"Из заграничных поездок капитан возит вещи для перепродажи. Это же делают Трусов, Глуховский и Зуев. О моральном облике Бильбасова говорит хотя бы один такой факт - он дважды был женат. Привлекался к уголовной ответственности, но скрыл это от руководителей пароходства. Пассажирский помощник, близкий друг капитана, вместе с ним пьет, имеет обыкновение во время рейсов заводить знакомства с женщинами. Груб с обслуживающим персоналом..."
- О, господи помилуй! - вздохнул Корнилов. - Чего только не бывает на белом свете. Со стороны кажется: капитан дальнего плавания обязательно красивый и подтянутый - воплощение корректности, высоких понятий о чести, а тут...
"Ну да ладно, мы свое дело сделаем, а разбираться со всей этой бытовщиной придется прокуратуре, - подумал он с некоторым даже облегчением. - И разбираться не один месяц. А как же очередные рейсы? С такими обвинениями в дальнее плавание не пошлют!" И снова сделал пометку на листе бумаги.
Игорь Васильевич никогда не писал в блокнотах. Брал лист хорошей белой бумаги, складывал его пополам и записывал все необходимое своим не слишком крупным и не слишком разборчивым почерком. На листке бумаги получалось нагляднее, можно было все вопросы охватить разом, единым взглядом. Сопоставить их, сравнить. А в записной книжке, казалось ему, все дробилось, расплывалось по страницам. К тому же на каждое дело не будешь заводить записную книжку, а путать одно с другим Корнилов не любил. Так и хранились у него в сейфе пачки сложенных пополам листков бумаги. Каждый листок - дело. "Доживу до пенсии, - шутил подполковник, - начну по этим листкам писать мемуары".
Он опять подумал о заявлении покойного старпома и поморщился: "Хорошо все-таки, что я работаю в уголовном розыске, а не занимаюсь разбором жалоб и служебных проступков!"
Корнилов всегда считал, что копаться в мелких и гнусных делишках людей посложнее, чем работать с откровенными преступниками.
"Никогда не знаешь до конца, с кем имеешь дело, - думал Корнилов. - Но "клиентов"-то поставляют нам они. Колеблющиеся".
Он вызвал Варвару, секретаря отдела. Спросил:
- У тебя, Варюха, как с гражданским правом?
Варвара училась на юрфаке. На вечернем отделении.
- Зачетку показать? - улыбнулась она.
- Мы, Варюха, строим свои отношения с сотрудниками на доверии. Следовало бы давно усвоить.
- По гражданскому праву у меня трешник. На последней сессии схватила, - вздохнула Варя.
- Н-да-а, - огорчился Корнилов. - А я-то хотел с тобой проконсультироваться. Ну да ладно, обойдусь.
Варвара, иронически поджав губы, смотрела на подполковника. Но глаза у нее улыбались.
- Да, а морское право изучают нынче в университете? - поинтересовался он.
- Изучают. Факультатив. У меня пятерка!
- Ух ты! Поздравляю. А кто у вас главный специалист?
- Профессор Малинин.
- Ну ладно, Варя. Ты меня еще проконсультируешь по гражданскому праву. Когда пятерку будешь иметь. А сейчас предупреди Бугаева и Лебедева, чтобы зашли ко мне через полчаса. В шестнадцать ноль-ноль.
Варвара была уже в дверях, когда он спросил ее:
- А с криминалистикой как у тебя?
- Пятерка!
- Смотри! Чтобы здесь было все в порядке. Закончишь университет, зачислим в отдел. Не морским же правом тебе заниматься.
- А почему бы и нет? - спросила Варвара с вызовом. - Вы меня здесь опять чай заставите на совещаниях готовить.
Корнилов погрозил ей пальцем.
"Жаль, что Белянчикова нет, - подумал он, когда за Варварой закрылась дверь. - Его бы к этому делу подключить!"
Юрий Евгеньевич уже неделю как загорал и купался в Прибалтике. Только что получил наконец майора, Успели перед отпуском отметить.
Белянчиков был колючим и трудным человеком, иногда чересчур упрямым, но споры с ним, как ни странно, помогали подполковнику или укрепляться в собственном мнении, или быстро находить свою ошибку. К тому же Юрий Евгеньевич был до предела собран. Они с Корниловым были совершенно разные. Некоторые черты характера Юрия Евгеньевича даже раздражали подполковника, но с годами он научился не обращать на них внимания. Относился как к неизбежному злу. Главное, что человеком Белянчиков был надежным. Надежным во всех отношениях...
В оставшееся до совещания время Игорь Васильевич наметил первоочередные дела. На листке появились новые записи:
"Куда ехал Горин? Узнать дома, у соседей".
"Съездить на место катастрофы".
"Это я, пожалуй, сделаю сам, - решил Корнилов, У него было твердое правило - место происшествия он должен был знать досконально. - Может быть, там поблизости есть дома? Похожу, людей порасспрошу. И на Карельском перешейке я давно не был. Там сейчас красота! А не лукавите ли вы, товарищ подполковник? Может, потому и решили сами съездить, что озона глотнуть захотелось? - Но тут же он успокоил себя: - Нет, не лукавлю. Дело есть дело".
"Познакомиться с характеристиками всех, кого обвинил старпом в своем письме. Выяснить все, что знают о них в пароходстве.
Выяснить, где был в тот вечер каждый, о ком говорится в письме".
Игорь Васильевич задумался. Ну что ж, ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а надо определить круг причастных к этому делу лиц. И те, кого обвинил Горин, - первые в этом круге.
Ровно в шестнадцать часов пришли Бугаев и Лебедев. Уселись поудобнее. Бугаев, как всегда, придвинул к себе стопку чистой бумаги, начал рисовать смешные угловатые рожи. Лебедев сидел настороженно, словно ожидал, что его будут за что-нибудь ругать.
- Семен, как продвинулось дело с квартирными кражами? - спросил подполковник.
- Продвинулось очень далеко, Игорь Васильевич, - с наигранной бодростью ответил капитан.
- Вот как? Чего же мне не докладываете? Вместе бы порадовались. Насколько я помню, в конце прошлой недели на Заневском проспекте обворовали две квартиры.
- Сегодня утром еще две кражи. Но уже в Гатчине. Почерк тот же. - Бугаев с ожесточением принялся зачеркивать только что нарисованную рожицу. Корнилов вздохнул.
- Вы соседей запрашивали? Нет у них похожих краж? - Квартирные кражи уже неделю не давали подполковнику покоя.
Бугаев кивнул.
- Запрашивал. Там тихо.
- А нам тут еще одно дело подбросили. Прокуратура ведет. Подозрение на убийство...
Игорь Васильевич подробно пересказал сотрудникам все, что узнал у Кондрашова о гибели старпома. Дал почитать дело и заявление Горина.
- Ну и шуточки! Лихим надо быть человеком, чтобы на такое решиться! - покачал головой Бугаев. - Это знаете ли... Я бы сказал, некоторое безрассудство.
- А ты, Саша, почему молчишь? - обратился Корнилов к Лебедеву. Он всегда очень внимательно следил за первой реакцией своих помощников на события.
Лебедев пожал плечами. Он был неразговорчив. Производил даже впечатление тугодума и увальня, но в деле был скор и очень приметлив. Мельком увидев фотографию человека, он узнавал его даже через несколько лет, в толпе.
- Ну, роди чего-нибудь.
- Родить-то нечего. Какое-то несуразное дело, - выдавил наконец Лебедев, и Корнилов обрадовался тому, какое точное слово нашел инспектор. Он был не согласен со следователем, который назвал дело неприятным. Приятных дел ни в прокуратуре, ни в угрозыске не бывает.
- Несуразное, несуразное! - повторил он. - Ты в самую точку попал. И тем не менее нам им придется заняться.
- Если люди не причастны к катастрофе - это легко проверяется, - сказал Лебедев. Ободренный похвалой Корнилова, он вдруг разговорился: - Проверяем, кто где находился в это время, выясняем алиби каждого...
- И делаем вывод, что никакого убийства не было, несчастный случай? - ехидно спросил Бугаев.
- Ну знаешь, не проверять же алиби их родственников и друзей!
- Но можно сделать и другое предположение, - задумчиво сказал Корнилов. - Кто-то из экипажа испугался, что начнется большая проверка и вскроются его неблаговидные дела, о которых Горин знал, но почему-то не написал...
- В этом что-то есть! - пробормотал Бугаев, и Лебедев кивнул головой, соглашаясь.
- Идти будем с разных концов, - Корнилов пододвинул к себе листок с записями, - Лебедев поедет а пароходство. Ты, Семен, выяснишь все о капитане...
Отпустив сотрудников, Корнилов пригласил секретаря, поручил запросить сводку погоды за третье июля а районе Репина и Зеленогорска.
"Одно дело разговоры про дождь, другое - точная справка, - решил он, - Если сегодня будет похожая погода, сгоняю на сорок девятый километр. Посмотрю, как там все выглядит в сумерках".
Корнилов взглянул на календарь. Белые ночи-то идут на убыль! Сегодня пятое... Старпом разбился третьего. На сколько же день убавился? По календарю выходило, что на восемь минут, "Поеду пораньше, - подумал подполковник. - А может быть, взять с собой Олю? Совместить приятное с полезным. Она ведь тоже на Карельском давно не была".
Корнилов обрадовался возможности съездить с женой, но тут же и отверг идею. Ему нужно быть внимательным, собранным. Люди в таких случаях мешали ему, отвлекали. Не только разговорами, репликами. Даже просто своим присутствием.
Однако без помощи одного человека Корнилов обойтись не мог. Он позвонил начальнику ГАИ полковнику Седикову и попросил разыскать автоинспектора, который первым прибыл на место катастрофы. Седиков уже знал, что аварией на Приморском шоссе занялся угрозыск.
- Пусть инспектор подъедет на сорок девятый, - сказал Игорь Васильевич Седикову, - Но не сейчас, а к двадцати трем.
- Чего-то ты на ночь глядя собрался? - удивился полковник.
- На белую ночь глядя! - засмеялся Корнилов. - Хочу побывать на месте. Понюхать, чем морской воздух пахнет.
- Мазутом нынче пахнет, Игорь Васильевич, - ответил Седиков. - А вообще-то вы, сыщики, неглупый народ, - сказал он с уважением, - Зря ничего не делаете. Может, и мне подъехать?
- Отдыхай, товарищ начальник. Набирайся сил для борьбы за звание города самых дисциплинированных водителей!
- Чтоб тебе!.. - Седиков беззлобно выругался и повесил трубку.
Варвара принесла метеосводку. Третьего июля в Зеленогорске от двадцати одного тридцати до двадцати двух пятидесяти - проливной дождь, гроза. Температура воздуха двадцать один, температура воды девятнадцать, влажность девяносто один процент...
- Ну а после дождя-то что? - прочитав сводку, спросил Корнилов. - Облачно? Ясно?
Варя пожала плечами.
- Больше у них ничего нет.
- Ну ладно! - он махнул рукой. - Я вот к Васе Алабину хочу заехать. У нас в буфете апельсинчиков или яблок нет?
- Какие сейчас апельсины? - засмеялась Варя. - А в яблоках давно никаких витаминов нет. Да и не любит их Алабин. Уж если что покупать - надо на рынок за черешней ехать.
Корнилову сразу вспомнился разговор с матерью за обедом.
- А ты откуда знаешь, что Алабин любит? - спросил подполковник и внимательно посмотрел на Варю.
- Знаю. Зато вы, Игорь Васильевич, хоть и заместитель начальника угрозыска, а многого не знаете.
- Ну-ну-ну! - искренне удивился Корнилов. - Я, кажется, опять узнаю новости последним!
Он и правда обо всех управленческих обыденных новостях узнавал в последнюю очередь. Так уж получалось, что сотрудники, даже те, с которыми он проработал долгие годы, стеснялись рассказывать ему о том, у кого и что происходило дома. О предстоящей свадьбе или о рождении ребенка он узнавал только тогда, когда Варвара, заходя с деловым видом к нему в кабинет, сообщала: "Игорь Васильевич, у капитана Бугаева сын родился. Мы тут собираем по трешке..."
- Значит, ты на Василии остановилась?
Варвара покраснела:
- Игорь Васильевич!
- Ну это, знаешь, еще как начальство посмотрит! - продолжал Корнилов, не обращая внимания на ее смущение. - Алабин парень хоть куда, жених завидный, а тебе еще надо над собой работать. У тебя характерец... Даже мне грубишь.
- Игорь Васильевич! - снова с укором сказала Варвара.
- Рынок Некрасовский открыт? - спросил он.
- Да.
- Ну, слава богу. Он тут недалеко. А то небось служебную машину попросила бы, а я не дам. - Он достал десятку. - Купи ему черешни. Побольше.
- Обойдется двумя килограммами, - сказала Варя. - Завтра я еще принесу. Значит, машину не дадите?
Корнилов развел руками.
4
Василий Алабин, бывший сотрудник Управления уголовного розыска, проработал вместе с Корниловым недолго. Молодой, способный, он был назначен заместителем начальника угрозыска Василеостровского района, и, участвуя в прошлом году вместе с подполковником в задержании опасного преступника, был тяжело ранен. Больше месяца он лежал в реанимации, трижды его оперировали, и выжил он чудом. Поправлялся Василий медленно, и все уже считали, что вернуться на работу он не сможет, так и останется пенсионером. Но после двух месяцев, проведенных в Кисловодске, Алабин ожил.
Вечером, уезжая из управления к старшему лейтенанту, Корнилов поинтересовался, не возвратились ли Бугаев и Лебедев. Обоих еще не было.
Алабин сидел дома, разыгрывал партию Карпов - Портиш. Он выглядел уже не таким дистрофиком, как в первые дни после выхода из больницы, но цвет лица у него был землистый. Приходу подполковника Василий обрадовался, засуетился, порываясь приготовить ужин, но Корнилов его остановил:
- Вася, ты же знаешь, что меня жена все равно заставит дома ужин есть, голоден я или сыт. Так что давай по кофейку... - Он пошел следом за Алабиным на кухню, положил пакет с черешней на стол. - Это тебе секретариат прислал.
- Чегой-то она? - удивился Василий. - Я еще вчерашнюю не съел.
- Ты, Вася, поднажми. Завтра она новую принесет. - Корнилов еще раз посетовал на свою невнимательность. Алабин даже не удивился, когда он передал ему черешню от имени Вари. Небось все в управлении знают, что скоро свадьба, и Алабин считает, что начальство тоже в курсе.
- У твоей Варвары, - пустил подполковник еще один пробный шар, - видать, своя теория, что лечить надо с помощью черешни.
- А чего меня лечить? - улыбнулся Алабин, выключая кофеварку. - Мне врачи уже сказали: через месяц комиссия - и шагай на службу.
- Поздравляю. Пора уже. А то ты чего-то толстеть начал.
Они сели пить кофе. Алабин вынул из холодильника половину торта.
"Небось тоже Варвара принесла, - подумал Корнилов, - или, наоборот, он ее тортами кормит".
Вася опять за чем-то полез в холодильник, пошарил там и, ничего не достав, захлопнул. Вид у него был немножко смущенный.
- Не переживай, Василий, - усмехнулся Игорь Васильевич. - Тебе, наверное, врачи еще не разрешили, а с кофе я только коньяк пью.
- Да у меня коньяка-то как раз и нет, - слегка порозовев, сказал тот. - А водку... К кофе-то... - И чтобы замять этот неловкий разговор, стал рассказывать, как приходили к нему два старичка из совета ветеранов.
- Что они, чокнутые, что ли? Даже если б меня вчистую списали, какой я им ветеран? Заседать с ними в стариковской команде? Дудки!
- Ну это ты, Василий, зря, - Корнилову стало чуточку обидно за стариков, и он подосадовал на старшего лейтенанта. - Ветераны нам очень много помогают. Не знаешь, не берись судить!
- Лекции читают школьникам и домохозяйкам? - не сдавался Алабин.
- Да ты что ж, не знаешь, что они по оперативной части много делают? Среди них знатные специалисты своего дела есть!
- Может быть, и помогают, - нехотя согласился Алабин. - Только я-то тут при чем?
- Ты у нас уже ветеран! - сказал Игорь Васильевич. - Не у каждого же нашего работника медаль "За отвагу" есть.
- Ну а как там наши? - засмущавшись, спросил Василий.
- Живут наши. Да чего тебе рассказывать. У тебя ведь, наверное, побольше моего информации. Только вот о последнем деле, наверное, не знаешь... - Игорь Васильевич рассказал старшему лейтенанту про аварию на сорок девятом километре.
Он пробыл у Алабина час, заехал домой, поужинал и в десять часов выехал по направлению к Зеленогорску...
Подполковник сразу увидел место катастрофы. Метрах в десяти за указателем "сорок девятый километр" был расщеплен и основательно закопчен ствол огромной сосны. На земле чернело огромное пятно, словно кто-то разлил бочку с мазутом.
Корнилов вылез из машины, посмотрел на часы. Без десяти одиннадцать. Они ехали всего пятьдесят минут.
Стояла тишина. Рассеянный, чуть розоватый свет, казалось, исходил от золотистых сосновых стволов, подчеркивая голубоватые тени, залегающие в глубине леса.
Пройдя шагов триста по обочине шоссе, Игорь Васильевич вернулся к месту происшествия, внимательно осмотрел каждый метр.
Еще на одной сосне зияла свежая рана, лохмотьями висела кора, и веером торчали щепки. Обильно сочилась, заживляя больное место, смола. "Сюда он ударился вначале, - подумал подполковник. - Его развернуло и припечатало к той сосне. Около нее он и горел. Наверное, ехал с сигаретой? Но ехал он... - Корнилов покачал головой. - Скорость, наверное, была весьма приличная!"
Неподалеку, на маленьком сухом взгорке, поросшем жиденькой травой, лежало толстое короткое бревно. Игорь Васильевич присел на него и вынул сигарету, но закуривать не стал. Пожалел дымить на таком благодатном, морском, настоянном на хвое воздухе. Шофер включил в машине радиоприемник. Тихая, неназойливая музыка неслась среди сосен. И только редкие машины, вздымая упругие волны нагретого за день воздуха, словно стремительные жуки, проносились мимо. Корнилов встречал и провожал взглядом каждую.
...Ослепить фарами старпома не могли. Совсем светло. И через полчаса еще не стемнеет. Поворот здесь хоть и крутой, но вот что странно, подумал подполковник: если кто-то поджидал старпома с булыжником в руке, то Горин должен был бы его видеть. Этот человек скорее всего стоял в центре излучины, отсюда кинул камень, шофер инстинктивно зажмурился, не вывернул руль и... Машину еще пронесло метров тридцать.
Да, каждому водителю, едущему из Ленинграда, хорошо был бы виден человек, кидавший камень. С другой стороны шоссе он стоять не мог - не видел бы сам, в кого бросать. И этот человек знал, что Горин поедет здесь поздним вечером...
На ярком милицейском мотоцикле с коляской подъехал инспектор. Свернул с шоссе, поставил мотоцикл рядом с "Волгой". Спросил что-то у шофера. Тот кивнул на Корнилова. Подполковник взглянул на часы. Было ровно одиннадцать. Прошло всего десять минут, как он здесь, а казалось - часы.
Старший лейтенант Коноплев пересказал Игорю Васильевичу все, что увидел, прибыв на место аварии. Подполковник, вспомнив его справку, прочитанную в деле, мысленно похвалил Коноплева за то, как точно и четко она была составлена.
- Вы помните, Коноплев, кто был здесь, когда вы приехали?
- А как же, товарищ подполковник! В протоколе указаны четыре водителя...
- Это я читал. Но, может быть, кто-то торопился уехать. Да всех и невозможно в протокол внести.
- Нет. К моему появлению только четыре машины стояли...
- Каких-нибудь пьяных пешеходов не видали поблизости?