- Не знаете? Так я вам скажу. Утром к ней сосед пошел отнести трешку. Долг. Вдруг бежит ко мне - лица на нем нет! "Лида! Сусанна… Там…" И аж задыхается! Я говорю: "Что там? Что вы увидели? Черта? Дьявола? Так почему вы не дали ему по морде?" - Старуха подняла руку, поправила платок. Засученные рукава открыли крепкий, не по годам жесткий рычаг предплечья. - Знаете что… - Лида-Зельда подумала. - Полину вы можете увидеть, она скоро придет. И если Бог даст, жену Еси - Владу тоже, потому что такая жара, что она должна приехать полить цветы. А пока… - она огляделась, - вам можно поговорить с женой Менлина. С Шейной… Только она сейчас ушла на пруд. С дочкой. Это здесь рядом. - Зельда показала кувшином. -За домом.
- Девочка на велосипеде? - спросил Денисов. - Худенькая, рыжеватая.
- Да! Это она…
Пруд был сильно вытянутым, узким. Плотная, салатовой зелени ряска закрывала его полностью. Только с одной стороны, у берега, виднелось что-то вроде небольшой полыньи. Там плескались дети. Несколько женщин следили за купающимися.
- Павлик! Ты сказал, две минуты! А сколько прошло?
- Ма-а! Еще минутку!
- Таня, выходи! - Голос этот, четкий и исполненный решимости, звучал через равные промежутки, как метроном. - Таня, выходи!
Денисов сразу нашел в пруду рыженькую девочку - на нее показывал ему старик Нейбургер. Невидимая нить соединила девочку с уродливо располневшей молодой, красивой матерью в огромном открытом купальнике. Она стояла у воды.
- Извините, вы - Шейна?
- Ну да, - она покраснела, женщины на берегу на мгновение оторвали взгляды от детей.
- Я хотел переговорить с вами относительно вашей родственницы, Сусанны Маргулис.
Она кивнула, махнула рукой девочке. Та, не говоря ни слова, полезла из воды.
Денисов отошел.
Жара не спадала. В ближайшей к пруду девятиэтажке все окна были завешены, откуда-то с верхних этажей доносился включенный на всю мощь телевизор. "Президент Рейган и его супруга…" - Денисов различил торжественный голос диктора, но дальше не смог ничего понять. Речь шла о подробностях второго дня визита.
- Я готова, - широкий цветной сарафан чуточку скрадывал массивность юного, чудовищно располневшего тела, лицо снова показалось Денисову красивым, очень молодым. Так, вероятно, и было.
- Как мне к вам обращаться? Шейна?
Она засмеялась:
- Это только мои меня так зовут. Вообще-то по паспорту я Серафима. Можете называть меня Симой…
"Непонятно, - Денисов впервые с этим столкнулся. - Одни официально носят два имени, у других по нескольку созвучных…"
- Убитая приходится вам родственницей дважды… И по матери, и со стороны мужа. Вы троюродные брат и сестра… - Она молча кивнула. - Вас не было здесь во время ее гибели?
- Я училась в Белгороде. В восьмом классе.
- Сколько же вам лет? Извините!
- Двадцать. Пять лет прошло. Да, в восьмом классе. Лида-Зельда, сестра бабушки, дала нам телеграмму…
Они шли небольшой рощицей. Корни деревьев - перекрученные, напоминавшие воспаленные вены больного, пересекали тропу; девочка то и дело спотыкалась.
- То, что случилось с Маргулис, могло напугать на всю жизнь.
- Да нет… Возраст, легкомыслие… Смотри под ноги! -крикнула она девочке. - Как ты идешь!… А кроме того, я тогда познакомилась со своим будущим мужем. Почти ничего не осталось в памяти.
- До этого вы видели свою родственницу?
- Сусанну? Да. Все говорят, что я на нее похожа… -Шейна покраснела.
Денисов понял: ее беспокоит собственная, передающаяся из поколения в поколение тучность, а происшедшее с Маргулис давно забыто.
"Никому, кроме следователей и розыскников, в сущности, нет дела до убийства…"
- Честно говоря, все забыли о ней, - подтвердила она.
- Ваша сестра тогда тоже встретила своего суженого?
- Полина? Да, он старший брат моего мужа.
- Как скоро после гибели тетки вы переехали в Москву?
- Год квартира стояла, никто в ней не жил… Примерно года через полтора.
- Мама, - спросила девочка. - Что это значит - "суженого"? Мужа?
Все это время она шла молча, и Денисов думал, что ребенок не прислушивается.
- Не мешайся… - Женщина поправила бретельку. Лицо ее было разгорячено.
- Что-нибудь говорили, почему она погибла?
- Разное… Однажды я стояла в очереди в овощной, - она показала на девятиэтажку. - Говорили такое! Я даже не поняла, что речь о нас. "Хотели перетянуть родственников в Москву…" "Старуха отказывалась ехать в Израиль…"
- У убитой было приглашение?
- По-моему, да.
- Она оформляла документы на выезд?
- Не успела.
- Папа! - Девочка указала на дорогу.
Покачиваясь на грунтовом неровном покрытии, сбоку двигался "жигуль", водитель явно собирался перерезать им путь.
- Мой муж… - Женщина замахала рукой.
"Жигуль" остановился. Широкий в плечах высокий брюнет вышел из машины.
Несмотря на жару, на нем был серый костюм-тройка, галстук. Муж Шейны стоял, засунув руки в карманы, насмешливо смотрел на жену, которая приближалась к нему по дорожке вместе с Денисовым.
- Это работник милиции, - со значением сказала Шейна, когда они поравнялись. Все это время, под взглядом мужа, она не сказала Денисову ни слова. - Он интересуется Сусанной…
Богораз молча взглянул на Денисова.
Потом он открыл перед женой дверцу, обошел машину, сел за руль. Женщине было неловко перед Денисовым за его неприветливость:
- Может, доедете с нами? - спросила она. - Полина скоро придет.
Денисов отказался:
- Спасибо. Тут рядом.
Ее муж уже тронул машину. Его грубоватую настороженность нельзя было не заметить.
"История с убийством Маргулис скорее всего для них так же темна, как и для следствия…" - подумал Денисов. При расследовании, особенно если оно не удалось, наступал момент, когда казалось, что близкие убитого знают больше, чем говорят.
Было странным, конечно, что никто из родственников убитой, никто из тех, с кем он общался в течение этого длинного дня, не задал ему хотя бы один из вопросов, столь естественных и закономерных: "Почему вдруг снова занялись зверским убийством?", "Почему интерес этот проявился именно сейчас?", "Неужели милиции в этот первый летний по календарю день не хватает других забот - ну, хотя бы в связи с визитом в столицу президента Соединенных Штатов с супругой…" Денисов взглянул на дорогу - машина уже заворачивала к дому, куда через несколько минут должен был подойти и он сам. "Наконец, почему занимается этим делом Денисов, у которого черным по белому в удостоверении записано - старший уполномоченный уголовного розыска линейного отдела внутренних дел - то есть вокзальной милиции… С чего интересуется вдруг убийством, совершенным на территории - в Московской области - пять лет назад?"
2
Это произошло утром накануне, перед его приездом в штэтл.
Денисову долго не удавалось пробиться к месту происшествия. Входы и выходы вокзальной комнаты матери и ребенка были перекрыты, коридор третьего этажа перед изолятором плотно забит сотрудниками, прибывшими из Управления. С Леснорядской.
В помещении были работники всех служб. Денисов представил, как дежурный по Московскому Управлению на железнодорожном транспорте, получив сигнал о тяжком преступлении на Павелецком, выскочил к подъезду и стал набивать оперативные машины людьми, отсылая их на вокзал. Благо было около девяти и сотрудники подходили и подходили. Дежурному вначале не пришлось выбирать, и он отправлял первых попавшихся, лишь бы количественно подкрепить линейный отдел. Лишь потом у него появилась возможность выбирать среди специалистов.
Денисов все понимал про дежурного по Управлению.
"Такой день…" - Столичную милицию и без того неделю лихорадило: готовились встречать президента Соединенных Штатов. Понять, что это, мог лишь милиционер.
Перед работой Денисов заехал на Москву-Товарную, оттуда позвонил в отдел:
- Подожди секунду, - Антон Сабодаш, дежурный, приготовился нажать на другой тумблер пульта связи. - Тут кто-то еще рвется… - Оказалось, что звонок Денисова и сигнал с места происшествия пришли одновременно. - Слушаю вас… - В следующее мгновение Антону было уже не до Денисова. - Закройте двери, пока никого не выпускайте! Все! - крикнул он кому-то. Тумблер опустился на место. -Помощник! К пульту! Денисов, слышишь? - Он обращался непосредственно к нему. - В комнате матери и ребенка убили женщину! Позвонила медсестра! Все! Прошу - не задерживайся!
- Понял…
Комната матери и ребенка с недавних пор находилась на особом положении среди других служб.
Помещавшаяся прежде в коридоре старого вокзала из бывшего пасынка и нахлебника администрации комната матери и ребенка сразу превратилась в законное детище, добытчика и финансового спонсора станции. Теперь она занимала третий и четвертый этажи, с внутренним лифтом, апартаментами для семейных, многодетных и одиночек, с холлами, игротекой - в случае необходимости комната матери и ребенка могла вместить не менее двух сотен матерей вместе с детьми.
"Прошу - не задерживайся!" - просил Антон…
Денисов не бросился к платформе - именно в таких случаях электрички всегда оказывались ненадежным средством; путями, петляя между вагонами и пакгаузами, побежал к вокзалу.
Сразу выяснилось, что выбор неправилен. Трижды его обгоняли электропоезда - бесшумные, коварно замаскированные под цвет окружающего полотна.
"Их так и не выкрасили в ярко-оранжевый, как куртки рабочих-путейцев, - в который раз он уже думал об этом. -Может, когда-нибудь потом, когда раз и навсегда будет покончено с синдромом врага, который не дремлет…"
Он старался не думать о том, что происходит в этот момент в комнате матери и ребенка, но, как обычно, это не получалось.
"Антон приказал никого не выпускать из помещения. Выходит, убийца кто-то из ночевавших?"
Вокзал показался издалека - приземистая галерея этажей.
Растянувшееся вдоль фасада, выведенное огромными буквами слово "МОСКВА" приходилось как раз на окна комнаты матери и ребенка.
Несмотря на то, что еще не было и девяти, становилось довольно жарко. Прогноз погоды оправдывался. Денисов, как и все, следил за погодой - в связи с визитом Рональда Рейгана. Днем обещали сушь: 21-23 градуса.
"Надо было все-таки дождаться электричку…" - время уходило.
Наконец, обогнув маневровый тепловоз, он через пути перебежал горловину: ему надо было еще заскочить в дежурку - взять рацию.
- Ничего не известно! Все на месте происшествия! - крикнул помощник, пока Денисов ставил закорючку в журнале приема радиостанций. - Пусть капитан Сабодаш позвонит, а то все спрашивают! Я не знаю, что отвечать…
- Есть… - Он был уже в дверях. - Где произошло? В палате?
- В изоляторе!
Помещение изолятора было автономным, сквозным, в каждую комнату его можно было попасть с нескольких сторон.
Но не сегодня! Всюду стояли сотрудники. Денисову не удалось пробиться сквозь строй прибывших дальше прихожей. Еще раньше его удивляло здесь обилие дверей; теперь представилась возможность проверить, что находится за каждой. Он дергал за ручки, но никуда не мог пройти. Одни двери прикрывали шкафы, за другими уложены были трубы; тут же находился и небольшой, укрытый от глаз умывальник и рядом туалет.
- Приказ никого не пускать… - объяснил ему в коридоре занозистый, невысокого роста лейтенант. Денисов знал его: лейтенант не раз уже приезжал на вокзал, собирал цифры. -Ждите в дежурной части. Вам объявят, что каждому делать
- Кто приехал? - Денисов показал на дверь.
Оказалось, там находился заместитель начальника Вилов, курировавший кадры. Было ясно:
"Вилов приехал в Управление пораньше, чтобы заняться делами… А в это время пришло сообщение об убийстве…" -из всех неблагоприятных вариантов этот был наихудшим.
У Вилова была своя шкала ценностей, первой в ней стояла исполнительность.
- Кто еще?
- Кому положено - все на месте, - ответствовал управленец.
- Разреши! - Денисов отстранил его, открыл дверь. Внутри тоже стояли сотрудники, он мог обозреть их спины.
Денисов повернул назад. В отличие от сотрудников Управления, связанных присутствием начальства, он был человеком с земли, как называет себя нижний эшелон милиции, - более независимым и свободным.
Лейтенант стоял в дверях красный.
"Этот еще припомнит мне!…"
Денисов вернулся ко входу. Дежурная медсестра Вера сидела в кабинете врача - молодая, с неуловимо, по-мордовски раскосыми, светлыми глазами, в слезах, с открытым, широким лицом. Не поздоровавшись, она пожаловалась Денисову:
- Как все обернулось-то… А, Денисов?
Встречаясь почти ежедневно, а иногда несколько раз на дню, они в общем доверяли друг другу. В то же время Денисов знал о ней мало.
"Милое плутоватое лицо. Доброжелательна, смешлива. Ни в чем предосудительном не замечена…"
Иначе она бы наверняка попала в поле его внимания.
- Хотелось-то как лучше! - Вера попыталась заплакать.
- Я ничего еще не знаю, - сказал Денисов. - Ни с одним человеком не разговаривал.
- Старушка, божий одуванчик…
- Что она говорила?
- "Завтра утром к профессору. На прием. Принимает раз в квартал… Мне только переспать". Я посмотрела: куда она пойдет? А у нас изолятор пустой. Две кровати. Мамочки и дети все здоровенькие… Положу, думаю. И ей хорошо, и нам…
- Вы записали, кто она?
Медсестра расплакалась по-настоящему:
- Думала, успею. Все равно утром разбудят: кефир, молочко подвезут. Спать все равно некогда - тогда оформлю!
- Так и не знаете, откуда она?
- Нет, - даже обмирая от страха, она чуточку кокетничала.
- Паспорт у нее был?
- В сумочке. Она показала…
- Фамилия или имя?
- Она не раскрывала - только так. Корки.
- Ее ли еще паспорт… - В комнате находился один из младших инспекторов.
Он охранял медсестру от сотрудников - любителей расспросить свидетеля. Вере надлежало говорить лишь с оперативно-следственной группой - чтобы каждое ее слово получало необходимый ход.
- А сейчас сумочки при ней нет?
Медсестра качнула головой:
- Я все посмотрела…
"Вот и установили примерные границы проблемы: убийство - не раскрыто, труп - не опознан…"
- В изоляторе она ночевала одна?
- Никого больше не было.
- Значит, преступник вошел и вышел отсюда - из коридора?
- В том-то и дело… - Она приготовилась снова заплакать. - Дверь изолятора на лестницу оказалась открытой! В крови… Кто-то открыл ее изнутри.
- Любопытно.
- Спускайся в подъезд - и на перрон… А там ищи ветра в поле!
Ход из изолятора в подъезд предназначался для детей с подозрением на инфекционные заболевания, дверь на лестницу, сколько Денисов помнил, всегда была заперта изнутри на массивную металлическую защелку.
- Кто ее мог открыть?
- Не знаю.
- А с вечера? Защелка была задвинута?
- Заперта. Это я точно помню. - Медсестра подняла печальные плутоватые глаза. - Он, наверное, зашел отсюда -из коридора, а ушел с той стороны. Отодвинул защелку и…
Так вполне могло быть.
- В коридоре чужих не было? Может, с вечера? Бывает, мужчины хотят пройти наверх…
- Нет, вроде. Так и было, как я говорю. Отсюда вошел -там вышел…
Задача розыска отнюдь не упрощалась. Почти стометровый коридор имел несколько самостоятельных выходов.
- Кто-нибудь слышал крик?
- Я лично не слышала. Ну, что мне за это будет, Денисов? -Она приготовилась разрыдаться. - Уволят? Или посадят?
- Да, ладно, "посадят"! - ворчливо одернул ее младший инспектор. - Никто тебя не посадит!
Денисов вышел в коридор. Проход к изолятору со стороны коридора был по-прежнему запружен сотрудниками. Уже отобрали объяснения у всех ночевавших. Денисов спустился к подъезду. У входа стояли десятки любопытных, привлеченных видом милиционеров и черными "Волгами" оперативной группы.
"Может, преступник, действительно воспользовался лестницей для больных детей…" - подумал он.
Подняться по ней Денисову не удалось - ждали собаку из питомника служебного собаководства.
Он проверил рацию. Было странно, что никто до сих пор его не хватился. Впрочем, в отделе давно приняли его привычку работать автономно. Бахметьев даже настаивал на этом.
Коллеги шутили: "Старший опер по делам, имеющим общественный резонанс…"
Он снова обогнул здание. Вход со стороны буфета был открыт, тут разгружали продуктовую машину. На перроне и внутри, в залах, становилось все жарче. День обещал быть по-летнему знойным. На всех горизонтах многоступенчатого здания стояли, ходили, мыкались в надежде уехать сотни людей.
Денисов поднялся на третий этаж. Внутри вокзал был горяч, как хорошо протопленная и, главное, вовремя закрытая печь.
Более неприятное, чем жара, однако, заключалось в том, что никаких билетов в кассах не могло быть, пассажиры на что-то еще надеялись, но Денисов знал твердо: все эти люди сегодня никуда уже не уедут.
- Внимание… Двести первый!… - Наконец он услышал свой позывной. - Срочно зайдите в комнату матери и ребенка. - Это был приказ начальника отдела Бахметьева. - Повторяю: двести первый…
- …Труп женщины лежит на спине… - диктовал эксперт -совсем молодой, с раздвоенной, по-купечески окладистой бородой. - Голова на подушке… Лицо трупа обращено вверх, левая рука согнута в локтевом суставе, кисть на уровне левой молочной железы…
Королевский - следователь транспортной прокуратуры быстро записывал. Он молча мигнул Денисову, свободной рукой незаметно поднял воротник куртки-сафари. У Королевского был свой стиль, оперативники за глаза дали ему прозвище Любер.
- Записали? - спросил эксперт.
- …Молочной железы…
- На трупе белая хлопчатобумажная сорочка с мелкими цветами. Верхняя часть сорочки сильно испачкана засохшей кровью…
Преступление произошло в меньшем из изоляторских помещений. Денисов бывал в нем. Крохотная комнатка. Стол. Две кроватки, углом друг к другу.
Полковник Вилов - спортивного вида, с желчным скучным лицом - не поздоровался со старшим опером, продолжал за что-то выговаривать Бахметьеву - укоризненно, с апломбом. Бахметьев делал вид, что прислушивается. В дальнейшем спрос за все был с него - не с полковника-кадровика.
- Кисти, плечи и предплечья… - диктовал эксперт, - обильно испачканы засохшей кровью, правая нога выпрямлена, левая слегка отведена в сторону, согнута в коленном суставе…
Из-за спины Вилова Денисов наконец увидел тело на кровати. Лицо трупа невозможно было разглядеть за космами седых жидких волос, зияющими разрубами костной ткани; женщина принадлежала к категории одышливых тяжелых старух, крупный живот ее был поднят, словно застыл на глубоком вздохе.
- …Окоченение в мышцах нижней челюсти и верхних конечностях выражено слабо, в стадии разрешения, - продолжал эксперт, - в мышцах нижних конечностей: в левой -удовлетворительно, в правой - хорошо. Трупные пятна сине-фиолетового цвета, располагаются на задней поверхности туловища…