Через два дня он ушел, благополучно перевалил через щитовой железный забор, неровным кольцом вставший вокруг рынка, побежал домой, погромыхивая браслетами, одолел на одном дыхании три квартала, удивляясь тому, что здесь, в городе, даже воздух и тот иной, чем на рынке, радуясь свободе, тому, что не надо будет "чужому дяде" собирать деньги, все денежки он теперь станет брать себе, пронесся еще два квартала и остановился неожиданно вспомнил, как его била мать.
Ромка насупился, губы у него задрожали, загорелое, дочерна пропеченное личико сделалось старческим, но в следующий миг он одолел себя и двинулся дальше.
Дверь в квартиру оказалась открыта - значит, мать была дома. Ромка, стараясь не производить ни одного звука - главное, чтобы браслеты не забренчали, - вошел, поморщился от гадкого застойного духа, пропитавшего стены - даже в подвале такого духа не было, они там с Витьком каждое утро мылись, часто принимали душ (имелось в подвале и такое место), - заглянул вначале на кухню, потом в комнату.
Мать лежала на старой железной кровати, запрокинув голову и сложив руки на груди крестом, будто мертвая. Ромка вначале и подумал, что она мертвая, но мать шевельнулась, трубно вздохнула, побулькала чем-то в горле и опять затихла.
Губы Ромки задергались. Не от жалости к матери, не от радости, что он ее увидел, - от злости. Он подумал, что неплохо бы найти в квартире осколок разбитой бутылки и всадить ей в горло поглубже. Он поискал глазами по полу - не найдется ли где такого, но осколка подходящего не нашлось, и Ромкина злость угасла.
Он понял, что дома ему делать нечего, да и нет у него дома - мать, как проснется, снова выпорет его, а потом привяжет проволокой к ножке стола либо просто-напросто пришибет табуреткой.
Рот у него задергался сильнее. Мать вновь трубно вздохнула, зашевелилась, Ромка еще раз поискал глазами бутылочный осколок, - раньше их было много, а сейчас нет, видать, мать в кои-то веки убралась, разочарованно вздохнул и ушел.
Рот у него продолжал обиженно дергаться, в животе возникло тупое, тяжелое жжение, будто вместо хлеба он съел кусок глины, на глаза наполз влажный туман.
Он тихо, едва волоча ноги, побрел на рынок, к Витьку Кононову, который, наверное, уже обыскался его. Ромка понял, что другого места, где бы он мог приткнуться, нету - только Витьков подвал.
Впереди осень, впереди зима - суровое время, которое надо будет одолеть, чтобы остаться в живых, а потом вновь встретить весну и лето… Без Витька, хозяина и рабовладельца, ему не выжить. Ежу понятно.
Замужем за крутым парнем
В Тульской области есть небольшой промышленный город Ефремов. Стоит он на реке с романтичным названием Красивая Меча и известен своим комбинатом, выпускающим искусственный каучук, а также еще кое-что по химической части; каждый второй житель города работает именно на этом комбинате.
Жила в Ефремове том девушка с толстовской фамилией Нехлюдова. Людочка Нехлюдова. Девушка она была видная, с длинными ногами и томным взглядом, сводившим с ума молодых офицеров из местной воинской части. Еще в школе на нее "положил глаз", как было принято тогда говорить, Колька Панков. Одно время он даже преследовал ее, но из этого ничего путного не вышло, поскольку мать Панкова работала аппаратчицей в цехе, которым руководил Людочкин отец. Людочкин отец топнул ногой на свою подчиненную, и Панкова-мама выдала своему отпрыску по первое число - тот не только на Людочку перестал смотреть, на всех девчонок перестал. Но, как оказалось, это было временное.
В городе Ефремове Колька Панков, когда подрос, стал считаться крутым парнем, а когда неожиданно скончался его отец - вместе с отцом исчезли всякие сдерживающие рамки, Колька Панков и вовсе покрутел. И кличкой обзавелся - Ясновельможный Пан. Отказа среди девчонок ему не было, но он теперь вновь начал вспоминать Людочку Нехлюдову, и в один прекрасный момент опять подкатился к ней. "Колбаской по Малой Спасской".
- Выходи за меня замуж, - предложил он вполне серьезно, - не пожалеешь!
Людочка смерила взглядом своего бывшего школьного ухажера-приставалу, отчеканила металлическим голосом:
- Ник-когда!
Колька дернулся, будто от удара, и сжал губы, под скулами у него вспухли два крупных желвака, в глазах полыхнуло что-то сатанинское, лихое. Людочке неожиданно сделалось жаль его, и она сказала:
- Вот когда станешь крутым не по ефремовским меркам, а по московским, тогда и разговор с тобою будет. - Снова смерила его взглядом с головы до ног и отвернулась.
В ту же секунду Колька Панков исчез с ее глаз. А вскоре исчез и из города.
Появился Ясновельможный Пан в Ефремове через восемь месяцев. За рулем новенького "мерседеса" с экономичным дизельным движком, что сразу же было оценено местными знатоками автомобильной техники; одетый с иголочки, одежда его была украшена фирменными этикетками от "папы Версаче" - эти лейблы были пришпилены даже к заднице; с подарками. Матери он привез модное кожаное пальто до пят, которым хорошо в осеннюю пору подметать ефремовские тротуары - ни одного палого листа не останется, Людочке - роскошное платье, сшитое из черных блесток, и серьги с бриллиантами. Людочка зарделась: не ожидала таких подарков. Шутка ли - серьги с бриллиантами и платье от самого Лорана! Правда, кто такой Ив Сен-Лоран, она не знала, но имя звучало красиво, и она понимала - это шик! Это то самое, что надо! Она улыбнулась Кольке Панкову первый раз в жизни ободряюще, едва ли не призывно, а когда увидела его "мерседес", улыбнулась еще шире: Колька Панков начал ей нравиться.
Вскоре Колька снова исчез. В следующий приезд, через три месяца, он преподнес Людочке пальто из тонкой, нежной, схожей с шелком высшего качества замши и внушительный перстень - также, как и серьги, с бриллиантами.
С этого момента о Людочке Нехлюдовой заговорили как о невесте московского бандита Кольки Панкова - очень крутого, настоящего мафиози, хотя кто такие мафиози, в Ефремове ни один человек не знал. Как ни странно, Людочке такие разговоры нравились. Она ходила по Ефремову с гордо поднятой головой, подобострастные шепотки, как и вообще шепотки, воспринимала как должное и в конце концов пришла к выводу, что была не права, отвергнув когда-то Колькины ухаживания. Но жизнь, как говорится, на то и жизнь, чтобы вносить поправки, она все расставляет по своим местам.
В третий раз Колька приехал в Ефремов со свадебным платьем. Длинное, белое, с воздушным шлейфом, расшитое жемчугом, оно Людочке так понравилось, что у нее едва не зашлось сердце. Ей показалось, что она счастлива. Как никогда. На этот раз она уже ждала приезда своего Кольки - "своего". Она уже звала его так.
…Нарядил ее Ясновельможный Пан в платье с белой фатой, на палец невесте натянул тяжелый золотой перстень с бриллиантом, на другой обручальное кольцо, в уши воткнул сережки и увез счастливо хохочущую Людочку в первопрестольную. Все девчонки города Ефремова завидовали ей. Вполне возможно, кто-то из них из зависти пустил вдогонку заклятье, и оно догнало проворный "мерседес", прилепилось к бамперу, оттуда перепрыгнуло на Людочку.
Квартира, которую занимал Колька, располагалась в самом центре Москвы на тихой улице Медведева, по которой автомобили проезжали не более двух раз в день, в нескольких минутах ходьбы от метро "Маяковская". Дома на этой улице стояли добротные, внушающие уважение, в большинстве своем - старые, в конце улицы находилось знаменитое кафе под названием "Синяя птица". Квартирка у Кольки была, конечно, закачаешься. Людочка быстро обежала комнаты, вернулась к мужу:
- Твоя собственная?
Тот заколебался, говорить правду или нет, в конце концов решил сказать правду:
- Не моя, но в будущем планирую приобрести такую же.
Людочка не заметила Колькиных колебаний, восхищенно открыла рот, и у нее само по себе вырвалось восторженно-округлое:
- О!
- В принципе у меня были деньги на квартиру, я их накопил, но пришлось отдать за прописку. Всю сумму, целиком. Прописка в Москве такая же дорогая, как и жилье. Может, даже еще дороже. Зато сейчас с этим делом не будет никаких проблем.
- О! - вновь восторженно округлила рот Людочка.
- Прописка в Москве - это больше, чем прописка, - важно произнес Колька и потащил Людочку в спальню.
Хоть и настроилась Людочка на романтически-возвышенную жизнь, на светские рауты и тесное, накоротке, общение с телевизионными звездами, но не тут-то было. Жизнь с Колькой в роскошной московской квартире оказалась иной. Днем Колька отпускал ее на улицу, в магазины, совал деньги - чаще всего доллары - и велел купить продукты по списку, отсебятины, как выяснилось, он не терпел, тщательно рисовал на бумажке каракулями свой перечень, отчитываться требовал за каждый доллар, вечером же запирал жену на замок в квартире и уезжал. Иногда его не было всю ночь, до утра. Где он бывал, что делал - знать Людочке было не положено. На все ее вопросы он отвечал однозначно:
- Меньше знаешь - лучше спишь.
Однажды, когда он был не в духе, а расспросы Людочкины ему здорово надоели, он так рявкнул на жену, что та, бедная, с испугу спешно помчалась в туалет, из судорожно распахнутого рта у нее вылетело привычно округлившееся:
- О!
Колька замахнулся на нее вдогонку, как на обычную подъездную девку, но бить не стал, сдержался, опустил руку. Но на всякий случай предупредил:
- Больше никогда ни о чем меня не спрашивай!
Вот какой жизнью зажила Людочка Нехлюдова. Никакого тебе светского общения, никаких презентаций с модными демонстрациями, никакого тебе общения с киноактерами и известными телевизионными ведущими. Людочке сделалось тоскливо, так тоскливо, что она по ночам, оставаясь одна, зажимала зубами подушку и выла, словно обиженная хозяином собака…
А жизнь шла, и была она веселая, не то что в городе Ефремове, у Людочки глаза были на месте, видела она хорошо - она наблюдала за этой жизнью по телевизору. И рекламные ролики видела, и репортажи из бизнес- и пресс-клубов, и церемонии вручения разных "Ник", "Тэфи", "Букеров", "Золотых масок" и прочее, - все, к чему она так стремилась, текло мимо нее. Ей хотелось пойти в казино, в театр "Геликон-опера" и гостиницу "Редиссон-Славянская", на вечернее представление в Дом моды, сопровождающееся продажей сногсшибательных туалетов, а вместо этого она одна сидела в квартире и полузадушенно выла.
Жизни, похоже, не получалось.
Однажды она увидела в ящике Колькиного стола пистолет и гранату и испугалась, хотя пугаться не должна была бы - она ведь еще в Ефремове знала, чем занимается Ясновельможный Пан. Правда, однажды он бросил ей:
- Насобираю деньги на квартиру и завяжу со своей братвой. Навсегда завяжу.
- Кем же ты тогда будешь? - наивно поинтересовалась Людочка.
- Генеральным директором фирмы либо поступлю еще круче - организую собственную контору, займу там президентское кресло.
И то правда - президентов этих, гендиров и председателей советов директоров ныне развелось как собак нерезаных, - чем Колька хуже их?
Он взял взаймы деньги, большую сумму, собрался их прокрутить в банке, входящем в состав группировки, в которой Колька "служил", к вырученным процентам кое-что добавить из скопленного и переехать в собственную квартиру, но не тут-то было: над Россией грозным шквалом промчался августовский кризис и все Колькины денежки разом превратились в труху. И свои собственные денежки, и те, что он взял взаймы. Колька почернел от горя, стал раздражителен, дважды Людочку избил.
Дело настолько было худо, что ему пришлось продать "мерседес". Вместо него он купил старую, с дырявыми от ржави крыльями "копейку" - "Жигули" давней, еще первой модели. Машина хоть и была старая, но сборки считалась итальянской, мотор у нее работал превосходно. Людочка же брезгливо сморщила нос: слишком уж убогой показалась ей "копейка" после роскошного "мерседеса", да и не для того она выходила замуж за Кольку, чтобы ездить на дырявом тарантасе. А Колька был и "копейке" рад.
Как-то вечером он примчался домой запыхавшийся, с белыми глазами и трясущейся нижней челюстью, голос Колькин был незнакомым, булькающим, словно в живот ему вставили столовый ножик.
- Собирайся быстрее! Не телись! Все, что можно, кидай быстрее в чемодан - срочно смываемся!
- Что такое? - Людочка демонстративно огладила рукою свой живот, ей казалось, что она беременна, и Людочка старалась лишний раз подчеркнуть это.
- Собирайся! - На губах у Кольки появилась бешеная слюна. - Если мы с тобой задержимся на пять минут, нас уберут. И меня, и тебя, такую красивую, за компанию.
- К-как уберут? - Людочкин голос задрожал.
- А вот так! Была девушка и не стало ее! - Колька секанул себя пальцем по шее. - Отвалят нам двоим головы, а безголовые трупы сбросят в Истринское водохранилище. Рыбам на корм.
От этих слов у Людочки не только голос задрожал, задрожали руки и коленки, она засуетилась, сгребая все, что попадалось под руку, в два безразмерных, резиново растягивающихся чемодана.
- Ах… ах… ах… - стонала она подбито, разом перестав соображать, а Колька, белый, трясущийся, с вывернутыми наизнанку глазами, подгонял ее:
- Быстрее, быстрее! - и все выглядывал в окно, за штору.
Они успели и уехали в Ефремов уже в ночи, оглядываясь и заметая за собой следы, будто увозили награбленное. Впрочем, хорошо было, что ночью и что тайком: Людочке очень не хотелось, чтобы соседи видели, на какой машине она вернулась в родной город. Уезжала на "мерседесе" настоящем, вернулась на "мерседесе" цыганском, из тех, что в большом количестве валяются на городских помойках.
Остановились у Людочкиной матери - у своей Колька побоялся появляться: а вдруг нежданные гости туда нагрянут?
Утром Людочка хотела выйти в город повидаться с подружками, но Колька зашипел на нее, как Змей Горыныч:
- К-куда? Вздумаешь нос за дверь высунуть - отрежу его вместе с головой!
Оскорбленная Людочка скрылась в детской комнате. Потом, отойдя от обиды, начала аккуратно выспрашивать Кольку: чем же она провинилась? Почему он на нее так гавкает? И еще - угрожает…
Колька на этот раз остыл так же быстро, как и закипел - редкий случай, обычно он остывал долго. Людочка не поняла, в чем причина, хотя разгадка этого была проста - Колька теперь зависел от Людочки, от того, как она себя поведет. В конце концов он рассказал Людочке, в чем дело:
- Кредит вернуть мне, как ты сама понимаешь, не удалось. Теперь на меня оформили заказ.
- Кто оформил? Какой заказ? - Людочка невольно повысила голос.
Колька помялся, задумчиво пожевал губами:
- Помнишь человека, который как-то остановил нас? Ты еще обратила на него внимание…
Того человека она помнила. Было воскресенье, и они поехали с Колькой в Выхино, на тамошние водные просторы. Искупаться, отдохнуть. Неожиданно перед носом у них возник серебристый джип со знакомой "мерседесовской" звездой на задней части кузова - самый крутой из всех джипов, которые были ведомы Людочке, - тормознул резко. Колька едва не врезался в него. Хорошо, он сам сидел за рулем "мерседеса", если бы это была "копейка", от нее осталась бы мятая жестяная груда да оторванные, откатившиеся в разные стороны колеса. Колька выругался и побледнел.
Из джипа неспешно вылез коротко остриженный рыжий человек в темных очках и с широко расползшейся красной склеротической паутинкой на щеках. Был одет он в дорогой джинсовый костюм. Что такое дорогая "джинса" и что такое "джинса" дешевая, Людочка уже знала хорошо и могла отличить одно от другого с закрытыми глазами. Громко хлопнув дверцей джипа, рыжий таракан подошел к Колькиному "мерседесу", приподнял темные очки и заглянул внутрь. Увидев Людочку, улыбнулся. Лучше бы он не улыбался - Людочке сделалось страшно от этой улыбки.
- Девочка, оставь нас с Вонючкой вдвоем, - приказал он. - Нам побалакать надо. Тебе наш разговор будет скучен. - И снова улыбнулся.
Людочка опасливо передернула плечами - впервые слышала, чтобы Кольку звали Вонючкой, страх свой преодолеть не смогла и, отвернувшись, молча потянула на себя твердую, обшитую кожей скобку, открывая дверь. Ей было не только страшно, но и обидно: какой-то рыжий пряник вмешивается в их планы, рушит воскресный отдых. А они с Колькой везли с собою на берег реки две бутылки шампанского в холодильной сумке… И главное - этот тип называет Кольку Вонючкой. Это что же выходит, у Кольки - новая кличка? Он больше не Ясновельможный Пан?
Рыжий таракан выговаривал Кольке минут двадцать, потом сел в свой роскошный джип и освободил дорогу. Следом за серебристым джипом помчался еще один джип, в котором находились четыре парня со стрижеными затылками и бицепсами, тугими буграми проступающими сквозь кожу курток. Ни Колька, ни Людочка не обратили внимание, что джип этот очень умело, профессионально страховал рыжего таракана, и если бы Колька вздумал удрать, он бы легко перекрыл Колькиному "мерседесу" выезд.
Людочка потом каждый раз зябко передергивала плечами, вспоминая неприятного рыжего человека…
И вот этот человек, похоже, возник вновь.
- Он тебя запомнил в лицо, - шепотом произнес Колька, - у него глаз, как фотоаппарат: один раз ему достаточно посмотреть, чтобы потом помнить всю жизнь. Это страшный человек. Тебе от него не уйти, - Колька часто и устало задышал, - и мне не уйти. Поэтому пока никуда не выходи из дома.
Людочка застонала, вновь кинулась в свою комнату, памятную еще по далекому детству, выплакалась в подушку и вышла к мужу спокойная, с пустотой внутри: поняла, что с Колькой ей плохо жить, но без Кольки будет еще хуже. Во всяком случае, пока ситуация не рассосется, держаться надо Кольки. А там будет видно.
Колька часа полтора втолковывал теще: пожалуйста, никому ни слова, ни даже полсловечка про то, что они с Людкой приехали - ни единому человеку. Ни по телефону, ни в личной беседе. Ни соседкам-кумушкам, ни родственникам своим, ни главе городской администрации.
Теща делала большие глаза и понимающе кивала мелкозавитой крашеной головой: к старости она не только начала играть в аристократку, выискивая в себе графские корни, но и стала молодиться.
- Все понятно, маман? - спросил Колька и вздохнул облегченно: наконец-то ему удалось вразумить не только жену свою дуреху, но и тещу. Через три дня раздался телефонный звонок. Теща подняла трубку и пропела в нее томно, расслабленным меццо-сопрано:
- Ал-ло-о-о!
Очень вежливый, очень аристократический голос, которому никак нельзя было отказать, попросил подозвать к телефону Николая Ильича Панкова - вот так, очень достойно и важно, по имени-отчеству, - теща, разом забыв о Колькиных предупреждениях, пропела на всю квартиру:
- Коля, тебя к телефону!
Колька побелел и смачно захлопал ртом, будто туда налили кипятка. Замахал на тещу рукой:
- Повесь трубку! Повесь трубку, дура!
Теща сделала непонимающее лицо:
- А что такое? Напрасно! Может, это тебе с работы звонят, Николай! Такой интеллигентный голос… - И лишь потом повесила трубку.
Колька спешно засобирался - надо было выгонять "копейку" и мчаться отсюда куда глаза глядят, но не успел - выглянул за штору и невольно присел на корточки: во дворе дома, прямо под тещиными окнами, стояли два джипа, окруженные компанией людей с бритыми затылками и накачанными литыми фигурами. Руководил ими веселый рыжий демон в темных очках. Колька понял, что прорваться ему не дадут. Он заплакал.