Кен искал многоквартирный дом на 123-й улице и наконец нашел его. За входом зиял темный лестничный проем. Стена была разукрашена надписями - главным образом непристойными, - сделанными красками, фломастерами, лаком из пульверизатора. Антивоенные лозунги и критические замечания в адрес правительства производили впечатление инородных вкраплений. У подъезда на Кена уставился пустыми глазами курчавый юнец. Рядом с ним стояло несколько малышей со вспученными от постоянного недоедания животами.
Кажется, здесь жил Джонни Хэйворд? - обратился Кен к парню.
Не знаю я, - лениво ответил тот, выплюнув изо рта жвачку.
Ах, не знаешь? А сам ты где живешь? - В голосе Кена зазвучали стальные нотки.
Какая разница, где я живу?
- Я тебя еще раз спрашиваю: где ты живешь? Такого хоть поколоти - из него только пыль пойдет.
Раз полицейский ищет дом, значит, жди неприятностей - здешние парни терпеть не могут, когда полиция интересуется их "берлогами".
Да понял я, чего орешь! Я сюда недавно переехал. Никого еще не знаю. Спроси Марио.
Марио?
Восьмая квартира на первом этаже. Марио - здешнее начальство.
Кен вошел в дом и оказался в потемках. Из какой-то квартиры несся звук включенного телевизора.
Глаза постепенно привыкали к темноте. В подъезде чем-то воняло. С потолка свисал покореженный фонарь без лампочки. Казалось, достаточно топнуть, и он тут же свалится. Кен прошел вперед.
На дверях ни табличек, ни номеров. Коридор завален вынесенным из комнат хламом. Одна дверь приоткрыта, и оттуда из включенного на предельную громкость телевизора ревет джаз.
Кен крикнул в приоткрытую дверь:
- Скажите, пожалуйста, где живет Марио.
За дверью послышалось движение, однако никто не вышел. Кен снова прокричал свою просьбу. На пороге появилась полная женщина средних лет и метнула в Кена подозрительный взгляд.
Что еще надо? Ну, я Марио, а ты кто такой?
Вы Марио? Я, собственно, хотел вас кое о чем спросить…
Кен не ожидал, что имя Марио может носить женщина, и несколько растерялся. Увидев в руках Кена полицейский блокнот, Марио насторожилась.
Да ты из полиции! Чего им гам от меня надо?
Разрешите мне войти.
И Кен, оттеснив плечом Марио, загораживавшую ему дорогу, вошел в комнату. Там стояли кровать, обеденный стол со стульями, холодильник и телевизор.
Чего хотел спросить-то? - Марионе скрывала, что сердита на Кена за бесцеремонное вторжение.
Сначала сделайте-ка что-нибудь с телевизором, а то он так орет, что я вас не слышу.
Все неприятности как раз и происходят в тишине, - заметила Марио, выключая телевизор, и смерила Кена полным враждебности взглядом, словно говоря: "Да что
тебе, в конце концов, от меня нужно?"
Насколько мне известно, здесь жил Джонни Хэйворд…
Да, жил. Он сейчас в отъезде.
Он умер в Японии. У него есть семья?
Джонни умер в Японии?! Это правда? - Марио, кажется, испугалась не на шутку.
Правда. И надо забрать оттуда его останки.
У него был отец, но три месяца назад он погиб - попал под машину. Да если б он и остался в живых, толку бы от него не было.
А никаких других родственников у него нет?
Кажется, нет. Впрочем, я точно не знаю…
Вы в этом доме собираете квартплату?
Ну да. Здесь никто не платит вовремя. Обойти всех - целое дело. Нипочем бы не согласилась, если б меня за это не освободили от платы за жилье.
А чем занимались Джонни и его отец?
Джонни работал где-то водителем грузовика, а старик был просто пьяницей, жил на шее у сына и пропивал его заработки. Идет, бывало, по улице и все стихи какие-то бормочет - видно, из образованных был. Да я с ними, в общем-то, и не зналась.
Но вы же здесь вроде хозяйки?
Мое дело - квартплату собирать.
А давно они тут поселились?
Тут все давно живут, потому что плата низкая. Думаю, лет пятнадцать, как въехали.
А раньше где они жили?
Да я почем знаю? И вообще эти двое не умели к людям относиться по-человечески, ни с кем из соседей не дружили.
Джонни говорил что-нибудь о том, зачем едет в Японию?
Да говорил чего-то, но я не больно-то поняла.
Ну а все же, что именно он говорил?
- Что едет в Японию поглядеть на "кисми".
- Что еще за "кисми"?
- А мне откуда знать? Может, имя или название. В Японии много странных имен.
И больше ничего не сказал?
Ничего. Он был не очень-то любезный, даже не пообещал сувенир привезти. А теперь умер - так уж точно сувенира не получишь. От чего же он все-таки умер?
Его убили.
Убили?! - Марио от удивления забыла закрыть рот.
Мне поручили ответить на запрос японской полиции. Покажите мне квартиру Хэйворда.
- Неужто убили? В Токио? Говорят, страшный город! В Марио внезапно пробудилось живейшее любопытство, и она охотно проводила Кена в жилище Хэйворда.
В окне темной и тесной клетушки виднелась лишь глухая стена соседнего дома. Телевизор, холодильник, кровать, шкаф, два стула, у изголовья кровати столик и полка с несколькими книгами. Открыв холодильник, Кен увидел, что там совершенно пусто. Электричество было отключено. Комната чисто прибрана. Видимо, перед отъездом хозяин навел здесь порядок.
Еще раз взглянув на пустой холодильник, Кен подумал, что Хэйворд отправлялся в путешествие, не собираясь возвращаться назад.
Он вносил квартплату вовремя?
Это уж что да, то да. На него ни разу не пришлось нажимать.
За какой срок он заплатил в последний раз?
По текущий месяц.
Стало быть, еще полмесяца квартира числится за ним. Без разрешения полиции никому сюда не входить!
А когда месяц кончится?
Ничего не предпринимать, пока не получите указаний.
А платить за простой кто будет - полиция, что ли?
Чего заранее беспокоиться? Желающий поселиться в такой помойке не скоро найдется.
Ах ты, бессовестный! Это какая такая помойка?!
Кен вышел на улицу. Формально можно было ограничиться сегодняшним визитом и сообщить в Японию, что ничего узнать не удалось. Кен выполнял это задание по приказу начальства, и занимался он делом Хэйворда без особой охоты.
Где-то за пределами США убит американец-негр. Ну и что? Нью-Йорк и так перенаселен. Кена послали навести справки о Хэйворде главным образом для того, чтобы исполнить "долг вежливости" по отношению к японской полиции. Японцы так горячо взялись за розыски, что американцам, соотечественникам убитого, конечно, неудобно было сказать: "Да плюньте вы, не суетитесь!"
"Вот если б его труп всплыл в Гудзоне или в Ист-Ри-вер, все бы давно объяснили очередным несчастным случаем", - пришла в голову Кену крамольная мысль.
Но закрыть дело Хэйворда пока не удавалось. Стали проверять, что известно о Хэйворде в государственных учреждениях. Обратились в центральное нотариальное бюро, где регистрировались рождения, смерти, браки и разводы жителей Нью-Йорка. Там сообщили, что Хэйворд родился в октябре 1950 года, в Нью-Йорке, на 139-п улице.
Его отец, Уилл Хэйворд, воевал на Тихом океане, в 1949 году был демобилизован и в декабре того же года женился па Терезе Норвуд. На следующий год родился Джонни. В октябре 1958 года Тереза умерла. Никаких других сведений о родственниках Джонни Хэйворда и о нем самом не было.
Нью-йоркская полиция послала в Японию соответствующее сообщение, считая, что тем самым ее долг выполнен до конца, - пусть теперь японская полиция разбирается там у себя.
И Кен Шефтен, и его шеф вскоре забыли о Хэйворде, но через некоторое время из Японии пришел через Интерпол повторный запрос: "Нет никаких нитей, ведущих к убийце. Просим произвести дознание по месту жительства и сообщить письменно или по телефону предположения и факты, связанные с личностью преступника".
До чего же надоели эти японцы! - жаловался Кен приятелям.
Видно, их задело, что у них там убит американец, а они не могут ничего раскопать.
Очень сожалею, но тебе придется еще раз наведаться в дом, где жил Хэйворд. - извиняющимся тоном сказал Кену шеф. 123-я улица была в ведении Кепа.
Вот вы говорите - поискать, нет ли чего интересного. А там ничего не осталось. Кровать-развалюха, стул и пустой холодильник. Да тут при всем желании ни чего не найти.
Пошарь в этом хламе еще разок. Поспрашивай соседей, не заходил ли к Хэйворду кто-нибудь перед его отъездом в Японию, разузнай про его работу, привычки, не был ли он связан с какой-нибудь шайкой…
По существу, все это надо было узнать, еще, когда из Японии пришел первый запрос. Но американские полицейские решили, что раз убийство произошло в Японии, то этим надлежит заниматься японцам, и отнеслись к расследованию с прохладцей. У них хватало дел и без этого.
Кен спова потащился на 123-ю улицу. Однако ничего нового не узнал. Никто к Хэйворду не приходил, Джонни ни с какими подозрительными личностями не встречался.
Сожалея о потраченном впустую времени, он докладывал шефу о своей неудаче, как вдруг вспомнил одну вроде бы незначительную деталь. Когда он в первый раз осматривал жилище Хэйворда, Марио сказала, что перед отъездом Джонни говорил, что едет в Японию поглядеть "кисми", а на вопрос Кена, что это еще за "кисми", она ответила: "Может, японское имя или название". Кен тут же рассказал об этом шефу.
О загадке "кисми" было немедленно сообщено японской полиции.
3
"Кисми"? Хойворд поехал в Японию увидеть "кисми"? Что это: имя или название местности? Японским следователям было над чем поломать голову.
Может быть, фамилия Кисуми, написанная разными иероглифами? Но это довольно редкая фамилия… Что же касается географических названий, ни одно не было так уж похоже на "кисми". Фонетически к нему близки были шесть: Кимиси в префектуре Ямагути, Кисуки в Симанэ, Кисуки в Аити, Кидзури недалеко от Осаки, Кудзуми около Киото и Кудзуми в Тиба. Может быть, среди названий мелких деревень и поселков, не вошедших в японский географический справочник, и было какое-нибудь весьма напоминающее "кисми", но разыскать его - дело и вовсе невозможное. Кроме того, Хойворд, скорее всего, имел в виду нечто вполне известное, может быть, какую-нибудь достопримечательность.
Без особой надежды на успех следовательская группа разослала в полицейские участки вышеназванных шести пунктов циркуляры с просьбой отыскать людей, так или иначе связанных с американцем Джонни Хэйвор-дом.
Разумеется, из всех шести пунктов пришел один и тот же ответ: "Ни лиц, ни фактов, связанных с делом, не обнаружено". Это можно было предвидеть. Натяжкой было само предположение, что "кисми" - географическое название.
Постепенно на первое место выдвинулась гипотеза о том, что "кисми" - имя собственное. Однако, насколько было известно, ни с кем по имени Кисми Хэйворд в Японии не встречался.
Кто-то высказал предположение, что это название фирмы или ресторана, а может быть, бара или чайного домика. Слово "кисми" напоминало название знаменитой фирмы косметики. Но покойный не имел к этой фирме никакого отношения, а ресторанов, баров и чайных домиков с таким названием не было ни в Токио, ни в Осаке, ни в Кобэ, ни в Киото и вообще ни в одном из крупных японских городов. Единственная нить, найденная с помощью Нью-Йорка, вела в никуда.
Позорный след
1
Такэо Оямада в последнее время начал подозревать свою жену Фумиэ в неверности. Он интуитивно чувствовал, что в ее жизни появился другой мужчина. Никаких доказательств у Оямады не было, но его не покидала смутная тревога.
Случалось, когда он говорил с женой, ее ответы чуть запаздывали, словно она была мыслями где-то далеко от него. Когда Оямада окликал ее, она тут же спохватывалась и искусно делала вид, что внимательно его слушает, но Оямада был уверен, что она притворяется. В подобных ситуациях Фумиэ оставалась совершенно спокойной, хотя было бы естественнее, если бы она смущалась. Когда женщину решительно не в чем упрекнуть и она держится вполне уверенно перед мужем, это подозрительно. Это означает, что ей есть что скрывать.
Оямада любил жену. С ней нигде не стыдно показаться, считал он. И в самом деле, когда они шли вместе по улице, мужчины оборачивались и в их глазах светилась откровенная зависть. Такая жена, думал Оямада, даже слишком хороша для него, и он не находил себе места: ему казалось, что все на свете мужчины домогаются Фумиэ. Стоит хоть на минуту ослабить контроль, чудилось ему, и изголодавшиеся самцы немедленно уведут ее от него.
Пару лет назад здоровье Оямады пошатнулось. Врачи сказали, что у него поражены верхушки легких, и предписали двухлетний курс лечения. Он работал в небольшой компании, не страховавшей своих служащих, и через полгода его скромные сбережения кончились.
Чтобы кормить мужа и платить за его лечение, Фумиэ пошла работать. Работу, которая не отнимала бы слишком много времени и при этом хорошо оплачивалась, можно было найти только в ночных увеселительных заведениях.
Фумиэ обратилась по газетному объявлению в скромный бар на Гиндзе и тут же получила место хостессы . Хозяйка бара с одного взгляда оценила достоинства Фумиэ и предложила ей на редкость выгодные условия.
Услышав о баре, Оямада нахмурился, но Фумиэ было обещано в несколько раз больше, чем зарабатывал он, и ему пришлось смириться. Чтобы скорее поправиться, он должен был принимать дорогие лекарства, хорошо питаться. Нужны были деньги. Да и в конце концоз, жена ведь пошла на эту работу именно ради него.
- Теперь быть хостессой - совсем не то что прежде, ничего нехорошего в этом нет. Многие, кому надо быстро заработать, с удовольствием устраиваются в бары: и
девушки-служащие, и студентки, да и замужних тоже много. А я ни на кого, кроме тебя, и смотреть не хочу, так что не тревожься, где бы я ни работала, а лучше поскорей поправляйся, - успокаивала мужа Фумиэ.
Оямада полгода пробыл в санатории, потом выписался. Молодость и крепкий организм сделали свое дело, болезнь отступила, и ему разрешили лечиться дома. По работать он еще не мог. Приходилось жить за счет Фумиэ.
- Ну что тут такого, я же твоя жена! - сердилась Фумиэ, видя, как переживает Оямада. - Когда муж болен, жена должна о нем заботиться, как же иначе?
Не прошло и полугода, как Фумиэ неузнаваемо изменилась. Она была хороша собой от природы, но теперь ее красота словно расцвела.
Оямаде было неприятно, что жена, которая прежде всецело принадлежала ему одному, превратилась теперь как бы в достояние публики. Пусть раньше в Фумиэ не было утонченности, но именно такой она ему и нравилась. Одно дело - своя, домашняя кухня, совсем другое - изысканный ресторан. Конечно, теперь Фумиэ - лакомство для гурманов, но ему-то хотелось наслаждаться тем, что не дано попробовать никому другому, а лакомство каждый может просто купить.
Когда он сказал об этом Фумиэ, она рассмеялась:
- Ну что ты! Я только твоя. Если во мне и появилось что-то новое - это лишь маска для клиентов. Я твоя, и больше ничья.
Однако даже такая, только его, и больше ничья, она теперь вела себя чуть-чуть иначе, будто работая на публику. За каких-пибудь полгода сад, который он возделывал с такой любовью, перешел в руки других садовников, более искусных, более уверенных.
Возможно, для работы на Гиндзе это необходимо. Фумиэ была ведь уже не просто женой Оямады, а "женщиной с Гиндзы", всеобщим достоянием. По именно ото и спасло Оямаде жизнь. Тем, что он поправляется, тем, что они живут не впроголодь, он был обязан жене.
Как ни горько ему, он все вытерпит. Его жена и "женщина с Гиндзы" существовали как бы параллельно. Это был необходимый компромисс, без которого не выбраться из беды.
По влияние Гиндзы проникло и на территорию, которую Оямада считал своей. Агрессия была безжалостной и несомненной. Его скромный сад, его, и больше ничей, постепенно присваивали чужие.
Стиснув зубы, он перенес и это. Пока он не выздоровел, он будет терпеть. А когда понравится, немедленно изгонит захватчика и вернет себе свой сад. И станет выращивать в нем прекрасные, неповторимые цветы, недоступные постороннему глазу.
Оямада чувствовал, что та Фумпэ, к которой он привык, отдаляется и обретает новую индивидуальность. Она постепенно переставала быть его женой и становилась женщиной другого мужчины.
Эти приводившие Оямаду в ужас мысли были не просто фантазиями. Безошибочным чутьем мужа он слышал звуки шагов того, другого мужчины даже в их супружеской спальне.
Он говорил Фумиэ о своих подозрениях. Вначале она лишь смеялась в ответ, потом стала с грустным видом укорять его за то, что он ей не верит.
Звук чужих шагов медленно, но верно усиливался. Жена теперь чуть по-другому красилась, иначе одевалась. Раньше она любила японские духи, говорила, что ей идет их слабый, едва ощутимый запах. Теперь же она пользовалась импортными духами, терпкими, громко заявляющими о себе.
У нее появлялось все больше незнакомых Оямаде вещей: русское янтарное ожерелье, американский браслет "слезы индейца"… Когда Оямада спрашивал, откуда они, она говорила, что это подарки клиентов, но вряд ли обыкновенные посетители бара стали бы делать такие дорогие подарки.
- На Гиндзе клиенты совсем другие, - говорила она, но Оямада подозревал, что и янтарное ожерелье, и американский браслет подарены одним и тем же человеком. Слишком уж хорошо они сочетались между собой по форме и расцветке.
Однако и это не было неопровержимой уликой, а всего лишь поводом для подозрений.
Каковы бы ни были подозрения, без доказательств он сделать ничего не сможет. Сейчас он беспомощный иждивенец собственной жены. Но даже иждивенец может вернуть себе жену, если она украдена. На твою территорию вторглись - нужно сражаться, нужно дать отпор.
Но когда Оямада, собрав подорванные болезнью силы, начал сражение, жена неожиданно пропала без вести.
2
В ту ночь она не пришла домой. Оямада воспринял это как вызов. Противник накопил достаточно сил и объявил войну. Маска была сброшена, открылось лицо, и лицо это было враждебным.
Ожидая возвращения жены, Оямада не спал вето ночь и встретил утро совершенно уничтоженным. Крах его семейной жизни был безжалостно очевиден.
А его соперник сейчас, несомненно, торжествовал победу. Нетрудно было представить, как он ласкает наконец-то уведенную от мужа чужую жену, полную неги после ночи любви и сладкого сна. и упивается сознанием своего триумфа.
Оямада был в отчаянии. Его мучили стыд и горе. Но он не хотел сдаваться, надеясь, что Фумиэ еще удастся вернуть. Могло ведь случиться - хотя это было бы слишком хорошо, - что она не ночевала дома по какой-то другой причине: например, допоздна работала, устала и
решила переночевать у кого-нибудь из подруг, а чтобы не стать предметом насмешек, не решилась позвонить домой.