– Хорошо, значит, в этом вы с ней согласны. Во-вторых, дочь окружного прокурора Боуэна – ее подруга, еще со школы. Лили знает Боуэна уже много лет. Он бывал у нее в гостях, как в городской квартире, так и за городом. Вчера в полночь ей позвонил заместитель окружного прокурора и велел явиться этим утром, к десяти часам, в его кабинет в здании уголовного суда. Она позвонила Боуэну, а тот заявил, что не позволит личным отношениям препятствовать исполнению обязанностей его подчиненными. Тогда она вновь связалась с заместителем и сказала, что перезвонит ему сегодня и сообщит, когда ей будет удобно принять его у себя на квартире.
– Таких, как она, навалом, – пробурчал Кремер.
– Но она права, – возразил я. – Она рассказала вам все, что знала, ответила на ваши вопросы и подписала показания. Да и зачем же тягать ее в суд к десяти часам? – Я перевел взгляд на Вульфа. – Как бы то ни было, вот ее чек. Она хочет, чтобы вы поймали убийцу раньше полиции. Тогда она позвонит окружному прокурору и потребует явиться за злодеем – или же мы с ней отвезем его в контору окружного прокурора, неважно. Естественно, я сказал ей, что на таких условиях вы за дело не возьметесь, но, возможно, подумаете о расследовании, чтобы наказать человека, злоупотребившего ее гостеприимством. Еще я сказал ей, что вы запрашиваете высокий гонорар, но это она и так знала. Я завел разговор об этом сейчас, поскольку вы заявили Кремеру, что не связаны с делом. Если же вы примете задаток, то уже будете с ним связаны. И еще я сказал мисс Роуэн, что вы вряд ли возьметесь за расследование, потому что и так уже выплачиваете подоходный налог по ставке девяносто процентов и ненавидите работать.
Вульф испепелил меня взглядом. Мы оба знали, что он не откажется от чека в присутствии Кремера.
– Задетое самолюбие ей дорого обойдется, – произнес он наконец.
– Я так ей и сказал. Она может себе это позволить.
– Никто еще на моей памяти не нанимал меня по столь вздорной причине, из чистого каприза. Но я не просто преломил с ней хлеб – я ел у нее тетерева. И теперь в долгу перед ней. Мистер Кремер, я вношу поправку в свой ответ на ваш последний вопрос. Я все-таки связан. Другой же ответ остается прежним. Никакой полезной для вас информацией я не располагаю.
Кремер заскрежетал зубами:
– Закон вы знаете.
Затем он развернулся и ломанул к выходу.
Обычно, когда посетитель покидает кабинет, я чинно шествую по прихожей впереди него и открываю перед ним дверь. Но если это Кремер, да еще в сильном гневе, мне пришлось бы нестись сломя голову в попытке обогнать его, а это несколько унизительно. Поэтому я просто выхожу проследить, не сбросит ли он по пути с вешалки наши шляпы и не потопчет ли их. Так же я поступил и сейчас – Кремер только преодолел половину прихожей, – но, бросив взгляд на дверь, я все-таки помчался к ней. На крыльце тянулась к звонку Лора Джей.
Конечно, мне по силам обогнать Кремера, но в тот раз он значительно опережал меня и потому уже открывал дверь, когда я только оказался подле нее. Не желая давать ему повод утащить меня в участок, я не стал его подрезать и затормозил. Он произнес:
– Доброе утро, мисс Джей. Входите.
Я перехватил взгляд Лоры и сказал ей:
– Инспектор Кремер как раз уходит.
– Я не спешу, – отозвался Кремер и отступил назад, давая ей дорогу. – Входите, мисс Джей.
Я увидел, как это мелькнуло в ее взгляде, то есть увидел, как что-то в нем мелькнуло. Он был устремлен на Кремера, не на меня, но я заметил, как глаза Лоры Джей внезапно загорелись какой-то идеей, и она тут же принялась воплощать ее в действие. Вошла она будь здоров: влетела и прыгнула прямо на Кремера с явным намерением вцепиться ему в физиономию.
Инстинкт вынуждал его отпрянуть, но опыт всегда лучше инстинкта. Кремер нырнул ей под руки и обхватил ее, так что колотить ей оставалось лишь воздух. А тут и я сзади поймал ее запястья, завел ей руки за спину и скрутил их.
– Так, – бросил я, – можете отцепиться от нее.
Кремер отдернул руки и шагнул назад.
– Ладно, мисс Джей, – произнес он, – и чего вы хотели этим добиться?
Она попыталась обернуться.
– Отпустите, – потребовала она. – Вы сломаете мне руку.
– Вы хорошо будете себя вести?
– Да.
Я отпустил, и ее начало трясти, но затем она распрямила плечи и застыла.
– Пожалуй, я потеряла голову, – сказала Лора Джей Кремеру. – Не ожидала вас застать здесь. На меня иногда такое накатывает, просто теряю голову.
– Плохая привычка, мисс Джей. На какое время у вас назначена встреча с Ниро Вульфом?
– У меня не назначена встреча.
– Зачем же вы к нему пришли?
– Я пришла не к нему, а к Арчи Гудвину.
– Зачем?
Прежде чем она успела ответить, из-за спины Кремера раздался голос:
– Ну что там еще? – Вульф сподобился выйти на порог кабинета.
Кремер проигнорировал его.
– Так зачем вы пришли к Гудвину? – повторил он.
– Кажется, я знаю, – вмешался я. – По личному делу. Сугубо личному.
– Точно, – поддакнула Лора. – По личному.
Кремер взглянул на меня, потом снова на нее. Конечно, он задавался вопросом, не отвезти ли нас в участок. Может, там парочка специалистов выбьет из нас суть этого самого личного дела? В итоге он решил ничего такого не делать и воззвал ко мне:
– Ты слышал, как я сказал Вульфу, что он знает закон. К тебе относится то же самое.
С этими словами он прошагал к двери, открыл ее и вышел прочь.
– Ну? – настаивал Вульф.
Я дернул ручку, дабы убедиться, что дверь заперта, и повернулся к нему:
– Мисс Джей пришла ко мне. Я отведу ее в гостиную.
– Нет. В кабинет.
Вслед за этим он протопал на кухню.
Я позволил себе мысленно ухмыльнуться. Благодаря тому что я передал боссу подкрепленное чеком предложение Лили о работе в присутствии Кремера, он и впрямь начал трудиться. Когда мы с Лорой войдем в кабинет, он выберется из кухни и расположится возле глазка в стене. В кабинете смотровое отверстие замаскировано изображением водопада, на уровне глаз справа от вульфовского стола. С другой стороны, в небольшом закутке в конце прихожей, глазок закрывает панель, отодвинув которую можно не только слушать, но и наблюдать происходящее в кабинете. Как-то я простоял там три часа с блокнотом, записывая разговор Вульфа с казнокрадом.
Лора подобрала с пола свою сумку, большую, из серой кожи, которую бросила во время нападения на Кремера. Я провел ее в кабинет, принял у нее жакетку и положил на диван, поставил для посетительницы кресло перед своим столом, развернул свое и уселся. Потом оглядел ее.
Она представляла собой жалкое зрелище. Я бы даже не узнал ее, в особенности потому, что прежде видел разодетой по-ковбойски, а теперь на ней было простое серое платьице с черным пояском. Щеки у нее запали, волосы спутались, глаза покраснели и опухли. Даже представить было нельзя, что лихая наездница способна так опуститься.
– Прежде всего, – начал я, – зачем? Зачем надо было на него набрасываться?
Она сглотнула.
– Просто потеряла голову. – Еще одно судорожное движение горла. – Я должна поблагодарить вас за помощь. Спасибо, что пришли на выручку, когда он спросил меня, зачем я к вам явилась. Я даже не знала, что́ ему ответить.
– Всегда пожалуйста. И что же вы ответите, если об этом спрошу я?
– Я пришла кое-что выяснить. Выяснить, передали вы им то, что Кэл рассказал вам вчера. Должно быть, передали, раз его арестовали.
Я покачал головой:
– Его задержали, как важного свидетеля, потому что веревка была его и он обнаружил труп. Я обещал Кэлу, что никому не передам рассказанного, и обещание свое держу. Если бы я рассказал полиции, у них появился бы мотив, да такой, что о лучшем они и мечтать не могли бы. Кэла сразу же обвинили бы в убийстве.
– Так вы не рассказали? Поклянетесь, что нет?
– Я клянусь только на свидетельской трибуне, а я пока не на ней. Я никому не рассказывал, но теперь столкнулся с проблемой. Мисс Роуэн наняла Ниро Вульфа расследовать убийство, и он потребует от меня полного отчета о происшедшем вчера у нее на квартире. И из-за своего обещания я не смогу передать ему рассказ Кэла. Поэтому мне придется предупредить его, что я кое-что опущу, а это ему не понравится. Если бы можно было поговорить с Кэлом, я заручился бы его разрешением рассказать все мистеру Вульфу, но это невозможно.
– Значит, вы даже Ниро Вульфу не рассказали?
– Нет.
– Вы обещаете мне, что не расскажете полиции? Не расскажете ни при каких обстоятельствах?
– Конечно нет. – Я не сводил с нее пристального взгляда. – Попробуйте поработать головой, если отыщете ее. Кэла могут обвинить в убийстве не только из-за меня. Полиция уже выяснила, что в воскресенье вечером Эйслер приводил к себе на квартиру женщину. Теперь они снимают там отпечатки пальцев. Если обнаружат ваши и узнают, что вы с Кэлом добрые друзья – а так оно и будет, – он увязнет по самые уши. И с моей стороны будет чертовски глупо дожидаться, когда меня приведут к присяге на суде.
Я воздел руку ладонью кверху.
– Понимаете, в чем еще проблема: вы думаете, будто Кэл убил Эйслера; я же уверен, что Кэл этого не делал. Вам должно быть стыдно за себя. Вы знаете Кэла два года, в то время как я познакомился с ним лишь на прошлой неделе, но я изучил его лучше вас. Меня можно одурачить, и подобное случалось, но когда он вчера отводил меня в сторонку и спрашивал, как бы ему спустить шкуру с одной гадины, то вовсе не намеревался совершить убийство. Убийство Уэйда Эйслера было задумано тем, кто украл веревку Кэла. Я не говорю уже о том, как выглядел и говорил Кэл, когда показывал мне труп. Если бы я допускал хоть какую-то вероятность того, что убийство совершено Кэлом, то не стал бы ничего утаивать, отчитываясь перед мистером Вульфом. Но я не могу дать обещание молчать об этом при любых обстоятельствах.
– Можете, если захотите, – отозвалась она. – Я не думаю, что его убил Кэл. Я знаю, что он не убивал. Это сделала я.
У меня так и округлились глаза.
– Что вы сделали? Убили Эйслера?
– Да. – Она сглотнула. – Неужели вы не понимаете, в чем дело? Конечно, я должна признаться, что убила Эйслера. Но когда меня арестуют, Кэл заявит, будто это он убил, поскольку я рассказала ему о случившемся в воскресенье вечером. Но я скажу, что ничего такого ему не рассказывала, и тогда мои показания опровергнут его, и полиция решит, что он просто пытается выгородить меня. Так что все зависит от вас. Вы должны дать обещание не открывать полиции того, что Кэл рассказал вам вчера. Потому что это я убила Эйслера, а с какой стати вам меня защищать? С чего вам переживать обо мне, коли я убила человека?
Я какое-то время разглядывал ее и наконец заговорил:
– Знаете, по крайней мере, вы ответили на мой вопрос, зачем надо было набрасываться на Кремера. Вы хотели внушить мне мысль, будто воплощаете собой наказание Господне. Не так уж и глупо, даже почти великолепно, но теперь послушайте меня. Возможно, вам и удастся скормить копам байку, будто это вы убили Эйслера. Во всяком случае, на какое-то время с толку вы их собьете. Но только не меня. Когда вчера я подошел к той будке и застал вас с Кэлом, первым же делом он выложил, что вы думаете, будто это он убил Эйслера. Теперь же вы…
– Кэл ошибался. Как же я могла думать, что он убил Эйслера, если знала, что это сделала я?
– Чушь. Я не только слышал, что́ он сказал, но и видел его лицо, и видел ваше. Вы по-прежнему считаете, что убийство совершил Кэл, и ведете себя как полоумная.
Она опустила голову и закрыла ладонями лицо, сдавив грудь предплечьями. Плечи у нее затряслись. Я заговорил резче:
– Самое худшее, что вы могли бы сделать, это попытаться убедить копов, будто Эйслер убит вами. Они запутают вас уже через десять минут. И где тогда окажется Кэл? Но, возможно, вам следует рассказать им о воскресном вечере, умолчав, естественно, что вы говорили об этом Кэлу. Если они обнаружат в квартире Эйслера ваши отпечатки, вам придется дать им объяснения. И лучше предоставить эти объяснения прежде, чем их потребуют. Это будет не трудно, просто расскажите о происшедшем.
– Полиция не найдет моих отпечатков, – произнесла Лора Джей. Во всяком случае, так мне показалось. Она не оторвала руки от лица, и фраза прозвучала невнятно.
– Вы сказали, что полиция не найдет ваших отпечатков? – переспросил я.
– Да. Я уверена, что не найдет.
Я так и вытаращился на нее. Не столько из-за слов, сколько из-за тона – ну, или не тона, по-прежнему приглушенного, а чего-то такого. Назовите это безумным предчувствием – а что его вызывает, сказать точно ведь никогда нельзя. Оно было столь диким, что я едва не упустил его, вот только упускать предчувствия не стоит.
– Вы не можете быть уверены, – возразил я наконец. – Вы наверняка к чему-то да прикасались. Я был на вечеринке в той квартире. Когда вы вошли, останавливались в холле с мраморными статуями?
– Нет. Он… Мы прошли дальше.
– В гостиную. Там остановились?
– Да.
– Он водил вас по ней и показывал птиц в клетках? Он всегда так делает. Клетки из нержавеющей стали – пальчики отпечатываются на ней идеально. Вы трогали какую-нибудь клетку?
– Нет, уверена, что не трогала.
Она уронила руки и подняла голову.
– Насколько близко вы к ним подходили?
– Какое… Не очень близко. Уверена, я к ним не прикасалась.
– И я тоже. Еще я уверен, что вы чертова лгунья. В квартире Эйслера нет никаких мраморных статуй и птичьих клеток. Вы никогда там не были. Что же вы тогда за дура такая, а? Вы что же, просто ходите повсюду и врете ради удовольствия?
Естественно, я ожидал эффекта – однако не того, что получил. Она выпрямилась в кресле и твердо посмотрела на меня.
– Я не лгунья, – заявила она. – И не дура, если только дело не касается Кэла Бэрроу. При той жизни, что у меня была, вырабатывается определенное отношение к мужчинам. Во всяком случае, у меня оно выработалось. Никаких вольностей. Следи за изгородью и не ослабляй подпругу. Когда я познакомилась с Кэлом, взгляды мои изменились. А через какое-то время, пожалуй, вы бы сказали, что я влюбилась в него. Но, как бы вы там это ни назвали, я знаю, что́ чувствовала. Я думала, что знаю и его чувства, но он никогда не говорил о них – конечно, я тоже. Я лишь встречалась с ним время от времени. В основном он работал на севере. И вот я приехала в Нью-Йорк на это родео и снова встретила его. Мне показалось, он обрадовался мне. И я дала ему понять, что тоже рада нашей встрече. Но он все так же молчал. И когда прошло две недели, а впереди замаячило расставание, я пыталась набраться смелости и заговорить об этом сама. А потом, в воскресенье вечером, Нэн рассказала мне про Уэйда Эйслера, как он…
– Нэн Карлин?
– Да. Он сказал, что устраивает у себя на квартире вечеринку. И она поехала с ним. А когда они приехали туда, выяснилось, что никакой вечеринки не предвидится. Он распустил руки, ну и она тоже, а потом убралась оттуда.
– Она рассказала вам это в воскресенье вечером?
– Да, она зашла ко мне в номер, когда вернулась в гостиницу. У нас номера рядом. А потом я поранилась. – Она отвела волосы над левым ухом. – Я рассказываю вам все, как было. В субботу вечером я повела себя неосторожно с мустангом, и мне досталось. А признаваться Кэлу, что я не умею вести себя с лошадью, мне не хотелось. И когда мы встретились за завтраком вчера утром, я сказала ему… Ну, вы знаете, что́ я ему сказала. Наверно, я надеялась, что когда он услышит, как меня пытался завалить какой-то мужик, то решит, что настало время кое о чем поговорить. Я знаю, что повела себя как дура. Я ведь сказала, что, когда дело касается Кэла Бэрроу, становлюсь дурой. Но, оказывается, я знаю его не настолько хорошо, как мне представлялось. Он никогда не лезет на рожон. Я думала, он просто начнет меня пасти, а мне только того и нужно было. Я и думать не думала, что он убьет Эйслера.
– Он не убивал. Сколько еще раз мне надо повторять вам, что не убивал? Кому еще Нэн рассказала об этом?
– Она собиралась рассказать Роджеру, Роджеру Даннингу. Спрашивала меня, надо ли ему рассказать. И я ответила "да", потому что он предупреждал нас вести себя с Эйслером потактичнее, не раздражать его, если без этого можно обойтись. Вот я и решила, что Роджер должен узнать. Нэн говорила, что тотчас ему и расскажет.
– Кому еще?
– Наверно, никому. Она взяла с меня обещание не рассказывать Мелу.
– Мелу Фоксу?
– Да. Они с Мелом собираются пожениться. И Нэн боялась, как бы он чего не устроил. Уверена, ему она не рассказала.
– А вы?
– Нет, конечно. Я же обещала Нэн.
– Что ж. – Я всплеснул руками. – Вы редчайший образчик. Никогда прежде ни с чем подобным не сталкивался. Мне известно кое-что о гениях. На одного я даже работаю, но вы – это нечто новенькое, этакий антигений. Бесполезно даже пытаться объяснить вам…
Тут зазвонил телефон, и я развернулся в кресле, чтобы взять трубку. Это оказался Лон Коэн из "Газетт". Он желал знать, сколько я хочу за эксклюзивный материал про типа, заарканившего Уэйда Эйслера, и его мотивы. Пришлось сознаться, что это сделал я. Вот стану печатать явку с повинной и непременно заготовлю дополнительную копию для него, но пока слишком занят.
Когда я потянулся, чтобы положить трубку, сзади меня послышался голос Вульфа – негромкий, но вполне отчетливый, хотя он и доносился сквозь водопад, прикрывавший глазок:
– Арчи, не шевелись! Не оборачивайся! Она достала из сумки револьвер и целится в тебя. Мисс Джей, ваш замысел ясен. Если мистер Гудвин умрет, то никто не сможет сообщить, что́ вы рассказали мистеру Бэрроу вчера за завтраком, кроме него самого, а это вы будете отрицать. Конечно, вы будете обречены, поскольку не можете надеяться избежать заслуженного наказания за убийство мистера Гудвина, но вы примете его, дабы избавить мистера Бэрроу от смертного приговора, который, по вашему представлению, навлекли на него. Отчаянное решение, но не самое глупое. Правда, теперь оно теряет всякий смысл, поскольку я слышал вас. Убить и меня вы не сможете, ибо не знаете, где я. Бросьте револьвер. Добавлю, что мистер Гудвин работает со мной вот уже много лет, и я хорошо его знаю. И я принимаю его заключение, что мистер Бэрроу не убивал Уэйда Эйслера. Мистера Гудвина не так-то просто надуть. Бросьте оружие.
Я сохранял неподвижность, хотя это далось мне нелегко. Конечно, в позвоночнике у меня так и покалывало, то выше, то ниже, но гораздо хуже было ощущать себя полным идиотом, пока я сидел вот так вот спиной к ней, а Вульф произносил свою речь. Когда же он умолк, мне стало совсем невмоготу. Я развернулся.