Возможно, Конрад убедил себя, что будет счастлив с Жа-Жа, даже если церковь отвернется от него, что было бы для него тяжелым ударом. В таком случае не играла ли здесь важную роль сила его любви к Жа-Жа? А может, просто сказывалось его стремление добиться того, в чем ему отказано. Только он знал, что именно его поддерживало. Как часто происходит с людьми, охваченными страстью, спустя годы ему придется признать, что в то время он рассуждал не совсем здраво. В одном он был уверен: их отношения должны продолжиться. И вот он позвонил ей и сказал, что передумал, что не может жить без своей Джорджии. "Слава богу! – воскликнула она со своим милым акцентом. – Я тоже не могу без тебя жить, Кони". И они снова стали встречаться.
В конце марта 1942-го, когда они были в ночном клубе "Мокамбо" вместе с сестрой Жа-Жа Эвой и их общим венгерским другом Эндрю Солтом по прозвищу Банди, Конрад протянул Жа-Жа две маленькие коробочки с бриллиантовым кольцом в каждой. Она пришла в полный восторг. "Мне по-прежнему хотелось осыпать драгоценными камнями колени прекрасной дамы, – рассказывал он в своих мемуарах "Будьте моим гостем" об этом "безнадежно романтическом" периоде своей жизни, – и должен признаться, что я никогда не встречал женщины, более жаждавшей и достойной иметь их, чем Жа-Жа".
В одной коробочке Жа-Жа увидела крупный сверкающий бриллиант, который произвел бы впечатление на самого искушенного коллекционера драгоценностей. В другой находилось колечко с бриллиантом поменьше, но тоже достойным восхищения. Как она позднее вспоминала, ей, конечно, хотелось взять кольцо с большим бриллиантом. Однако для нее не было тайной, что кое-кто из знакомых Конрада уверен, что ей нужны только его деньги. Она обменялась с Эвой быстрыми настороженными взглядами. Разумеется, Жа-Жа знала, какое кольцо выбрала бы Эва, но решила воспользоваться случаем и показать не только Конраду, но и своим недоброжелателям, что она не настолько меркантильна, как они думают. Правда, нужно сказать, что Конрад вовсе не склонен был тратить на нее громадные деньги. Да, время от времени он дарил ей какие-то украшения, но не безумно дорогие. "Но я думаю, это изменится, когда он женится на мне, – говорила она Эве. – Наверняка такой мужчина, как он, обожает тратить деньги! Мне это тоже по душе. Значит, мы с ним подходим друг другу. Ты так не думаешь?" Эва возражала: "Жа-Жа, когда мужчина ухаживает за женщиной, он стремится понравиться ей. Если он сейчас не тратит на тебя деньги, с чего ты взяла, что будет делать это потом, после свадьбы?"
Итак, Жа-Жа выбрала кольцо с маленьким бриллиантом. "Я с огромным трудом заставила себя сделать это, – признавалась она впоследствии. – Бог видит, я хотела взять тот, что крупнее".
Зато Конрад был доволен.
– Я так и знал, что ты выберешь именно это кольцо.
– Это означает, что ты передумал насчет нашего брака? – с надеждой спросила Жа-Жа.
– Да, – с улыбкой отвечал он. – Дорогая, мы поженимся ровно через две недели.
Это было не предложение, а скорее заявление. Но Жа-Жа все равно обрадовалась и живо согласилась. В телеграмме, посланной матери, она сообщила, что выходит замуж "за владельца отелей. Теперь у меня будет роскошная жизнь". Но Эва по-прежнему сомневалась в ее выборе. Когда Жа-Жа объявила о предстоящем браке, она сказала: "Дорогая, я знаю, чего ты хочешь, но с этим человеком ты этого не получишь. Почему? Да потому что он прижимистый. То, что у него куча денег, вовсе не означает, что он станет без оглядки тратить их на женщину. Говорю тебе, Конрад Хилтон не тот, кто тебе нужен".
Жа-Жа хотелось опровергнуть сомнения сестры. Вскоре, 10 апреля 1942 года, она и Конрад Хилтон поженились в отеле "Санта-Фе" в одноименном городе, штат Нью-Мексико. Несмотря на свои опасения, Эва присутствовала на церемонии, так же как и друзья Конрада адвокаты Грегсон Баутцер и Бентли Райан.
Жа-Жа было двадцать пять, Конраду – пятьдесят пять лет. Они познакомились всего четыре месяца назад. "Наш брак был обречен еще до свадьбы", – через много лет признался Конрад.
Глава 2
По любви или из-за денег
В тот же день Конрад Хилтон окончательно подписал договор на покупку "Таун-Хауса" в Лос-Анджелесе. "Я совершил сразу две сделки, – шутливо говорил он. – В один и тот же день завладел Жа-Жа и новым отелем!"
Примерно в это же время истек срок аренды отеля "Даллас-Хилтон", и Конрад решил не продлевать его. Правда, решиться на это было трудно, с этим городом у Хилтона было связано столько дорогих воспоминаний. Ведь "Даллас-Хилтон" был первым отелем, построенным им буквально на пустом месте и носящим его имя. Но отель оказался не таким прибыльным, как он рассчитывал, а в бизнесе нет места для сантиментов.
Зато была хорошая новость в Чикаго. На следующий день после свадьбы Конрад повез Жа-Жа в город ветров, где собирался заключить сделку на приобретение шикарного отеля "Блэкстоун" на Мичиган-авеню, напротив которого стоял отель "Стивенс". Полюбовавшись на "Блэкстоун", новобрачные перешли на другую сторону улицы.
Высокое здание отеля "Стивенс" на берегу озера Мичиган, открытого в 1927 году, стоило его владельцу Джеймсу У. Стивенсу 30 миллионов долларов (больше, чем было потрачено на сооружение стадиона "Янки"). Впоследствии им управляли его сын Эрнст и другие члены семьи. Отель с 3 тысячами номеров, оборудованными ванными, был самым большим в мире, имел собственную больницу с операционными, кинотеатр, кафе-мороженое, рестораны, аптеки, салоны красоты, ателье, химчистки, боулинг, расположенное на крыше небольшое поле для гольфа и банкетные залы, способные одновременно принять до 8 тысяч посетителей. В результате Великой депрессии отель, построенный в стиле бозар, обанкротился и перешел в управление государственными структурами. Конрад страстно хотел приобрести этот отель, но это было невозможно, поскольку в 1942 году правительство приняло решение продать его военно-воздушным силам армии Соединенных Штатов за 6 миллионов долларов. После чего в отеле предполагалось устроить жилые помещения для 10 тысяч учащихся военно-воздушного училища с учебными классами, чтобы обучать кадетов во время Второй мировой войны.
Само здание отеля уже принадлежало армии, но "Корпорация Стивенс" с ее активами и пассивами была только объявлена к продаже. В принципе это было солидное вложение денег для сообразительного бизнесмена, поскольку после окончания войны правительство наверняка избавилось бы от отеля. Тот, кто сможет приобрести корпорацию, наверняка будет первым претендентом на покупку самого отеля. Понятно, что Хилтон, который предчувствовал скорое окончание войны, очень хотел прибрать к рукам эту корпорацию.
Доверенные лица корпорации настаивали на проведении "слепых торгов", что означало, что любой потенциальный покупатель делал свое предложение, не зная, какую именно цену предлагают его конкуренты. Конрад начал с предложения в 165 тысяч. Но интуиция говорила ему, что сумма слишком маленькая, и он никак не мог заглушить ее голос. После тщательного обдумывания и обращения к Богу с молитвой он назначил новую цену – 180 тысяч. Судьбе было угодно, чтобы его предложение оказалось самым высоким, и он стал владельцем корпорации. Правда, пока оставалось только гадать, когда отель сможет приносить прибыль. Пока что приобретенная корпорация приносила одни убытки – нужно было платить налоги, оплачивать просроченные счета. Приходилось всеми силами удерживать компанию на плаву до тех пор, пока военные не покинут отель и он не перейдет в собственность Конрада.
Конрад и Жа-Жа любовались грандиозным зданием отеля, и вдруг от резкого порыва холодного ветра с озера у Конрада выступили слезы на глазах. Он взглянул на молодую жену и, как он вспоминал, сказал ей: "Джорджия, скоро этот отель будет моим, вот увидишь. Прежде чем со мной будет покончено, он будет моим".
Они провели в Чикаго чудесный романтический вечер, закончив его ужином и танцами. А затем наступила их первая брачная ночь. Жа-Жа вспоминала, что Хилтон проявил себя "мужественным и сильным любовником". Наконец-то она принадлежала ему. После всех тревог и препятствий они стали супругами. Жа-Жа переживала этот момент триумфа с подлинным восторгом. Позднее она написала матери, что теперь не сомневается в том, что Конрад обеспечит ей роскошную жизнь. Она вышла замуж за невероятно богатого человека, и больше ей не о чем беспокоиться, во всяком случае, "пока она будет миссис Конрад Хилтон". Она признавалась в любви к нему, писала, что счастлива встретить человека, который тоже ее любит и "обеспечивает меня так, как ты всегда этого хотела". Она получила то, к чему стремилась, и была удовлетворена. До какой-то степени и Конрад чувствовал себя счастливым, но его восторг не был чрезмерным. Этой ночью в Чикаго он был рассеян и думал о чем-то своем.
Ночью Жа-Жа призналась ему в своей надежде, что они будут вместе до конца своих дней – во всяком случае, так она писала в своих воспоминаниях. "Эта твоя секретарша, блондинка, – вкрадчиво сказала она, нежно поглаживая его по руке. – Она мне не нравится, Кони, мне кажется, она мне завидует. Ты не уволишь ее ради меня? Мы найдем тебе секретаршу получше".
Он о чем-то думал и слушал ее вполуха, поэтому рассеянно отвечал: "Да, дорогая, конечно".
Как вспоминала Жа-Жа, она тихо прошептала:
– Кони, о чем ты думаешь? – надеясь услышать, что в ответ он скажет: "О, дорогая, я люблю тебя, люблю!"
Но он молча смотрел в потолок, и по губам его скользила улыбка. Она не понимала, что означает эта улыбка.
– О чем ты думаешь, дорогой? – повторила она.
– Господи, Джорджия! Я думаю о том, как бы купить этот отель "Стивенс"!
Глава 3
Отель "Рузвельт"
Однажды весной 1943 года Жа-Жа проснулась и не обнаружила рядом Конрада. Она обошла весь дом, но его нигде не было.
– Где мистер Хилтон? – спросила она Уилсона, дворецкого Конрада.
– О, мэм, он уехал в Нью-Йорк.
– Но он не говорил мне, что уедет!
Дворецкий только пожал плечами.
Позднее Жа-Жа скажет, что это был первый из подобных случаев – Конрад уезжал из города, даже не потрудившись попрощаться с нею. "Ничто не могло задеть меня больнее, – вспоминала она. – Я начала ясно понимать, что на самом деле он не столько думает обо мне, сколько о своем бизнесе".
У Конрада Хилтона было весьма важное дело в Манхэттене, хотя это, конечно, не могло оправдать столь небрежное отношение к жене.
Еще в середине 1920-х Конрад начал приобретать, строить или реконструировать отели в ставшем ему родным штате Техас: "Даллас", "Вако", "Абилин", "Сан-Анджело", "Плейн-вью", "Марлин" и "Эль-Пасо". В то время экономика в стране достигла расцвета, и он счел это подходящим моментом для приобретений за пределами уже освоенных территорий. Организовав в 1932 году корпорацию "Отели Хилтона", он объединил все свои владения в одну группу. Постоянно увеличивая число своих приобретений, он продолжал ставить себе новые цели, поглядывая на северо-восток, а именно на Нью-Йорк. Там он присмотрел отель "Рузвельт" в Манхэттене.
Когда Конрад обратил внимание на этот отель, названный в честь президента Тедди Рузвельта, он существовал уже девятнадцать лет и заслужил прекрасную репутацию у приезжих и известных общественных лиц, политиков и шоу-бизнесменов. Расположенный на 45-й улице, он занимал целый квартал оживленного Мэдисон-сквера. Конрад называл отель "Рузвельт" "великолепным отелем недалеко от железнодорожного вокзала Гранд-Централ, так сказать, светской львицей с работающим мужем". В его представлении не было ничего лучше крупного отеля с множеством довольных постояльцев.
К сожалению, в результате Великой депрессии и войны гостиничный бизнес Нью-Йорка находился в упадке. Но это было временное явление. И внутренний голос говорил Конраду, что если он сумеет собрать средства на покупку отеля, то колебаться не стоит. Постепенно, с каждым новым приобретением ему было все легче набрать денег на следующую покупку.
Весной 1943 года Хилтон вступил во владение отелем "Рузвельт" в 1012 номеров. Когда он сообщил об этом своему другу и компаньону по бизнесу Герндону, тот только ахнул:
– Но зачем? Почему?
– Затем, что это прекрасный отель. И потому, что у меня большой опыт, – отвечал Конрад.
– И все-таки, зачем? – настаивал его друг.
– Затем, чтобы потом купить "Уолдорф". Пока еще я к этому не готов.
Задолго до того, как в наш лексикон вошло слово "мультитаскер" (то есть человек, осуществляющий несколько проектов одновременно), им уже можно было определить Конрада Хилтона. Собирая средства для покупки "Рузвельта", он продолжал активно скупать акции "Уолдорф-Астории", на что на Уолл-стрит обратили внимание, только когда стали говорить о том, что Хилтон намерен получить с них приличную прибыль. Он приобрел акции по четыре с половиной доллара, а продал по 85. Это была не просто приличная, а громадная прибыль.
Сомнения мистера Герндона в благоразумности приобретения Конрадом отеля "Рузвельт" померкли перед потрясением, который испытали при этом известии полюбившие его постояльцы. Хилтон вспоминал: "Вообразите, каково мне было слышать, как все вокруг говорили, будто я собираюсь въехать в вестибюль на лошади или установлю плевательницы в его знаменитых ресторанах, буквально все умоляли меня бережно обращаться с моей новой дамой".
Скептики посмеивались над "этим деревенщиной из Техаса", но Хилтон оказался тем, кто смеялся последним. Под его руководством "Рузвельт" вскоре приобрел доверие внушительного списка "первых лиц" страны. Он привнес в отель такие новшеста, которые навсегда изменили представление о работе отелей – он первый установил ванны в каждом номере, первый оборудовал номера кондиционерами, первый устроил в вестибюле торговые киоски (обойдя запретительный закон) и первый снабдил каждый номер телевизором. Больше того, он использовал президентский номер отеля как свою резиденцию во время посещений Нью-Йорка, что говорило о его глубоком почтении к отелю.
Подписав все необходимые документы на приобретение отеля, Конрад позвонил Жа-Жа. С того момента, как она узнала о его отъезде в Нью-Йорк, прошла уже неделя, и они ни разу не говорили. Услышав ее холодный и недовольный голос, он ничего не понял. По его мнению, он не сделал ничего плохого.
– Ты должна понять, что у меня серьезный бизнес, поэтому иногда мне приходится срочно уезжать, – втолковывал он жене.
Как вспоминала Жа-Жа, она лишь просила его хотя бы предупреждать заранее о своих поездках. Неужели она просила так много? Конраду трудно было понять недовольство Жа-Жа. Он сказал, что, когда был женат на Мэри, то уезжал сразу, как только ему сообщали, что он где-то нужен, и она вовсе не возражала.
– Но я не Мэри! И требую к себе иного отношения, – напомнила ему Жа-Жа.
Глава 4
Брак – с его точки зрения
После того как Жа-Жа Габор обосновалась в его огромном поместье в Беверли-Хиллз, Конрад Хилтон установил основные правила их совместной жизни.
Первым делом он заявил, что они будут спать в разных спальнях. Четыре большие спальни своего дома он распределил следующим образом: по одной спальне ему и Жа-Жа, третья для сыновей Ники и Баррона и четвертая для гостей.
Некоторые знакомые поражались тому, что после всех переживаний из-за невозможности жениться на Жа-Жа Конрад сразу отвел ей отдельную спальню. Жа-Жа была крайне расстроена его решением, она хотела спать с мужем в одной кровати, ведь это так естественно. Предчувствуя ее возражения, Конрад твердо заявил, что очень дорожит своим одиночеством. Он долго жил один, привык к своему распорядку дня и не желает его нарушать. Кроме того, ему не нравились женские заботы о своей красоте. Он не хотел, чтобы его жена при нем наносила на лицо увлажняющую маску, красила ногти и делала макияж. Он находил всю эту возню скучной и эгоистичной, уверял, что наблюдение за подобными процедурами только разочаровывает мужа в красоте жены. Жа-Жа поневоле пришлось примириться с его требованиями. "Конрад был не из тех, кто готов делить свою комнату с женщиной", – говорила она позднее.
В качестве утешения Конрад предоставил жене право на свой вкус обставить ее личную спальню с прекрасным видом на поле для гольфа. Вдохновленная, по ее признанию, кинофильмом "Унесенные ветром", Жа-Жа начала с энтузиазмом покупать дорогие ткани и мебель. Отделав спальню, она принялась за другие комнаты. Единственным помещением, не подвергшимся ее агрессивным планам, осталась спальня Конрада, в которую ей категорически запрещено было входить. Ее непомерные траты на меблировку и отделку комнат стали причиной серьезного обсуждения домашнего бюджета с Конрадом.
Он вполне понимал, что Жа-Жа обожает тратить деньги, на отсутствие которых он не мог пожаловаться. Для него вопрос состоял не в том, способен ли он финансировать ее экстравагантные вкусы, а в том, насколько это оправданно, с его точки зрения. Он быстро заметил, что Жа-Жа не понимает ценности денег, во всяком случае, так, как он ее понимает. Он зарабатывал деньги тяжелым трудом. А что делала она для того, чтобы заработать на жизнь? Ровным счетом ничего. Иногда Жа-Жа говорила, что хотела бы стать актрисой, но особенного влечения к этой профессии не проявляла.
– Моя карьера – быть женой Конрада Хилтона, и я благодарна за это Богу, – сказала она своему другу Эндрю Солту.
Позднее она вспоминала: "Да, я действительно так считала. Мне было приятно быть женой очень важного человека, чье могущество росло с каждым днем, помогать в его карьере, следить, чтобы дом содержался в образцовом порядке, и занимать свое место в обществе, которому принадлежал он".
Честно говоря, Конрад и не ожидал от нее чего-то более серьезного. Его вполне устраивало, что она хочет быть светской дамой, а особенно то, что она не претендует на роль матери Ники и Баррона. Однако он считал нужным давать ей деньги только на наряды и прочее; увидев же ее расходы на обстановку дома, он немедленно наложил запрет на дальнейшие траты.
– Но, Кони, я еще не закончила!
– О нет, дорогая, все уже кончено.
Финансовые вопросы всегда были проблемой в отношениях Конрада с окружающими, особенно с членами семьи. Лично ему здесь все было ясно и понятно. Он зарабатывал деньги тяжелым и честным трудом и не собирался раздавать их всем подряд, в том числе и своим родственникам. Кто-то скажет, что это было проявлением невероятной скупости.
Он же придерживался иного мнения. Втайне (и никогда публично, ибо он был человеком очень скромным) он жертвовал огромные суммы на различные благотворительные мероприятия, что свидетельствовало о его безусловной щедрости. Мог ли скупердяй и скаредник быть таким филантропом? Он никогда не жалел денег на благотворительность, особенно в пользу католических организаций. Однако в отношении родственников и друзей он придерживался того мнения, что они должны так же усердно трудиться, как и он, и самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, а не рассчитывать на выгоду быть его близким родственником или другом. Более того, он считал неправильным давать им деньги, ибо это может только развратить их, лишит их стимула зарабатывать на жизнь собственным трудом и умом и в результате обесценит их жизнь.