Патрик не стал объяснять, что полицию необходимо было вызвать на место самоубийства. Он понял, что Эфроим Хульт и этот доктор Хаммарстрём по каким-то своим соображениям решили не обращаться в полицию до тех пор, пока тело не уберут с места преступления. Вопрос заключался в том, для чего им это понадобилось. У него не возникло ощущения того, что они особенно продвинулись. Мартин решил проявить инициативу:
- А вы не видели здесь поблизости женщину? Двадцать пять лет, брюнетка, нормального сложения.
Роберт рассмеялся. Вся серьезность исчезла из его голоса абсолютно бесследно:
- Если подумать о том, сколько девах в округе ошивается, вам бы стоило ее описать поподробнее.
Йохан очень внимательно посмотрел на полицейских, потом сказал Роберту:
- Ты ее видел на фотографии, в объявлениях о розыске. Немка, которую они нашли вместе с двумя другими девушками.
Сольвейг отреагировала очень бурно, она буквально взорвалась:
- Что еще за дерьмо вы на нас навешиваете? Что ей здесь было делать? Опять хотите нас вывалять по самую маковку? Сначала вы замазали Йоханнеса, а сейчас приходите сюда, задаете ваши вопросики и хотите замазать еще и моих мальчиков. А ну, пошли вон! И чтоб я вас тут больше не видела! Проваливайте к чертовой матери!
Она поднялась и, как поршень, стала выдавливать их из кухни, что при ее габаритах было несложно. Роберт засмеялся, но Йохан, казалось, о чем-то задумался. Когда разъяренная Сольвейг вернулась, с грохотом захлопнув со всей силой дверь за Мартином и Патриком, Йохан, не говоря ни слова, опять пошел в спальню. Он натянул одеяло на голову и притворился, что спит. Йохан хотел подумать.
Анна плыла на шикарной яхте и при этом чувствовала себя жалкой. Густав не стал задавать вопросов и допытываться, а просто немедленно отплыл, как она попросила, и оставил ее надолго в покое. Анна сидела на самом носу яхты, крепко охватив руками колени. С великодушным видом Густав принял ее извинения и обещал высадить ее и детей в Стрёмстаде, где они могли сесть на поезд и вернуться домой.
Вся ее жизнь казалась каким-то чертовым хаосом. Анна считала слова Эрики совершенно несправедливыми, и, когда она вспоминала их, ее глаза начинало жечь от горьких, злых слез. Но гнев смешивался с грустью по поводу их постоянных столкновений. Эрика никогда не могла быть лишь старшей сестрой, поддерживать и подбадривать. Вместо этого она по своей инициативе взяла на себя роль матери, не понимая того, что не сможет заполнить эту пустоту.
В отличие от Эрики Анна никогда не осуждала их мать Елей за то безразличие, с которым она относилась к своим дочерям. Анна, по крайней мере, могла смириться с тем, что это один из неприятных фактов этой жизни. Но когда их родители внезапно погибли, лишь тогда она поняла, что все же в глубине души надеялась, что, может быть, Елей изменится с годами и сможет стать настоящей матерью. В этом случае Эрика могла бы быть ей просто сестрой. Но после смерти матери каждая из них играла свою роль, не очень хорошо понимая, как должна это делать. Периоды тихого молчаливого согласия и мира неумолимо сменялись активными боевыми действиями, и каждый раз Анне казалось, что она теряет часть своей души. И вместе с тем Эрика и дети - это все, что у нее было. И даже если она и не хотела признаваться в этом Эрике, но она тоже видела, кто такой Густав: беспечный, бесстыжий мальчишка, пижон. И все же она не могла устоять перед искушением, это очень льстило ее самолюбию - показываться с таким мужчиной, как Густав. Рядом с ним она становилась заметной. Люди шептались и спрашивали, кто она, и другие женщины завистливо поглядывали на красивую дорогую одежду, которую ей покупал Густав. Даже здесь, в море, все, кто был на воде, поворачивали головы в их сторону и указывали на роскошную парусную яхту. И Анна ощущала смешную детскую гордость, лежа на носу, как фигура украшения на старинных парусниках.
В тяжелые минуты Анна чувствовала, что поддержкой в жизни для нее являются дети. Годы, прожитые с Лукасом, были для нее полны зла, но все же она не могла считать Густава хорошей заменой в качестве отца для своих детей. Анна видела, что он холоден, неловок и нетерпелив с детьми, и ей очень не нравилось оставлять их с ним.
Иногда она завидовала Эрике просто до тошноты. Она стояла перед невеселой перспективой борьбы с Лукасом, который добивался единоличной опеки над детьми, испытывала трудности с деньгами и, кроме того, понимала, что ее нынешние отношения с Густавом - всего лишь пустышка и никуда не ведут. А тут еще Эрика, которая проплывала перед ней, как беременная мадонна. Эрика выбрала в отцы своему ребенку мужчину того самого типа, который, как это очень хорошо понимала Анна, сделал бы счастливой ее саму. Но у Анны с такими никогда ничего не получалось из-за какого-то, как ей иногда казалось, самоуничтожения. А то, что Эрика теперь жила без финансовых проблем и, кроме того, получила определенную известность, только увеличивало ее зависть в вечном соперничестве между сестрами, и завистливые черти вовсю скребли у нее на душе. Анна не хотела быть мелочной, но не могла удержаться от горьких мыслей, когда ее собственная жизнь виделась ей только в мрачных красках.
Дети взволнованно закричали, и Анна услышала недовольное замечание Густава; очнувшись от раздумий, наполненных жалобами, она заставила себя вернуться в свою сегодняшнюю действительность. Она поплотнее запахнула спасательный жилет и осторожно пошла на корму к детям, придерживаясь за релинги. Анна быстро успокоила детей и заставила себя улыбнуться Густаву. Даже если тебе сдали очень плохие карты, приходится играть тем, что есть.
Уже много раз за последнее время Лаине бесцельно слонялась по этому большому дому. Габриэль опять отправился в свою очередную деловую поездку, и она вновь осталась одна. После встречи с Сольвейг она чувствовала во рту очень неприятный привкус, а безнадежность этой ситуации бесила ее, как и много раз прежде. Она никогда не освободится. Грязный, злобный мир Сольвейг крепко вцепился в нее и окутывал, как мерзкая вонь.
Она постояла перед лестницей, ведущей наверх, во флигель с левой стороны дома, этаж Эфроима. Лаине не поднималась туда с тех самых пор, как он умер, да и до того заходила очень редко. Там царствовал Якоб и в какой-то степени Габриэль. Эфроим восседал там, наверху, и давал аудиенции, как какой-нибудь древний феодал. Женщины в его мире никогда не имели особого значения, а были какими-то смутно различимыми созданиями, предназначенными для того, чтобы прислуживать и подавать еду.
Она медленно стала подниматься по лестнице. Перед дверью Лаине остановилась и потом решительно распахнула ее. Все выглядело точно так, как она помнила. В тихой комнате по-прежнему ощущался сильный мужской если не запах, то дух. Итак, значит, здесь ее сын провел в детстве так много часов. Она всегда очень ревновала его к деду. В сравнении с Эфроимом они оба - и Лаине, и Габриэль - значили очень мало. Якоб воспринимал их как обычных скучных смертных, тогда как Эфроим представлялся ему кем-то вроде бога. Когда он так неожиданно умер, первой реакцией Якоба было удивление: Эфроим не мог исчезнуть просто так, вот так - в один день взять и уйти. Он всегда казался какой-то непреодолимой силой, своего рода непреложным и неоспоримым фактом.
Лаине этого стыдилась, но когда она поняла, что Эфроим мертв, то почувствовала облегчение и даже радость, может быть, даже триумф по поводу того, что и Эфроиму не удалось преступить законы природы. Прежде она иной раз в этом сомневалась. Он был всегда так уверен и убежден, что даже с Богом сможет договориться и манипулировать Им так, как захочет.
Его кресло стояло у окна. Снаружи, за окном, открывался вид на лес. Так же как и Якоб до нее, Лаине не смогла противиться искушению сесть на место Проповедника. На мгновение ей показалось, что она почувствовала его дыхание в комнате, когда садилась в кресло. Она задумчиво провела пальцами по складкам обивки.
Истории о Габриэле и Йоханнесе, об их даре лечить людей очень сильно повлияли на Якоба, ей это не нравилось. Иногда он спускался вниз с совершенно отсутствующим выражением лица, в каком-то трансе. Лаине это всегда пугало. В такие минуты она крепко обнимала сына, прижимала к себе его лицо и держала так, пока не чувствовала, что напряжение его оставляет. Тогда она разжимала руки и видела, что все снова как обычно, - до следующего раза.
Но теперь старик мертв и похоронен давным-давно. Ну и слава богу.
- Ты действительно считаешь, что в твоей теории что-то есть, что Йоханнес не умер?
- Не знаю, Мартин, но в настоящий момент я занимаюсь тем, что тяну за все нити, какие только есть. И думаю, ты должен согласиться с тем, что все это выглядит немного странно. Я хочу сказать, что полиция так и не увидела Йоханнеса на месте его самоубийства.
- Да, но тогда получается, что и врач, и похоронная контора в этом участвовали, - сказал Мартин.
- Ну и что, это совсем не так невозможно, как кажется на первый взгляд. Не забывай, что Эфроим был очень состоятельным человеком, а за деньги можно купить и не такие услуги. И еще: я, например, совсем не удивлюсь, если они все окажутся его хорошими знакомыми. Он был заметной фигурой в местном обществе, одним из местных lions, you name it, и активно участвовал в делах округи.
- Но чтобы помочь скрыться подозреваемому в убийстве? Как-то сомнительно.
- Не подозреваемому в убийстве, а подозреваемому в похищении. И потом, насколько я понимаю, Эфроим Хульт обладал редкостным, можно сказать, исключительным даром убеждать людей. И возможно, ему удалось убедить их в том, что Йоханнес невиновен, но тем не менее полиция собирается его посадить, и единственная возможность для Йоханнеса спастись - это исчезнуть.
- Но тут все же еще одна неувязка: ты думаешь, что Йоханнес мог бы оставить свою семью, двоих маленьких сыновей на произвол судьбы?
- Не забывай, пожалуйста, о том, что мы знаем про Йоханнеса. Я хочу сказать, что он был игрок. Йоханнес всегда следовал своим малейшим прихотям и желаниям, он жил по своим собственным законам и всегда плевал на чужие правила. И если мы с тобой говорим о человеке, который спасает собственную шкуру ценой благополучия семьи, то это в полной мере относится к Йоханнесу, полностью соответствует его личности.
Мартин по-прежнему слушал довольно скептически.
- Ну и где он тогда скрывался все эти годы в таком случае?
Патрик притормозил, посмотрел налево, потом направо и свернул в сторону Танумсхеде, потом сказал:
- Может быть, за границей с хорошей суммой папашиных денег в кармане. - Он посмотрел на Мартина: - Похоже, ты не оценил блестящее остроумие моей теории.
Мартин рассмеялся.
- Может быть, можно и так сказать. Мне кажется, что ты немного спятил и собственными штанами ловишь рыбу в мутной воде. Но с другой стороны, до сих пор с головой у тебя было все в порядке, так что почему бы и нет.
Патрик стал серьезным.
- У меня перед глазами только одно - Ени Мёллер. Ведь где-то он ее держит, тот самый гад, который выкрал ее из мира людей. И из-за нее я обязан проверить все версии, пусть даже и самые необычные. Мы просто не можем позволить себе оставаться в привычных рамках и думать традиционно. Для этого у нас слишком мало времени. Поэтому мы обязаны заниматься и тем, что на первый взгляд кажется невозможным. Очень даже вероятно, что мое предположение сумасшедшее, но ради Ени Мёллер я хочу быть полностью уверен и получить доказательства того, прав я или не прав. Пусть мне даже потом дадут приз за идиотизм.
Теперь Мартин лучше понимал, что ему пытался объяснить Патрик. И он признался себе, что, возможно, Патрик прав.
- Но как ты собираешься все это сделать и получить разрешение на эксгумацию, когда у нас только какие-то смутные подозрения, да еще вдобавок и так быстро?
Лицо Патрика приняло жесткое выражение:
- Убедить, Мартин, убедить.
Их разговор прервал звонок мобильного телефона Патрика. Он говорил короткими односложными предложениями, а Мартин сгорал от нетерпения и гадал, о чем идет речь. Несколько минут спустя Патрик закончил и закрыл крышку телефона.
- Кто звонил?
- Анника. Позвонили из лаборатории и сказали, что они провели анализ ДНК Мортена Фриска.
- И что? - Мартин затаил дыхание, он истово надеялся, что они с Патриком ошиблись и у них за решеткой действительно сидит убийца Тани.
- Совпадений нет. Сперма, которую мы нашли на теле Тани, не Мортена Фриска.
Мартин и сам не заметил, что на какое-то время перестал дышать, слушая ответ Патрика, и теперь шумно выдохнул.
- Вот черт. Но вообще-то едва ли это для нас такая уж большая неожиданность или как?
- Нет, конечно, но все же была какая-то надежда.
Они мрачно помолчали какое-то время, потом Патрик глубоко вздохнул, словно набирался сил и решимости перед трудной задачей и видел перед собой Эверест, на который должен взобраться.
- Ну так все, что сейчас остается делать, так это решить вопрос с эксгумацией - и за рекордно короткое время.
Патрик раскрыл мобильный телефон и приступил к делу. Ему предстояло быть более убедительным и красноречивым, чем когда-либо раньше за всю его карьеру. Еще никогда прежде у него не было такой уверенности в том, что он сможет добиться успеха.
Настроение Эрики быстро приближалось к нулевой отметке. Она занималась тем, что ходила туда и сюда по дому и перекладывала вещи с места на место. Из-за ссоры с Анной она чувствовала себя просто отвратительно: у нее страшно ломило затылок, словно с похмелья. И от этого ее настроение становилось еще хуже. Кроме того, Эрике нравилось себя жалеть. Она сама хотела и даже думала, что будет лучше, если Патрик выйдет на работу, но не рассчитывала на то, что он будет занят выше головы, как сейчас. Даже когда он находился дома, Эрика видела, что его мысли постоянно заняты расследованием. И хотя она понимала всю важность дела, которым Патрик занимается, все-таки у нее внутри звучал тоненький противненький голосок, который требовал, чтобы ей уделяли больше внимания.
Она позвонила Дану. Может быть, подумала Эрика, он дома и у него найдется время подъехать и перекусить. К телефону подошла его старшая дочь и сказала, что папа с Марией ушли в море. Ну прямо как нарочно, сказала себе Эрика. Все куда-то разъехались, все чем-то занимались, одна она сидела здесь, опухала и плевала в потолок.
Когда зазвонил телефон, Эрика настолько жадно схватилась за трубку, что едва не грохнула его со скамеечки на пол.
- Эрика Фальк.
- Да, алло, мне нужен Патрик Хедстрём. Он дома?
- Он на работе. Может быть, я смогу вам помочь или вам лучше дать номер его мобильного телефона?
Мужчина на другом конце линии помедлил.
- Дело в том, что номер телефона мне дала мама Патрика. Наши семьи знакомы уже много-много лет, и когда я последний раз разговаривал с Кристиной, она сказала, что мне стоит дать о себе знать и позвонить Патрику, если мы будем проезжать мимо. А сейчас мы с женой как раз приехали во Фьельбаку, так что…
Эрику осенила блистательная идея. Проблема ее скуки и безделья решалась очень просто, ответ лежал прямо перед ней.
- А вы не можете подъехать сюда к нам? Патрик собирался прийти домой около пяти, так что давайте приготовим сюрприз и удивим его. И кроме того, мы успеем познакомиться до его возвращения с работы. Ты сказал, вы дружили в детстве?
- Да, это было бы просто замечательно. И да, мы с ним друзья детства. Потом, когда мы выросли, как-то так сложилось, что мы встречались не очень часто, от случая к случаю. Время здорово бежит.
Он посмеялся негромким квохчущим смехом.
- Тем более тогда определенно подходящий момент для того, чтобы исправить это. Когда вы сможете сюда приехать?
Эрика услышала, как он разговаривает с кем-то, отвернувшись от трубки, но дискуссия продолжалась недолго, и он сказал Эрике:
- У нас нет никаких особенных планов, так что мы могли бы приехать прямо сейчас, если, конечно, это подходит.
- Замечательно.
Эрика почувствовала, как ее охватывает энтузиазм, потому что осточертевшая рутина будет нарушена. Она быстро объяснила им, как проехать, и заторопилась на кухню, чтобы приготовить кофе. Когда раздался звонок в дверь, первое, о чем подумала Эрика, - что она совершенно забыла спросить, как их зовут. Ну да ничего, можно будет начать с взаимного знакомства.
Три часа спустя Эрика готова была расплакаться. Она таращила глаза и из последних сил старалась делать вид, что ей интересно.
- Некоторые из наиболее интересных аспектов моей работы заключаются в том, чтобы отслеживать потоки CDR. Как я уже раньше объяснил, CDR означает call data record, а именно: там содержится информация о том, как долго длился телефонный разговор, кто кому звонил и куда. Когда потом собираются данные в виде CDR, то получается совершенно фантастический источник информации, из которого мы можем почерпнуть данные о привычках и потребностях наших клиентов.
Эрике казалось, что он безостановочно говорит уже целую вечность. Этот парень никогда не заткнется. Йорген Бернтссон был суперзанудой, тоскливым настолько, что у Эрики буквально слезы на глаза наворачивались. И его драгоценная супруга оказалась ничуть не лучше, хотя и несколько в другом роде. Она не злоупотребляла длиннющими, абсолютно никому не интересными сентенциями в духе своего мужа - просто-напросто, назвав свое имя, она больше не произнесла ни слова.
Эрика очень обрадовалась, когда услышала шаги Патрика на крыльце. Она поднялась с софы и пошла его встречать.
- У нас гости, - прошептала Эрика.
- И кто же это? - тоже шепотом спросил Патрик.
- Твой друг детства Йорген Бернтссон с женой.
- Ох, нет, только не это, скажи, пожалуйста, что ты пошутила.
И Патрик застонал.
- Очень жаль, но я не шучу.
- И какая задница пригласила их сюда?
Эрика виновато опустила глаза.
- Вообще-то я их пригласила. Хотела сделать тебе сюрприз.
- Хотела сделать мне что?
Патрик чуть-чуть не рассчитал, и у него получилось немного громче, чем он хотел. И он продолжал уже шепотом:
- Но зачем ты их сюда пригласила?
Эрика развела руками.
- Я дико скучала, а он сказал, что в детстве вы с ним были товарищами. Ну я и подумала, что, может быть, ты обрадуешься.
- Ты даже не представляешь себе, сколько раз он доводил меня своим занудством до белого каления. А за все годы знакомства веселья в нем не прибавилось ничуточки.
Они поняли, что стоят в прихожей подозрительно долго, одновременно глубоко вздохнули, чтобы собраться с силами.
- Не может быть, кого я вижу! Какой сюрприз!