Но это его головная боль, которая весьма плодотворно сказывается на моем самочувствии. У честного мента Саенко полностью развязаны руки; уж он-то старается отвести беду от невиновного человека и отмазывает меня с такой силой, словно от исхода дела понятно в чью пользу получит, кроме премии, внеочередное звание.
В отличие от премии, насчет присвоения майору чина подполковника я пока не уверен, хотя в свое время мне доводилось покупать генеральские погоны. Но если возникнет подобная производственная необходимость, то, с моей точки зрения, Олег Валентинович уже заслужил и более высокое звание. Это стало ясно во время допроса, когда Саенко, вместо того чтобы заботливо навешивать на основного подозреваемого в убийстве всякое дерьмо, принялся выстраивать мое непотопляемое алиби.
Дело дошло до того, что майор попытался выяснить: кто, с точки зрения задержанного исключительно для полного выяснения некоторых обстоятельств, мог так здорово оприходовать Будяка в графе обитателей преисподней? После этого вопроса мне пришлось вести себя менее капризно, прекратить выдавать соображения насчет присутствия адвоката на допросе и требовать непременно фирменного Пэлл-Мэлла" вместо той гадости под видом "Мальборо", которой от всей души угощал честный мент.
Я высказал следствию все, что думаю, лишь бы убить время в ожидании положительного решения собственной судьбы. Мои подозрения вызвали у майора неподдельный интерес, он аккуратно записывал в протокол чистосердечные признания человека, который всей душой стремится помочь следствию в поисках убийцы, согласно гражданскому долгу и статье Уголовного кодекса. Вот почему я кололся быстрее, чем орехи в руках опытной домохозяйки перед изготовлением торта "Наполеон". Мы с Владимиром Ивановичем, кстати, как вы говорите? Будяк? Впервые слышу... Да, так мы с известным косятинским бизнесменом Владимиром Ивановичем Усенко заключили в неформальной обстановке пока устное соглашение о совместной деятельности. Однако после того, как я вернулся к себе, у него, по всему видать, возник какой-то срочный вопрос. Вот он и отправился в мой отель. А супруга Владимира Ивановича подумала о чем-то нехорошем и в порыве ревности пошла следом с топором за пазухой...
А чего, собственно, удивительного, если подобное преступление - одно из самых распространенных. Вы, гражданин майор, взяли бы и подсчитали, сколько раз в нашей стране жены выясняли семейные отношения с помощью топора - и цифры на вашем калькуляторе будут зашкаливать.
Олег Валентинович добросовестно записывал в протокол не только требовавшиеся для моего освобождения из-под стражи сведения, но и ту ахинею, которую я нес перед финальной стадией допроса. Кроме версии о ревнивой жене, возникли подозрения насчет недремлющих конкурентов и очередного серийного маньяка, я чуть было не перешел к проискам иностранных разведок, однако вместо этого пришлось подписывать протокол.
Отправляя меня в камеру, честный мент поступил так, что не возникло тени сомнения: жизнь, похожая на сказку, продолжается. Майор одарил задержанного пачкой сигарет, попутно поведав: Будяка убивали в то время, когда я находился в обществе ветерана вооруженных сил Чекушина и его внучки. Эти родственники подтвердили: из их номера я не выходил. К тому же я отчего-то подписывал протокол левой рукой, а убийца, хотя пока нет результатов экспертизы, похоже, правша. Кроме того, майор понял, почему у меня возникла необходимость подлечить нервы радоновыми ваннами. От кровавого зрелища в номере у здорового человека может случиться припадок, что уж говорить о таком доходяге, как я? Неудивительно, что без чувств грохнулся, тем более, майор успел связаться с Южнморском, и "Тарантул" подтвердил: по нашим данным, ваш подозреваемый не имеет никакого отношения к организованной преступности и является весьма достойным членом нашего траханого общества.
И вот сейчас, лежа на нарах, узник терпеливо ждет часа свободы, не слишком опасаясь, что соседи рискнут продолжать его камерное образование. Я им даже пару сигарет подбросил, естественно, не чтобы задобрить, а от не усопшего в новых исторических условиях чувства солидарности трудящихся, на котором был воспитан.
А еще меня воспитали правшой. Стоило сесть за школьную парту, как поехал по скамье вслед движениям левой руки. Это было явным непорядком и вызовом не только системе среднего образования, но и советскому образу жизни. Если весь класс пишет правой, то какое право имеет кто-нибудь делать то же самое левой? Природа в расчет не бралась, тогда реки вспять поворачивали, хорошие художники вместо звания заслуженных-народных получили титул "пидорасы", кукурузу на Северном полюсе сажали, Америку ракетами стращали, неужто они со мной бы не справились?
Справились. Но только в том, что касается чистописания правой рукой. Если не кривить душой, спасибо, дорогая моя первая учительница, в том числе за этот урок. Не потому, что с тех пор я не делаю различий между левой и правой, а за верное восприятие окружающего мира, где самое опасное - хоть чем-нибудь отличаться от других.
Я снова благодарил свою первую учительницу, когда пришел в спорт. Дрался на рапирах, держа оружие в левой руке, и попутно осваивал саблю. Исключительно правой, чтобы не разбалтывать кисть, как считал, рабочей руки. Зато потом выяснил: в отличие от очень многих так называемых индивидуумов, сбитых в совокупность советского народа, мои руки практически равны, ну прямо как теоретически граждане перед законом. Только вот об этой особенности следствию знать не обязательно, пусть даже такому справедливому, намек которого по поводу ударной руки я понял. И косвенно подтвердил алиби с помощью печенки татуированного сокамерника.
Несмотря на то, что пока все относительно хорошо, не считая воздуха в камере, меня беспокоит одно обстоятельство. Отсутствие на рабочем месте администратора, когда я звонил в милицию, пользуясь его телефоном. Естественно, не потому, что он единственный человек, который мог бы по-настоящему подтвердить мое алиби. Как ни крути, но просквозить мимо дежурного администратора поздним вечером мог бы исключительно Святой дух, каковым покойный Будяк точно не был.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Я сидел в номере и на подписке о невыезде.
Мой "люкс" опечатали вскоре после того, как менты сильнее чесоточных клещей взбудоражили своими расспросами постояльцев отеля. После убийства в "Метелице" и без того немногочисленное население заведения отчего-то слегка поредело. А казалось бы, здесь только у меня слабые до невозможности нервы, и кровавые суеверия постоянно бьют по мозгам.
Рябов, расположившись в кресле, по которому тоскуют все свалки мира, привел в действие небольшой "дипломат". Пока мент Саенко непонятно на кой мордовал меня на очередном допросе, Сережа тщательно обследовал любезно предоставленный администрацией годами бронированно-пустующий "люкс". В нем вместо привычных тараканов коммерческий директор отчего-то обнаружил допотопного "клопа". Когда Рябов продемонстрировал свою находку, я почувствовал себя как минимум на двадцать лет моложе. Что касается начальника службы безопасности фирмы, то, по его мнению, изготовленные подобным образом насекомые должны были вымереть надежнее мамонтов в ледниковый период "холодной войны".
К нашему великому удивлению, телефон в этом номере отчего-то функционировал. При таком трепетном отношении к постояльцу даже не хотелось проверять, каким прослушивающимся антиквариатом нафарширована последняя модель аппарата времен проклятущего тоталитаризма.
После того, как Рябов вопросительно посмотрел на меня, я без тени смущения прикурил стомиллиметровку "Пэлл-Мэлла" и с наслаждением затянулся.
- Ладно. Показывай, - требовательным тоном бросил коммерческий директор фирмы "Козерог".
- Топор, которым я изрубил Будяка?
- Топор или другой предмет убийства не обнаружен.
- Сережа, я просто счастлив. Так что тебе продемонстрировать?
- Как что? - почти искренне удивляется Рябов. - Ты же наконец попал, куда всю жизнь нарывался. Вот это самое "Кто не был, тот будет, кто был - не забудет" у тебя на груди наколото? Или где?
- Или там, Рябов. Учти, у нас, у зэков, в отличие от вас, фраеров, за горбатое слово полагается перо в бок.
- И это говорит человек, всю жизнь утверждавший, что он фраер, - огорченно произнес Рябов, морщась то ли от моих слов, то ли от сигаретного дыма. - Убеждал меня: фраер не должен обращать внимания на законы, придуманные блатными...
- ...А диктовать им свои, - продолжаю в ответ. - Так разве я отказываюсь? Поехали?
- Поехали, - легко согласился Сережа и спросил: - Знаешь, что ментов взбудоражило больше всего?
- Отсутствие администратора?
- Это тоже. Но две сотни презервативов в твоем чемодане - еще больше.
Аккуратно погасив окурок в мраморной пепельнице, каким-то чудом уцелевшей от рук уборщиц со времен сталинского террора, возмущаюсь:
- А как же иначе? Я же, в конце концов, не должен ничем отличаться от прочих болящих-отдыхающих. Кстати, ты не знаешь, мои соседи...
- О твоих соседях речь еще пойдет, - прогарантировал Рябов. - В общем, так. Кое-какие данные по Грифону получены. Мне кажется, Воха с ним уже встречался.
- Интересно, кто претендует на это псевдо?
- Директор местного техникума измерительных приборов. Чересчур интеллигентен для своего места.
- В галстуке ходит? - пытаюсь выяснить, на чем зиждутся подозрения заместителя коммерческого директора.
Рябов посмотрел на меня так, будто я всунул в рот одновременно четыре сигареты, и слегка резче обычного поруководил моей скромной персоной:
- Давай серьезно. Нам есть над чем думать.
Согласно кивнув головой, делаю глубокую затяжку. Вот что значит незавидное положение кандидата в заключенные. Даже подчиненные вертят мной, как хотят. Хорошо еще, такое отношение легко укладывается в схему накатанного годами взаимодействия с Рябовым.
- Значится, пойдем дальше, - более миролюбивым тоном заметил Сережа. - Решетняк Клим Николаевич, отставник, награжден боевыми орденами и медалями. В мирное время. Сидит в рабочем кресле чуть ли не на спецхране.
- Отношение к измерительным приборам?
- Прямое, - отрезает Рябов. - Работал в свое время в КБ генерала Калашникова...
После этих слов Сережи я стряхнул пепел мимо мраморной тары.
- Калашникова? А ты знаешь...
- Знаю, - отрезает Сережа. - Твой сосед по отелю с внученькой. Которая тебе покоя не дает... Словом, он приехал сюда по приглашению старого сослуживца.
- А чего в отеле живет? - не отказываюсь от возникшего подозрения.
- Как чего? Чтоб тебе было легче внучку склеить... Или из-за бытовых условий приятеля. Тот в двухкомнатной квартире панует.
Вместе с женой, сыном, невесткой и двумя внуками. К этому счастью вдобавок - бабушка. Сюда еще дедушку с внучкой - полный перебор.
- Сережа, ты забыл, где живешь. У нас по этой части переборов не бывает...
- Дальше... - не обратил внимания на попытку демарша Рябов.
- Постой, - мгновенно доказываю, кто кому должен подчиняться. - Этот Решетняк, он что, взяток не берет, хату купить не может?
Рябов отчего-то вздохнул и признался:
- Не берет. Мы навели справки.
Да, дела. Директор техникума не берет, мент Саенко не берет, ну разве что от нас единоразово получит. Я, выходит, действительно попал в сказку?
- На чем основаны твои подозрения, Сережа? - вполне серьезным тоном спрашиваю коммерческого директора.
- Покаты тут гладиаторские бои устраивал, поступили дополнительные сведения.
- Позволь напомнить, тебе запрещено использовать пресс-группу без моего согласия, - говорю как можно жестче.
- Нужны мне твои искусственники, - отмахнулся Сережа. - У меня своих хватает. И не этих придурковатых...
- Короче, Сережа!
- Короче - длиннее. Ты чересчур их разбаловал, - проявляет невиданную заботу о прибыли фирмы коммерческий директор. - Они скоро станут тебя раскалывать на бумагу, если в сортир нацелятся. И дополнительно потребуют заплатить за этот процесс.
- Не твое дело, - решительно отрезаю в ответ. - Твоего кармана мои затеи не касаются.
- Зато мои очень даже коснутся, - предупредил Рябов, явно продолжая считать, что группа Бойко кормится и за его счет. - В общем, так. В КБ Решетняк трудился всего одиннадцать месяцев. А до того - совершенно в другой системе. То есть отделе. Вдобавок очень даже подходит по возрасту.
- Откуда такая уверенность?
- Грифону должно быть не менее сорока пяти. И не более шестидесяти.
- Прекрасный диапазон, - воодушевился я. - Но ведь для тебя главное не возраст, а пресловутый отдел. Какой именно?
- Восьмой отдел Первого Главного управления КГБ, - почти отчеканил Рябов.
Вот это да. Решетняк явно занял свое очередное место в жизни и по-прежнему сеет разумное, доброе, вечное. Плоды его работы до сих пор дают всходы на чересчур испаханной земле некогда братского Афганистана. Именно там в канун восьмидесятого года хорошо порезвились труженики канувшего в небытие того самого отдела под номером восемь. Теперь и мне неведомый Решетняк кажется слишком подозрительным. Чтобы бывший сотрудник "восьмерки" подался в кресло директора техникума вместо более комфортной мебели, положенной руководителю службы безопасности крутой фирмы? Или, на худой конец, не стал консультантом не менее уважаемой преступной группировки?
А ведь как работал. На загляденье. Был у нас большой друг Амин, которого народ избрал президентом. Советский Союз, ясное дело, тут же поздравил этого Хафизуллу с высоким доверием сограждан, попутно высказав горячее убеждение, что и в будущем братские отношения между СССР и революционным Афганистаном станут развиваться на основе договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Через полгода Амин стал чересчур драть суверенный нос, да так, что его было невозможно не заметить из-за соседской границы. По такому поводу Хафизулла по-быстрому превратился из пламенного борца за мир в кровожадного агента американского империализма. После этого никто в нашей стране не удивился, что народ Афганистана, исстрадавшись под пятой тирана, устроил восстание. На второй день после его начала по решению революционного трибунала свободного Афганистана перерожденец-президент был казнен.
На самом деле и революция, и казнь очередного агента империализма состоялись на день раньше. Когда, согласно договору, Амину и его любовнице по-добрососедски устроили в декабре досрочную встречу Нового года скромные труженики восьмого отдела Первого Главного управления КГБ. В президентском дворце состоялся фейерверк с помощью петард "РГД". И праздничный салют из донельзя интернациональных "Калашниковых". Амин отправился на небеса наслаждаться ласками неземных гурий, а в Афганистан наконец-то пришла хорошая жизнь.
Жаль только не знают некогда братские афганцы, кого поименно за нее благодарить, кроме давно откопытившегося Политбюро. Так ведь продолжают жить другие ветераны-декабристы, вроде заседателя революционного трибунала, славного представителя восставшего против тирании афганского народа, этого, мягко выражаясь, ибн Клим Решетняка.
Такой спец по измерительным приборам вполне способен самолично топором помахать, несмотря на почтенный возраст. Разве ему, подобно другим, не приятно вспомнить молодость? Да, не ошиблись родители, назвав Клима в честь самого выдающегося стрелка всех времен и народов наркома Ворошилова. Куда там до него легендарному Теллю. Спросить бы покойного президента Амина: кто лучше стреляет - наш борец за мир Клим или немецкий реваншист Вильгельм, интересно, что бы он ответил?
Но сейчас такое положение, о покойных Аминах Бабраковичах думать недосуг. Меня больше возможные кандидаты в покойники занимают.
- Значит, Сережа, говоришь, старый дружбан к нему приехал. С внучкой. Совершенно случайно этот отставной подполкан встретил меня, пригласил к себе...
- Ты, конечно, не отказался...
- Из уважения к сединам... - продолжил я.
- ...Но, по-моему, внучке краситься рановато, - наконец-то улыбнулся Рябов.
Укоризненно посмотрев на Сережу, весьма самокритично замечаю:
- Не это сейчас главное.
- Вот именно, - не сдержался коммерческий директор. - Наверняка производил впечатление.
- Да нет, больше мемуары выслушивал, - чуть ли не оправдываюсь в ответ.
- Пока ты их выслушивал, кто-то у тебя в номере порезвился. Бесшумно, несмотря на орудие преступления. Топор или мясницкий нож. Есть над чем думать.
Для воздействия на характер Рябова мне пришлось прикурить очередную сигарету.
- Да, Сережа, ты хватки не теряешь. Небось, успел правила дорожного движения нарушить? Откупился, понятно, по-царски. Потом с ящиком водки в райотдел, там, понятно, отыскались знакомые твоих знакомых. Правильно?
- В самых общих чертах, - подтвердил главный коммерсант "Козерога". - Знаешь, что меня больше всего интересует?
- Знаю, Сережа, - отвечаю серьезным тоном. - Еще бы, столько лет вместе. Именно интересует, а не интересовало. Тебе любопытно, не куда задевался администратор отеля, а кому именно из ментов он стучал.
Сережа засопел с явным недовольством, словно у него отбивали громадный шмат работы.
- Прогоняю ситуацию, - не стал возражать как всегда что-то тщательно скрывающий Рябов. - Дедушка то ли с чьей-то подачи, то ли по простоте душевной пригласил тебя в гости. Ты согласился ради внучки. В это время в гостинице появляется Будяк. Сразу отметаю твой вопрос: своим ходом. Один или еще с кем-то - предстоит выяснить. Вариантов мало, всего два. Либо Будяка исполнил исчезнувший администратор. Либо тот, кто оприходовал Будяка, затем ликвидировал администратора.
- А если он стал невольным свидетелем, испугался и где-то запрятался? Сидит пережидает...
- Не думал, что камера так может повлиять на тебя, - назидательно поднял палец Рябов. - Он, как понимаю, не сидит переживает, а лежит и воняет... Ну, может, насчет воняет - преувеличение. Зима все-таки. Как весна придет - пойдут подснежники, попробуй опознай всех. Ладно, авось не залежится. Решетняка попробуем пробить дальше, хотя это вряд ли, но все-таки...
- Дедушка с внучкой...
- Уже. Все в порядке.
- Быстро у тебя с ним получилось, - смотрю на Рябова с неменьшим подозрением, чем он на окружающий мир. - Этот отставник - узел на ровном месте... Кстати, почему Будяка изрубили? Рискованно. Одежда в крови, я в любой момент мог вернуться в номер. Тот, кто это...
- А ты как хотел? Пулей в голову, оружие рядом бросить, как оно обычно делается? Зато при топорном исполнении версии плодятся, как вши в коросте. Значит, он опытный игрок. Как в преферансе. Чем больше пробоев на "мизере" - тем труднее ловить. В общем, сейчас нужно не гадать, а выяснять... Да, не вздумай на безружейную охоту вывалиться или от нечего делать за киносъемками наблюдать.
У меня создалось твердое впечатление, что общение с ментами повлияло на Сережу гораздо сильнее, нежели камера - на его руководителя.
- Слушаюсь, господин фельдфебель, - достойно реагирую на слова явно переутомившегося Рябова.