Сабина последовала за Снейдером и какое-то время молчала. Они добрались до поперечной улицы и пошли вдоль трамвайных рельсов. Старый трамвай продребезжал мимо, искря проводами. У отца от такой картины быстрее забилось бы сердце.
– Буква "С" означает Сомерсет? – наконец спросила она.
– Никто из моих коллег не знает, что она означает, – ответил он. Прозвучало как угроза.
Сабина злорадно улыбнулась.
– Не волнуйтесь, я никому не выдам вашу тайну – Сомерсет.
– Мой отец дал мне это имя в честь Уильяма Сомерсета Моэма. Сомерсет был писателем, тайным агентом и врачом.
– И вором?
– Vervloekt! – Снейдер потер виски. В следующий момент он снова взял себя в руки. – У отца в Роттердаме была маленькая книжная лавка. Бизнес шел не очень хорошо. За год до объединения Германии мы уехали из Нидерландов. Отец открыл в Дуйсбурге новый книжный магазин и специализировался на лирике, подарочных изданиях и литературе для взыскательного читателя. Дело процветало, пока на той же улице не открылся филиал "Гаитал".
– Это не преступление.
– Вы понятия не имеете, – пробурчал он. – Эта сельская баварская наивность мешает вам мыслить широко. "Гаитал" – концерн, который преследует одну-единственную цель: увеличивать прибыль! Руководство оказывает давление на конкурентов, пока не уничтожит их. Так разоряются маленькие семейные предприятия, а "Гаитал", как спрут, раскидывает щупальца по всему книжному рынку. Но вы со своими аудиокнигами об этом и не подозреваете.
Баварская наивность! Она была готова ему шею свернуть.
– Вы-то, конечно, наносите им непоправимый ущерб своими выходками, – иронично заметила она. – Четыреста книг – это около четырех или пяти тысяч евро убытка. Две месячные зарплаты продавщицы, включая дополнительные расходы. Думаете, их это волнует?
– Скорее четыре месячные зарплаты. Кроме того, все дело в принципе. Я должен это делать.
– Вам следовало бы полечить ваш невроз навязчивых состояний.
Снейдер не ответил. Ничего другого Сабина и не ожидала.
Она огляделась.
– На том углу мы должны были свернуть. – Сабина взяла у Снейдера айфон, взглянула на карту города и направилась обратно к парку, мимо которого они только что прошли. В этот момент телефон зазвонил. На дисплее высветилось имя Бена Колера.
– Ответьте на звонок! – крикнул Снейдер ей вслед.
Сабина провела пальцем по дисплею.
– Где вы сейчас? – спросил Колер.
Сабина посмотрела через кованый забор, за которым тянулась двухметровая живая изгородь.
– Мы проходим мимо парка "Аугартен".
– Только сейчас?
Она объяснила ему, что они проверили второй подвальный бокс Карла и нашли воспитательницу детского сада Урсулу Цехетнер, лежащую на матрасе, связанную и истощенную; сейчас она уже на пути в больницу.
– Второй подвальный бокс? – переспросил Колер. Вероятно, у него в голове мелькнула та же мысль, что и у Сабины, – сотрудники венской полиции могли бы обнаружить женщину уже четыре часа назад, если бы провели обыск дома более тщательно. – Отличная работа, – наконец сказал он. – Урсулу Цехетнер разыскивают… – он застучал по клавиатуре, – семь дней. Сейчас у меня нет времени объяснять. Идите к мосту Фриденсбрюке у Дунайского канала. Машина заберет вас там через десять минут.
– Вы не можете сразу послать машину, которая отвезет нас в участок…
– Вы поедете не в участок, – перебил ее Колер. – Водитель отвезет вас на площадь Святой Марии в первом районе.
– Что, экскурсия по городу? – спросила Сабина и тут же вздрогнула. Она что, перенимает циничный тон Снейдера? Ей больше нельзя работать с этим человеком, иначе она утратит свою баварскую наивность и станет такой же, как он.
– Нет, не экскурсия. – Голос Колера звучал подавленно. – Только до церкви Святой Марии, одной из старейших построек в центре города, которой уже восемьсот лет. – Он сделал паузу. – Да, иду… – крикнул он кому-то, потом снова обратился к Сабине: – К сожалению, Снейдер оказался прав. Наши сотрудники нашли в подвальном склепе труп женщины.
28
Хелен сидела на полу комнаты для психотерапии и смотрела на разложенные вокруг себя записи Розы Харман.
Эта женщина сумасшедшая! Во время спонтанного сеанса погружения в транс она выудила у Карла информацию, потом насела на него, донимая вопросами, и в конце концов отправила домой, не дав прийти в себя. При мысли об этой бессовестной женщине она вспомнила о Франке. Вечеринка!
Было два часа дня. Нужно еще так много всего организовать, о чем Франк даже понятия не имеет. Наверное, он уже десять раз пытался дозвониться ей на сотовый. Но празднование его дня рождения волновало ее сейчас меньше всего.
Хелен уставилась на безжизненный дисплей своего телефона. Для того чтобы записать правильный ответ на голосовую почту, она еще слишком мало знала. Почему Карл Бони похитил своего психотерапевта? У нее оставалось всего три часа времени. Ответ на кассетах. Прежде чем заняться монологами Карла, Хелен хотела послушать запись восьмого и одновременно последнего сеанса в марте. Она вставила кассету в диктофон.
Хелен невольно закусила губу и сжала руку в кулак. Не услышать депрессивные нотки в тоне Розы было просто невозможно. В этот раз голос психотерапевта звучал отстраненно, почти испуганно…
29. Восьмой сеанс психотерапии
Двумя месяцами ранее
Туман стелился по полям, мелкая изморось пылью висела в воздухе, а солнце пряталось за облаками. В этот холодный день Розе хотелось устроиться поудобнее на диване с пледом и хорошей книгой. Но только не по беременности, подготовке к родам или воспитанию детей. Месяц назад она уложила всю эту литературу в коробку, запаковала и поставила в самый дальний угол подвала. При следующем сборе пожертвований для Красного Креста она избавится от коробки, которая навсегда исчезнет из ее жизни вместе со всеми мыслями о неродившемся ребенке. Малышу в ее животе было почти три месяца. Три месяца! Потом вдруг начались сильные спазмы и кровотечение, которое привело к выкидышу. Она чувствовала, что это был мальчик. Он даже не успел открыть глаза, чтобы взглянуть на мир там, снаружи. Его должны были звать Даниэлем. Как библейского пророка, который выжил в логове львов. Но ее Даниэль прожил всего три месяца в околоплодных водах. Он мог стать таксистом, журналистом или врачом. Может быть, женился, сам стал бы отцом и однажды читал бы со своей счастливой женой книги по беременности. Она этого уже никогда не узнает.
На следующий день она рассказала обо всем отцу ребенка, и тот нежно обнял ее. Он был заботлив, но Розе все равно показалось, что она заметила облегчение, словно у него камень с души свалился. Возможно, это просто паранойя. По крайней мере, по нему это ударило не так сильно, как по ней. С тех пор они больше никогда не говорили на эту тему. Она читала ранние работы Джека Керуака и специализированную литературу о травмах и психозах и пыталась подавить в себе всякую мысль о ребенке.
Но не только это служило причиной ее плохого настроения. Недавно Роза выяснила, что Карл Бони часто слоняется вблизи ее приемной – даже в те дни, когда у них нет сеансов. Зачем? Он следит за ней? Раскрыл ее маленькую тайну? Не мог простить ей тот случай с гипнозом – а это, конечно, был самый настоящий сеанс гипноза. Его склонность навязываться и вмешиваться в чужую жизнь была неискоренима, как ядовитое жало скорпиона. Он просто не мог по-другому. Он должен был проникать в жизнь других, чтобы как-нибудь завоевать расположение. Но почему?
Если она не будет начеку, он превратится в ее сталкера. Нужно или отказаться от этого клиента, как уже поступили три ее предшественника, или довести терапию до успешного завершения. И побыстрее! Не просто из любопытства или тщеславия, как вначале, – скорее следуя инстинкту самосохранения. Чем больше часов она тратит на бесполезные упражнения, тем глубже Карл проникает в ее жизнь. В тот самый момент, когда она особенно уязвима и переживает эмоциональный спад. Она должна докопаться до сути проблемы Карла – вылечить его, насколько вообще возможно так быстро вылечить человека с психологической травмой. Она планировала это уже на последнем сеансе, но не справилась.
В этот раз обязательно! Роза поклялась себе. Решающую роль сыграло то, что Карл всю ночь кружил по парковке рядом с ее "смартом". Следующие пятьдесят минут покажут, насколько у нее хватит мужества.
Термостат, который поддерживал в помещении температуру двадцать один градус, включился. В батарее забулькало. На Розе была длинная юбка кремового цвета, блузка, поверх нее вязаная жилетка. Она сидела в своем кресле, диктофон лежал на столе.
– Вы выглядите не так, как обычно, – заметил Карл. – Вам нехорошо?
– Нет, все отлично, – ответила она.
Все отлично! Да ей хотелось разрыдаться. Она была на грани депрессии.
Роза включила диктофон.
– Пятница восемнадцатое марта, шестнадцать часов. Восьмой сеанс с Карлом Бони.
Она сделала паузу.
– Во время наших последних встреч вы познакомились с разными техниками управления агрессии. Как вы себя чувствуете сегодня?
На Карле были джинсы с масляными пятнами, футболка в рубчик и тонкая ветровка. Он поморщился.
– Не очень.
– Хотите об этом поговорить?
Он помотал головой.
– Хорошо, тогда я предлагаю…
– Прежде чем мы начнем, – перебил он, – я хотел бы вам кое-что дать. – Он полез в карман куртки.
Сердце Розы забилось быстрее. Чего-то подобного она боялась уже несколько недель.
Карл поставил на стол мягкую игрушку – маленького полосатого тигра, примерно такого же по величине, как медвежонок у нее в машине под лобовым стеклом.
– Чтобы Винни-Пуху не было так одиноко.
Она потянулась за зверьком, и Карл пододвинул того ближе к Розе. Детская плюшевая игрушка улыбалась ей. "Возьми меня! Прижми к себе!" Роза была готова расплакаться на месте.
– Я расцениваю это как знак уважения. Но я не приму подарок.
Карл растерянно ахнул:
– Я купил это для вас!
Роза вздохнула:
– Подумайте о границах, которые мы с вами обсуждали.
– Вас не переубедить?
Она покачала головой.
– Но все равно спасибо за жест.
Карл откинулся назад, в этот момент он выглядел еще более раздавленным, чем раньше.
– Вы сказали, что неважно себя чувствуете. У вас снова были ночные кошмары?
– Нет.
– Какие мысли вас сейчас занимают?
– А вы как думаете?
– Но вопрос звучит: что вы думаете?
Карл потер глаза, воспаленные и красные, словно он плохо спал последние несколько недель. Его легкая трехдневная небритость превратилась в жесткую щетину.
– Вы мой психотерапевт, – возразил он. – Что вы думаете?
– Ну ладно, – вздохнула она. – Я думаю, вам не дает покоя вопрос, почему ваша мама угрожала бросить семью.
– Возможно. – Он медленно кивнул. – К сожалению, я уже не могу спросить ее об этом.
Роза выпрямилась в кресле:
– Простите?
– Два дня назад у нее случился инсульт.
Роза коротко взглянула на мягкую игрушку на столе и почувствовала угрызения совести.
– Мне очень жаль. Как она себя чувствует?
Он пожал плечами.
– Она лежит в отделении интенсивной терапии. Пока известно лишь то, что она не реагирует на речь и останется парализованной на одну сторону. Если она выйдет из больницы, то будет нуждаться в постоянном уходе.
– О, мне ужасно жаль! – Роза видела боль на лице Карла. Но интуиция все равно подсказывала ей: что-то не так. Неужели он лгал? – Почему вы не позвонили мне? Мы бы перенесли встречу на другой день.
– Что это изменит? – Он поднялся ненадолго, потянул ноги и пересел на другую сторону дивана, словно хотел начать все сначала. – Я готов. Как планируете одурачить меня сегодня?
– То есть вы считаете, я одурачила вас с сеансом транса?
– А по-вашему, как это называется? Вы спровоцировали меня и выудили информацию путем гипноза.
Несмотря на обиду, он принес ей подарок. Но она просто не может принять эту мягкую игрушку! Так Карл только еще больше запутается в своих чувствах.
– Это был сеанс транса или глубокой релаксации, – поправила она его. – Но если хотите, можете называть его гипнозом. Факт остается фактом: вы сами назвали мне отправную точку, ваш седьмой день рождения.
– В моих воспоминаниях это был чудесный день… до сих пор.
– Я не разрушала это воспоминание, оно по-прежнему с вами. Просто вы вытеснили из памяти событие, случившееся после. Теперь оно проявилось.
– Я хочу, чтобы это воспоминание снова исчезло.
– Как уже исчезало однажды?
Он не ответил.
– Разве не лучше воспользоваться этим знанием? – предложила Роза. – И задать вопрос?
– Почему моя мать угрожала оставить семью?
Роза помотала головой.
– Ответ на этот вопрос мы уже знаем. Она угрожала бросить вашего отца, если ее сын не будет слушаться. Вопрос, который мы должны поставить, звучит скорее так: почему она боялась, что ее мальчик будет себя плохо вести?
Карл поднял руки и бессильно уронил их.
– Чепуха какая-то! Почему она должна была меня бояться?
Этим утром Роза была в магистрате, в отделе по вопросам миграции, регистрации актов гражданского состояния и получения гражданства и навела справки о семье Бони. Вообще-то она никогда не получила бы доступа к этим данным, но судья Петра Лугретти, которой она обязана своим клиентом Карлом Бони, была знакома с руководительницей отдела. И Роза вот уже несколько часов считала, что знает ответ на вопрос. Однако сложность заключалась в том, чтобы помочь Карлу самому дойти до этого.
– Ваша мать боялась не вас, а непослушного ребенка, – поправила она. – Это большая разница.
Карл нахмурился:
– Не понимаю.
Впереди ее ждет еще много работы. Роза оперлась локтями о стол, переплела пальцы и опустила на них голову.
– Давайте сначала обсудим другую тему, – предложила она. – Во время вводной беседы вы сказали мне, что вас зовут Карл Бони и что вы единственный ребенок в семье.
Он кивнул.
Роза вынула из папки копию медицинского обследования Карла. Формуляр автоматически заполнялся компьютерной программой на основе данных банковской карточки и социальной страховки. Она протянула ему лист.
– Взгляните.
– Я уже видел эту писанину. Я сам передал вам бумажонку.
– Взгляните на ваши личные данные, – настаивала она.
– Карл Бони, родился шестого ноября в Вене, проживает на улице Лассаля…
– Неправильно, – перебила она его. – Как звучит ваше полное имя? Что там написано?
– Карл Мария Бони. – Он сделал глубокий вдох. – Да, но ко мне так не обращаются. Все зовут меня Карлом.
– Это так, но ваше второе имя Мария.
Его лицо покрылось красными пятнами.
– Слушайте, это неприятно. Никто не называет меня Карл Мария.
– Вам не нужно стесняться. У многих известных людей такое второе имя. Клаус Мария Брандауэр , Эрих Мария Ремарк, Райнер Мария Рильке, – начала перечислять она. – Но не волнуйтесь, я не буду вас так называть.
– Ах, большое спасибо, – иронизировал он. – Тогда почему вы привязались к этому?
– Потому что мне это кажется важным. – Она сделала это открытие лишь вчера, когда перекладывала материалы по Карлу в зеленую папку к сложным, но интересным случаям. – По какой причине родители дали вам такое второе имя? В семье кого-то так зовут? Может, вашу крестную, бабушку или сестру вашего отца?
– Ее зовут Лора, крестным был мой отец… и нет, никого так не зовут.
– Странно. Иногда вторым именем выбирают имя сестры или брата, – подсказывала она. – Но вы сказали, что были единственным ребенком.
– Да, я вырос без братьев и сестер.
Он знает!
Сердце Розы снова забилось быстрее. Или у Карла есть только смутное представление о правде, а его сознание вытеснило из памяти все остальное? Нужно как-то выяснить, сколько он знает, не ошарашив его.
– Почему ваши родители выбрали именно такое имя – Мария?
– Откуда мне знать? Может, из-за Марии-Антуанетты? Без понятия!
– Вы сказали, что выросли без братьев и сестер. Но это не означает, что их нет.
Карла явно бросило в жар. Он теребил ворот футболки.
– Я все-таки хотел бы перенести нашу встречу на другой день.
– Отличная идея, – тут же отреагировала Роза. – Тем временем вы могли бы сходить в тридцать пятый отдел Венского магистрата и узнать там, не…
– Проклятье, да! – повысил он голос на Розу. – Мария существовала. Но я ее никогда не знал.
– Кто она была?
– Понятия не имею. Она умерла до моего рождения.
В возрасте пяти лет. Возможно, Карл не знал эту деталь.
– Мария была вашей сестрой?
Он пожал плечами:
– Может быть. Я не знаю… наверное. Отец и мать никогда об этом не говорили.
– Тогда как вы узнали про Марию?
– Фух! – Он задумался. – Когда мне было десять, я копался в тумбочке матери и нашел ее фотографию.
– Сколько лет ей было на снимке?
– Четыре или пять.
– Вы знаете, отчего она умерла?
Он надул щеки.
– Это было задолго до моего рождения.
Год и три месяца. Шестого августа, если быть точной.
– Я могу поставить себя на ваше место, – сказала Роза. – И поверьте мне: я знаю, такую ситуацию нелегко осознать.
– Что тут осознавать? – напустился на нее Карл. – Я ее даже не знал.
– Верно, но вы получили ее имя, пусть и в качестве второго, а вместе с ним большую ответственность – за мертвого члена семьи, с которым никогда не были знакомы.
– С меня хватит. – Он помотал головой. – Я здесь совсем по другой причине. Какое отношение эта девчонка имеет ко мне, моей наркозависимости, агрессии или тому, что я преследую женщин?
Самое непосредственное.
Сомнений нет – они стоят перед самой разгадкой, но Карл снова блокирует последний шаг. Сильнее, чем обычно. Пора переключиться на более низкую передачу и подойти к проблеме с другой стороны.
– Вы правы. Если хотите, мы снова можем поговорить о вашей наркозависимости.
– Хорошо. – Карл опустил плечи. В отличие от истории его семьи против этой темы он не возражал.
– Какие наркотики вы принимали? – спросила Роза.
– Вы же знаете! Экстези.
Роза подождала, но он больше ничего не добавил.
– Это все? Он кивнул.
– Да бросьте, из-за экстези не дают три года условно.
– И кокаин.
Это уже больше походило на правду. До этого момента они никогда не говорили о тяжелых наркотиках.
– Героин?
– Я не колюсь.
– Героин можно и нюхать, – ответила она, – но, думаю, вы это знаете.
– Да, героин тоже, – пробормотал он.
– ЛСД?
На этот раз он помотал головой.
– К этой дряни я ни за что не притронусь.
– У ЛСД всегда была плохая репутация, но раньше его даже использовали в глубинно-психологических исследованиях, – объяснила она.
– Серьезно?