется… А я продолжу поиск тех, кто мог стать жертвой карманников. И с Зиной Рудановской хочется познакомиться поближе, хотя это сделать будет не легко.
За два года работы в угрозыске Коваленко не раз убеждался в сложности той обстановки, в которой приходилось действовать. И только тот, кто не знал специфики их службы, мог представлять себе ее легкой. Поэтому и ему, Владимиру Коваленко, и другим, входящим в группу майора Кузякина, было обидно, когда на оперативных совещаниях у генерала или в его приказах чаще отмечались те, кто задержал "особо опасных", "вооруженную группу" и тому подобных преступников, а вот о них почему-то ни спецдонесений в Москву, ни представлений к наградам почти не пишут. Не жалуют их и писатели, фильмов тоже о них не снимают. В общем, считают эти дела мелочью, семечками. А между тем карманный вор сколько горя людям принесет. Да и поймать его порой труднее, чем убийцу.
Но тут же Владимир вспомнил свой знак "Отличник милиции": начальство их тоже не забывает. Вспомнил, с каким вниманием отнеслись к нему на бюро райкома. Он не только запомнил слова, но и ту интонацию, с которой произнес первый секретарь: "Вам, товарищ Коваленко, теперь как коммунисту нужно показывать пример"… Об этом и сам Владимир не раз думал еще раньше, когда родилась мысль о вступлении в партию. Да, нужно. Но как? А если учесть, что всю среду и весь четверг Коваленко и его новые помощники прокатались вхолостую, то нетрудно представить, с каким настроением он докладывал об этом вечером Григорию Тимофеевичу. Узнав от Бородина, что им точно установлен адрес Зины, которой, по полученным сведениям, попадает часть "улова" Циркача, Коваленко предложил:
- А может быть, сделать обыск и у Шанина, и у Доценко, и у этой самой Зины?
Смелая идея старшего сержанта не вызвала ожидаемого восторга у Бородина.
- Во-первых, нет гарантий, что наворованные деньги они хранят дома. Во-вторых, если даже хранят, как доказать, что это именно те, что взяты у Чарухиной?
- А если найдем чеки, о которых вы говорили?
- А если не найдем? Тогда поминай как звали Циркача. Подастся в другой город… Нет, Володя, карманника надо брать с поличным.
- А я разве против? Да вот не получается - видно, почуял.
- А может быть, он уже на Черном море? Хвастался, что загорать махнет. Завтра постараюсь уточнить.
Где и как уточнял Григорий Тимофеевич, Коваленко не знал.
Ему же пришлось в пятницу с ребятами из заводской народной дружины снова и снова садиться в автобус или троллейбус, выходить, а дождавшись следующего, опять садиться… Делать вид уставших после смены, почти спящих, а самим внимательно изучать каждого вошедшего в салон. Час катались, два… четыре… Владимиру Коваленко в эти дни казалось, что на свете два самых несчастных человека: он и Чарухина. Сегодня рано утром он забежал к ней, хотел успокоить, сказать, что они ищут вора и обязательно найдут, но оказалось, что еще в среду утром она уехала к себе в деревню.
- А как чувствует себя Галина Федоровна? - поинтересовался Коваленко у племянницы.
- Как? Плачет все, успокоиться не может от обиды. Два года работала, собирала внучке на свадьбу. В такие-то лета попробуй коров подоить. А она доит… И сколько еще придется потрудиться, чтобы расплатиться с теми, кто давал ей деньги на покупки! Шутка ли, почти три тысячи. Да и сейчас как в глаза им смотреть? Вот и плачет.
Вспомнив этот разговор, Коваленко представил убитую горем Чарухину. И оттого он еще сильнее злился на себя, на свое бессилие. Ему так хотелось помочь Галине Федоровне - скорее найти воров, вернуть деньги. Правда, они их наверняка уже прогуляли. Но суд заставит их работать. Вынесет решение возместить ущерб… "Суд, - усмехнулся про себя Коваленко, - кого судить, если еще никто не пойман, ничего не доказано, да и будут ли ворюги пойманы?"
Они снова вышли из троллейбуса. Пересели в автобус. Конец рабочего дня. В салоне автобуса пассажиров стало побольше, что одновременно помогало жуликам и мешало тем, кто вышел их ловить… Дружинники, теряя надежду на успех, скисли на глазах. Лида Лазарева начала вспоминать английские слова к предстоящему семинару, а Саша Волобуев откровенно клевал носом - как следует не отоспался после ночной смены.
Да и у Коваленко на душе было несладко. Еще час на колесах… Снова новый маршрут автобуса. Снова люди, входящие в автобус и выходящие…
И вдруг… На остановке знакомое по фотографии лицо. Неужели он? Или показалось? Коваленко хотел на вошедшего обратить внимание Саши Волобуева, но не решался - чего доброго, тот после дремоты сразу не поймет, что к чему, и своим резким взглядом насторожит Циркача или его напарника. Но где он? Что-то его не видно. Неужели не сел? Как быть?
Закрылись двери автобуса. Водитель объявил следующую остановку.
Коваленко взглянул на того, кто вошел последним. Это был элегантный молодой человек. В руке дипломат. Модный вельветовый костюм. И большие дымчатые очки, которые явно мешают разглядеть его лицо, а главное: есть шрам над правой бровью? У Доценко такой шрам есть. Но вот тот, в очках, подходит к билетной кассе, бросает гривенник, отрывает билеты. Да, два билета. Значит, их двое. И еще Коваленко на руке вошедшего отчетливо видит наколку - буква "В". О ней говорил Григорий Тимофеевич.