- Тем временем я немного поодаль разговариваю с Барби, - заметно разволновавшись, добавила Ханна. - Она расстроена и напугана, я спрашиваю, не хочет ли она на них заявить, но она решительно отказывается. Я пробую ее успокоить, пытаюсь выяснить, в чем дело, но она утверждает, что не имеет представления. Через несколько минут я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как обстоят дела у тебя. Когда я снова поворачиваюсь к ней, то вижу, что она мчится в сторону селения, но затем почему-то бежит не к улице Афферсвеген, а сворачивает направо. Я обдумываю, не броситься ли за ней, но потом решаю, что ей просто надо побыть одной и успокоиться. - Голос у Ханы немного дрожит. - Больше я ее не видела.
Мартин оторвался от компьютера и улыбнулся, стараясь ее подбодрить.
- Мы не могли действовать иначе. Ты не могла действовать иначе. Мы знали лишь, что произошла бурная разборка. Не было никаких оснований предполагать, что все закончится… - он поколебался, - как закончилось.
- Ты думаешь, ее убил кто-то из участников шоу? - Голос Ханны по-прежнему дрожал.
- Не знаю, - ответил Мартин, просматривая написанный текст. - Однако такое подозрение, вероятно, не лишено основания. Посмотрим, что покажут допросы.
Он сохранил документ и закрыл компьютер. Потом поднялся, прихватив ноутбук с собой.
- Пойду к себе и займусь обработкой текста. Если вспомнишь что-нибудь еще, заглядывай.
Ханна только кивнула. Когда Мартин ушел, она так и осталась сидеть. Державшие чашку руки немного дрожали.
Калле отправился пройтись по городку. Дома, в Стокгольме, он обычно тренировался в спортзале минимум пять раз в неделю, а здесь ему приходилось довольствоваться прогулками, чтобы окончательно не раздаться от пива. Надеясь обеспечить сжигание жира, он немного ускорил шаг. Пренебрегать внешним видом нельзя, и Калле презирал людей, не занимавшихся своим телом. Он испытывал истинное наслаждение, рассматривая себя в зеркале и видя, как мышцы рядами расходятся по животу, как напрягаются бицепсы, когда он сгибает руки, как красиво у него выдается грудь. Прогуливаясь по площади Стуреплан ближе к полуночи, он обычно небрежно расстегивал рубашку. Девицы это обожали; они просто не могли удержаться, чтобы не протянуть руку и не пощупать его грудь, не провести ногтями по клеточкам на животе. После этого было a piece of cake заполучить какую-нибудь телку домой.
Иногда он задумывался над тем, как должна выглядеть жизнь при отсутствии кучи денег. Каково это - жить как Уффе или Мехмет, торчать в какой-то занюханной норе в пригороде и бороться за существование. Уффе хвастался ему квартирными кражами и другими делишками, в которых участвовал, но Калле с трудом сдержал смех, услышав о том, какие это приносит прибыли. Черт возьми, папаша больше подкидывал ему каждую неделю на карманные расходы.
Тем не менее ему почему-то никак не удавалось заполнить пустоту в области сердца, хотя в последние годы он усиленно искал способ это сделать. Больше шампанского, больше вечеринок, больше телок, больше порошка в нос, больше всего. Каждый раз больше и больше. Он постоянно увеличивал свои траты, хотя сам ничего не зарабатывал. Все деньги происходили от папаши. Калле непрерывно думал, что вот сейчас - сейчас этому все же будет положен конец. Но деньги продолжали поступать. Папаша оплачивал один счет за другим, без звука купил квартиру в престижном районе, заплатил той девке, что состряпала историю об изнасиловании - разумеется, на ровном месте, она же сама пошла с ним и Лудде домой, хотя не могла не понимать, что это подразумевало. Его кошелек постоянно пополнялся, словно волшебное портмоне, где деньги никогда не иссякают. Казалось, не существует никаких границ, никаких требований. И Калле знал почему. Он знал, почему папаша никогда ему не откажет. Платить его заставляет нечистая совесть. Папаша сыпал деньги в дыру у Калле в груди, но они просто исчезали, так ничего и не заполнив.
Каждый из них по-своему пытался компенсировать деньгами утраченное. Папаша - давая, а Калле - принимая.
Нахлынувшие воспоминания усилили боль в том месте, где находилась дыра. Калле все ускорял шаг, напрягался, пытаясь их изгнать. Но от воспоминаний не удавалось даже убежать. Заглушить их могла лишь смесь шампанского с кокаином, а при отсутствии одного из компонентов ему приходилось с этим жить. Он еще больше ускорил шаг.
Йоста вздыхал, сидя у себя в кабинете. С каждым годом ему становилось все труднее мобилизоваться. Ежедневная дорога на работу отнимала у него последние силы, и пытаться после этого делать что-либо путное оказывалось почти невозможным. Когда он пробовал работать, все его члены словно наливались свинцовой тяжестью. У него не было сил за что-либо браться, и он мог целыми днями мучиться над простейшим заданием. Йоста не понимал, как так получилось. Постепенно сложилось с годами, само собой. Начиная со смерти Майбритт одиночество грызло его изнутри и отнимало остатки прежней радости от работы. Конечно, он никогда не считался в своей профессии звездой и первым готов был это признать, но тем не менее выполнял все, что от него требовалось, и временами даже получал от этого удовлетворение. Теперь же постоянно возникал вопрос, какой во всем этом смысл. Детей, которым можно было бы что-то передать, у него не имелось, поскольку их единственный ребенок - сын - умер всего через несколько дней после рождения. Не к кому было приходить по вечерам домой, нечем заполнять выходные, кроме, разумеется, гольфа. Ему хватало соображения, чтобы понимать, что гольф из хобби уже превратился скорее в манию. Будь его воля, он играл бы сутки напролет. Но это не приносило денег на квартплату, и ему приходилось продолжать работать, дожидаясь пенсии как освобождения, до которого он считал дни.
Йоста уставился в компьютер. Подключаться к Интернету им запрещали из соображений безопасности, поэтому узнавать имя обладателя адреса пришлось по телефону. В результате короткой беседы со справочной службой он выяснил, кто владеет домом, к которому приписан мусорный контейнер. Йоста вздохнул. Задание изначально казалось ему бессмысленным. Его скептическое отношение нашло подтверждение, когда ему выдали домашний адрес владельцев в Гётеборге. Стало очевидно, что они не имеют к убийству никакого отношения. Им просто не повезло, поскольку убийца избрал последним пристанищем для девочки их мусорный бак.
Его мысли перенеслись к девушке. Отсутствие желания работать не лишило его сострадания. Он сочувствовал жертве и ее близким и был благодарен за то, что ему, по крайней мере, не пришлось на девушку смотреть. Когда ему в коридоре встретился Мартин, тот был все еще несколько бледен.
Йоста чувствовал, что за прошедшие годы выбрал свою квоту покойников. После сорока лет работы полицейским он по-прежнему помнил всех до единого. Большинство из них были жертвами несчастных случаев и самоубийств, убитые являлись исключениями. Но каждый смертный случай оставлял отметину в памяти, и Йоста мог вызывать оттуда картины, четкие, словно фотографии. Ему многократно приходилось ходить оповещать родственников, видеть слезы, отчаяние, шок и ужас. Возможно, его подавленность просто-напросто объяснялась тем, что горе в бокале его жизни достигло краев. Быть может, каждый смертный случай, каждая человеческая боль и несчастье добавляли в бокал совсем понемногу, по чуть-чуть, и теперь там уже не осталось места ни для единой капли. Это его не оправдывало, но могло служить объяснением.
Йоста со вздохом поднял трубку, чтобы позвонить владельцам дома и сообщить им, что у них в мусорном контейнере обнаружили труп. Набрал номер. Лучше уж с этим покончить.
- В чем, собственно, дело?
Сидевший в комнате для допросов Уффе выглядел усталым и раздраженным. Патрик помедлил с ответом. Вместо этого они с Мартином принялись приводить в порядок бумаги. Они сидели напротив парня за шатким столом, который вместе с четырьмя стульями составлял всю меблировку помещения. Патрик отметил, что Уффе кажется не слишком обеспокоенным, но с годами он усвоил, что внешний вид допрашиваемого еще ничего не говорит о его или ее внутреннем состоянии. Он откашлялся, сцепил руки, положив их поверх бумаг, и наклонился вперед.
- Кажется, вчера вечером имели место кое-какие стычки? - Патрик внимательно изучал реакцию парня, но увидел лишь кривую усмешку: посмеиваясь, тот небрежно откинулся на спинку стула.
- Ах вот оно что. Да, если вдуматься, то вот он, - Уффе кивнул в сторону Мартина, - действовал довольно грубо. Пожалуй, стоит подумать над заявлением о применении насилия. - Он опять засмеялся, и Патрик почувствовал, что начинает сердиться.
- Ну, - спокойно сказал он, - мы уже получили рапорт от присутствующего здесь Мартина и второго полицейского, дежурившего вчера, а теперь нам хочется услышать твою версию.
- Мою версию. - Уффе вытянул ноги вперед и в результате полулежал на стуле. Едва ли ему было удобно. - Моя версия состоит в том, что мы просто немного поссорились. По пьяни. И все. И что из того? - Его глаза сузились, и Патрик увидел, что пропитанный алкоголем мозг собеседника отчаянно работает.
- Здесь вопросы задаем мы, а не ты, - строго сказал Патрик. - Вчера без десяти час двое наших полицейских видели, как ты нападал на одну из участниц шоу, на Лиллемур Перссон.
- Вы имеете в виду Барби? - прервал его Уффе и рассмеялся. - Лиллемур… тьфу, блин, шутить изволите!
Патрик с усилием сдержал желание отвесить сидевшему напротив парню крепкую оплеуху. Мартин явно это почувствовал, потому что вступил в разговор, давая коллеге возможность немного собраться.
- Мы стали свидетелями того, как ты набросился на Лиллемур с кулаками. Что послужило причиной ссоры?
- Ну, я вообще не понимаю, чего вы к этому прицепились? Ничего такого ведь не было! Мы просто… немного поссорились! Я до нее едва дотронулся! - Беспечность стала исчезать с лица Уффе, сменившись некоторым беспокойством.
- Из-за чего вы поссорились? - продолжил Мартин.
- Просто так! Или, ну, она наплела обо мне разной фигни, а я об этом узнал. Мне только хотелось, чтобы она созналась. И извинилась! Нельзя же просто так нести всякую чушь. Мне только хотелось заставить ее это понять!
- Именно это ты позже ночью вместе с другими участниками и пытался ей внушить? - спросил Патрик, глядя в лежавший перед ним отчет.
- Да-а, - с расстановкой произнес Уффе. Теперь он уже сидел на стуле ровнее. Прилипшая к лицу усмешка поблекла. - Вы можете, черт подери, поговорить об этом с Барби. Уверен, она меня поддержит. Мы просто немного повздорили, и полиции незачем совать в это нос.
Патрик на мгновение переглянулся с Мартином, потом спокойно посмотрел на Уффе и сказал:
- Лиллемур не сможет нам особенно много рассказать. Ее утром нашли мертвой. Убитой.
В комнате для допросов воцарилась полная тишина. Уффе еще больше побледнел. Мартин с Патриком выжидали.
- Ты… вы… шутите?.. - произнес он наконец.
Полицейские никак не отреагировали. До него медленно доходило сказанное Патриком, и от улыбки не осталось и следа.
- Какого черта? Вы думаете, что я… Но я… Мы просто немного повздорили! Я бы не… Я не… - Он запинался и хлопал глазами.
- Нам нужно взять у тебя образец ДНК на анализ, - сообщил Патрик, доставая все необходимое. - Ты ведь не будешь возражать?
Уффе поколебался.
- Нет, блин, - под конец изрек он. - Берите, какого хрена вам надо. Я ничего не сделал.
Патрик наклонился вперед и с помощью обмотанной ватой палочки взял образец с внутренней стороны щеки Уффе. На мгновение показалось, что парень передумал, но, когда палочку опустили в конверт и запечатали, было уже поздно. Уффе не сводил взгляда с конверта. Он сглотнул и, широко раскрыв глаза, посмотрел на Патрика.
- Вы ведь не закроете сериал? Вы ведь не можете это сделать? Я хочу сказать, вы просто не имеете права! - Его голос был полон отчаяния, и Патрик почувствовал нарастающее презрение к происходящему спектаклю. Неужели какая-то дурацкая телепрограмма может значить больше, чем смерть человека?
- Это решать не нам, - сухо сказал он. - Решает компания-продюсер. Будь моя воля, я заткнул бы это дерьмо в ноль минут, но… - Он развел руками и увидел, как по лицу Уффе распространилось выражение облегчения.
- Можешь идти, - коротко распорядился Патрик.
У него перед глазами по-прежнему стояла картина обнаженного мертвого тела Барби, и при мысли о том, что из ее смерти устроят развлечение, у него появился кисловатый привкус во рту. Что же все-таки происходит с людьми?
День начался так хорошо. Пожалуй, он мог бы даже сказать, что поистине великолепно. Сперва он совершил долгую пробежку на холодном весеннем воздухе. Вообще-то любовь к природе ему свойственна не была, но в это утро он, к собственному удивлению, радовался, наблюдая, как лучи солнца просачиваются сквозь кроны деревьев. Приятное чувство в груди сохранялось на протяжении всей дороги домой и привело к некоторым любовным утехам с Вивекой, которая, в виде исключения, проявила сговорчивость. Обычно же это обстоятельство являлось одним из немногих, омрачавших жизнь Эрлинга. После свадьбы Вивека более или менее утратила интерес к данной стороне брака, а ведь трудно отделаться от ощущения, что довольно бессмысленно заводить себе молоденькую и свеженькую жену, если она оказывается недоступной. Нет, ситуацию необходимо менять. Утренние занятия еще больше утвердили его в намерении серьезно поговорить с малышкой Вивекой на данную тему, объяснить ей, что брак состоит из взаимных услуг, из отдачи и принятия. И если она хочет и в дальнейшем оказываться принимающей стороной, когда речь идет об одежде, украшениях, развлечениях и красивых вещах для дома, то ей придется проявлять немного больше энтузиазма, отдавая в тех областях, где он требует от нее как супруг. До женитьбы никаких проблем не возникало - когда она жила в приятной трехкомнатной квартире, которую оплачивал он, и ей приходилось соперничать с женой, имеющей тридцатилетний стаж. Тогда ее объятия раскрывались в любое время и в самых причудливых местах. Эрлинг почувствовал, что от воспоминаний в нем просыпается жажда жизни. Может быть, уже настало время ей напомнить. Ему все-таки надо кое-что наверстать.
Эрлинг как раз сделал первый шаг к лестнице на второй этаж, где находилась Вивека, когда его отвлек телефонный звонок. На какое-то мгновение он задумался, не послать ли звонившего к черту, но потом развернулся и пошел к переносному телефону, стоявшему на столе в гостиной. Ведь это могло быть что-то важное.
Пятью минутами позже он сидел, онемев, с телефонной трубкой в руках. Последствия услышанного вертелись у него в голове, и мозг уже пытался сформулировать возможные выходы. Эрлинг решительно встал и прокричал на второй этаж:
- Вивека, я поехал в офис. Произошло кое-что, и мне необходимо разобраться.
Донесшееся сверху невнятное бормотание подтвердило, что жена его услышала. Он поспешно натянул куртку и взял висевшие на крючке возле входной двери ключи от машины. На такое он никак не рассчитывал. Что же, черт возьми, теперь делать?
Быть в такой день Мельбергом казалось прекрасным. Он напомнил себе о причине того, почему находится там, где находится, и с трудом изменил выражение лица, чтобы скрыть чувство удовлетворения и изобразить сочетание сочувствия и решительности. Пребывание в центре внимания его почему-то красило, просто-напросто ему шло. Его непрерывно занимала мысль о том, как отреагирует Роз-Мари, увидев его во всех утренних и вечерних газетах в роли главного действующего лица отделения полиции. Он выпятил грудь, развернул плечи, встав в эффектную, по его мнению, позу. Вспышки фотоаппаратов прямо-таки слепили, но позу он все-таки держал. Упускать такой случай нельзя.
- Можете еще минуту поснимать, а потом вам придется ненадолго угомониться. - Он убедился, что голос звучит очень солидно, и подавил возникшую дрожь наслаждения. Вот в чем его предназначение.
Вспышки еще немного пощелкали, после чего он успокаивающе поднял руку и оглядел собравшихся представителей прессы.
- Как вам уже известно, сегодня утром мы обнаружили труп Лиллемур Перссон. - В воздух взметнулось множество рук, и он милостиво кивнул представителю газеты "Экспрессен".
- Уже установлено, что ее убили? - Все с нетерпением ждали ответа, держа ручки наготове в нескольких миллиметрах от блокнотов. Мельберг откашлялся.
- Пока не закончится судебно-медицинское обследование, мы ничего не можем утверждать с уверенностью. Однако все указывает на то, что ее лишили жизни. - Ответ сопровождался бормотанием и звуком скрипящих по бумаге ручек. Телевизионные камеры с символами редакций новостей и каналов, которым они принадлежат, жужжали, направив на него яркие лампы. Мельберг задумался над тем, кому отдать предпочтение, и по трезвом размышлении повернулся наиболее привлекательной стороной к камере четвертого канала. Его засыпали вопросами, и он кивнул еще одному журналисту из вечерней газеты.
- У вас уже имеется подозреваемый?
В ожидании ответа вновь возникла напряженная тишина. Мельберг немного сощурился в лучах прожекторов.
- Мы вызвали нескольких человек для допроса, но конкретного подозреваемого у нас на сегодняшний день нет.
- Съемки шоу "Покажи мне Танум" теперь придется прекратить?
На этот раз вопрос удалось задать представителю программы новостей "Актуэльт", и все напряженно слушали.
- На данный момент у нас нет полномочий и оснований воздействовать на этот вопрос. Решение должны принимать продюсеры программы и руководство канала.
- Неужели развлекательная программа действительно может продолжаться после убийства одного из ее участников? - спросил тот же телерепортер.
- Как я уже сказал, мы не имеем возможности влиять на данный вопрос, - с явным раздражением ответил Мельберг. - Спросите об этом телеканал.
- Ее изнасиловали? - Кивков Мельберга никто уже больше не ждал, и вопросы летели в него, словно мелкие снаряды.
- Это покажет вскрытие.
- Но имеются ли какие-нибудь признаки?
- Ее обнаружили обнаженной, а дальнейшие выводы можете делать сами.
Сказав это, Мельберг сразу понял, что, выдавая подобную информацию, поступил не слишком обдуманно. Но его просто подавлял напор журналистов, а радость и возбуждение по поводу пресс-конференции стали понемногу уходить. Это не то что стоять и отвечать на вопросы местной прессы.
- Место, где ее обнаружили, как-то связано с преступлением? - На этот раз местному репортеру удалось вставить вопрос в борьбе с журналистами столичных газет и ТВ, у которых локти, похоже, были значительно крепче.
Теперь Мельберг тщательно обдумывал ответ - ему не хотелось снова сболтнуть лишнее.
- На данный момент ничто на это не указывает, - наконец сказал он.
- А где ее нашли? - не упустила возможности прицепиться вечерняя пресса. - Ходят слухи, что ее обнаружили в мусороуборочной машине, это верно?
Все взгляды вновь оказались прикованы к губам Мельберга, и он нервно их облизнул.
- Без комментариев.