- Будем откровенны. Мы услышали много интересного. Начальник полиции Крамнэгел пошел записываться добровольцем в морскую пехоту через полчаса после нападения на Пирл-Харбор. Армия, право же, потеряла хорошего человека, отказав ему по причинам, которые мои сотрудники… (Он рассмеялся, заглянув в лежавшую перед ним бумажку.) Но эти причины никак - ну, просто никак - не подлежат огласке. Остается лишь пожалеть, что полицейское управление не получило в его лице работника столь же ценного, сколь потеряла армия. Давайте смотреть правде в глаза, Барт: что-то не так уж много уголовников попадает сегодня в тюрьму. Аресты вроде вышли из моды. А скольких насильников сумело задержать бравое подразделение переодетых в баб полицейских? Ей-богу, очень даже интересно наблюдать полицейских, прогуливающихся по улицам в столь живописном виде, за который нормальный человек загремел бы за решетку как извращенец. Я, право, не хочу сказать, что все это способствует росту престижа полиции в глазах общественности, я всего лишь хочу сказать, что картина уж больно впечатляющая - да и слухи ходят, что некоторые из ваших сотрудников получают от этого ух какое удовольствие… но где же аресты? А как обстоят дела с этим вашим последним всплеском фантазии - с патрулем, переодетым в школяров хедера? Сколько им удалось сцапать потенциальных гауляйтеров и кровопийц? Сколько, а? - Ред даже присвистнул. - И не говорите! Эти ваши идеи, Барт, должно быть, великолепно звучат в стенах вашего кабинета. Может, они даже сохраняют какой-то блеск при проведении инструктажа. Но почему же, черт побери, они так жалко выглядят на практике, а? Нет, Барт, не мне отвечайте, мне отвечать не надо. Ответьте Городу!
- Свинья, сволочь, погань проклятая! - завопил Крамнэгел, выключая телевизор и срывая с телефона трубку. Дежурным по управлению оказался лейтенант Армстронг. Крамнэгел, у которого от ярости начали дергаться веки, приказал тому смотреть в оба за машиной Реда Лейфсона и следить, куда бы Ред ни ехал.
- Чтоб всю машину увесить штрафными квитанциями, как рождественскую елку игрушками… любое нарушение, самое мелкое, немедленно оформлять протоколом… техническое, любое другое… чуть что - сразу привлекай по статье… По всем статьям, ясно? Если он действительно наколется на чем-нибудь серьезном, то просто прекрасно… Знаю, что сам не водит, но это неважно… Да, Марвин, раз уж мы все равно о нем. Разыщи по архивам сведения о том, как этот дешевый христопродавец потерял свои ноги… Это он так говорит, а я тебе говорю, что либо ему ноги дверью лифта отдавило, либо на него наскочил официант с тележкой, когда он в какой-нибудь гостинице подглядывал из коридора в замочную скважину… - Он заревел во все горло: - Плевать мне где, пусть тебе хоть в Форт-Нокс придется вламываться! Но чтоб материал лежал у меня на столе!
Крамнэгел повесил трубку. Чувствуя, что после беседы с Армстронгом он успокоился и немного пришел в себя, он включил телевизор снова, но теперь уже на другую программу, чтобы не нарываться больше на мистера Лейфсона. "Мы же были дружками, помнишь, Сидни? Помнишь, как мы на рыбалку ездили, а, Сид? Вдвоем, только ты и я… Ездили на рыбалку, рыбку удили…" Раздался выстрел, за которым последовал шум падающего тела. Устроившись в кресле-качалке поудобнее, Крамнэгел на ощупь, как слепой, потянулся к банке с пивом, уже с головой погрузившись в новую передачу и напрочь забыв о Лейфсоне. Ближе к концу фильма в дверях появилась Эди. Мешанина из напитков подействовала и на нее. Свою прическу она превратила в заросли дикого кустарника, откуда отдельные пряди падали ей на глаза. Наряд ее состоял из черных прозрачных пижамных брючек и черного прозрачного балахона, запястья и щиколотки украшали выпушки из искусственного меха. Сквозь балахон просвечивал усыпанный звездами лифчик, подхватывавший грудь, оставляя обнаженными соски. Эди курила вставленную в мундштук из слоновой кости сигарету.
- Привет, любовничек, - прохрипела она.
- Тс-с-с! Он сейчас так промахнулся, господи ты боже мой!
- Кто промахнулся?
- Лем Крэддокс.
- Это еще кто, черт его дери?
- Частный детектив. Китайцу, значит, трепанул, а старику, значит, ничего не сказал, вот он и… - Крамнэгел взглянул на жену и присвистнул.
- Секса не желаете? - осведомилась она.
- Ты вся такая аппетитная, прямо так бы и съел, - ответил супруг, снова поворачиваясь к экрану.
Эди давно уже привыкла и к нему, и ко всем его повадкам. Замужество за тремя полицейскими даром не прошло. Подойдя к проигрывателю, она поставила пластинку. Музыка с настроением. Под такую музыку хорошо раздеваться. Она зажгла палочку благовоний, и густой виток голубого дыма начал подниматься вверх анемичной коброй. Она пригасила свет. Крамнэгел впился в экран, от души надеясь, что Крэддокс успеет произвести арест, прежде чем ему самому придется исполнять супружеские обязанности. Но Крэддокс все медлил. Крамнэгел разрывался от нерешительности. Он взглянул на часы, и вдруг экран заслонила волнующаяся тощая грудь Эди, и прямо перед его лицом очутились губы, влажные, как мостовая в дождливый вечер. Эди зажмурила глаза в предвкушении экстаза. Передний зуб был испачкан помадой, и от нее пахло спиртным.
- Ну давай же, давай, - прошипела она.
Ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться, но Крамнэгел был далек от мысли о позорной капитуляции. Он атаковал полураскрытый рот с такой яростью, что голова жены упала прямо в его подставленные руки, тем самым вновь открыв экран для обозрения. Крэддокс лез в дом через чердак. Тьфу, черт, похоже, что самое важное-то он и пропустил. На кой ляд нужно Крэддоксу переться через чердак, когда в доме есть нормальные двери? Хотя… постой-ка… неужто китаец?.. Из приоткрытых век Эди брызнул предупреждающий зеленый луч, Крамнэгел виновато зажмурился и потянулся рукой к обнаженной груди. "Так, Макмайкл, значит, хотите поиграть? - спросил Крэддокс жестко, приглушенным голосом.
- Ну что ж, раз вы так желаете…"
Послышался шум схватки, но у Крамнэгела не хватило мужества открыть глаза. Жаль, что он не успел сделать звук погромче. Минуту спустя он услышал, что по телевизору уже идет рекламный ролик - женский хор восхвалял достоинства ментолового дезодоранта. Так теперь никогда и не узнать, кто был убийцей. Тьфу, черт! Проснулся Крамнэгел в половине пятого утра и осторожно выбрался из постели.
- Ты куда собрался, любовничек?
- В сортир.
- Да, другого такого романтика на всем белом свете не сыскать, чтоб тебя разорвало! - не на шутку рассердилась проснувшаяся Эди.
- Что я такого сказал?
Она запустила в него подушкой. Крамнэгел шагнул было обратно к кровати, но потом передумал и включил телевизор. Шла ночная рекламная передача, в которой диктор всю ночь болтал с усталым шимпанзе, пытаясь прославить товары тех фирм, которым оказалось не по карману более подходящее для рекламы время.
- Выключи, - пробормотала она, снова засыпая. Оставив телевизор включенным, он отправился в уборную. Три часа спустя они пили кофе, который молча заварил он сам.
- В чем дело, крошка? - спросил он.
Эди начала плакать. Крамнэгел подлил себе в кофе молока.
- Конечно, я понимаю, - попытался он утешить жену. - Ночью у меня не очень-то получилось, но все будет по-другому, как только мы доберемся до Азии. Наверное, они правы: я действительно перетрудился, надо отдохнуть, не нервничать… А то уже очень выходит тяжело для тебя… хотя, видит бог…
- Что он видит? - резко спросила Эди, промакивая глаза салфеткой.
- Бог видит, что ты и раньше была замужем за полицейскими и должна понимать…
- "Чет Козловски, где бы ты ни был, я хочу, чтобы ты знал: таких, как ты, теперь уже не бывает", - жестоко и нагло передразнила Эди, а затем перешла на свой обычный раздраженный тон: - Чет Козловски был педераст.
- Не смей! - поднялся он из-за стола.
- Это правда, черт побери, и все тут!
- Не смей так говорить о моем друге! - прорычал Крамнэгел.
- О, вот оно что?
Крамнэгел рухнул обратно на стул. Теперь атмосфера накалилась до того, что, несмотря на раздражение, Крамнэгел счел своим долгом попытаться разрядить ее.
- Да-а, - сказал он. - Видел я как-то в книжке картинку Тадж-Махала. Прямо как в сказке. Чудесная работа.
- Мы не поедем в Тадж-Махал, - хмуро буркнула Эди. Вот так-то.
Подождав минуту, Крамнэгел накрыл ее руку своей тяжелой огромной ладонью.
- Есть же и другие места, - сказал он отважно.
- На этом паршивом Тадж-Махале свет клином не сошелся.
- Поскольку реакции на его слова не последовало, он спросил: - По какому маршруту мы поедем?
- У меня все записано.
- Ну и отлично. Еще одна бесконечная пауза. Затем: - Что отлично?
- То, что у тебя все записано. Так мы хоть будем знать, куда едем. Чтоб никаких там неожиданностей. Нет, правда, я даже предвкушаю удовольствие от нашей поездки.
- Но ты же говорил…
- Забудь, что я говорил. Что у нас там - Греция? В Грецию едем, да? Колыбель нашей цивилизации, это уж точно… Желудь, из которого проросла наша конституция. И Италия, а? Былая слава Рима! Помнишь тот фильм - "Мантия"? Как раз про это. И Израиль! И Аравия! На этом известные ему страны кончились. Не сумев больше ничего придумать, он по зрелом размышлении поднялся из-за стола.
- Куда ты?
- В душ.
3
Прежде чем стать на стезю своих великих приключений, Крамнэгел позаботился о том, чтобы перед отъездом нанести ряд визитов с целью "прояснить", как он это сформулировал, "отношения". И пригласил в дешевую бифштексную Ала Карбайда. Как ни старался Крамнэгел скрыть неприязнь к своему заму, одного вида этого худого серого лица с кружевом вен на висках и с глубокими впадинами щек, подергивающего носом и прищелкивающего зубами, заглатывая лук со сметаной подобно какой-то истеричной рыбе тропических широт, было достаточно, чтобы пробудить чувство чисто животного отвращения. Чтобы человек хотел - и мог! - поглощать целые горы пищи с упорством обжоры и постоянством сластолюбца, оставаясь при этом жилистым и крепким, как стальной трос, - нет, здесь явно что-то не так!
- Ну, так как бы ты руководил нашей полицией? - спросил Крамнэгел, обескураженный направлением, которое принял их разговор.
Ал улыбнулся и ответил тихо:
- Мне вряд ли пристало говорить о том, как бы я вел себя на твоем месте, Барт.
- Это почему?
- Да потому, что оно твое место, а не мое.
- Когда-нибудь оно может стать и твоим.
- Есть большая разница между "может" и "станет".
Крамнэгел умолк.
- А если я тебе прикажу отвечать? - спросил он наконец. Ал лишь шире раздвинул рот в улыбке, обнажив больше зубов, чем обычно свойственно улыбающемуся человеку.
- Так приказ это или нет, а, Барт? Я же сейчас не на службе.
- Послушай, я просто хочу знать, что я, по-твоему, делаю не так.
- С какой стати я должен считать, будто ты что-то делаешь не так, Барт?
- Да с такой, Ал: нормальный человек не может не подозревать за собой ошибок, вот с какой! - повысил голос Крамнэгел.
Немного поразмыслив, Ал Карбайд начал рассудительно:
- Ну ладно, начальник. Скажу. По-моему, ты не прав в том, что слишком много требуешь с подчиненных.
- То есть заставляю их работать вовсю? - От такой славы Крамнэгел и не думал отказываться.
- Нет. Я о другом. По-моему, ты не можешь требовать, чтобы они играли роли хиппи, шлюх, раввинов и бог знает кого еще. Они - не актеры, они - полицейские. И работают они плохо только потому, что от них слишком многого хотят.
- Что же ты предлагаешь?
- Одеть их в подходящую одежду. Ну, такую, какую они сами носили бы вне службы. И не назначать больше парней изображать из себя раввинов только потому, что подошла их очередь, и не требовать от полузащитников нашей футбольной команды убедительно разыгрывать из себя девочек на панели. Да вот, пожалуйста, тебе конкретный пример: только в прошлый вторник мне пришлось снять с антисемитского патруля сержанта Ламберта, когда тот уже выходил на дежурство. Выходил потому, что никто не решился взять на себя ответственность исключить его из списка - ведь список подписал ты, Барт. Вот такие вещи и выставляют наше управление на посмешище.
Крамнэгел почувствовал себя достаточно смущенным, чтобы тут же ринуться в атаку.
- Почему это Ламберту было неугодно выходить на дежурство в составе антисемитского патруля, как всем другим? - поинтересовался он.
- Что он вообще имеет против антисемитского патруля? Уж не антисемит ли сам? Почему это Ламберт не пожелал переодеваться раввином?
- Потому что сержант Ламберт - негр, - мягко объяснил Ал. Крамнэгел на секунду прикрылся пивной кружкой.
- Что ж, может, ты и прав, - вздохнул он. - Может, нам и впрямь надо попробовать что-то другое. Но ведь эти патрули-ловушки мне вроде как собственные дети, Ал. Дай им время встать на ноги, они, может, еще и сработают. Давай проявим хоть немного веры. Ал. Ей-богу, ведь в этом и есть вся жизнь - в вере, правда?
- Конечно, конечно. Я ведь выкладываю тебе свои мысли только потому, что ты меня заставил, Барт. Я знаю, что патрули - твое детище. Я ничего общего с ними иметь не хочу, то есть я хотел сказать, что не претендую ни на какую от них славу. И не только потому, что я ее не заслужил, но и потому, что с помощью твоих патрулей мы так никого ни разу и не задержали. Нет, не верю я в них.
- Все, кончил? - прошипел Крамнэгел. Уж чего-чего, а подобного несогласия со стороны подчиненных он не терпел. Теперь настала очередь Ала Карбайда рассердиться. Глаза его блеснули пронзительной холодной голубизной.
- Нет, не кончил, - сказал он очень тихо. - Чем мы вообще занимаемся в этом нашем полицейском управлении? Боремся с организованной преступностью или устраиваем цирк?
- Что такое?
- Вопрос, Барт, всего-навсего вопрос. Ты же поощряешь вопросы. Так за кем же мы охотимся, кого ловим: какого-то извращенца, разгуливающего в женском платье, сопливого прыщавого дурня в кожаной куртке со свастикой или организованных преступников, настоящих гангстеров, тех людей, которые раскланиваются и с тобой, и со мной, когда мы встречаем их в приличных домах, и которые посылают нам поздравительные открытки к рождеству?
- Ну знаешь! - завопил в ярости Крамнэгел, но тут же, прежде чем продолжить тираду, внимательно огляделся по сторонам и понизил голос: - Слыхали мы такие разговорчики, Ал, всю жизнь слыхали, пока карабкались к верхушке дерева сами… так болтать можно только по молодости, и только по молодости можно слушать этот треп без того, чтобы не психануть.
- Ты стал такой уж старый, Барт? - спросил Ал, спросил как ударил.
- Я достаточно стар и достаточно молод для своей работы - и не в возрасте здесь дело, Ал, а в том, что лучше меня полицейского в округе нет!
Ал промолчал.
- Идеалы! - фыркнул Крамнэгел.
- Мы живем в мире, который не мы придумали, Ал. Организованная преступность не нравится мне так же, как и тебе, - даже еще больше не нравится, но она реальность, жизненный факт… все равно что мой кабинет в управлении - дали мне, значит, комнату в один прекрасный день, а я ее, между прочим, не обставлял, взял с мебелью, какая там была… Может, мне эта дерьмовая мебель и не нравится, но это мебель, при которой мне приходится жить.
- Как начальник полиции ты обладаешь достаточной властью, чтобы сменить мебель, которая тебе не нравится, Барт.
- Но дело в том, что именно эта мебель мне и нравится, - решительно отпарировал Крамнэгел.
- И организованная преступность тоже?
- Я просто выбрал неудачный пример, вот и все. С каждым может случиться. - Он вдруг заговорил напряженным шепотом: - Я слежу за ними - и когда настанет время, когда все нужные факты будут у меня в руках, я врежу им так, что они даже не поймут, что это на них свалилось.
Ал нахмурился.
- Может, ты и следишь за ними, Барт… Мне трудно сказать…
- Раз я сказал, что слежу, - взорвался Крамнэгел, - значит, так оно и есть! - Но меня беспокоит то, что они даже не считают нужным следить за тобой, а гуляют себе, как будто полиции вовсе нет. Крамнэгел понизил голос и прошептал как заговорщик - с лукавым удовольствием: - А я именно того и добиваюсь. Я не хочу их настораживать. Я дождусь, пока марихуану не начнут разводить на каждом подоконнике и пока в каждом дворе не начнут выращивать это паршивое зелье, и только тогда на них обрушусь, но не раньше. Как только они почувствуют себя в полной безопасности, вот тут-то я их и возьму.
- К тому времени уже может оказаться поздно, Барт. Съезди-ка в любой другой город нашего штата - везде ведь думают, что наше управление уже куплено на корню, да и статистические данные по преступности и наркомании не в нашу пользу - нам этими данными не прикрыться.
- Пусть так и думают… пусть все так думают… это поможет нам в конечном счете накрыть всех разом.
Ал пожал плечами и помолчал немного, но улыбка больше не появлялась на его лице.
- У тебя на все есть ответ, Барт.
- Припиши это моему опыту, Ал.
- Позволь задать еще один вопрос, начальник. Наша полиция действительно куплена?
Крамнэгел грохнул кулаком по столу и, с видимым усилием сдерживая гнев, прошипел голосом, в котором отчетливо прозвучали угроза и неприязнь:
- Тебе бы следовало быть умнее и не задавать таких вопросов. Ничуть не дрогнув, Ал Карбайд в упор уставился на Крамнэгела пристальным взглядом бледно-голубых глаз.
- Я спросил, потому что должен знать наверняка, начальник. Говорим ли мы об одних и тех же людях, когда говорим об организованной преступности?
- Мы говорим о преступном синдикате, - невнятно буркнул Крамнэгел.
- Имена, Барт, имена…
- Имена ты знаешь не хуже меня…
- Джо Тортони… Милт Роттердам… Бутс Шиллигер…
- Да, - нервно согласился Крамнэгел.
- Судья Уайербэк… его честь мэр Города, - продолжил Ал.
- Ты, знать, совсем с ума спятил, - вспыхнул Крамнэгел.
- Ума в тебе не больше, чем в сборщике хлопка.
Он расплатился, и они покинули ресторанчик, не сказав друг другу больше ни слова.
В непродолжительной беседе с мэром Крамнэгел постарался тщательнейшим образом объяснить свою болезненную реакцию на упоминание о возрасте, ни на секунду не опускаясь до извинений. Мэр же отнесся к этому происшествию легко.
- Никто из нас не безупречен, Барт, как говаривала мне моя старая мать-гречанка. Крамнэгел счел замечание мэра неприличным, поскольку он сам - хотя и не обладая достаточной наглостью, чтобы считать себя безупречным, - ни на минуту не допускал мысли о том, что хоть в чем-то может оказаться небезупречным. И умеет же эта скотина мэр сыпать ему соль на раны!
- Какой порядок вы предусматриваете на время моего отсутствия? - спросил он.