22
- Вы везунчик, - сказал начальник полиции капитан Панса. Он сидел за столом, расправив плечи, невысокий худощавый малый с золотыми галунами на рубашке и стрелками на форменных брюках. От него пахло любимым лосьоном Скинса Баркли, который теперь мотает срок в Центральном штате. Стрелки всегда привлекали мое внимание: на брюках Берни их никогда не бывало. - Вам повезло, что вы остались в живых, - повторил капитан Панса. Он достал из нагрудного кармана толстую золотую ручку и что-то написал на листе бумаги.
- Прекрасно сознаю, - ответил Берни.
Он сидел по другую сторону стола начальника полиции. Я стоял рядом. На напарнике был тренировочный костюм, который он держал в машине. Все его остальные вещи сгорели в огне. На мне был коричневый ошейник, черный остался дома и предназначался для торжественных выходов.
- Нашли какие-нибудь зацепки? - спросил Берни. - Улики, указывающие на того, кто мог это сделать?
- Термин "зацепки" мне знаком, - отозвался полицейский. - Их ищут, пока мы разговариваем.
- И каковы успехи?
- Может, у вас на Севере полиция и делится планами расследования. У нас порядки другие.
- Я ценю ваши усилия, - начал Берни. - Но…
- Моя служба благодарна вам за сотрудничество, - заявил капитан Панса. - Желаю приятного пребывания в нашей стране.
- Простите?
- Вы свободны.
- И все? - удивился Берни. - Мне не задали почти никаких вопросов.
Полицейский заглянул в лист бумаги.
- Вы дали показание, что спали в тот момент, когда произошел инцидент, спаслись с помощью собаки и никого не видели. Можете что-нибудь добавить?
- Да, - начал напарник. - Очень много. И прежде всего, что кто-то пытался нас убить, и я хочу знать, кто именно.
Золотое перо капитана Пансы двигалось по бумаге.
- У нас нет доказательств, что мишенью являлись именно вы.
- Неизвестный взорвал мой номер, и при этом я не мишень?
- Как вам, вероятно, известно, в нашей стране не перевелись преступные элементы. Опасные, это так, но часто рассеянные, склонные к ошибкам.
- Вы считаете, что охотились на кого-то другого?
Полицейский кивнул.
- На кого? - спросил Берни.
- Эта конфиденциальная информация.
- Есть пострадавшие среди других гостей мотеля?
- В мотеле не было других гостей.
- А женщина-управляющая?
- Розита? - переспросил капитан Панса. - Ей повезло, как и вам. В этот момент она куда-то вышла.
- Интересный факт, - отметил мой напарник.
- Вы так считаете?
Берни и полицейский смерили друг друга взглядами. Они вели вежливую беседу, но у меня возникло неприятное ощущение - почувствовал шкурой, - что эти люди были друг от друга не в восторге.
- Хочу задать вам не совсем обычный вопрос, - продолжил напарник.
- Весь внимание. - Капитан Панса подался вперед.
- Вы слышали, чтобы в вашей пустыне водились габонские гадюки?
- Габонские гадюки?
- Разновидность ядовитой змеи.
- Ядовитые змеи у нас, конечно, имеются. Мы не делаем из этого секрета.
- Проблема в том, что если габонская гадюка окажется здесь, в Соноре, она просто не выживет. Эти змеи обитают в Африке.
У капитана Пансы задергалось веко.
- Вы натуралист? - спросил он. - И поэтому приехали в Мексику?
- Я частный детектив, - ответил Берни. - Полагал, что это вам известно.
- Почему вы так решили?
- Потому что вы меня не спрашивали.
У полицейского вновь задергалось веко. Я, глядя на это, обрадовался, хотя не могу объяснить почему.
- Статус частных детективов с Севера здесь силы не имеет, - заявил капитан Панса. - Следовательно, вы в отпуске.
- Да. - Берни поднялся. - Только-только начали расслабляться.
Полицейский улыбнулся. Э, да у него не хватает зуба. От этого он мне невольно стал неприятен.
- Мы рады, когда нашим гостям у нас хорошо. Но прежде чем вы уйдете, мой долг требует попросить у вас документы на собаку.
- Их проверяли на границе, - ответил Берни.
- Тем не менее я должен посмотреть.
- Документы в машине.
Капитан Панса кивнул в сторону двери. Берни сделал шаг к выходу. Я пошел за ним.
- Пес останется здесь, - потребовал полицейский. - Я люблю собак.
Берни посмотрел на него и кивнул.
- Чет, останься. - Он вышел на улицу, а я остался.
Капитан Панса перестал улыбаться. Он глядел на меня, а я глядел на него. Если ему и нравились мне подобные, по его лицу это было незаметно.
- Я видел, как ты вел себя вчера ночью, - сказал он. - Muy bien. - Мы могли бы составить хорошую команду. - Он выдвинул ящик стола и достал большую галету в виде кости. Именно такой размер мне нравится больше всего. Он протянул угощение мне. - Ven aqui.
Я не шелохнулся.
Полицейский рассмеялся.
- Только подумай - тебя боится Джокко! - Он убрал галету и закрыл ящик.
Джокко? Этот тип знает Джокко? Что бы это значило, если вообще что-нибудь значит?
Открылась дверь, вернулся Берни. Он пересек кабинет и положил документы на стол капитана Пансы. Тот едва на них взглянул.
- Бумаги не в порядке.
Напарник одарил его взглядом, значения которого я совершенно не понял.
- Вам предлагается немедленно покинуть Мексику, в противном случае собака будет конфискована.
Берни не отвел глаз.
- Назовите цифру.
- Цифру, сеньор? Для вашего же блага я сделаю вид, что не слышал этого слова.
Берни немного помолчал, затем сказал:
- Мы можем делать какой угодно вид.
Капитану Пансе его слова почему-то не понравились, вроде как укололи. Я понял это по его глазам, в которых будто что-то дрогнуло.
Напарник повернулся ко мне.
- Пошли.
Я последовал за ним к двери.
- И вот еще что, - сказал нам вдогонку капитан Панса. - Если станете держать безопасную скорость, будете на границе, - он посмотрел на часы, такие же золотые, как его ручка, - через час пятнадцать. Как только вы ее пересечете, мне, естественно, доложат по телефону.
- До свидания, - произнес Берни.
- Hasta la vista, - ответил полицейский.
- Все здесь насквозь провоняло, - буркнул Берни, усаживаясь в машину.
Разве? Я принюхался - воздух был насыщен запахами, но я бы не назвал это вонью.
Мы поехали в обратном направлении - туда, откуда прибыли, удаляясь от Дос-Хоробас.
- Hasta la vista, - повторил Берни. - Что-то меня не соблазняют новые встречи, особенно на этой территории.
Его мысль ускользнула от меня: я любовался мелькающими мимо окрестностями: холмами, кое-где со скалами и гигантскими кактусами - именно такой пейзаж нам нравится. Обычно в подобных ситуациях Берни включает музыку и мы немного поем, но на этот раз его рука не потянулась к ручке радиоприемника - осталась лежать на руле, и, наверное, сжимала его крепче, чем обычно. Мы проехали ослика, везущего тележку со стариком, и мне показалось, что ослик проводил меня своим большим глазом, когда я, восседая на переднем сиденье, промчался мимо, но точно сказать не могу - меня отвлек вид маленьких белых червячков, ползавших по его морде. Мгновение - и мы уже были далеко.
- Что такое "граница", Чет? - спросил Берни, и я ждал, чтобы он объяснил. - Всего лишь линия на карте, которую провели политики. Неужели мы станем серьезно к ней относиться?
Я не знал. Мы подъехали к перекрестку. Асфальт убегал вперед, а вбок отходила грязная колея. Напарник остановился и заглушил мотор.
Стало по-настоящему тихо. Берни повернулся на сиденье и посмотрел на гору. Между вершинами белело пятно.
- Сан-Ансельмо, - проговорил он. - Таков был наш план. Неужели мы отступим и смиримся с тем, что кто-то хочет дать нам под зад?
Нам собираются дать под зад? Кто? Я понятия не имел. Но допустить это никак невозможно. Я гавкнул. Берни рассмеялся и потрепал меня по холке. Затем открыл бардачок, достал револьвер и коробку с патронами.
- Не знаю, как ты, - начал он заряжать барабан, и на поверхности патронов отражалось солнце - зрелище, которое мне всегда нравилось, - а я намерен дать сдачи.
У меня было точно такое же настроение. Врезать им в самую лунку, хотя я не очень представляю, что это значит. Лунки - это когда играют в гольф, а мячи - это то, что приятно взять в пасть, и, помнится, однажды в магазине… Но я сейчас не об этом. При чем тут гольф? Гольф не присутствовал ни в одном нашем расследовании. Постойте! Присутствовал. Я вспомнил полковника Драммонда на тренировочной площадке. Вот вам и лунки, а также желтые брюки. Может, гольф все-таки фигурирует в этом деле? Я не возражаю. Готов и к гольфу, и к игрокам в желтых брюках, которым не терпится дать нам под зад.
Берни засунул револьвер тридцать восьмого калибра за пояс, свернул с асфальта и оказался на колее. И вслед за этим его рука ослабила хватку рулевого колеса и потянулась к выключателю радио. Послышалась наша любимая мелодия "Мне тоже больно" с Элмором Джеймсом и его гитарой, затем "Если бы ты была моей" с Билли Холидеем и Роем Элдриджем - его труба всегда задевает меня за живое - и, наконец, "Хонки тонк блюз" с Хэнком Уильямсом. К этому времени Берни распевал во всю силу своих легких, а я ему подвывал. Мы сделали еще поворот, и теперь гора стояла прямо перед нами и приближалась.
Дорога стала подниматься на ближайший горб Дос-Хоробас. Я люблю кататься по горкам - сверху можно посмотреть на то место, где только что был, а затем опять и опять. Иногда мне становится от этого муторно, но не на этот раз. Вскоре дорога выровнялась, сделалась мощеной, стали попадаться машины. Мы въехали в Сан-Ансельмо по узенькой булыжной, сплошь в ямах улице и оказались на площади с фонтаном в середине и белеющими на солнце домами по сторонам.
Остановили машину у старого проржавевшего помоста с уймой цветов в глубине. Ну и запахи - класс! Вышли из авто и направились к уличному кафе у фонтана.
Он производил приятный шум разбрызгиваемой воды. Я потянулся и полакал. Восхитительно! На дне сверкали монеты. Проходивший по другую сторону худой босоногий мальчишка опустил в фонтан руку и достал одну из них. Официант прикрикнул на него, и парень убежал. Официант подошел к нашему столику.
- Сеньор? - Из уголка его губ торчала сигарета, и он выпускал в воздух завитки дыма.
Берни не мог отвести от дыма глаз. Даже его ноздри стали чуть раздуваться, словно он пытался уловить ими дым. Бедняга Берни!
- Кофе, - сказал он.
Официант ушел, а мы остались сидеть на солнце. Вернулся худой мальчишка и выловил еще одну монету. Снова появился официант и снова его прогнал. Официант опустил на столик поднос, на котором стояла чашка кофе и блюдечко с несколькими сигаретами. Берни взял кофе и сигарету:
- Да, пожалуй, и это тоже. - И протянул официанту зеленую купюру.
- За одну сигарету и кофе двадцать песо, - ответил тот. - У вас нет денег помельче?
- Оставьте сдачу себе, - отозвался напарник.
Официант кивнул - очень скупо, всего раз. Берни сунул сигарету в рот, официант достал зажигалку и поднес пламя к ее кончику. На щеках напарника появились ямки, и сигарета засветилась красным огоньком. Мне нравится за этим наблюдать. Если бы я мог курить, то обязательно закурил бы, не мучаясь никакими сомнениями.
Берни выпустил клуб дыма, полез в карман и положил на стол фотографию Даррена Куигли. Официант посмотрел на снимок и отвел глаза.
- Знаете его? - спросил напарник.
Официант также скупо, всего раз качнул головой.
Допрос продолжался - Берни по части допроса большой мастер, и в этом сила нашего детективного агентства. Я тоже вношу свою лепту в общее дело, но об этом как-нибудь в другой раз.
- Но вы его видели?
Официант промолчал, положил зажигалку в карман своего передника и обвел площадь неспешным взглядом.
- Предположим, наш друг с фотографии захотел пропустить стаканчик-другой, но у него не так много денег, - продолжил Берни. - Куда бы он мог податься в Сан-Ансельмо?
Официант показал подбородком в сторону улочки, начинающейся на углу площади.
- "Пулькерия".
- Спасибо.
Официант забрал поднос и, не говоря ни слова, ушел. Снова появился худой мальчишка.
Я и раньше бывал во всяких забегаловках - это составляет часть нашей работы, - но такой дыры, как эта "Пулькерия", видеть не приходилось. Темная, прокуренная, стены в коричневых пятках, к полу при каждом шаге прилипали лапы, плюс к этому запах человеческой мочи сверх всякой меры - если "сверх всякой меры", то, значит, самый сильный, какой мне приходилось нюхать, за исключением того случая, когда прямо перед нами на дороге потерпел аварию грузовик, перевозивший портативные туалеты.
В баре был всего один посетитель - он сгорбился у стойки, обхватив обеими руками стакан, из уголка его губ сочилась слюна. Мы заняли место как можно дальше от него. Появилась барменша - грузная женщина в блузке с большим вырезом, золотые кольца у нее в ушах доставали до плеч.
- Что вы желаете? - спросила она.
- Пиво, пожалуйста, - попросил Берни.
Она откупорила бутылку, сняла с полки стакан и, поставив на стойку, сказала что-то на свой, недоступный моему пониманию, мексиканский манер. Берни положил на стойку зелень. Барменша от этого сразу воспрянула духом. Сказала что-то еще. Напарник ответил, и она от его слов рассмеялась. И не эти ли самые слова заставили ее наклониться вперед, чтобы дать возможность Берни заглянуть за край выреза блузки? Напарник хотел отвести глаза, но не сумел. Я не раз замечал за ним такое. Он поднял бутылку, словно хотел наполнить стакан, но рука застыла в воздухе.
- Салют!
- Салют, - ответила барменша.
Берни выпил, но не из стакана, а прямо из бутылки. Я невольно заметил муху на дне стакана. Такие вещи всегда нервировали моего напарника. В этом отличие между нами. Может, есть и другие, но сейчас не приходят на ум.
- Нравится? - спросила барменша. - Хорошее пиво?
- Да, - ответил Берни. - Очень хорошее. А еще я люблю бурбон.
- Бурбон?
Напарник показал на бутылку на полке за ее спиной. Барменша сняла ее и поставила на стойку.
- "Четыре розы". Хотите?
Берни кивнул. Она налила напиток в низкий стакан. Берни достал еще одну купюру и положил поверх первой.
У барменши заблестели глаза.
- Это слишком много.
- У меня есть друг, у которого были проблемы с "Четырьмя розами".
- Друг?
- Да. - Напарник выложил третью купюру. - Мы пытаемся его найти. Его зовут Даррен Куигли.
Клиент, что сидел в конце стойки, крепче сжал руками стакан, но больше не сделал ни одного движения.
- Он выглядит так. - Берни положил на деньги фотографию Даррена.
Барменша бросила на снимок взгляд и стала поспешно махать перед грудью рукой - сверху-вниз и из стороны в сторону. Я и раньше видел, что люди так делают, но зачем, остается для меня загадкой.
- No sé nada.
- Не верю, - ответил Берни.
- No Inglés, - сказала она.
Берни что-то спрашивал на мексиканский манер. Барменша качала головой.
- No comprendo, - твердила она и в то же время пятилась к шторе из шариков в конце стойки.
- Ты куда?
Она подняла палец, словно хотела сказать, что тут же вернется, и скрылась за шторой.
Мы ждали. В стене скреблось какое-то существо. Берни напряженно и торопливо соображал - я это чувствовал. Вдруг его взгляд упал на лежавшие перед ним деньги.
- Господи! - напарник обежал стойку и бросился к занавеси из шариков, я - за ним. За шторой оказалось небольшое помещение с ободранным холодильником, ящиками с пивом и ржавой раковиной с капающим краном. Никаких следов барменши. Берни открыл единственную дверь. Она вела на узкую улочку с высокими побеленными стенами по обе стороны. Ярко светило солнце. Улица была совершенно пуста.
- Надо же быть таким глупым!
Берни глупый? Да никогда!
Мы кинулись назад. Единственный посетитель оставался на своем месте и сидел, распластавшись на стойке. Берни взял деньги и фотографию, и укладывал их в карман, когда тот поднял голову и посмотрел на нас. Жуткий тип, что в нем ни возьми, но больше всего меня поразило его лицо - все в поту. Пот капал с его лица - так бывает у людей после того, как они пробегают большое расстояние. Он открыл рот - у него оказались черные зубы, того же цвета, что муха в стакане Берни, - и заговорил низким голосом. Наверное, самым низким из всех, что мне приходилось слышать.
- Jesús Malverde.
- Quién? - спросил Берни.
Пьяница показал на керамическую - "керамическая" - значит, бьющаяся, если ее пихнуть, - статую рядом с большим допотопным кассовым аппаратом. Скульптура, в данном случае только голова и плечи, изображала неулыбчивого темноволосого мужчину с густыми усами.
- Не понимаю, - признался напарник.
- Él sabe, - сказал пьяница.
- Что знает?
Пот заливал подбородок нашего собеседника.
- La respuesta. - Это прозвучало совсем как из бочки.
- Иисус Малверде знает ответ? Ты это хочешь сказать?
Пьяница закатил глаза и повалился ничком на стойку, задев при этом стакан; тот покатился, упал на пол и разбился. Рука пьяницы пару раз дернулась, словно он что-то пытался найти.
23
Мы опять на площади: ах каким свежим показался мне воздух после "Пулькерии". Я вдохнул поглубже и почувствовал себя тип-топ.
- Давай-ка сходим в церковь, старина, - предложил Берни.
В церковь? Я бывал в церкви несколько раз - злодей по имени Уиззер Дюпуи прятался от нас под скамьей в соборе Святого Доминика в Южной Педройе, - но не могу сказать, что чувствовал себя там уютно. Церкви большие, но в них, как ни странно, тихо - сочетание, которое мне совершенно не нравится. Для чего они вообще существуют? Я знаю, например, для чего рестораны или продуктовые магазины или магазины кормов для животных. Но раз Берни говорит, что мы идем в церковь, значит, так и будет.