- Какое-нибудь обстоятельство дает повод подозревать виновника преступления?
- Никакое.
Глава IX
ДВЕ ТАЙНЫ
- Кто эта дама? - спросил полицейский комиссар, внимание которого было привлечено криками несчастной матери.
- Эта женщина достойна всякого сожаления и участия. Ее дочь ехала сегодня ночью из Лароша в одном отделении с убитым, а затем, ночью, или, вернее, утром, ее нашли в обмороке, раненую, на полотне железной дороги между Вильнёв-на-Ионне и Сен-Жюльен-дю-Со.
- Все это крайне странно. Может быть, это преступление, являющееся результатом первого? Кто был обер-кондуктором на этом поезде?
- Малуар, один из лучших служителей компании.
- Где он?
- Здесь.
С этими словами инспектор указал на Малуара, возвращавшегося из конторы.
Супрефект подозвал его.
- Расскажите нам все, что вы знаете.
- Не взглянете ли вы сперва на труп убитого, господа? - осведомился инспектор.
- Нет. Прежде чем составлять протокол, надо добыть как можно больше сведений. Я жду объяснений обер-кондуктора.
- В Лароше содержательница пансиона madame Фонтана, по-видимому, хорошо знакомая начальнику станции, привела молодую девушку, которую, за недостатком мест в дамском отделении, я поместил в последний вагон первого класса. Я сам запер дверь, а по приезде в Париж отворил вагон, чтобы вывести девушку, но ее там не оказалось. Я увидел большую лужу крови на ковре и пассажира без всяких признаков жизни.
- Это все?
- Больше я ничего не знаю, сударь.
Полицейский обратился к инспектору:
- Эта дама, говорите вы, мать той девушки, которую нашли без сознания на пути между Сен-Жюльен-дю-Со и Вильнёв-на-Ионне?
- Да, вот депеша от начальника станции Сен-Жюль-ен-дю-Со, извещающая меня о происшедшем событии.
Полицейский взял телеграмму. Пока он ее читал, бедная мать, немного придя в себя, встала и подошла к разговаривавшим.
- Милостивый государь! - произнесла она умоляющим голосом. - Прошу вас, не скрывайте от меня ничего… Мою дочь убили, она умерла, не правда ли?
- Не накликайте несчастье, которое, Бог даст, не случится. Телеграмма извещает, что девушка только ранена… Успокойтесь и не теряйте надежды.
Несчастная закрыла лицо руками и громко зарыдала. Полицейский продолжал допрашивать обер-кондуктора.
- В том вагоне, куда вы поместили в Лароше дочь этой дамы, было много пассажиров?
- Только двое.
- Мужчины?
- Да, сударь, каждый сидел в углу, но не друг против друга.
- А по прибытии в Париж оставался только один убитый?
- Да. Убийца успел скрыться, как только остановился поезд…
- Этот поезд курьерский?
- Да, сударь.
- После Лароша он останавливался на многих станциях?
- Нет, нигде.
- С какой скоростью он шел?
- Со скоростью восемьдесят километров в час.
- При таком быстром движении совершенно невозможно сойти с поезда на ходу.
- Немыслимо!
- А по прибытии в Париж никто не видел, какой пассажир выходил из того вагона?
Служащие, толпившиеся невдалеке, переглянулись, и один из них ответил:
- Никто.
- Тут кроется тайна… Где труп?
- В вагоне, который я велел перевести на запасной путь.
- Пожалуйста, проведите нас туда.
Полицейский прибавил, обратясь к плачущей женщине:
- Вы можете идти с нами. Все, что касается вашей дочери, должно иметь для вас большой интерес.
Бедная мать шаталась и еле держалась на ногах, но инспектор предложил ей свою руку. Когда приблизились к вагону, Малyap отворил двери, и взорам присутствующих представилось безжизненное тело.
- Любезный доктор, мертв ли этот несчастный? - спросил врача полицейский.
Тот взял за руку убитого:
- Да, смерть последовала часа два назад, так как он совсем окоченел.
Голова, склоненная на грудь, скрывалась широкими полями шляпы. Лица совершенно не было видно из-за шотландского пледа, обмотанного вокруг шеи и поднимавшегося до самых глаз. Врач снял шляпу и спустил плед. Тогда показалось лицо - синее, но не изменившееся: смерть пришла так внезапно, что черты не исказились. Умерший казался спящим.
Мать Эммы-Розы машинально посмотрела, испустила пронзительный крик и, протянув руки к трупу, отступила на несколько шагов: ее лицо выражало сильнейший испуг. Все обернулись, стараясь понять причину ее волнения. Полицейский с живостью спросил:
- Вы знаете этого господина?
При этом простом вопросе она снова задрожала, ее глаза остановились в немом ужасе, и она провела рукой по лбу. Впрочем, все это длилось только одну минуту: молодая мать овладела собой.
- Вы знаете этого человека?
- Нет, сударь, - ответила она почти твердым голосом.
- Однако же ваше волнение, смущение?…
- Оно произошло при виде трупа… Я подумала о своей дочери, может быть, уже умершей, и испугалась. Но я не знаю этого человека… никогда не видела… никогда.
Врач вышел из вагона.
- Заприте, - приказал супрефект. - Господин инспектор, потрудитесь поставить двух сторожей у вагона с приказанием не пускать никого. Мы составим протокол, и я сам съезжу в префектуру. Здесь необходимо присутствие прокурора, судебного следователя и начальника полиции.
В эту минуту подошел один из железнодорожных служащих и подал вторую телеграмму инспектору дороги, который при взгляде на нее воскликнул:
- Из Сен-Жюльен-дю-Со!
Затем передал ее супрефекту:
"Молодая девушка, поднятая на линии, узнана. Ее зовут Эмма-Роза. Рана, по-видимому, не смертельна. Просят известить ее мать, madame Анжель, 110, улица Дам, в Батиньоле".
- Милостивый государь, - сказала Анжель повелительно, - это известие о моей дочери, не правда ли?
- Да, известие утешительное.
- Вы меня не обманываете?
- Читайте сами.
И он передал ей телеграмму.
- Только ранена! - проговорила она. - И рана, кажется, не смертельна… Ах, слава Богу! Он милосерден и сжалился надо мной… Он не допустит ее смерти! Вы мне сказали, сударь, что я могу ехать к ней в половине первого?
- Да, сударыня.
- В таком случае я успею распорядиться дома и захватить деньги?
- Да, но возвращайтесь поскорее. По всей вероятности, прокурор и следователь найдут необходимым задать вам несколько вопросов.
- Относительно чего?
- Относительно отъезда из Лароша вашей дочери и мотивов преступления.
- Эти мотивы не существуют, они не могут существовать!… Но я вернусь скоро.
И быстро, хотя и нетвердой поступью, молодая женщина направилась к выходу. Супрефект и полицейский обменялись долгим взглядом.
- Или я сильно ошибаюсь, или же эта женщина что-то от нас скрывает. Один вид крови не вызвал бы у нее такого крика. Она знает убитого, - сказал супрефект.
- Я так же думаю, - сказал полицейский. - Но к чему ей лгать? Не может быть, чтобы она была скомпрометирована!
В эту минуту служитель, посланный супрефектом к ближайшему полицейскому посту, возвратился в сопровождении двух агентов и бригадира.
- Я еду в префектуру и в суд, - сказал супрефект. - Вернусь скоро и, вероятно, привезу с собой прокурора, судебного следователя и начальника полиции.
Он вышел из вокзала, нанял карету, выбрав хорошую лошадь, и приказал ехать в окружной суд.
Глава X
МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ
Оставим на время Париж и попросим читателей следовать за нами в Сен-Жюльен-дю-Со, куда перенесли Эмму-Розу.
Madame Дарвиль, предупрежденная своим сыном Рене, не теряя ни минуты, приготовила комнату и постель. Врач по просьбе молодого человека поспешил в дом своей клиентки.
Дурное состояние дорог, занесенных снегом, вынуждало служителей идти очень медленно, так как они несли раненую. Наконец они дошли до жилища Рене и внесли носилки в переднюю. Доктор сейчас же приподнял одеяло, закрывавшее лицо Эммы, и, приложив руку к сердцу, удостоверился, что жизнь еще не погасла. Молодая девушка дышала, но биение сердца было слабо и неровно.
- Как вы находите, доктор? - спросила madame Дарвиль.
- Невозможно сказать ничего определенного. Рана на голове кажется глубокой, но пока я не могу составить себе о ней положительного мнения. Кроме того, надо узнать, нет ли еще переломов или внутренних повреждений.
- Как быть, доктор? Лестница слишком узка, носилки не пронести.
Рене Дарвиль, обладавший необыкновенной силой, вышел вперед.
- Я берусь без посторонней помощи перенести наверх Эмму, - сказал он, - только, чтобы ее не обеспокоить, сами положите ее мне на руки.
Доктор и Леон Ларойе со всевозможными предосторожностями приподняли легкое тело Эммы-Розы и положили его на протянутые руки Рене. Голова ее опиралась на плечо молодого человека.
- Она легка, как перышко, - произнес он, поднимаясь твердым шагом по лестнице в сопровождении матери и доктора.
Поднявшись, Рене положил раненую на диван и спустился к Леону. Madame Дарвиль с горничной раздели Эмму и уложили в теплую постель; доктор осмотрел рану. Больная все еще находилась в обмороке.
Рана от удара о верстовой столб была скорее длинна, чем глубока. Она начиналась на лбу и шла до темени.
Доктор обмыл рану губкой с теплой водой и вытер мягкой тряпочкой. Рана оказалась вовсе не опасной, но ужасное сотрясение могло повлиять на мозг, это предположение вполне подтверждалось обмороком. Врач сделал перевязку и, удостоверясь, что нет нигде перелома, сказал madame Дарвиль:
- Я пущу кровь молодой девушке, так как боюсь прилива крови к мозгу. Ваш сын и его друг могут прийти, они мне помогут. Необходимо больную как можно скорее привести в чувство… Если обморок продолжится, я буду в большом беспокойстве.
Madame Дарвиль, очень взволнованная, но сохраняя все присутствие духа, вышла из комнаты на площадку лестницы и позвала сына.
Леон Леройе и начальник станции быстро поднялись по ступенькам и переступили порог. Увидя прелестное личико Эммы-Розы обмытым от покрывавшей его крови, но бледное как у мертвеца, с закрытыми глазами и широкими синими кругами под ними, Леон пошатнулся.
- Есть опасность, доктор? - спросил он дрожащим голосом.
- Не могу сказать ни да, ни нет. Все зависит от действия, какое произведет кровопускание.
- Спасите ее, ради Бога, спасите! Уж если кто-нибудь должен умереть, пусть умру я. Господи, пошли мне смерть, а ей оставь жизнь!
Вошел Рене с бумагой, чернилами и перьями и положил их на стол.
Написав рецепт, доктор обратился к madame Дарвиль и сказал:
- Пошлите сейчас же в аптеку, лекарство необходимо дать немедленно.
Хозяйка дома вышла, чтобы отдать нужное приказание.
- А теперь, - продолжал доктор, - дайте как можно скорее тазик и бинты.
Доктор сделал надрез, оставшийся мертвенно-бледным - из него не брызнуло ни одной капельки крови. Все молчали, в страшной тревоге устремив глаза на обнаженную руку, белевшую как алебастр.
Доктор нахмурился и покачал головою.
- Доктор! - воскликнул Леон. - Неужели она умрет? Неужели она уже умерла?
В эту самую минуту, как бы в ответ на восклицание молодого человека, на поверхности разреза показалась сначала небольшая пурпурная капелька, а потом хлынула струя яркой крови.
- Наконец-то! - проговорил доктор, вздохнул с облегчением и прибавил, отвечая Леону: - Нет, она не умрет, это кровопускание спасет ее, без всякого сомнения.
Сердца всех, за минуту перед тем сжавшиеся от боли, теперь забились легко и спокойно. Скорбное, мрачное лицо Леона Леройе озарилось ярким лучом радости.
А струя крови с каждой секундой лилась все свободнее и свободнее.
- Я слышал, я почувствовал, что она задрожала… - воскликнул Рене.
- Поддерживайте ее хорошенько, - приказал доктор. Больная пошевелилась. Бледные щеки вдруг слегка порозовели.
Веки ее задрожали, как бы боясь разомкнуться, потом приподнялись, открыв перламутрово-белый белок и синий ободочек вокруг расширенного зрачка.
Легкий вздох вырвался из груди Эммы-Розы.
Затем веки ее сомкнулись, и слабая головка опустилась на плечо Леона Леройе.
- Доктор, она лишилась чувств, - пробормотал молодой человек, перепугавшись снова. - Она без памяти…
Доктор не ответил ни слова.
Он остановил кровь, соединив края разреза, приложил компресс, наложил бинт и сделал перевязку.
В это время в комнату вошла madame Дарвиль с лекарством, которое только что принесли из аптеки.
Налив в ложку микстуры, доктор ложкой же открыл губы бесчувственной молодой девушки, слегка закинул назад ее головку и влил лекарство между зубами.
- А теперь, - обратился он к молодым людям, - положите ее снова на подушки.
Леон и Рене осторожно опустили руки, и головка Эммы-Розы снова очутилась на подушках.
Доктор пощупал пульс и констатировал его слабое биение.
- Уйдите отсюда все. Теперь наше присутствие в этой комнате принесло бы скорее вред, чем пользу. Больной необходимы полнейшая тишина и спокойствие. Через полчаса я вернусь и не уеду отсюда до тех пор, пока не буду в состоянии сказать что-либо совершенно определенное относительно ее здоровья.
Леон Леройе бросил горестный взгляд на Эмму-Розу и последовал за madame Дарвиль, которая вышла из комнаты вслед за доктором и сыном.
- Как вы думаете, - обратился господин Ландри к доктору, - было тут несчастье или преступление?
- По ране этого никак не узнать. Она причинена не острым орудием, а ударом обо что-нибудь большое, объемистое и твердое.
- Но падение-то? Как и чей вы объясните само падение?
- Я никак не объясняю. Является оно результатом преступления или же просто несчастья, как можно браться за разрешение такой задачи? К чему делать предположения, которые впоследствии, по всей вероятности, окажутся ошибочными? Только сама девушка объяснит все, когда придет в себя и будет в состоянии говорить.
- А это скоро будет?
- Надеюсь, если все пойдет хорошо. Но только не сегодня. Я не позволю ей говорить.
- Как вы полагаете, должен я предупредить полицейского комиссара?
- Думаю, что это необходимо. Вы составите свой рапорт, я присоединю к нему свой, а вы уж передадите их кому следует. Теперь, по-моему, необходимо сделать еще одну вещь. Так как monsieur Леон Леройе знает молодую пациентку, то ему, наверное, должен быть известен и адрес ее матери. По моему мнению, мы должны, не теряя ни минуты, известить несчастную женщину о состоянии здоровья дочери, дать ей хоть какую-нибудь, более или менее утешительную весточку. Мне кажется, что это наша прямая обязанность.
- Я не знаю адреса madamе Анжель в Париже, - сказал Леон, - но уже телеграфировал в Ларош, моей тетке madame Фонтана. Она приедет сюда с первым поездом, я уверен, так как питает живейшую симпатию к mademoiselle Эмме-Розе. А уж от нее мы узнаем, где живет madame Анжель.
- Это поздно, - возразил начальник станции. - Мать, вероятно, приехала на вокзал встречать дочь. Не увидев ее, она, разумеется, перепугалась, стала расспрашивать, и ей, конечно, сообщили о моей депеше. Так что в данную минуту она, наверное, считает свою дочь уже мертвой.
- Несчастная женщина! - воскликнула madame Дарвиль. - Она должна находиться в ужасном состоянии. Тут положительно есть от чего сойти с ума!
- Лучше всего, по-моему, немедленно телеграфировать madam Фонтана - она, по всей вероятности, еще не успела выехать из Лароша - и просить ее дать нам адрес madame Анжель.
- Вы, несомненно, правы, сударь. Я отправлюсь с вами обратно на станцию и оттуда пошлю депешу моей тетке! - с жаром воскликнул Леон.
- Идите, - сказал доктор, - а я останусь около больной.
Рене отправился со своим другом.
В кабинете начальника станции уже лежала депеша от madame Фонтана. Начальница извещала, что будет в Сен-Жюльен-дю-Со с первым поездом и, предвидя необходимость уведомить мать о печальном происшествии, сообщила ее адрес.
Немедленно была послана депеша на станцию Лионской железной дороги в Париж.
Глава XI