* * *
Сначала Конюхов повел Амельченко полюбоваться на его бывшего клиента. Вовремя они успели, потому что еще немного, и того забрала бы труповозка.
- Ну что, знаешь такого? - поинтересовался Конюхов, остановившись рядом с телом.
- Ага, это он, - кивнул Амельченко, - Игорь Евгеньевич Измайлов, интересный мужчина в расцвете лет. Между прочим, знаешь, чей он сын? Татьяны Измайловой! Артистка такая была, красивая…
- Что-то не припомню, - сухо отозвался Конюхов.
- Значит, с девятого этажа? - уточнил Амельченко и посмотрел вверх, на крышу банальной панельной коробки, будто примериваясь, каково оно - оттуда лететь. - И какая нелегкая его туда занесла? На самоубийцу он вроде не походил. Наоборот, был полон планов…
- Вот про планы давай по порядку, - без обиняков предложил Конюхов, - причем с самого начала.
- Да куда ж я от тебя денусь? - дурашливо начал Амельченко, но быстро перешел на деловой тон, что от него и требовалось. - Ну, ты знаешь, я перешел на вольные хлеба, занимаюсь частным сыском, а Измайлову как раз понадобились мои услуги. С неделю назад он ко мне обратился и попросил навести справки об одном человеке. Зовут Филипп Рудницкий. Ничем не выдающийся молодой повеса, которому посчастливилось вытянуть счастливый билет - жениться на зажиточной вдове. Вдову зовут Юлия Андриевская.
- Была замужем за художником Андриевским, - усмехнулся Конюхов.
- Да ты, я смотрю, все знаешь, а я-то тебе зачем? - воззрился на него Амельченко не без некоторого уважения, что Конюхову в общем-то польстило.
- Продолжай! - коротко приказал Конюхов. - Что ты разузнал об этом Рудницком?
- Да много чего интересного. Хотя, собственно, не столько о нем, сколько о его давней подружке, некоей Лилии Арнаут. Эта мошенница средней руки подозревалась в том, что спровадила на тот свет одну старушку, за которой якобы ухаживала. Разумеется, с банальной целью завладения ее имуществом в виде двухкомнатной квартиры, но доказать тогда, к сожалению, ничего не удалось. А этот малый, ну, Рудницкий, все время терся вокруг нее, на побегушках был и вдруг залетел в такие сферы… Ну, к вдовушке Андриевского под крылышко. Превратился в денди и все такое… Что до Измайлова, то он личностью Рудницкого неспроста интересовался, а потому как тоже имел виды на наследство Андриевского. Его покойная мамаша была первой женой нашего художника, усек? Там же, в его квартире, по сию пору, наряду с молодой вдовой и альфонсиком, проживает совместная дочурка Андриевского и Татьяны Измайловой, довольно отвязная девчонка по имени Виктория. Еще не утомил я тебя? - осведомился Амельченко.
Конюхов отрицательно покачал головой и еще больше насупился.
- А я уже, признаться, притомился. Закурю, пожалуй. - Амельченко вытащил из кармана слишком форсистых для его возраста, по мнению Конюхова, штанов измятую пачку сигарет. - Тебе не предлагаю, знаю, что бережешь здоровье, а мне уже беречь нечего! - Он с удовольствием затянулся и продолжил: - Так вот, под этого Рудницкого Измайлов, видно, и копал. Думаю, надеялся, что удастся признать их брак с Андриевской недействительным, ну и так далее… Масла в огонь подлила история с вдовушкой, внезапно повредившейся умом и попавшей в психушку. Да, самое главное, насчет ее имеется сенсационная новость: по слухам, она оттуда сбежала, не далее как сегодня утром… Как тебе такой винегрет?
- Потрясающе, - произнес Конюхов, задумчиво глядя в противоположный конец двора. Именно оттуда к ним направлялся его помощник Степанов вихляющейся, расслабленной походочкой и с блаженной улыбкой на устах. Еще бы, одышка этого мерзавца, чай, не мучила, и печенки-селезенки работали, как швейцарские часы.
У Конюхова был огромный соблазн обложить его матом еще издали, но он сдержался и подпустил противника поближе. Чтобы уж наверняка…
- Докладываю, Николай Харитонович, - заявил этот молодой нахал. - Мною опрошен хозяин квартиры, в которой убитая была домработницей, его зовут… гм-гм… - Он порылся в своем блокноте. - Короче, он понятия не имеет, кому она могла перейти дорогу.
- И это все? - продолжал копить в себе желчь Конюхов.
- Н-ну, в общих чертах, есть еще кое-какие мелочи, но ничего существенного. - Вконец обленившийся Степанов, похоже, даже нюх на скорые неприятности утратил за ненадобностью. И как начальника Конюхова не воспринимал.
- Значит, мелочи? - переспросил Конюхов, внимательно рассматривая гладкую физиономию Степанова, на которой, как назло, ни одной бисеринки пота не было, а у Конюхова уже ручьем текло между лопаток. - И на эти мелочи у тебя ушло целых три часа?
- Да… А что такое? - Кажется, Степанов почувствовал что-то неладное, хоть и с большим опозданием.
- А то… А то, что я тебя урою! - взревел Конюхов и перешел на отборную брань.
Избалованный поблажками Степанов побледнел, а Амельченко гнусно заулыбался, как только он и умел. Непонятно, что его забавляло больше: начальственный рык Конюхова или глупая растерянная рожа Степанова.
А тем временем к ним уже бежал, размахивая руками, криминалист:
- Николай Харитонович, мы нашли кое-что очень важное! Похоже, эта Пастушкова предчувствовала, что ее убьют, и заготовила на этот случай письмо!
Глава 23
…Я шла по обочине проселочной дороги, стараясь не попадаться никому на глаза. Во-первых, вид у меня после того, как я с полчаса просидела в контейнере с мусором, был впечатляющим (впрочем, и до этого я вряд ли могла похвастать элегантностью в сером больничном халате), а во-вторых, рано или поздно меня кинутся искать. Ближе к обеду уж точно.
От непривычно свежего воздуха, пусть и раскаленного от июльской жары, у меня немного кружилась голова, но это было даже приятно. Так же как идти босиком по пыльной земле: больничные тапки я потеряла где-то в мусорном контейнере. И, щурясь, смотреть на оранжевое, в самом зените, солнце мне тоже доставляло несказанное удовольствие, а оно неторопливо катилось надо мной, как колесо, отвалившееся от телеги, и ощупывало лучами мою бедную простоволосую голову. Я наслаждалась свободой и удивлялась сама себе: почему же я прежде-то не знала, до чего она мне нужна.
И Вспомнила, что чего-то похожего от меня добивался Андриевский, когда писал свой цикл "Гиперборейцы".
- Ну почему ты такая сонная, будто только что из постели? - упрекал он меня. - В тебе должна быть животная жажда жизни, свободы, воздуха, солнца, любви!..
Изобразить на своем лице что-нибудь подобное мне, как назло, не удавалось, и получившуюся в результате "Девушку с фруктами" Андриевский считал очень слабой вещью, при том что репродукции с этой картины не сходили с обложек цветных журналов и настенных календарей. Я и по сию пору иногда узнаю себя, "пришпиленную" в каком-нибудь самом неожиданном месте вроде скромного закутка консьержки или в бухгалтерии ЖЭКа. Картинки эти, как правило, подвыцветшие и порядком засиженные мухами, но все равно можно рассмотреть, какое у меня там лицо: отрешенное и заторможенное. Так и хочется помахать перед глазами рукой и спросить: "Эй, ты где?"
Кстати, я сильно сомневаюсь, что сам Андриевский так уж хорошо знал, чего от меня требовал. Можно подумать, он когда-нибудь видел этих самых гиперборейцев. По-моему, все его знание о них сводилось к парочке примитивных мифов про то, что они якобы были предками восточных славян, никогда не воевали, жили в рощах и лесах и проводили время в праздниках и развлечениях. И умирали-то они не как все прочие смертные, в муках, от старости и болезней, а насладившись жизнью на полную катушку, увешивались гирляндами из цветов и в самом прекрасном настроении бросались в море со скалы. Вы можете в такое поверить?
- Привет! Куда направляешься? - спросил меня кто-то, скрытый во внезапно заклубившейся пыли.
Когда она немного осела, я увидела желтый "Москвич"-пикап, какие еще называют в народе "пирожками", из которого, чуть не по пояс вывалившись, мне улыбался вихрастый молодой парень с крупными руками прирожденного работяги, привычно обнявшими баранку. Как же тихо он ехал, если я ничего не услышала?
Я затравленно шарахнулась в сторону, а он закричал:
- Эй, ты че такая пуганая? Садись подвезу. Тебе куда?
Я замерла на относительно безопасном расстоянии. Я давно уже для себя решила, куда иду, - в Ключи, хотя и понимала, что пешком я туда в лучшем случае к утру и доберусь.
- Так куда тебе?
- В Ключи, - ответила я и опять попятилась.
- В Ключи пешком? - присвистнул парень из желтого "пирожка". - Это далеко. Но мне как раз по дороге, садись, говорю, подвезу. Да не бойся ты, ничего я с тебя не возьму…
Да только я не того боялась, впрочем, парень вызывал у меня неосознанное доверие. Кроме того, сидя в машине, я никого, кроме него, не буду шокировать своим экзотическим видом, а ведь по дороге в Ключи я еще много кого встречу.
- Ну, садись, - подбодрил меня парень-работяга и заверил: - Да не кусаюсь я, не кусаюсь!
Я робко шагнула к желтому "пирожку", понимая, что рискую главным и единственным - впервые осознанной мною свободой.
- Ну вот, устраивайся. - Парень даже набросил на обтянутое потрескавшимся кожзаменителем сиденье рядом с собой что-то вроде старого покрывала.
И мы поехали. Он включил магнитолу и вопросами меня не особенно занимал, только бросал время от времени в мою сторону то ли сочувствующие, то ли насмешливые взгляды. А я, конечно, попыталась запрятать свои босые ноги, но он все равно заметил.
- От мужа, что ли, сбежала? - только и спросил он.
Я нашла такую версию достаточно убедительной и кивнула:
- От него…
В каком-то смысле так оно и было.
- Я так сразу и подумал, - понимающе усмехнулся парень.
Так мы проехали километров сорок, а потом парень свернул с дороги к чуть видневшейся за деревьями речке.
- Воды набрать надо, - пояснил он, - а то мотор того и гляди закипит, вон жарюка какая…
Вышел из машины, поскрежетал дверцами "пирожка" и снова явился передо мной с мятым жестяным ведром:
- Пошли со мной, прогуляешься… Чего в машине сидеть?
И для убедительности потрогал рукой металлический кузов пикапа:
- Прямо газовая печка!
Я без особого беспокойства пошла за ним. Возле речки и в самом деле было хорошо и заметно прохладнее, а главное - ни одной живой души поблизости, а это меня более чем устраивало.
Парень зачерпнул в ведро воды, поставил его в траву под деревом, сам блаженно растянулся рядом и закурил.
Я подошла к речке - она была теплая, как парное молоко - забрела в воду по колено, смыла хотя бы с ног то, что пристало ко мне там, в больнице.
- Эй, иди сюда! - помахал мне из своего укрытия в тени мой благодетель.
Я подумала, что пора возвращаться в машину, и безропотно подчинилась.
- Садись, - предложил он широким жестом.
Я села возле ведра, поджав под себя ноги.
Парень докурил сигарету, затоптал ее в землю, взял в рот травинку, посмотрел на меня долгим взглядом:
- От мужа, значит, сбежала, говоришь?
Я поняла, что этот вопрос не требует ответа, а потому смолчала.
- От мужа так от мужа, - вроде бы равнодушно молвил он и вдруг потянулся ко мне, обхватил за шею и повалил на спину. Меня сразу обволокло запахом травы, бензина и еще чуть-чуть - свежего пота.
- Это же изнасилование, - сказала я, когда он начал шарить у меня под халатом.
- Называй как хочешь, - беззаботно отозвался он, намертво притискивая меня к земле.
- А если я заявлю куда надо? - спросила я, совершенно потрясенная тем, что ЭТО происходило со мной: на земле, возле неизвестной мне речки, с совершенно неизвестным человеком. Странно, но ни отвращения, ни страха я не испытывала, а просто не верила, что это я барахтаюсь в пыли под деревом, цепляясь руками за траву и выдергивая ее с корнем.
- А никуда ты не заявишь, - засопел он мне в шею, - да и кто тебе поверит? Думаешь, я не понял, откуда ты сбежала?.. Не от мужа, а из психушки…
Я дернулась еще раз, из последних сил, нечаянно зацепила стоящее рядом ведро, и оно перевернулось, окатив нас водой. Парень на это никак не отреагировал, только еще крепче стиснул меня. Я перестала сопротивляться, посмотрела на солнце и закрыла глаза. Кажется, оно так и застыло на моих веках.
- Ну ты даешь… - беззлобно покачал он головой, уже потом, обнаружив, что к мокрой одежде пристала пыль и трава. - Я, наверное, на черта похож. Да и ты не лучше. Пошли купаться.
Первым вошел в воду и поплыл на спине. Я немного поплескалась возле берега. Минут через десять он выбрался из воды, ополоснул рубаху и сразу натянул на себя, мокрую. Потом потянулся, подставил лицо солнцу и крякнул:
- Х-хорошо!..
А я посочувствовала Андриевскому, который уже никогда не узнает, с кого ему следовало писать настоящего гиперборейца.
* * *
- Ну вот, приехали, - объявил парень, притормозив у обочины, чуть в стороне от Ключей. - Отсюда, надеюсь, дотопаешь?
- Дотопаю, - легко ответила я и выбралась из "пирожка". - Так даже лучше. - Меня вполне устраивало, что он высадил меня не у главного подъезда. Лучше подойти к поселку с тылу, окольными путями, чтобы не попадаться на глаза охране. Я как раз знаю одну очень удобную лазейку, мы ее открыли вместе с Филиппом однажды, еще ранней весной, когда наша машина застряла в сугробе. Брели чуть ли не по пояс по снегу - напрямую, чтобы сократить дорогу, - и обнаружили, что в наш охраняемый с виду поселок можно запросто пробраться незамеченными со стороны леса.
- Ну бывай! - махнул рукой "гипербореец" и резко сорвал с места "пирожок", сразу же потонувший в облаке пыли.
Через каких-то десять минут я была уже возле дачи. Медленно обошла ее, пригибаясь возле окон, и, убедившись, что она безлюдна, нашла спрятанный в специальном месте запасной ключ. Он всегда там лежал на тот случай, если кто-то из нас вдруг забудет ключ в московской квартире или потеряет.
В доме было тихо и прохладно, отчего меня сразу потянуло в сон, а вот спать мне нельзя. Сбросив больничный халат посреди гостиной, я прямиком направилась в ванную и стала под холодный душ. Только теперь, подставляя руки под струи воды, я разглядела на них синяки от внутривенных инъекций. Значит, тот укол был не один. Как я и думала.
Не знаю, сколько я так стояла, наверное, достаточно долго, потом выключила воду, потянулась к полотенцу и чуть не упала. Сама не пойму, что это было: то ли поскользнулась, то ли голова закружилась. Решила на всякий случай немного посидеть на краю ванны, и в этот момент до меня донесся шум внизу. В гостиной кто-то ходил! В лучшем случае это был охранник, заметивший, что в дом кто-то вошел, а в худшем…
Меня сразу взяла оторопь, а мокрое тело - я еще и вытереться не успела - покрылось мурашками. Схватив висящий на двери халат, как оказалось, Филиппов, я завернулась в него, будто в одеяло, соображая, что же мне делать дальше. Ну прежде всего выяснить, кто же там ходит. Осторожно выскользнув из ванной, я тихонечко прошла вдоль стены и, выглянув из-за угла, посмотрела вниз. Мой взгляд сразу напоролся на незнакомца, стоящего посреди гостиной, задрав голову. Он тоже смотрел на меня.
- Не бойтесь, я не причиню вам вреда, - сказал он и сделал шаг к лестнице. - Я пришел вам помочь.
- Стойте, не сходите с места! Я… Я стрелять буду! - Не знаю, как такое пришло мне в голову, ведь оружия у меня и в помине не было. Впрочем, он не мог этого знать.
- Я стою, стою… - произнес он примирительно. - Все будет, как вы скажете. Главное, чтобы вы меня выслушали, Юлия Станиславовна…
Так, он знает мое имя, значит, он оттуда, из психушки, лихорадочно ворочала я мозгами. Остается только выпрыгнуть в окно, но… Но если он не один явился и во дворе меня поджидают?
- Юлия Станиславовна, моя фамилия Шатохин, - между тем неслось снизу, - я понимаю, это вам ничего не говорит, вы меня не знаете, но зато я вас знаю. Еще я понимаю, что вам трудно мне поверить, но вам придется это сделать, потому что вам не на кого опереться, кроме как на меня. Послушайте, нам нужно быстрее уходить отсюда, потому что вас уже ищут, все… С минуты на минуту они могут быть здесь, а у меня машина, я могу вас увезти отсюда… Ну, спускайтесь!
Он все еще смотрел на меня снизу вверх, запрокинув голову, немолодой уже человек, отнюдь не располагающей внешности, про каких говорят "неказистый". Он хотел, чтобы я ему верила, а я не понимала, почему?
- Ну быстрей, быстрей, решайтесь! - торопил он меня. - Хорошо, чтобы у вас было меньше сомнений, я еще вам кое-что расскажу. Я знаю, кто устроил вас в психбольницу, ваш теперешний муж, думаю, что без участия вашей падчерицы тоже не обошлось, хотя детали и подробности мне пока что неизвестны. Но обещаю вам, я распутаю эту историю. Но до тех пор вы сильно уязвимы, и вам нужно спрятаться в надежном месте, понимаете?
Я вздрогнула, потому что он произнес вслух то, о чем я думала. С недавнего времени я тоже не сомневалась, что все подстроено Филиппом, больше некому. Что касается Вики, то здесь я не уверена, хотя… Но он просто мог ее обмануть, перехитрить и выпытать то, что я ей когда-то рассказывала.
- Ну идите же, идите, - снова позвал меня неказистый человек по фамилии Шатохин и даже поманил руками, как ребенка.
Я вышла из-за стены и оперлась о перила лестницы: ноги меня почти не держали. Теперь, конечно, ему было хорошо видно, что у меня нет никакого оружия, но он по-прежнему не двигался с места.
- Сейчас, сейчас… - прошептала я и без сил опустилась на верхнюю ступеньку. Звуки постепенно отдалялись от меня, как перед обмороком, но я еще расслышала визг тормозов совсем рядом с домом. Голова у меня кружилась все сильнее, и я, чтобы не упасть и не покатиться вниз, прижалась спиной к ближайшей балясине.
А дальше все было, как в немом кино. Дверь распахнулась, и в гостиную влетели Вика и Филипп, совершенно взбаламученные. Они сразу уставились на меня, а я в ответ могла только слабо им улыбнуться. Затем Вика стала рваться ко мне, а Шатохин ее удерживать. Судя по их отчаянной артикуляции, при этом они зверски ругались, но я ничего не слышала, уши будто ватой заложило. А еще перед глазами все плыло, плыло… И все же я разглядела растерянность на Филипповом лице, он стоял в стороне, не принимая участия в склоке, и выглядел совсем чужим. Таким нездешним странником, случайно забредшим на огонек.
А потом откуда-то появились еще двое: один рослый, другой невысокий и коренастый. Я так и не поняла, кто они такие и чего хотели, только они сразу схватили Филиппа за грудки и стали от него чего-то требовать. Знать бы мне чего! Постепенно я все меньше и меньше понимала, что же там внизу происходит, мне казалось, что все они просто соревновались, кто шире раскроет рот. Но этим не ограничилось, рослый вытащил из-за пазухи какой-то предмет и стал им размахивать, а коренастый ударил Филиппа в лицо.
Еще через какое-то время я опознала предмет в руке рослого - это был пистолет, и он почему-то направил его на стоящего ко мне спиной Шатохина. И они упали почти одновременно: длинный навзничь прямо на пол, а Шатохин осел на нижнюю ступеньку лестницы. А дальше все слилось, я перестала отличать одного от другого, они все закружились, закружились и превратились в пестрый клубок…