- Вы бы, товарищ милиционер, пошли, разобрались. Мучение-то какое за свои же деньги…
Я вышел в фойе. И обомлел: в пустом помещении сидели двое - Лариса и Чава. Они сидели молча. Но это молчание было более чем красноречивым.
В аппаратную вход шел с улицы по крутой железной лестнице. В бетонной темной комнатушке щелкал проектор, глухо доносились из зала звуки кинокартины. На высоком табурете сидел парнишка лет пятнадцати, прильнув к окошечку в зал.
Я стоял молча, обдумывая сложившуюся ситуацию.
Значит, этот Чава приехал не ради кинофильма, а к нашей библиотекарше? А вдруг нет? Мало ли что…
Парнишка слез с табурета и, увидев меня, вздрогнул.
- Где Сычов?
- Это самое… пошел…
Ему хотелось очень правдоподобно соврать.
- А ты кто?
- Помощник. - Он деловито открыл аппарат и стал заправлять ленту. - Отлучился. По нужде…
Разговаривать дальше было бессмысленно. Я спустился по гулкой лестнице. Возле входа в клуб дремал конь Чавы. Я стоял и смотрел через окно на Денисова и Ларису.
- А-а, лейтенант…
Сычов ощупывал стенку, боясь от нее оторваться.
- Нельзя же так хамски относиться к людям! - вскипел я.
- Не кричи! Ты мне в сынишки годишься.
- Я бы на вашем месте шел спать. Подобру-поздорову!
Сычов смерил меня мутным взглядом. Что-то в нем сработало. Он взмахнул руками и, оторвавшись от стены, пошел в ночь, как подраненная ворона.
- Так-то лучше будет, - сказала, возле меня тетя Мотя, уборщица клуба, она же контролер, и кивнула вверх, на аппаратную. - Володька сам лучше справится.
* * *
Шесть часов утра. Вокруг - зелень, над головой синь небосвода и яркое солнце.
Особенно я не спешил. Мой железный конь, негромко пофыркивая двигателем, мягко катился по шоссе, над которым уже колыхалось зыбкое марево.
Повернув на укатанную проселочную дорогу, я невдалеке увидел хатки - хутор Крученый. За ним тянулась невысокая поросль дубков - полоса лесозащитных насаждений.
Хутор дугой обходил Маныч, окаймленный по берегам тугими камышами. Резвый "Урал" перемахнул мостик и затарахтел по единственной хуторской недлинной улочке.
Я проехал двор, в котором сидела… обезьяна. От неожиданности я затормозил и, заглушив мотор, попятился назад, отталкиваясь ногами от земли.
Мы посмотрели друг, другу в глаза. Испугавшись чего-то, она бросилась к крыльцу и стала колотить пепельно-черными кулачками в дверь.
Та отворилась, и на улицу вышел высокий мужчина в фетровой, видавшей виды шляпе. Он слегка поклонился мне:
- Здравствуйте!
Я ответил на приветствие. Из-за его спины выглядывали две женщины - молодая и средних лет. А из палатки высыпало несколько смуглых босоногих ребятишек.
Все семейство смотрело на меня с любопытством и тревогой.
- Мне надо поговорить с Денисовым.
Он обеспокоенно поднял брови. А женщины зашушукались.
- Я Денисов.
- Нет, мне Чаву… то есть Сергея.
Глава семейства спустился с крыльца и неторопливой походкой вышел ко мне, за ворота.
- Если вам очень нужен Сергей, поезжайте к лесопосадкам. Он там со стадом.
Поблагодарив хозяина, я завел мотоцикл.
Зачем я ехал к Чаве? Можно было зайти к Крайновой, поговорить с ней, свести ее с Ледешко - и дело с концом. История ведь сама по себе вздорная. Но меня тянуло к Сергею Денисову любопытство. А может быть, и какое-то другое чувство? Не знаю. Но мне захотелось познакомиться с Чавой поближе.
Я проскочил полосу насаждений и выехал на луг, где паслись коренастые темно-красные буренки, прильнув мордами к траве. Остановился, не заглушая мотора.
И вдруг от стада отделился огромный рябой бугай. Он приближался ко мне, задрав вздрагивающий хвост, свирепо изогнув шею и выставив вперед рога. Они у него хищно изгибались, отливая чернотой.
Бугай остановился в нескольких метрах, глядя на меня застывшим, налитым кровью глазом. Я газанул, чтобы припугнуть его.
Он, оттолкнувшись от земли всеми ногами, так что из-под копыт взметнулись комья земли, бросился вперед, на меня.
Больше я не раздумывал и рванул мотоцикл с места. Сзади что-то ухнуло, затрещали, схлестнулись молодые дубки.
Со стороны, наверное, это было захватывающее зрелище. Я мчался по едва заметной тропинке, подскакивая на седле и выжимая из машины все что можно.
В зеркальце я видел разъяренную морду бугая, преследовавшего меня чудовищными прыжками. Попадись на моем пути хоть небольшая ямка, я взлетел бы вверх и не знаю, где приземлился бы…
Мне казалось, что преследование продолжалось вечность.
Не сбавляя скорости, миновал хутор, проскочил мост. На меня восхищенно смотрели трое пацанов, стоявших по колено в воде.
Я заглушил мотор и подошел к берегу, поглядывая в сторону лесопосадок. Там застыл бугай, довольный, подлец, тем, что спровадил меня из своих владений.
- Купаемся? - как можно беспечнее спросил я.
Руки у меня дрожали.
- Вон сколько наловили! - кивнул мальчуган куда-то мне под ноги.
В камышах стояло ведро, в котором копошилось нечто зеленое. Я не сразу сообразил, что это раки, потому что прежде видел их только красными.
- Кто из вас знает Крайнову?
Вопрос, конечно, глупый - на хуторе едва десяток домов.
- Баба Вера, что ли? - уточнил тот же пацан.
- Она самая.
- Айда, покажу.
Он вылез из воды весь в иле. Даже вокруг рта у него, как усы, темнела грязь.
Мотоцикл я повел не заводя. Мой преследователь все еще красовался на краю хутора. Кто знает, какие у него намерения!
- Баба Вера, до вас тут пришли, - подвел меня к калитке мальчуган.
Крайнова, чистенькая старушка, стоявшая у забора, низко поклонилась:
- Здравствуйте! Заходите, милости просим. - Она ловко утерла фартуком мордочку моему провожатому, пожурив его. - Докупался! Вон, жаба цыпки дала…
Пацан вывернулся из ее заботливых рук и вприпрыжку побежал на речку.
- Поговорить с вами хочу.
- Проходьте до хаты.
- Можно и здесь. - Я указал на завалинку, как бы давая понять, что дело у меня пустячное и разводить официальности ни к чему.
Мы присели.
- Жалуются на вас, - начал я.
- Ледешиха?
- Она.
- Была у вас? - Крайнова покачала головой. - Неужто до такого сраму упала? (Я кивнул.) Батюшки, стыд-то какой…
Старушка немного помолчала, подумала.
- Хай, - сказала она, - сдам я свою Бабочку на заготпункт. От греха подальше. Да и старая я стала, трудно ухаживать, сено заготовлять…
- А как же вы без молока будете?
- Для кого молоко-то?
- Для внучат…
Баба Вера кивнула на окно. И тут только я увидал, что за нами, отодвинув занавеску, наблюдает древний, сухонький старичок.
- Вот и все мои внучата…
- Нет, значит?
- Есть, как не быть. Э-эх, мил человек, кто нынче по хуторам живет? Старики да бобыли. Молодежь, она в город подалась. А нам со стариком и козы хватит. Вот куплю козочку. И молочко будет, и шерсть… Значит, завтра и повезу мою Бабочку.
Крайнова проводила меня за калитку и с уважением посмотрела на "Урал".
- Шибко резвый у вас мотоцикл. Прямо смерч какой-то.
Я невольно глянул в сторону дубков.
По дороге кто-то скакал. Я сразу понял, что это Чава, и постарался принять равнодушный вид.
Подтянутый, ладный, стройный, Чава осадил коня и спрыгнул на землю.
- Вы извините, товарищ участковый, - начал он, словно был виноват. - Зверь, а не бугай… Насилу воротил назад. Он, наверное, от красного цвета взбесился.
До меня теперь тоже дошло, отчего рассвирепел бугай. Дело в том, что мотоцикл мне выдали ярко-красного цвета. Может быть, он предназначался для нужд пожарной охраны, не знаю. Но я был рад и такому.
Да, мне дорого мог обойтись этот красный "конь".
Баба Вера, смекнув, что произошло, заторопилась в хату.
- Доброго вам здравия, товарищ начальник! Завтра, мабуть, зайду. К обеду…
- До свидания, - кивнул я.
А Чава все еще разглядывал мой мотоцикл: все ли в порядке. Значит, и он не на шутку испугался.
- Зайдемте к нам, товарищ лейтенант. Дома говорить удобнее, - сказал Чава.
Я вошел за ним во двор. Дети играли возле палатки. Приглядевшись к ней, я подумал, что это, наверное, шатер. Он был сшит из видавшего виды брезента. Значит, много еще цыганского осталось в быту Денисовых…
Сергей провел меня в хату.
- Мои отец и мать, - представил Чава пожилого цыгана и цыганку средних лет.
- Мы уже познакомились с товарищем участковым, - сказал Денисов-старший. - Присаживайтесь.
Я сел на предложенный стул и огляделся. Честно говоря, я представлял себе убранство комнат совсем иным.
- А вы здорово ездите, - заговорил Сергей. - Я вначале испугался…
- Ничего, - перебил я, - обошлось. Мотоцикл цел - это самое главное…
- Вы по поводу Ледешихи и бабы Веры? - нетерпеливо спросил Сергей. И добавил: - Вообще эта Ледешиха - дурная женщина…
- Читробуй кадэ тэпенес пэмануш , - перебил сына старший Денисов. - У каждого свои заботы. Худо это или добро - судить не нам. Я часто видел таких, которые много красивых слов говорили, а сами думали только о своем кармане… Ты тоже хорош! Зачем грубишь Ледешихе? Она тебе в бабки годится.
- Нужна она мне!
Денисов-старший повернулся ко мне:
- У меня Ледешко тоже была. Я ведь в нашем хуторе как штатный советчик и мировой судья - депутат сельского Совета. (Я взглянул на него с удивлением и любопытством, чего не мог скрыть.) Да-да, - засмеялся Денисов-старший, - сам не ведал, что на старости лет сделаюсь властью… - Он погладил бороду, усмехнулся чему-то своему и продолжал: - Ну я сказал ей, что не стоит затевать ссору с соседями из-за чепухи. Не послушалась… А Выстрел - действительно породистый. Товарищ Нассонов, председатель наш, уговаривал Ледешко продать Выстрела колхозу. Хорошие деньги предлагал. Но она уперлась: "Мне, говорит, нет смысла от своей выгоды отказываться…"
- А что, эта Бабочка сильно быка поранила? - перешел я на главное.
- Ерунда! - сказал Чава. - Похромал один день.
- Ясно, - кивнул я. - Насчет увечья бугая вы можете подтвердить?
- Конечно, - ответил Сергей. - Хоть на бумаге.
- Ну этого пока не требуется, - сказал я.
- А вообще Выстрел мне стадо держит вот так! - Сергей показал кулак. - Можно спать, гулять, отдыхать - все будет в порядке. Даже волка, а то и двух одолеет.
- Водятся?
- Были. Но давно что-то не появлялись. Теперь охотников больше, чем зверья. - Чава поднялся. - Я вам еще нужен?
- Нет, спасибо. - Я тоже встал.
Следующий день начался с того, что я, идя утром на работу, услышал, как две старухи, завидев меня, захихикали и стали шептаться.
Я разобрал лишь одно слово - "таредор".
Значит, тореадор… Здесь ничего не скроешь. Факт сам по себе пустячный, мелочь жизни, как говорится, но я страшно огорчился.
* * *
В тот день на заседании исполкома сельского Совета я впервые так близко столкнулся с Ларисой. Мы сидели за столом друг против друга. Я смотрел на ее чуть улыбающееся лицо и думал: знает она или нет?
Заседание задерживалось. Ждали Нассонова, председателя колхоза.
Председатель пришел суровый. Сел рядом с Ксенией Филипповной и стал молча вертеть карандаш. Крепкий, с мощной загорелой шеей и покатыми плечами, с синевой на тяжелом подбородке…
Я выступил с планом мероприятий по профилактике правонарушений. Его дружно одобрили и перешли к другим вопросам. Дали слово Ларисе.
Говорила она тихо, поминутно оглядывая всех. Ее голос, высокий и мелодичный, журчал, как ручей. А в руках мелко-мелко подрагивал блокнотик с карандашом.
Слушали ее внимательно, потому что она всех заражала своим волнением.
Говорила она о том, что пропадают, исчезают всякие там старинные сабли, уздечки, макитры, кру́жки, сделанные народными мастерами, о том, что их следует отыскивать по хуторам, собрать и сделать в клубе нечто вроде музея.
Ларису поддержали. Кто-то вспомнил, что у него дома есть старинные шаровары с лампасами, у того - расписная кружка, у этого - носогрейка, оставшаяся еще от прадеда, боевые регалии с первой империалистической войны, икона с красивым окладом…
- Иконы не надо, - сказал Павел Кузьмич, секретарь колхозной парторганизации, - музей не церковь.
- Почему бы не собирать и редкие иконы, настоящие произведения искусства? - возразила Лариса. - Вот в Москве, в Третьяковской галерее, сколько икон работы великих русских художников…
- Ну, если действительно великих мастеров, то можно. Только где у нас такие?
- Ясно, - подытожил Нассонов. - Не возражаем. Действуй. Собери ребят, девчат… Шукайте. Авось на Эрмитаж нашукаете.
И заговорил о том, что в воскресенье - троицын день. Надо организовать всякие мероприятия, чтобы отвлечь людей от пьянства.
…И так получилось, что через час мы с Ларисой шли к колхозным мастерским, напрямик, полем с подсолнухами.
Возле мастерских трое оголенных по пояс ребят, перемазанных в масле, с блестевшими от пота спинами, втаскивали по стальным трубам дизельный движок в кузов грузовика.
Грузовик был мне знаком. Вчера на нем шофер чуть не наехал на ребенка. Я проверил тормоза. Они барахлили. Водитель Федор Колпаков дал мне слово, что на неисправной машине из гаража не выедет…
Что ж, проверим.
Мы поздоровались. Катаев, секретарь комсомольского комитета колхоза, был среди ребят. Он кивнул нам: подождите, мол, закончим, тогда поговорим.
Установив движок, ребята спрыгнули с кузова, убрали трубы, закрыли борт.
Из мастерских вышел шофер Федя. Он старался не смотреть на меня. По его лицу было видно, что машина в том же состоянии, что и вчера.
- Довезешь? - спросил его комсорг.
Тот что-то буркнул. Я попросил у шофера ключи. Федя кивнул на кабину:
- Там. - И отошел в сторону, вытирая руки ветошью, всем своим видом стараясь показать, что он здесь ни при чем.
Я тронул машину, проехал немного и затормозил. Так и есть! Педаль легко дошла до упора, а грузовик продолжал двигаться. Я остановился на ручном тормозе. Подал назад. Спрыгнул на землю.
- Не повезет.
Федя молчал.
А один из парней развел руками:
- Не волнуйся, начальник. Здесь и десяти километров не будет… по степи…
- Нет, - отрезал я.
- Товарищ начальник… - просил парень.
Катаев оборвал его:
- А ты не суйся, Егор. - И, бросив тряпку в кузов, ругнул Федю: - Дурень! Полтора часа втаскивали, пуп надрывали.
- Что же делать? - спросил шофер.
- Везите на другой машине, - сказал я.
- Нету другой, в разъездах, - мрачно сказал Федя. - А не отвезем, председатель взгреет по первое число. - Он усмехнулся: - И вам кое-что перепадет.
- Начихать мне на него! - Это было, конечно, слишком, но я разозлился. Прибавьте к этому - рядом была Лариса и все слышала.
Федя Колпаков зашел в мастерские и вскоре вернулся насвистывая. Катаев сказал нам с Ларисой:
- Подождите. Умоюсь, поговорим.
Но разговор не состоялся.
Председательский "газик", как разъяренный зверь, резко затормозил возле нас, принеся с собой клубы пыли.
Нассонов вылез из кабины и коротко приказал шоферу:
- Езжай. Под мою ответственность. - И спокойно посмотрел на меня.
- Если хочет лишиться прав… - так же спокойно сказал я.
Председатель побагровел:
- У меня конвейер на пятом участке стоит, подсолнух пошел на силос… Это тебе не… - он задохнулся, - не с бугаями наперегонки бегать.
Представляю, какое стало у меня лицо…
- Садись за руль! - рявкнул Нассонов Феде.
Тот, озираясь на нас, полез в кабину, завел мотор.
Нет, сдаваться нельзя. Я подошел к шоферу.
- Дай права и делай что хочешь, - положив документы в карман, я пошел прочь.
Сзади заглох мотор, хлопнула дверца, и послышался едва не плачущий голос шофера:
- Геннадий Петрович!
Нассонов выругался.
Я продолжал идти.
- Товарищ лейтенант…
Я остановился. Председатель махнул рукой: подойди, мол. Я вернулся.
- Пошли.
Мы зашли в мастерские. Геннадий Петрович снял трубку телефона.
- Начальника райотдела внутренних дел. Да, срочно…
Он стоял ко мне спиной. Было видно, как у него застыли желваки.
- Приветствую вас. Нассонов… Он самый.
Нассонов говорил с моим начальником несколько минут. И я понял: председатель чувствовал, что бой проигран. Это его злило еще больше, потому что всему причиной был я, розовощекий мальчишка.
Нассонов сунул мне трубку.
- Кичатов, можно выпустить машину в рейс?
- Никак нет, товарищ майор. Совсем тормоза не работают. Лично проверял.
- А что же Нассонов бушует?
- Не знаю.
- Ничего, пошумит, пошумит и перестанет. А вообще ты молодец, лейтенант. Не сдавайся.
- Слушаюсь.
- Вот так… Завтра в час - на оперативное совещание.
- Так точно. Буду, товарищ майор.
В трубке запели короткие гудки.
Ребята, молча курившие на скамейке, вопросительно смотрели на нас. Так же смотрела Лариса.
Председатель, не сказав ни слова, вышел и сел в свой "газик". Машина круто развернулась, зло прошелестела шинами и помчалась по дороге…
- Что? - поднялся шофер.
- За правами придешь ко мне, после того как починишь машину. Я проверю…
Это была победа. Но в душу, на самое дно, опустилась горькая тяжесть оттого, что уставшие парни будут сейчас стаскивать двигатель. Потом снова втаскивать на другую машину. А где-то люди ждут и чертыхаются.
Я даже переживал за Нассонова. Получить оплеуху от молокососа…
Катаев побежал искать другую машину. Мы с Ларисой молча пошли назад по дороге.
…А ночью, когда я уже засыпал, убаюканный шепотом листвы у моих окон, тихо скрипнула калитка, и в светлом квадрате окна появилась голова.
- Товарищ лейтенант!
- Кто это?
- Я, Женя…
- Какой?
- Нассонов…
Я встал с постели, подошел к окну. От парнишки попахивало вином.
- Ну и что же тебе надо, Женя Нассонов?
На его рубашке шевелился узор - тень от листьев.
- У меня тут друзья, из города. В техникуме вместе учимся. Ну, немного не хватило… А Клава говорит: если вы разрешите, она отпустит. Нам всего бутылочку… вина…
- А что отец скажет?
- Он в районе.
Парень, выходит, отца боится.
- Женя, сколько тебе лет?
- Шестнадцать. А что?
- Рано тебе, наверное, пить, а?
- Да ведь друзья…
- Отцу твоему я на первый раз ничего не скажу, но только больше по ночам не тревожь людей. И насчет вина подумай! Договорились?
Его фигура, плоская в свете месяца, тихо исчезла за забором.
И что это Клаве Лоховой вздумалось парня посылать ко мне? Я вспомнил, что хотел зайти поговорить с ее мужем. Надо это сделать в ближайшее время.