…Герой, капитан дальнего плавания Глеб Никитин много путешествует, расследует преступления. Действие книг серии происходит в наше время в разных странах. Капитан Глеб выручает друга на острове Антигуа в Карибском море; в городе своего детства находит преступника, убившего девочку; проводит через опасности русских лесов отряд иностранных туристов. В своей свободной жизни герой успешно общается с королями тропических государств, с матросами парусных кораблей, с красивыми, умными женщинами…
Содержание:
Смятение 1
Плохой сон 4
Боль 14
Кошмар 17
Желание 22
Ненависть 26
Проклятие 29
Ожидание 32
Трагедия 36
Ужас 46
Когда смерть – копейка…
Александр ВИН
"Это плохо, когда много денег,
но очень мало традиций"
В. Пикуль
© Александр ВИН, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Куклы и их хозяйки, маленькие девочки, так часто бывают похожими!
Прелестные живые существа иногда даже падают на землю совсем как куклы – молча, сильно, навзничь, с закрытым блеском ясных глаз.
Так же одинаково при этом пачкаются о грязную землю их нарядные платьица, одной дрожью на последнем неправильном вздохе колышутся пушистые неживые ресницы, такими же – "ах!" – тревожными волнами взлетают выше их лиц невнимательно расплетённые косички. Улыбки кукол и девочек очень милы и удивительно хороши, именно поэтому и тех, и других, падающих, всегда жалко! До чего же они в тот момент напоминают друг дружку…
Но никогда, ни одна, даже самая красивая и умная кукла, падая случайно назад, не закрывает испуганно свою игрушечную голову руками.
Она не успела быстро заплакать.
Внезапно всё вокруг и рядом с ней стало совсем не таким, каким было до этого…. Сначала возник нечаянный яркий свет, потом сразу же под всей её одеждой стало тепло, даже жарко…. Тяжёлый шум со всех сторон одновременно ударил по голове, как будто резко заработала какая-то большая и близкая чёрная машина. Сильным тёмным ветром подуло ей прямо в лицо…. Высокие деревья подпрыгнули, некоторые из них упали вниз и неровно замерли. В носу гадко защекотало от плохих, шипящих и дымных звуков. Закружилось вокруг неё много разных звезд – блестящих, жёлтых, прозрачных, маленьких…. Очень хотелось спросить кого-нибудь из взрослых, обязательно знакомого, доброго и спокойного человека, что же ей сейчас нужно делать, как правильно себя здесь вести, а потом, после ответных ласковых слов, непременно стесняясь, быстро подняться, отряхнуть платьице, обязательно встать при этом прямо на ноги… И ещё сказать всем, что ей совсем, ну, ни капельки, не было больно, что она в этом не виновата и чтобы её никто сильно не ругал.
"Ай…!" – таким было её последнее, маленькое, слово. И она умерла.
На мутных оконных стёклах даже капли прозрачного летнего дождя становились неопрятными и по-старчески суетливыми. Вкусный кофе остыл.
Смятение
Почему-то раньше эти мелкие деньги были всем нужны, на них всегда обращали внимание, они были нормальной частью жизни обыкновенных людей.
С неярким, ровным блеском, обтёртые карманной пылью и разным житейским мусором, монетки – и разные медяки, и беленькие, почему-то казались им тёплыми, мягкими… Большие монеты, особенно если удавалось сложить их в стопочку, приятно тяжелили детскую ладошку… Люди, конечно, и тогда предпочитали деньги поярче, поновее. Мальчишки в их школе натирали тусклые пятаки рукавами суконных курток, пальтишек, или, не жалея медных гербов и колосьев, – о подошвы ботинок. Какое-то время подновлённые монетки сияли, потом опять быстро тускнели; по надобности отдаваемые другим людям, они годами ходили по разным рукам, но их почти не выбрасывали, незаметно уважали, складывали в опредёленные запасливые места. Во всех знакомых семьях на подоконниках и комодах стояли привычные копилки, смешные кошки и поросята…
Уже потом довелось узнать значение не очень ходовых тогда слов "купюра", "ассигнация", "валюта"… В их детстве деньги просто делились на мелочь и бумажные.
Ценность мелких денег в те дальние годы принципиально точно определялась с самого начала монетной жизни: копейка – это всего лишь коробок спичек, кури и больше ни на что не годишься; "двушка" – уже можно позвонить из уличного телефона-автомата, о чём-то поговорить, правда, только "по городу"; пятак давал возможность куда-то ехать, с кем-то встречаться…
Для каждой монеты мудрым государственные решением был определен свой вес, точно в граммах, чтобы и это их небольшое дополнительное свойство могло пригодиться стране, например, в случае, если завтра война… Раньше у медяков была строгая иерархия даже по размеру, а сейчас иногда пять копеек почему-то крупнее и увесистее десяти.
Нынешняя новая мелочь стала блестящей и жёсткой. Холодные монетки не успевают стареть – их или меняют поспешными реформами и равнодушно удаляют от жизни, либо просто выбрасывают за ненадобностью….
Четверг 01.14.
Москва
Загорелый мужчина внимательно наклонился и негромко переспросил. Молоденькая кассирша с любопытством глянула на него через стекло. Куртка и короткие волосы ночного пассажира блестели каплями дождя.
– Этот поезд ушел в двадцать три двадцать.
– Это точно, вы не ошибаетесь? Я месяцев пять назад на нём ехал, отправление тогда было в час тридцать.
Глуховатый, с хрипотцой, голос. Медленные и чёткие слова.
"А глаза-то…!".
– Сейчас уже летнее расписание, он теперь раньше ходит.
– А когда ближайший?
– Утром, в семь пятьдесят. Билеты на него ещё есть. Вам купейный?
– Нет, благодарю! Я до рассвета на вашем уютном вокзале не доживу. Скажите, пожалуйста, а электричек туда ещё не придумали, ну, в связи с летним расписанием?
– И вечерняя электричка тоже ушла, теперь вам нужно первую ждать.
Значительный транзитный опыт и точное понимание подобных конопатых существ подсказали капитану Глебу Никитину, что железная дорога в ближайшие ночные часы вряд ли принесёт ему какие-либо перспективы и радости.
– А вы на площадь выйдите, там всегда автобусы стоят, они берут обычно по несколько человек в ту сторону.
Девчонка за стеклом явно старалась облегчить жизнь симпатичному, хоть и в возрасте, пассажиру.
Глеб вскинул сумку на плечо, зашагал к выходу, удовлетворенно признаваясь себе, что воздушный поцелуй и в этот раз ему явно удался.
Незаметный, на первый взгляд, мелкий ночной дождик превратил поиски попутного транспорта на привокзальной площади в неприятное занятие. Успокаивая себя привычной штурманской заповедью, что лучший способ определить своё место на чужом берегу – это опрос аборигенов, Глеб направился к тёмной стае таксистов, бодро гогочущих под навесом киоска.
– …Нэт, командир, и автобусов уже не будет, окончились на сегодня все автобусы. Слушай, садись в машину, через три часа дома будешь! Давай, садись, чего ты! Не нужно мокнуть, чего ждать! Вон гляди, земляк твой уже час ждет, весь мокрый, холодный, никак не хочет ехать! Сам плачет, что жена рассердится, что домой ему срочно надо, а денег совсем нэт! Слушай, едем, а?!
Капитан Глеб перекинул сумку с плеча на плечо.
"Да, тяжеловато. Наверно и кофе в вокзальном буфете уже приобрел к ночи нечеловеческий вкус…".
– Ладно, открывай багажник.
Из-под навеса к чёрной "Волге" бодро стартовал длинный таксист. Держась за приоткрытую дверцу машины, Глеб оглянулся на тёмную фигуру у столба.
– Земляк, говоришь, из Песочного? Давай быстро садись… Да не причитай ты, не скули, поехали. Будем совместными усилиями беречь твою ячейку общества.
Он всегда наслаждался пристальным узнаванием очень знакомых когда-то мест.
Вот четырнадцатый километр, на мотоциклах гоняли сюда после школы, дорога в те годы была широченная, гладкая, сейчас вроде бы поуже почему-то будет…
Вот здесь, в лесу, на трассе, ему в грудь, в вырез расстёгнутой школьной рубашки на полной скорости ударился тугой шмель – восторг и ужас! – как палкой со всего размаху.
Для них, тогдашних мальчишек, здесь всегда была весна и свобода. А на этом элеваторе с пацанами из класса в выходные подрабатывали, мешки с мукой таскали, по-мужицки денежно надрывались…
До Города оставалось всего ничего.
Глеб Никитин в дороге так и не уснул, зная, что с водителем на ночной дороге, да ещё и в дождь, лучше поговорить о чем-нибудь, посмеяться, поспрашивать о пустяках, отвлекая того от дремоты. На заднем сиденье похрапывал попутчик, он благополучно отключился после того, как Глеб остановил машину и они все вместе перекусили где-то в ресторанчике за Москвой. От горячей еды земляк отказался, жадно выпил только сто грамм водочки, водитель же с благодарностью принял большую чашку горячего кофе.
"За здоровье хороших пассажиров, а!".
Впрочем, и немного помолчать на длинном пути было тоже хорошо.
Капитан Глеб Никитин возвращался в этот маленький старинный мир, расположившийся в центре большой и медленной страны, с особым чувством.
После чужих, умышленных городов, после суетливых людей и густых тропических запахов, он всегда, даже заранее, даже в предвкушении, был благодарен своему Городу за неминуемые и странно свежие волны детских воспоминаний, за возможность тихо, по-доброму, улыбаться, прогуливаясь по давно знакомым местам, нечаянно сохранившимся для него на этих узких улочках.
Он возвращался в свой Город всегда. И после того, как книжным зарёванным мальчиком непривычно надолго расстался с ним впервые, и в следующие годы, когда в двадцать неполных лет успел повидать без малого половину огромного мира, и потом, каждый раз желая неспешно остыть страшными жизненными обидами и ранами в его ласковой лиственной прохладе…
И всё-таки иллюзии не могли сохраняться так долго.
Что-то удивительное постепенно исчезало. Люди, населявшие Город ещё до Глеба, потом дышавшие тем же просторным воздухом вместе с ним и даже те, кто приезжал сюда позже, в его многочисленные и долгие отсутствия, люди совсем незнакомые, иногда юные, изредка злые и крикливые, давно уже становились странными для него.
Нередко капитан Глеб печально признавался себе, что отвык жить такой жизнью, заботиться такими мелкими делами и незначительными интересами, какие всё ещё были по-настоящему важны для его прежних друзей и знакомых. Но и отдаляясь, они всё равно оставались для него частью чистого и доброго детства, и не их вина была, по его сердечному убеждению, в том, что они совсем не замечали, как часто, грубо и грязно ругаются, как много и глупо пьют, бывают бездумно жестокими и даже злыми. Любые другие люди с такими привычками давно стали бы для Глеба попросту неинтересны и он легко сумел бы вычеркнуть их из своей жизни, но с жителями Города именно так, окончательно, он расстаться не мог и поэтому до сих пор старался при каждом случае внимательно понимать своих старых друзей, их некоторые поступки и прощать землякам кое-что, давно уже нелюбимое им самим.
Улыбаясь иногда в хорошей тишине размышлений, Глеб Никитин соглашался со своими неожиданными выводами о том, что гораздо более загадочным и непривычным был для своих однокашников он сам, внезапно и редко появляясь в провинциальной тягучей суете. Всё меньше и меньше их заботы и желания оставались интересными и радостными для него, а его жизнь в постоянном отдалении от привычного Города была для них какой-то подозрительно другой, невозможной и даже ненужной…
Никто никого не осуждал и не стремился исправить. Зачем? В минуты встреч они без слов признавались себе и понимали, что не будет уже в их жизни таких перемен, какие случились и происходят так часто с ним, а он твёрдо знал, что никогда не вернётся сюда надолго или, тем более, навсегда. Это было совсем ненужным – для спокойствия ему хватало и прозрачных, с избирательной лукавостью только хороших воспоминаний о прежних замечательных днях.
Когда палуба его корабля вставала дыбом в океанских волнах, а он командовал с капитанского мостика хохочущими морскими людьми, глядел в их пристальные глаза и побеждал; когда случалось ему жадно пить холодную воду в аэропорту Браззавиль или с усталостью вдыхать густую пыль арахисовых причалов Луанды, именно тогда и происходили с ним те славные мгновения предчувствий скользких шляпок оранжевых подосиновиков, тихой рыбалки на Бузянке и деревянных резных окраин своего Города…
Попрощались в центре, около универмага.
Светало, после душного автомобильного нутра и под последними каплями ночного дождика на улице было прохладно, парень мялся около водителя, открывавшего багажник машины, наверно, сомневался в том, что Глеб сказал ему ещё в Москве, на вокзале.
– Дак вот, это…, денег-то у меня всего "пятихатка", как разрулим-то?
– Не суетись, спрячь свою негустую наличность. Считай, что это внезапная гуманитарная помощь. Топай к жене и тёще, они тебя уже у дверей квартиры с блинами ждут, сейчас угощать ими будут, в особо циничной, думаю, форме.
Повеселев, молодой попутчик загудел поуверенней.
– Слышь, мужик, тебя хоть звать-то как? Я подъехал бы как-нибудь по случаю, отблагодарил, ну, там чуток посидели бы, а?
– Звать меня сегодня Гудвин. Пока ты спал, я самым чудесным образом доставил твою задницу в наш волшебный населённый пункт. Так что, при личных встречах, приятель, обращайся ко мне именно так.
– Прикольно, Гудвин! Чо, это кликуха такая? Или молдаванин?
Капитан Глеб сверкнул зубами.
– В детстве сказки на ночь нужно было читать, а не пивные этикетки. Ладно, всё, земляк, топай к жене. Удачи в личной жизни!
Четверг 19.18.
Встреча
Дверь осторожно приоткрылась.
Чёрные внимательные глазки посмотрели на Глеба снизу через цепочку, человек улыбнулся.
– Ну, наконец-то, дождались! Приветик, капитан!
Глеб стал протискиваться в коридор, одновременно пытаясь в тесноте обнять невысокого пузатенького человечка.
Тот суетился, одной рукой закрывал прочную дверь, одновременно стремился сочно целоваться, хватал вошедшего за рукава куртки и радостно при этом тараторил.
– Ну, Глебка, ты как всегда, как с неба к нам сюда свалился! Не звонил тыщу лет, ничего… Дай хоть я подпрыгну, обниму тебя, охламон ты мой дорогой! Ты в этот-то раз надолго или опять проездом? Вон, синие тапочки там, внизу, возьми, они мягкие, проходи, проходи, давай быстрей!
Гость чуть неловко и смущенно расставался со своими ботинками.
– Ладно, Виталик, успокойся, я же с тобой, рядом, вот, можешь ещё раз потрогать. Никуда в ближайшее время от тебя не исчезну. Не суетись, не устраивай в твоей малогабаритной прихожей сеансов бесплатного головокружения.
Обладатель небольшой лысинки радостно хохотнул.
– Долгонько же ты с посёлка-то к нам добирался. Как сегодня утром от мамаши-то мне позвонил, так я уж и готовиться-то начал. Весь день тут тебя, понимаешь, ждал, соскучился, грустил один-то, покушал уже немножко. Пошли, пошли, давай, на кухню!
Виталик бегал от холодильника к плите, ласково посматривая на Глеба.
– Ну, говори, говори – нынче-то надолго?
Отыскав привычно удобное положение, Глеб откинулся на вышитые подушки на угловом диванчике и сча́стливо улыбался.
– Отдохну ото всего здесь пару дней, отосплюсь у матушки… Там посмотрим.
И, не вставая, рукой притормозил хозяина на невеликом кухонном пространстве.
– Виталь, как у тебя с работой в ближайшие дни? Давай на выходные куда-нибудь за пескарями махнем, а? Ну, прошу тебя, поедем, давай, не ленись! Я подремлю хоть на травке, птичек знакомых послушаю, потом ты меня своей ухой угостишь. Правда, хороший ведь план?!
Хозяин не успел ответить, задумчиво пробуя что-то вкусное с кончика ножа.
– Послушай, а чего ты бороду-то завел на склоне лет? На Новый год вроде ни одной пушинки не было на физиономии, а стоило только мне отлучиться ненадолго, как он, видите ли, начал прихорашиваться!
Виталик остановился, засмущался.
– Моя Антонина говорит, что мне так солиднее, ну, типа, сильнее я так выгляжу, мужественнее, с бородой-то. Правда, ведь, Глеб?
Нежно и одновременно торжественно трогая обеими руками небольшую чёрную бородку Виталика, капитан Глеб захохотал.
– Да брось ты, твоя солидность уже давно через брючный ремень переваливается! И никакой растительностью доказывать никому ничего не нужно. Кстати, а где твои домашние, Антонина, дочки?
Опустившись на корточки у открытой духовки, Виталик сосредоточенно сморщился, отворачиваясь от жара.
– Дак как ты утром позвонил, я Антонине и говорю, мол, завтра пятница – попроси на пару дней отгулы, съезди к маме, девчонок отвези на выходные, пусть помогут бабушке на огороде, редиски пощиплют, всё такое. Она у меня дисциплинированная, сегодня прямо с завода забежала, сумки уже приготовила с утра, девчонки-то её ждали. Они сейчас, небось, у самовара в деревне сидят, чаёвничают.
Виталик довольно закряхтел, выпрямился.
– Кстати, о тёще… Дружок, а как ты смотришь на то, чтобы для начала грибков-рыжиков попробовать, мы их с мамашей в Борках совместно и дружественно в этом году собирали? Давай я тебе вот из этой банки положу, они здесь ровненькие, один к одному, как рублики! Специально зимой никому не дал съесть, берёг для тебя, к твоему долгожданному приезду! А я сейчас курочку до конца разогрею, жёнушка перед отъездом её нам потушила, говорит, ну вас, мужиков, вам не сготовишь – вы только огурцами и будете закусывать.
– Ну, давай! У тебя рука твёрже – наливай холодненькую!
Мужчины бережно чокнулись гранёными рюмками.
– С приездом, дружище!
– За встречу!
Ранний летний вечер постепенно приглушал звуки за окном. Большой матерчатый абажур заботливо убирал от стола лишний свет, приятно расслабляя. Капитан Глеб окончательно прилёг на маленькие, вышитые лебедями подушки, слушал и наблюдал милую домашнюю суету Виталика.
Тот, не переставая поглядывать на Глеба радостными глазками, продолжал споро перемещаться по кухне.
– Капустка нынче для тебя с брусничкой приготовлена, не обессудь, простого засола у меня уже не осталось, так что угощайся, не брезгуй. Слушай, а давай ещё по рюмашке – под капустку-то, а?!
– … Ну, а вот ещё блюдо знатное, попробуешь потом, не отказывайся, леща я тебе цельного запек, с чесночком – так это по нашему обычаю, помню же, что речную-то рыбку ты не часто кушаешь.
Красно-белый фартук задорно приподнимался на плотном брюшке Виталика. Размахивая большим кухонным ножом, он продолжал убеждать Глеба.