Дядя не раз обещал Сэцуко взять ее с собой в такие поездки, но ему так и не удалось выполнить свое обещание.
Присылая Сэцуко из-за границы красивые открытки, он никогда не описывал тамошние красоты, а всегда интересовался, ездила ли Сэцуко в Нару, выражал сожаление, что не мог вместе с ней побывать там, и всячески внушал ей любовь к седой старине Японии.
Осмотрев храм, Сэцуко направилась к выходу. Она заглянула в киоск с намерением купить что-нибудь в подарок своей двоюродной сестре, Кумико, дочери дяди. Пока старый привратник заворачивал выбранные ею сувениры, Сэцуко обратила внимание на лежавшую на прилавке книгу посетителей, в которой расписывались побывавшие в храме гости. Книга была довольно объемистая. Сэцуко пробежала глазами раскрытую страницу и сразу узнала несколько фамилий известных искусствоведов и профессоров. По-видимому, именно такого рода люди, а не простые туристы посещали этот храм. Она взглянула еще на одну страницу, предыдущую. Страница вся была испещрена неразборчивыми подписями - к сожалению, в последнее время мало кто серьезно занимался каллиграфией.
Но одна подпись невольно привлекла к себе внимание Сэцуко: Коити Танака. Фамилия ей была неизвестна, но почерк был удивительно знаком. Где она видела такие иероглифы?
- Извините, что заставил вас ждать. - Старик с поклоном передал Сэцуко завернутые в бумаги сувениры и, заметив, что она внимательно разглядывает книгу, сказал: - Не желает ли госпожа занести свое имя?
Сэцуко взяла кисточку, расписалась, потом снова стала внимательно разглядывать привлекшую ее внимание фамилию. Нет, не столько фамилию, сколько почерк.
Да-да, думала она, очень похоже на почерк покойного дяди. Дядя еще в молодости увлекался каллиграфией и прекрасно писал. Написание иероглифа "ити" в его имени очень походило на "ти" в имени неизвестного, линия, как и у дяди, чуть-чуть поднималась вправо, и утолщение на конце при остановке кисти было удивительно похоже. А дядя учился по образцам знаменитого китайского каллиграфа эпохи Сун - Ми Фэя.
Сэцуко решила, что это галлюцинация, и вызвана она пребыванием в храме, где так любил бывать ее дядя. По-видимому, сегодня она слишком много думала о нем. Правда, в этом мире немало найдется людей с одинаковыми почерками, и все же ей было приятно это случайное совпадение: посетила храм, о котором часто рассказывал дядя, и увидела почерк, столь похожий на его. Кто же этот человек, расписавшийся в книге посетителей? Откуда он?
На всякий случай Сэцуко спросила у привратника:
- Должно быть, этот господин приехал сюда издалека?
Старик безразлично взглянул на подпись.
- Не могу знать, - ответил он.
- Не скажете ли, когда сделаны эти записи? - спросила Сэцуко, указывая на интересующую ее страницу.
- Хм-м, - промычал старик, разглядывая фамилии. - Пожалуй, дней десять назад.
В таком случае привратник должен был бы помнить внешность посетителя. Ведь сюда не так уж часто заглядывают туристы.
Однако в ответ на ее вопрос старик сказал:
- В последние дни как раз было много народу, разве всех упомнишь.
Сэцуко поблагодарила привратника и прежней дорогой отправилась на станцию. Почему-то именно сегодня мысли о дяде не давали ей покоя. Слов нет, это он привил ей любовь к неповторимой красоте старых храмов, и мысли о нем были вполне естественны, но… А может, это осенний пейзаж навеял на нее грустные воспоминания?
Сэцуко договорилась встретиться с мужем в гостинице. Он должен был после конгресса в Киото приехать в Нару к восьми часам вечера.
Она пришла на станцию и собиралась уже было вернуться в Нару, но неожиданно переменила свои планы, отказавшись от первоначального намерения пройти по старинной дороге Саходзи. У нее не выходила из головы подпись Коити Танаки, сделанная таким знакомым почерком.
Глубоко задумавшись, стояла Сэцуко на платформе. Подошла электричка на Нару, но она ее пропустила. Потом, решительно тряхнув головой, перешла на другую сторону и села в поезд, идущий в противоположном направлении.
Она вышла на станции Касиварадзингумаэ и взяла такси.
Эти места были ей знакомы. По обе стороны дороги тянулись поля, среди которых то тут, то там виднелись крестьянские домики. Вскоре показалась белая ограда храма Татибанадэра. Сэцуко попросила шофера подождать и стала подниматься к храму по высоким каменным ступеням.
Сэцуко нравилось, как звучит название этого небольшого храма. Она сразу подошла к киоску, где привратник продавал открытки и сувениры. Купив несколько открыток, она поискала глазами книгу посетителей, но ее нигде не было видно.
- Я бы хотела расписаться в книге посетителей, - набравшись смелости, обратилась Сэцуко к привратнику, который внимательно изучал древние прописи.
Привратник мельком взглянул на Сэцуко и подал спрятанную в ящике стола книгу.
Сэцуко быстро перелистала последние заполненные страницы, но фамилии Коити Танака не нашла.
- Благодарю вас, - сказала она и поспешила к машине.
- К храму Ангоин, - бросила она шоферу.
Дорога пролегала среди скошенных рисовых полей. Вскоре они въехали в небольшую рощу и остановились перед воротами с надписью "Ангоин".
Храм этот славился статуей будды Асука, изваянной, как говорили, мастером Торибуцу. В любой книге по истории искусства Японии можно всегда видеть фотографию этой статуи. На этот раз Сэцуко не спешила замереть в молитвенной позе перед "Улыбающимся буддой". Ее прежде всего интересовала книга посетителей. В привратницкой было пусто, но Сэцуко, должно быть, заметили, потому что вскоре появился пожилой монах в белом одеянии.
- Желаете осмотреть храм? - спросил он.
Сэцуко покачала головой. Она сразу увидела книгу посетителей, но сначала приобрела несколько сувениров и лишь после этого обратилась к монаху:
- Видите ли, я приехала издалека, из Токио, поэтому мне хотелось бы расписаться в книге посетителей.
- Пожалуйста, - улыбнулся монах и стал растирать в тушечнице тушь.
Пока он этим занимался, Сэцуко быстро перелистала книгу и чуть не вскрикнула: на предпоследней странице стояла фамилия Коити Танака, написанная тем же самым чеканным почерком. Указывая на эту фамилию, Сэцуко, сдерживая волнение, спросила монаха:
- Не припомните ли, когда этот господин посетил ваш храм?
Монах наклонился, внимательно посмотрел на подпись и, задумчиво покачав головой, ответил:
- Точно не припомню. В последнее время было много посетителей. По-видимому, дней десять назад.
- Может быть, вы запомнили его внешность?
- Нет, не помню, - ответил монах. - А вы что, с ним знакомы?
- Да, и очень хорошо, - неожиданно для себя ответила Сэцуко. - Я посмотрела на подпись и вспомнила человека, с которым давно не виделась.
- Очень сожалею, но ничем не могу вам помочь.
Сэцуко еще раз взглянула на подпись. Невероятно, но почерк прямо-таки дядин.
Сэцуко хранила дома несколько образцов его каллиграфии, подаренных ей еще в детстве. Как жаль, что у нее с собой нет ни одного образца - можно было бы сейчас на месте сличить.
В Нару Сэцуко возвратилась вечером, когда в городе зажглись огни. Реити - так звали ее мужа - уже принял ванну и дожидался жену в номере. Он сидел, закутавшись в теплый халат, и читал газету.
- Извини, что задержалась, - сказала Сэцуко.
- Ничего. Ванну примешь?
- Попозже.
- Тогда давай ужинать. Я зверски проголодался. - Реити по-ребячьи постукал себя ладонью по животу.
Сэцуко заказала ужин.
- Ты покончил с делами раньше, чем предполагал? - спросила она.
- Да, заседание кончилось в первой половине дня. Друзья пригласили отметить это событие в ресторане, но ты же знаешь, к спиртному я равнодушен, да и не хотелось заставлять тебя дожидаться. Поэтому я отказался и сразу выехал в Нару.
Сэцуко почувствовала раскаяние.
- Еще раз прости, что заставила тебя ждать, - сказала она.
- Ничего страшного. Лучше расскажи, как прошло твое паломничество. - Реити несколько иронически относился к увлечению жены.
Принесли ужин, и Реити стал поспешно уничтожать одно блюдо за другим.
- Ты в самом деле сильно проголодался, - сказала Сэцуко, с улыбкой глядя на мужа.
- Днем не удалось даже перекусить, и, пока ехал в Нару, почувствовал такую пустоту в желудке, что решил: еще немного, и отправлюсь от голода к праотцам. - Муж Сэцуко был доцентом на кафедре патологии в университете Т. - Ну так как же, удалось тебе выполнить намеченную программу? - повторил он.
- В общем, да, - неопределенно ответила Сэцуко. Ведь она посетила не совсем те места, где намеревалась побывать сначала.
- Ну и как Саходзи?
Реити спросил именно о Саходзи, поскольку ему нравилось само название старинной дороги. Кроме того, он гордился тем, что наизусть помнил стихотворение из "Манъесю" , посвященное этой дороге:
Ты пишешь:
С восхищением любуюсь ивами Саходзи.
О, как хотелось бы и мне
Туда перенестись,
Хотя б коснуться их ветвей зеленых.
В юности Реити зачитывался литературными памятниками.
- Туда я не добралась, - ответила Сэцуко.
- Почему? - спросил Реити, удивленно глядя на жену. - Ведь ты мечтала побывать именно там.
- Верно. Но по пути планы мои изменились. Зато я посетила Ангоин и Татибанадэра.
- В странные места тебя потянуло.
Сэцуко решила рассказать мужу все без утайки.
- Дело в том, что в книге посетителей храма Тоседайдзи мне бросилась в глаза фамилия, написанная почерком, очень похожим на почерк дяди. И что-то меня толкнуло проверить, нет ли такой же подписи и в других храмах.
- Почерк дяди?! - Реити удивленно поднял брови.
- Почерк был очень похож на дядин, и мне почему-то взгрустнулось.
- Ну, это объяснимо, ведь Ногами был в некотором смысле твоим наставником. Это он привил тебе любовь к старинным храмам, - улыбнулся Реити. - Итак, ты решила взглянуть на книги посетителей в других храмах… Но почему ты выбрала храмы близ Асука?
- Дяде они особенно нравились, он часто упоминал о них в письмах, будучи за границей.
- Ну и ну? - воскликнул Реити. - Но ты, надеюсь, объездила эти храмы не в поисках самого дяди?
- Конечно, нет. Ведь дядя умер семнадцать лет назад. И все же в храме Ангоин я нашла ту же фамилию, написанную тем же почерком.
- Н-да, - протянул Реити. - Женская интуиция - страшная штука! А как фамилия того человека, который присвоил себе почерк покойного Ногами?
- Коити Танака. Нет, в самом деле, почерк удивительно похож, а ведь почерк у дяди особый, свойственный лишь образцам знаменитого китайского каллиграфа.
- Если господин Коити Танака учился по образцам того же каллиграфа, то он, прямо скажем, нехорошо поступил по отношению к тебе: заставил переменить планы и уклониться далеко в сторону, - усмехнулся Реити. - Думаю, своим усердием ты угодила покойному дяде.
Отель окутала ночная тишина. По козырьку над окном застучали капли дождя.
Хотя Реити и высмеял ее предположения, подпись Коити Танаки так и стояла перед глазами Сэцуко. В тот день, как никогда прежде, ее охватили воспоминания о дяде, умершем в Европе много лет назад.
Глава 2
На второй день по возвращении в Токио Сэцуко отправилась в гости к тетке, вдове Ногами.
Дом, куда она шла, находился в районе Сугинами, где местами еще сохранились небольшие рощи японского дуба, а соседний особняк, принадлежавший старинной аристократической фамилии, был окружен настоящим лесом.
Сэцуко нравилась эта дорога. Правда, в последнее время тут появилось много новых домов и деревьев стало меньше, но по-прежнему вокруг аристократического особняка высились могучие дубы и пихты.
Осенью здесь было особенно красиво. Путь пролегал по узкой тропинке, которая причудливо извивалась между живыми бамбуковыми изгородями.
Сэцуко остановилась у входа в небольшой дом и позвонила. Дверь сразу же открыли, и на пороге появилась тетушка Такако.
- Заходи, рада тебя видеть, - сказала она. - Спасибо за открытку из Нары.
Сэцуко вдруг вспомнила день бракосочетания тетки и дяди. Кажется, это было накануне назначения-дяди вице-консулом в Таньцзинь. А спустя год ее мать получила от них первое письмо. Сэцуко и сама получала потом чудесные открытки, написанные красивым почерком тетки, с изображением различных китайских пейзажей.
Дядя, который с юношеских лет увлекался каллиграфией, не раз говорил матери Сэцуко: "Презираю женщин, не умеющих писать, и уж если женюсь, то только на девушке, обладающей красивым почерком".
Так оно и вышло.
- Сколько дней ты провела в Наре? - спросила Такако, наливая племяннице чай.
- Один день, - ответила Сэцуко, доставая подарки.
- Жаль, что так мало.
- У Реити ведь занятия в университете, поэтому побыть там подольше не было возможности.
- Ах, так…
- Приехали в Нару рано утром, собиралась осмотреть храмы вдоль Саходзи, но по странному стечению обстоятельств отправилась в другую сторону, в Асука.
- Почему? - недоуменно спросила тетка.
Сэцуко колебалась: стоит ли сейчас рассказывать о сделанном ею открытии? При других обстоятельствах ей нетрудно было бы с улыбкой поведать тетке об этом, но подпись Коити Танаки вдруг снова всплыла у нее перед глазами, и ее предположение показалось настолько реальным, что она испугалась… Нет, она не сумеет в шутливой форме сказать об этом Такако, которая в последние годы уже успокоилась, храня в памяти образ мужа, умершего давно на чужбине.
- В храме Тоседайдзи, - вдруг решилась Сэцуко, - я обнаружила в книге посетителей фамилию, написанную почерком, очень похожим на почерк дяди.
- Да? - В возгласе Такако не почувствовалось волнения, только в глазах мелькнуло любопытство. - Странно, я думала, что такого почерка, пожалуй, ни у кого теперь нет.
- Похож как две капли воды! Я ведь прекрасно помню почерк дяди, и, хотя фамилия была другая, я чуть не вскрикнула от удивления.
Такако продолжала спокойно улыбаться.
- Тогда я решила отправиться в Асука в надежде отыскать хотя бы еще одну подпись этого Танаки. Дядя часто говорил мне, что ему особенно нравятся древние храмы в Асука.
- И что же? - заинтересовалась наконец Такако.
- И нашла еще! В книге посетителей храма Ангоин.
- Так-так, - усмехнулась Такако. - По-видимому, ты слишком много думала о дяде, вот тебе и показался почерк знакомым.
- Может быть, - решила не возражать Сэцуко. - Но когда я глядела на те иероглифы, мне невольно захотелось сравнить их.
- Узнаю тебя.
- Не смейтесь, тетя. Будь эти храмы поближе, я готова была бы хоть сейчас вновь отправиться туда вместе с вами.
- Это невозможно! Да я и не стала бы смотреть. Мой Кэнъитиро давно умер. Вот если бы он был жив… По-видимому, привидение водило рукой человека, что оставил в книгах посетителей свою подпись.
- Рейхи говорит то же самое. Когда мы встретились с ним в Наре в гостинице, он сказал: "Тебя целый день водил дух покойного дяди".
- Он, безусловно, прав, и давай больше не будем об этом говорить, - отрезала Такако.
- Ну, а как поживает Кумико? - переменила разговор Сэцуко. - Здорова ли, как у нее дела на службе?
- Спасибо, хорошо, - улыбнулась Такако.
- Немало, тетя, вы положили на нее сил. Но теперь все позади. Должно быть, скоро и жених объявится. Сколько ей сейчас?
- Двадцать три исполнилось.
- Есть кто-либо на примете?
- Я как раз хотела с тобой посоветоваться. Понимаешь, у Кумико появился новый знакомый, она его даже раза два приглашала в гости.
- Вот как! А что он за человек?
- Работает в газете. Мне он показался положительным юношей. Хорошо бы и тебе на него взглянуть.
- Обязательно. В следующий раз, когда он придет, пригласите и меня. Ну, а что вы думаете?
- Не знаю, что и сказать, - ответила Такако, но по выражению ее лица было видно, что она уже согласна на этот брак.
- Как время летит, - задумчиво сказала Сэцуко. - Сколько Кумико было лет, когда умер дядя?
- Шесть.
- Как бы он радовался, если бы дожил до ее свадьбы. - Сэцуко расчувствовалась. Вот и Кумико стала взрослой, видимо, и замуж скоро выйдет. А ведь совсем недавно… Сэцуко часто вспоминала свою сестренку, когда та была маленькой.
Кумико было всего четыре года, когда они вместе однажды отправились в Эносима на морское побережье. Девочка так увлеклась игрой в песочек, что никак не хотела возвращаться Домой. И сейчас, будто все было только вчера, перед глазами Сэцуко стояла крошечная девчушка в красном платьице, присевшая на корточки на песчаном берегу у самой воды.
- Муж безумно любил дочь, - тихо сказала Такако, - и в письмах из-за границы только о ней и спрашивал, в последнем письме тоже. Кажется, я тебе его показывала?
- Да, но я совсем забыла, что он тогда писал. Хотелось бы взглянуть на письмо еще раз? - сказала Сэцуко.
Конечно, ей было приятно снова почитать письмо дяди, но, помимо этого, она хотела воспользоваться случаем и взглянуть на его почерк.
Такако с готовностью встала и вышла из комнаты. Воспоминания о муже ее всегда как-то будоражили - она оживлялась и словно сбрасывала с себя груз своих лет. Вскоре она вернулась, прижимая к груди письмо.
- Вот оно! - Такако протянула конверт.
На конверте была наклеена иностранная марка. На штемпеле можно было разглядеть дату: 3 июня 1944 года. Плотный конверт был изрядно потрепан - по-видимому, его уже много раз держали в руках, Сэцуко вытащила из конверта листок почтовой бумаги, потертый на сгибах.
Письмо было отправлено из швейцарской больницы, где лежал заболевший дядя.
Сэцуко быстро пробежала глазами письмо:
"Вдали от родины сильнее ощущаешь беду, нависшую над ней. Человек чувствительнее воспринимает реальность, когда находится в отдалении и не вовлечен непосредственно в водоворот событий. Точно так же, как свидетели харакири испытывают больший страх, чем человек, его совершающий. Сейчас я нахожусь в Швейцарии, в больнице, и все время думаю и беспокоюсь о вас. Никогда я так сильно не волновался за вашу судьбу. В газетах чуть не ежедневно сообщают о бомбардировках, которым подвергается Япония. Всякий раз, когда я читаю об этом, меня охватывает страшное беспокойство за Кумико, хотя в такой момент, может быть, и нехорошо думать исключительно о своей семье…
Надо что-то предпринять, чтобы вернуть Японию к мирной жизни. Я с содроганием думаю о том, что, пока лежу здесь, на больничной койке, каждое мгновение сотни, тысячи жизней уходят в небытие. В окно палаты светит яркое веселое солнце. Должно быть, у вас сейчас такого мирного солнца нет и в помине. Вы, наверно, прячетесь в бомбоубежищах и со страхом ожидаете очередного налета американских бомбардировщиков.
Я понимаю, что на тебя, жена, легло тяжкое бремя ответственности за нашу Кумико. Будь же терпелива, и да хранит вас обеих моя любовь.
Молюсь о том, чтобы скорее в Японию пришел мир и ничего не случилось с Кумико".