В квартире стояла полная тишина. Софи уже успела проверить - на работе Керстин не было, она сказалась больной. Ничего удивительного - Софи саму, принимая во внимание обстоятельства, освободили от школы. Но где же она может быть? Софи стала обходить квартиру, но слезы хлынули потоком, и девушка, кинув рюкзак на пол, села прямо посреди ковра в гостиной. Она закрыла глаза, пытаясь не видеть того, что сейчас причиняло ей такую боль. Все вокруг напоминало о Марит. Сшитые ею занавески, купленная совместно для украшения новой квартиры картина, подушки, которые Софи, полежав на них, никогда не взбивала, чем вечно расстраивала мать. Как Софи с ней ссорилась! Кричала на нее и злилась, потому что та предъявляла требования, устанавливала правила. Но вместе с тем это доставляло Софи удовольствие. Ругань и ссоры приучили ее тянуться к стабильности и упорядоченности. И главное, несмотря на протест, провоцируемый ее подростковым организмом, Софи ощущала уверенность от сознания, что она здесь. Мама. Марит. Теперь остался только отец.
Почувствовав у себя на плече руку, Софи подскочила. Подняла взгляд.
- Керстин? Ты дома?
- Да, я спала, - ответила Керстин, опускаясь на корточки рядом. - Как ты?
- О, Керстин, - только и произнесла Софи, уткнувшись лицом ей в плечо.
Женщина неловко обняла ее. Они, как правило, обходились в общении без физического контакта - когда Марит переехала к Керстин, Софи уже вышла из того возраста, когда детишек принято обнимать и целовать. Однако вскоре ощущение неловкости стало исчезать. Софи жадно вдыхала запах кофты Керстин - это была одна из любимых кофт матери, еще хранившая аромат ее духов. От этого запаха слезы хлынули сильнее, и Софи почувствовала, что на плечо Керстин потекли сопли. Она отодвинулась.
- Прости, я вымазала тебя.
- Ничего, - сказала Керстин, смахивая большими пальцами слезы с лица Софи. - Сморкайся сколько угодно. Это… кофта твоей мамы.
- Я знаю, - ответила Софи и засмеялась. - Она бы убила меня, если бы увидела, что на ней образовались пятна от туши.
- Овечью шерсть нельзя стирать больше чем при тридцати градусах, - монотонно произнесли они хором, и обе рассмеялись.
- Пойдем на кухню, - предложила Керстин, помогая Софи подняться. Только тут Софи заметила, что лицо маминой подруги словно осунулось и выглядит намного бледнее обычного.
- А как ты сама? - с беспокойством спросила Софи.
Керстин всегда бывала такой… собранной. Девушка испугалась, увидев, как у нее задрожали руки, когда она стала наливать в электрический чайник воду.
- Да так себе, - ответила Керстин, не в силах сдержать подступившие к глазам слезы. Она столько плакала за последние дни, что ее удивило, как у нее еще остались слезы. Она приняла решение и собралась с духом. - Послушай, Софи, мы с твоей мамой… Я должна тебе кое-что…
Она умолкла, не зная, как продолжить, да и не зная, надо ли продолжать. Но к своему огромному удивлению, увидела, что Софи засмеялась.
- Милая Керстин, надеюсь, ты не собираешься рассказывать мне про вас с мамой как о великой новости?
- Что ты имеешь в виду: про нас с мамой? - осторожно спросила Керстин.
- Ну, что вы были вместе и тому подобное. Господи, неужели ты думаешь, что вы могли кого-нибудь провести? - Она снова засмеялась. - Что за дурацкий спектакль вы разыгрывали? Мама перетаскивала свои вещи взад и вперед, в зависимости от того, здесь я живу или нет, и вы потихоньку держались за руки, когда думали, что я не вижу. Бо-о-же, какая глупость, сейчас ведь все либо гомосексуалы, либо бисексуалы. Это же самый писк.
Керстин смотрела на нее совершенно обескураженно.
- Почему же ты ничего не говорила? Раз уж знала?
- Это было классно - смотреть, как вы разыгрываете театр. Самое прикольное развлечение.
- Вот чертовка! - воскликнула Керстин и от души рассмеялась. После скорби и рыданий минувших дней смех разнесся по кухне как знак освобождения. - Марит свернула бы тебе шею, узнай она, что ты в курсе и просто притворяешься.
- Наверняка, - подтвердила Софи, присоединяясь к смеху. - Вы бы только видели себя: крадутся на кухню, целуются и перетаскивают вещи, как только я съезжаю к отцу. Разве ты не понимаешь, какой это был классный фарс?
- Да, прекрасно понимаю. Но так хотела Марит. - Керстин мгновенно вновь обрела серьезность.
Электрический чайник щелкнул, показывая, что вода закипела, и Керстин благодарно воспользовалась этим как поводом, чтобы встать и повернуться к Софи спиной. Она достала две чашки, насыпала чаю в две заварочные ложки и залила их горячей водой.
- Вода должна сперва немного остынуть, - сказала Софи, и Керстин невольно снова рассмеялась.
- Я подумала о том же. Твоя мама хорошо нас выдрессировала.
Софи улыбнулась.
- Да, точно. Хотя ей, вероятно, хотелось выдрессировать меня чуть больше. - Ее печальная улыбка говорила обо всех обещаниях, которые ей теперь не удастся сдержать, обо всех надеждах, которым теперь не суждено сбыться.
- Знаешь, Марит так тобой гордилась! - Керстин снова села и протянула Софи чашку с чаем. - Ты бы только слышала, как она тобой хвасталась, и даже когда вы здорово ссорились, она могла сказать: "Ну и запал у этого чертенка".
- Правда? Ты меня не обманываешь? Она действительно мной гордилась? Но я ведь доставляла ей столько неприятностей.
- Э, Марит видела, что ты просто гнешь свою линию. А линия заключалась в том, что ты стремилась не зависеть от нее. И… - она поколебалась, - особенно учитывая произошедшее между ней и Улой, она считала чрезвычайно важным, чтобы ты могла постоять за себя. - Керстин глотнула чаю, но чуть не обожгла язык - тот был еще слишком горячим. - Знаешь, она очень боялась, что развод и все последующее как-то… травмируют тебя. Больше всего ее волновало, что ты можешь не понять. Не понять, почему ей пришлось все поломать. Она поступила так не только ради себя, но и ради тебя.
- Да, поначалу я этого не понимала, но потом, когда повзрослела, поняла.
- Ты хочешь сказать, когда тебе исполнилось целых пятнадцать лет? - с вызовом уточнила Керстин. - Значит, именно в пятнадцать лет получают инструкцию, со всеми ответами, со всеми сведениями о жизни, о бесконечности и вечности? Можно мне в таком случае как-нибудь ее у тебя одолжить?
- А-а, - засмеялась Софи. - Я не то имела в виду. Я только хотела сказать, что, возможно, начала смотреть на отца с матерью больше как на людей, а не просто как на "папу с мамой". И я, пожалуй, уже больше не папина дочка, - грустно добавила она.
На мгновение Керстин задумалась, не рассказать ли Софи обо всем остальном - о том, от чего они пытались ее уберечь. Но порыв прошел, и она не стала возвращаться к этой мысли.
Они пили чай и разговаривали о Марит. Смеялись и плакали. Но говорили они прежде всего о женщине, которую обе любили, каждая по-своему.
- Привет, девчонки, что вам сегодня угодно? Может, маленький багетик от Уффе?
Веселое хихиканье девушек, толпившихся в пекарне, показывало, что комментарий достиг нужного эффекта. Это вдохновило Уффе на дальнейшие подвиги - он взял один из багетов и попытался продемонстрировать свои возможности, размахивая им перед собой на уровне бедер. Хихиканье перешло в несколько испуганные восклицания, что побудило Уффе начать делать в их сторону непристойные жесты.
Мехмет вздохнул: Уффе ему осточертел. Мехмет явно угодил в ловушку, когда ему выпало работать в пекарне вместе с этим типом. Против самого рабочего места он ничего не имел - готовить ему нравилось, и он мечтал побольше узнать о пекарском искусстве, но просто не представлял себе, как выдержит пять недель в обществе идиота Уффе.
- Эй, Мехмет, а ты не хочешь показать багетик? Думаю, девчонкам захочется посмотреть на действительно крутой багет мигрантика.
- Прекрати, - отозвался Мехмет, продолжая выкладывать шоколадные рулетики рядом с бисквитами.
- А что такого? Ты же у нас любимец девушек. А они тут наверняка еще не видали ни одного черномазого. Как, девчонки? Вы когда-нибудь видали мигранта? - Уффе театрально развел руками в сторону Мехмета, словно желая представить его на сцене.
Мехмет начал не на шутку злиться. Он скорее чувствовал, чем видел, как привинченные к потолку камеры стали брать его крупным планом. Они ждали, страстно желали его реакции. Каждый нюанс будет транслироваться прямо в гостиные по всей стране, а нет реакций, нет чувств, значит, нет и зрителей. Мехмет это понимал - после благополучно пройденного пути до самого финала в "Ферме" правила игры ему были знакомы. Однако он их как-то забыл, вытеснил. Иначе разве он согласился бы на это? Правда, Мехмет сознавал, что это бегство. В течение пяти недель ему предоставлялась возможность жить в неком защищенном пространстве, в пузыре во времени. Никакой ответственности, никаких требований - только существовать и реагировать на внешние раздражители. Не надо вкалывать на какой-нибудь смертельно скучной работе, чтобы наскрести на оплату проклятой жалкой квартирки. Никаких будней, день за днем укорачивавших его жизнь, причем без каких-либо особых событий, никакого разочарования из-за того, что он не оправдывает ожиданий. От этого-то он в основном и бежал - от разочарования, которое постоянно видел в глазах родителей. Они возлагали на него огромные надежды. Образование, образование и еще раз образование - это заклинание ему приходилось выслушивать все детство. "Мехмет, ты должен получить образование. Ты обязан использовать шанс в этой прекрасной стране. В Швеции учиться могут все. Ты должен учиться". Отец снова и снова наставлял его с самых первых лет жизни. И он пытался. Действительно пытался. Однако способностями к наукам Мехмет не отличался, буквы и цифры не желали застревать у него в голове. Но уж врачом-то он станет, или инженером, или, на худой конец, экономистом. На это его родители твердо рассчитывали, потому что в Швеции у него ведь имелся шанс. В каком-то смысле их мечты осуществились: его четыре старшие сестры охватили все три профессии. Две стали врачами, третья - инженером, а четвертая - экономистом. Ему же - младшенькому - каким-то образом удалось занять в семье место паршивой овцы. Ни "Ферма", ни "Покажи мне Танум" нисколько не повысили его акций в глазах родных. Да он на это и не надеялся: напиваться перед камерой никогда не считалось достойной альтернативой профессии врача.
- Покажи-ка багетик мигранта, покажи, - продолжал Уффе, пытаясь увлечь за собой хихикающих малолетних зрительниц.
Мехмет чувствовал, что начинает свирепеть. Он бросил свое дело и подошел к Уффе.
- Прекрати немедленно! - Из внутренних помещений пекарни появился Симон с большим противнем теплых булочек в руках.
Уффе с вызовом посмотрел на него, прикидывая, стоит ли подчиняться. Симон передал ему противень:
- Вот, лучше угости девочек свежими булочками.
Уффе, посомневавшись, все-таки взял противень. Скривившиеся губы показывали, что его руки не столь привычны держать горячее железо, как у Симона, но ему оставалось только сжать зубы и протянуть противень девушкам.
- Ну, вы слышали. Уффе угощает булочками. Не полагается ли в знак признательности чмокнуть меня в щечку?
Симон закатил глаза, обернувшись к Мехмету, который благодарно улыбнулся в ответ. Симон ему нравился. Он владел пекарней, и контакт у них установился с первого рабочего дня: хозяин обладал каким-то особым качеством, благодаря которому они понимали друг друга с одного взгляда. Прикольно.
Когда Симон отправился дальше месить тесто и выпекать булочки, Мехмет проводил его долгим взглядом.
От вида появляющейся на ветке за окном зелени у Йосты начинало щемить в груди: каждая почка несла в себе предвестие восемнадцати лунок и клюшки "Биг Берта". Вскоре уже ничто не сможет встать между человеком и его клюшками.
- Тебе еще не удалось пройти пятую лунку? - послышался от двери женский голос, и Йоста поспешно и с ощущением неловкости свернул игру. Черт, ведь обычно он успевал услышать, если кто-то приближался. Во время игры он всегда сидел, навострив уши, что порой, к сожалению, пагубно сказывалось на концентрации.
- Я… я просто решил немного передохнуть, - смущенно пробормотал Йоста. Он знал, что остальные коллеги теперь не слишком-то верят в его работоспособность, но Ханна ему нравилась, и он надеялся заручиться ее доверием, пусть и на короткое время.
- А-а, не переживай, - засмеялась та, усаживаясь рядом с ним. - Я обожаю гольф. Мой муж, Ларс, тоже, и мы иногда деремся за место у компьютера. Но пятая лунка коварная. Тебе удалось с ней справиться? А то я могу показать, в чем хитрость. Мне потребовалось много часов, чтобы до этого додуматься.
Не дожидаясь ответа, она пододвинула стул поближе. Йоста едва верил своим ушам, но снова развернул игру и с благоговением сказал:
- Я бьюсь над пятой лункой с прошлой недели, но что ни делаю, шар уходит либо слишком далеко вправо, либо слишком далеко влево. Ума не приложу, в чем ошибка!
- Сейчас я тебе покажу, - сказала Ханна, забирая у него мышь.
Она привычно добралась до нужного места в игре, совершила несколько маневров, и… шар полетел и приземлился на зеленое поле, расположившись в идеально удобной позиции для того, чтобы Йоста мог следующим ударом загнать его в лунку.
- Bay, значит, вот как надо? Спасибо! - Йоста находился под большим впечатлением. Глаза у него засверкали так, как не сверкали уже много лет.
- Да, эта игра не для детей, - засмеялась Ханна, отодвигая стул и перемещаясь немного подальше.
- А вы с мужем в настоящий гольф тоже играете? - на волне энтузиазма спросил он. - Тогда в перспективе можно будет объединиться.
- К сожалению, нет, - ответила Ханна с явным огорчением, что очень понравилось Йосте. Лично ему то обстоятельство, что не все столь горячо любят гольф, как он сам, представлялось одной из величайших загадок жизни. - Правда, мы уже давно подумываем начать. Только вечно не находится времени, - сказала она, пожав плечами.
С каждой минутой Ханна нравилась Йосте все больше. Он был вынужден сознаться, что, как и Мельберг, несколько скептически отнесся к появлению новой коллеги противоположного пола. Сочетание груди с полицейской формой представлялось ему… ну, мягко говоря, странноватым. Однако Ханна Крусе действительно развеяла все его предубеждения. Похоже, она по-настоящему толковая женщина, и он надеялся, что Мельберг тоже оценит ее по достоинству и не станет излишне усложнять ей жизнь.
- Чем занимается твой муж? - с любопытством спросил Йоста. - Ему удалось найти здесь работу?
- И да и нет, - ответила Ханна, снимая с форменной рубашки невидимые пушинки. - Во всяком случае, ему повезло найти хотя бы временную работу, а там посмотрим.
Йоста вопросительно поднял брови. Ханна засмеялась.
- Да, я не сказала, он психолог. И будет работать с участниками, пока идут съемки реалити-шоу.
Йоста покачал головой.
- Я, вероятно, слишком стар, чтобы понять прелесть этого цирка. Перепихиваться под одеялом, напиваться в стельку и позориться перед всем шведским народом - и к тому же добровольно. Нет, мне такого не понять. В мое время хорошими развлечениями считались "Уголок Хюланда" и театральные постановки Нильса Поппе. Вещи, если можно так выразиться, почище.
- Какого Нильса? - переспросила Ханна, отчего Йоста помрачнел и вздохнул.
- Нильса Поппе, - повторил он, - он в летнее время ставил театральные спектакли, которые… - Он умолк, увидев, что Ханна смеется.
- Йоста, я знаю, кто такой Нильс Поппе. И Леннарт Хюланд тоже. Тебе незачем впадать в уныние.
- Спасибо, что сказала. А то я вдруг почувствовал себя столетним стариком. Прямо реликвией.
- Йоста, уж тебе-то до реликвии далеко, - опять засмеялась Ханна, вставая. - Продолжай играть, раз уж я показала тебе, как пройти пятую лунку. Ты вполне можешь позволить себе немного расслабиться.
Йоста тепло и благодарно улыбнулся ей. Какая женщина!
Затем он вернулся к попыткам одолеть шестую лунку. Пара-тройка лунок - это же пустяк.
- Эрика, ты обсудила с гостиницей меню? Когда мы поедем пробовать блюда? - Анна сидела, качая Майю на коленке, и строго смотрела на сестру.
- Дьявол, об этом я совсем забыла. - Эрика ударила себя по лбу.
- А платье? Может, ты собираешься выходить замуж в спортивном костюме? А Патрик пойдет на свадьбу в пиджаке для выпускного экзамена? Тогда понадобится вставить клинья по бокам и перебросить резинку между пуговицами. - Анна от души рассмеялась.
- Ха-ха, как смешно, - сказала Эрика, которая в то же время не могла нарадоваться, глядя на сестру. Анна стала прямо новым человеком - она разговаривала, смеялась, ела с хорошим аппетитом и даже дразнила Эрику. - Я все это знаю, но откуда же взять время?
- Послушай, сейчас перед тобой лучшая няня Фьельбаки! Я хочу сказать, что Эмма с Адрианом днем в садике, и я спокойно могу присматривать за этой юной особой, так что пользуйся моментом.
- Хм, ты права, - согласилась Эрика, чувствуя себя немного глупо. - Я как-то не подумала… - Она осеклась.
- Тебе незачем чувствовать себя дурочкой. Я понимаю. Некоторое время ты не могла на меня рассчитывать, но теперь я снова в игре. Шайба вброшена. Я оторвалась от бортика.
- Послушай, кажется, кто-то проводит слишком много времени с Даном… - Эрика от души рассмеялась и поняла, что именно этого Анна и добивалась.