– О, это легко! Историю о сбежавшем директоре раскопала одна из моих редакторш, но, прежде чем ее использовать, я решила выяснить, что к чему. А ты, все-таки, первоисточник…
– Вот именно! И, если ты будешь делать такую передачу, ты просто обязана меня пригласить!
– Ну, конечно! Обязательно приглашу.
– И Горянского?
– А вот насчет этого я не знаю Я не знаю, какие отношения и счеты у нашего продюсера с Горянским.
– Хорошие, можешь не сомневаться. У Горянского со всеми хорошие отношения!
– Если так, тогда приглашу. Но я не уверена, что буду делать такую передачу. Скорей всего, нет. Тема исчерпана, закрыта… Ты ее полностью исчерпал!
– Вот именно! Со мной тягаться трудно.
Сопиков себя очень любил. Мы распрощались довольно быстро, для приличия поболтав о пустяках. Сопиков потеплел, узнав, что я не собираюсь составлять ему конкуренцию. Я вышла из кафе, весьма довольная собой. Я узнала важную информацию: оказывается, Сопиков тайно работает на Горянского, ведь именно Горянский поручил Сопикову написать статью о пропавшем директоре музея. Разумеется, получив такую "указку сверху" никакую информацию Сопиков проверять не стал. Проверять даже не пришло ему в голову. И писал он так, как ему диктовал Горянский. И еще, у моего продюсера тоже есть с Горянским какие-то тайные дела, о которых Сопиков, как доверенное лицо, знает, а я нет, хотя и сплю с этим самым продюсером. Возможно даже, вскоре произойдет очередной "передел собственности" и Горянский после раздела собирается получить часть нашего канала. Все может быть. Впрочем, такие подробности меня уже не интересуют. Меня интересует другое: почему высокопоставленный богач Горянский вдруг заинтересовался судьбой ничтожного директора провинциального музея? Какое ему дело до всей этой истории? Я вспомнила письмо… Автор открыто писал о том, что все статьи, вся шумиха в прессе делались с одной целью – переключить внимание, отвлечь это неудобное общественное мнение, направить его на другое. Как странно… Более, чем странно…
Я стала вспоминать то, что знаю о Горянском, и вдруг поняла, что, несмотря на то, что знаю его в лицо, слышала о его предполагаемых общественных делах, знаю наизусть все его должности (одной из них он особенно гордится – депутатской), я не знаю о нем ничего. Безликий серый политик. Ничем не примечательное лицо – без пола и разума. Таких масса. Никаких отличительных черт. Все серое, смазанное, казенное, немного советское. Таких очень много, особенно в политических кругах. Ничего не сделает, ничем не проявится, пройдет его время – исчезнет и никто о нем не вспомнит. А место его займет точно такой же.
Впрочем, я слышала, что он богат: какой-то преуспевающий бизнес, связанный с "подъемом отечественного производителя". Но это богатство, вроде бы, чистое (если уж конкуренты не выкопали грязь перед выборами, может, этой самой грязи и нет)? Может ли эта безликая стандартная фигура быть связанной со скандальным делом? Депутат… В мозгах моих что-то щелкнуло. Я остановилась посреди шумного квартала, лихорадочно хватая мобильник. Депутат!
– Алло? Сара Янг? Я забыла задать вам очень важный вопрос! Как фамилия депутата, у которого Поль брал последнее интервью? Да, то самое интервью, после которого он погиб? К кому он ездил? Как его фамилия?
Я услышала четкий голос:
– Горянский.
Я вернулась в студию в отвратительном расположении духа. Разговор с Сопиковым выбил меня из колеи. Будучи довольно вспыльчивым человеком, я с трудом могла переносить оскорбления и хамство, и сама удивилась тому, что не вылила все вино из бутылки Сопикову на голову. Очевидно, я была задета этим письмом больше, чем сама думала. И, горя нетерпением поскорее приступить к своей цели (то есть распутыванию истории), я была так сильно увлечена этим, что все остальное просто теряла за какой-то стеной. Распутывание истории…. Конечно, звучит гораздо заманчивей, чем тот бред, который я несла в камеру каждый день. Но, прежде чем приступить к главной части (а именно, к распутыванию), следует выяснить самое важное: существует эта история как таковая или нет?
Что я выяснила с Сопиковым? Очень странные нити, которые тянутся не только в N-ский замок. Еще то, что Сопиков лжет. Каждое его слово – ложь, но только вот непонятно, по какой причине он лжет? Сознательно или нет? Если ему приказали повторять все то, что он говорил мне – значит Сопиков лжет бессознательно, автоматически, так, как лгал всегда. Если же Сопиков сам принялся анализировать кое-какие факты и пропажа директора музея показалась ему сомнительной, тогда он лжет сознательно, покрывая себя и тех, кто стоит за ним. В этом случае ситуация намного хуже: почуяв, что от моих расспросов может запахнуть жареным, Сопиков поспешит поставить в известность своих хозяев, и тогда…
А что – тогда? Я еще ничего не делаю, только расспрашиваю! Даже если Сопиков сомневается в пропаже, одних моих расспросов слишком мало, чтобы насторожиться. К тому же, история о редакторше, которая копалась в старых газетах, выглядит очень убедительно. Так мы поступаем всегда. Что же остается мне? Ждать! Продолжать делать то, что я делаю и ждать. Только в этом случае я увижу, как станет развиваться ситуация дальше. В любом случае, я не обнаружила той гладкости и слаженности в фактах, которая может показать ясней любых слов, что полученное мною письмо – фальшивка. Если так много вопросов возникает в начале, что же будет в конце?
Мне в голову пришла еще одна мысль. Дело в том, что издание, в котором работал Сопиков, действительно было очень престижным и крупным. Он был не единственным моим знакомым в этой газете, просто его я знала лучше, чем остальных. У меня была еще знакомая из экономического отдела и я немного знала главного редактора, хитрющую пробивную бабенку, любившую телевидение, регулярно мелькающую на различных каналах и потому, при любом удобном случае, крутившуюся возле телевизионщиков. Что ж, эту любовь к телевидению можно использовать… А вечером, кажется, намечалось какое-то мероприятие. Одно из миллиона важных мероприятий, на которые я никогда не хожу потому, что терпеть не могу светские тусовки. Одно время я рвала приглашения (чем приводила в холодную ярость нашего продюсера. И, так как наши отношения выходили некоторым образом за рамки деловых, то он рычал на меня еще и в не рабочее время), а потом просто стала выбрасывать в мусорную корзину. Тогда мои редакторши прекратили мне их отдавать, только ставили в известность на словах, и, если я не высказывала заинтересованности, забирали приглашения себе или делили между своими родственниками.
Но в этот вечер все было иначе и я уже не была такою, как прежде. Что ж, подарю моим разговорчивым девушкам тему для болтовни на целую неделю! Я решительно направилась в комнату редакторш.
Занятые кофе и сигаретами, они даже при моем появлении не сделали вид, что работают.
– Какое мероприятие сегодня вечером?
Все трое уставились, широко раскрыв глаза. Ну, еще бы! Удивление – будто я стою перед ними голой!
– Сегодня вечером намечалось какое-то серьезное мероприятие? Ну, шевелите мозгами! Быстро!
– Да, кажется… – проблеяла одна. Жаль, в комнате не было моей Светы. Она бы сразу сообразила, что к чему.
– Какое? Можно соображать быстрее?
– Презентация новой коллекции очень известного модельера. Освещение в прессе огромное…
– Приглашение было?
– Да, он прислал флайер лично вам, но вы же не ходите…
– Значит, так. Позвони в его пресс-службу и срочно узнай, представители каких изданий получили пригласительные и кто туда явится! Быстро! И держи флайер наготове, он может мне понадобится!
– Но это же работа на час, пока я всех обзвоню!
– Ну и что?
– Я собиралась домой – рабочий день уже закончен!
– А мне какое дело?
– Но ведь…
– Милая моя, ты будешь сидеть и звонить так, как я тебе сказала! А две твоих подруги тебе помогут и домой никто не пойдет!
– Это неслыханно!
– Если тебя что-то не устраивает, отправляйся работать дворником, а сюда утром даже не являйся! Мало того, что вы все целый день бездельничаете, дурака валяете и сидите у меня на голове, так еще, когда я прошу вас немного поработать, вместо дела я получаю в ответ какое-то жалкое куриное кудахтанье! Кажется, я сказала ясно, чего от вас жду? Вот и приступайте!
– А зачем это вам нужно? Вы же никуда не ходите! – высказалась вторая, более старшая и наглая.
– Еще пару вопросов и я точно скажу тебе – зачем! Чтобы поскорее тебя уволить, взять на твое место студентку, поручать в три раза больше работы и в три раза меньше ей платить. Еще вопросы есть?
Больше вопросов не было. Закрывая за собой дверь, я услышала, как кто-то из них прошептал отчетливо за моей спиной: "Как бы на твое место кого-то другого не взяли!", – и потом добавила ругательство. Я только улыбнулась. Знали бы они, как я мечтаю поскорее избавиться от этого своего места! Как я мечтаю, чтобы это место больше не было моим!
Через час список был готов. Ровно час – ни минутой раньше, ни минутой позже. Редакторша, к которой я обратилась, хлопнула листок бумаги передо мною на стол. Я быстро пробежала его глазами.
– Это все?
– Абсолютно все! Видите, я даже отметила, кто придет, а кто нет! Сведения точные.
– Молодец. Большое спасибо. Вы все можете идти домой.
Редакторша хмыкнула и исчезла из комнаты со скоростью ветра. Я вторично прочитала список. Мне повезло. В списке, который я держала в руках, среди тех, кто приглашен и придет, значилась моя знакомая – главный редактор издания, в котором работал Сопиков.
5
Мы стояли в дорожной пробке, а мне казалось, что все мы медленно движемся в плотном тумане, хлопьями стелившемся над землей. Туман покрывает руки и волосы, крадет очертания человеческих тел, и ничего в нем не разглядеть, кроме жирных и скользких капель, тяжело оседающих на стекле автомобиля… Даже холод в этом тумане какой-то другой. Я не вижу своего лица. Мне не разглядеть его ни в зеркальце пудреницы, ни, тем более, в зеркале заднего вида. Но одно я знаю точно: оно не такое, как было раньше. Это измененное, чужое лицо.
Какое? Мне предстоит еще долго узнавать об этом. Возможно, даже искать в каких-то туманных лабиринтах. Но прежним оно не будет, и это, наверное, судьба… Впрочем, кроме меня еще никто не знает о том, что я поменяла лицо. Но когда я вхожу в красиво убранный зал дорогого ночного клуба, все взоры направлены в мою сторону. Меня не привыкли видеть в таких местах. Меня никто здесь не ждал. А, значит, реакция окружающих точно такая же, как если б я, действительно, вошла с чужим лицом или вообще без лица.
Сизые клочья дыма облаками плывут под потолком. Когда на тебя одновременно смотрит столько людей, ощущение приятное, ничего не скажешь, но… Но что-то в глубине меня противилось тому, чтобы это длилось долго. Бог словно услышал мои молитвы. Я была не настолько значительной особью, чтобы удерживать внимание так долго, поэтому вскоре я смогла спокойно двигаться через зал. Счастье еще, что времени хватило заехать домой переодеться. Если б не автомобильная пробка, я могла бы успеть к самому началу шоу… Может быть. А так, явилась намного позже начала, чтобы в темноте протискиваться между столиками. И вместо того, чтобы, как все нормальные люди, смотреть коллекцию, неистово глазеть по сторонам. На подиуме, наскоро сооруженном через танцпол, длинноногие тени двигались не в такт шумной музыке, демонстрируя блеклые разорванные тряпки вместо платьев, и, даже не морщась, ступали босыми пятками по металлическим пластинкам покрытия подиума, которые превращали почти в инквизиторскую пытку их нелепое дефиле. Молодой модельер (родственник одного известного члена правительства, а потому щедро получавший призы, награды и возможности) расхаживал между столиками с видом победителя, надменно здороваясь с окружающими.
Не миновал и меня. Увидев, что я сижу за столиком, он поспешил подлететь (наивный, рассчитывал, что я переквалифицировалась на телешоу про моду) и любезно поприветствовать. Глаза его округлились и стали похожи на две новенькие монетки. Мне захотелось сказать ему в лицо все, что я думаю об этих блеклых тряпках, уродливо свисавших с дистрофичных тел моделей, но в последнюю минуту сдержала себя. Какое мне дело до того, что претенциозный показ его коллекции – полная чушь, а самой коллекции не хватает вкуса, красоты, страсти, экспрессии… Звания и титулы, конечно, хорошая вещь, но в мире настоящего художника они значат не все… Даже если б я и сказала, он бы меня не услышал (с такими родственниками не принято слушать окружающих). И если уж в целом городе не нашлось порядочного журналиста, чтобы написать всю правду об этом нелепом зрелище, то что могу я одна? В глазах тех, кто сидит за этими столиками, я даже не журналист, а просто ведущая телевизионного шоу. Марионетка, не способная ни на что.
Дизайнер или модельер (почему-то каждый раз его называли по-разному) поспешил покинуть мое общество. Вздохнув с облегчением, я принялась осматриваться по сторонам. Та, кого я искала, сидела за столиком с известным артистом кино и директором крупной туристической фирмы, и отчаянно скучала в их обществе. Это было видно по тому, как широко она зевала, с риском вывернуть свою лошадиную челюсть. Лицо ее было недоуменным, словно она не понимала, зачем ее сюда пригласили. Но, очевидно, молодой выскочка решил использовать по максимуму все свои деньги и связи, чтобы собрать на показ коллекции как можно больше известных людей в разных областях, действуя по принципу – чем больше, тем лучше.
Отлично, моя "жертва" найдена. Подойти к ней я смогу только во время фуршета, так что придется ждать. Фуршет был накрыт в соседнем зале, и, когда все перешли туда, я не упустила ее из виду ни на миг. Улучив момент, когда, зажав в руке бокал с коньяком, дама осталась в гордом одиночестве, я двинулась к ней. Она стояла спиной, и, чтобы обратить на себя ее внимание, я легко толкнула ее в спину.
– Ах, извините, моя дорогая, это вы!
Лицо редакторши расплылось в любезной улыбке (ну, еще бы, я – работник телевидения), она поспешно подхватила меня под руку и увела в сторону от стола. Я заметила, что, судя по ее виду, этот бокал коньяка был далеко не первым…
– Я так удивленна, увидев вас здесь! Вы никогда не показываетесь на светских тусовках. Неужели изменили своим принципам? Или меняете профиль своего шоу?
– Можно сказать и так! Я действительно решила делать другую программу. Не ту, которой занимаюсь сейчас, а вторую. Это будет абсолютно новое шоу и в данный момент я подбираю для него материал!
– Неужели? – лицо редакторши выразило крайнюю степень заинтересованности, – Ах, как интересно! Расскажите подробнее, что же это будет за программа?
– О выдающихся людях. Может быть, одновременно о серьезных и развлекательных событиях. О женщинах, которые добились успеха на какой-нибудь мужской должности…
– Правда? Это очень интересно! Очень! Я с радостью могла бы вам помочь и в качестве участника, и…
– Кстати говоря, я действительно хотела предложить вам участие в какой-то из программ. Думаю, это будет очень интересно всем нашим зрителям…
– Я согласна! Согласна! – от восторга она чуть не хлопала в ладоши, и я поняла, что могу брать из нее любую информацию просто голыми руками. Конечно, мой способ был немного жестоким, но что поделаешь… На войне – как на войне. Тем более, что моя война пока партизанская. К тому же, я была уверена, что с ее предприимчивостью она не будет сильно страдать.
– Тогда мы специально встретимся и обговорим все подробности вашего участия. Но должна вас предупредить, что это будет не скоро. Возможно, через несколько месяцев. Одно могу сказать точно – это будет, когда я вернусь из отпуска.
– Вы собираетесь в отпуск?
– Да. В ближайшее время. Это будет небольшой творческий отпуск для разработки концепции новой программы, – тут я почти не лгала.
– И куда же вы поедете? Или останетесь в городе?
– Нет, конечно. Не останусь. Разве в этом городе можно нормально подумать или отдохнуть? Я уезжаю в замечательное место… Кстати, на это место меня навела ваша газета!
– Серьезно?
– Одна из моих редакторш наткнулась у вас на какую-то статью, где речь шла о замечательном туристском городке среди гор, со средневековым замком, лесом, каньоном, о котором рассказывают всякие ужасы… Городок N. Какие-то знакомые моей сотрудницы отдыхали в этом местечке и она долго рассказывала о том, как там замечательно! Какая прелесть этот замок! И лес, и горы! А воздух – по-настоящему целебный! И я решила поехать туда. Для отдыха места лучше не найти. Тем более, до N совсем не далеко ехать. Можно сказать, прекрасный курорт прямо под боком. Конечно, что я вам рассказываю, ведь все это вам известно лучше меня… Как вам повезло, что у вас в N есть свои корреспонденты и всегда можно туда поехать на денек-другой, совмещая отдых с делами… Тем более, если в N что-то интересное происходит, ваши корреспонденты сразу могут вызвать вас туда.
– Тут вы ошибаетесь, моя дорогая! Я никогда не была в N и не видела тех прелестей, которые вы так красочно описываете!
– Как это? А дела?
– Да никаких дел у нас там нет! И никаких корреспондентов – тем более! N– жуткая дыра, в которой абсолютно ничего не происходит! А зачем держать корреспондента в месте, где никогда ничего не случается! В тех краях у нас нет даже внештатников.
– Подождите! А мне кто-то сказал, что в N живет ваш собственный корреспондент!
– Я не знаю, кто сказал вам об этом, но тот человек ошибся. У нас никогда не было собкора в N.
– Даже внештатных информаторов, которые поставляют рассказы о разных событиях?
– Дорогая моя, в N никогда не бывает событий! Это просто маленькая деревушка с красивой природой и древними легендами – и больше ничего.
– Как странно… Но статья же в вашей газете была?
– Да. Была. По моему я припоминаю тот материал. Жуткий бред! О каком-то сбежавшем директоре чего-то… Подождите… Ах, да, конечно! Директоре замка-музея! Того самого замка, о котором вы говорили! Кстати, эту статью написал ваш приятель, Сопиков.
– Он мне уже не приятель. Мы с ним поссорились и больше не поддерживаем отношения.
– Это очень хорошо! Если мы с вами в будущем собираемся сотрудничать, нам не помешает говорить откровенно! Этот Сопиков – такая редкая сволочь! Просто мечтаю от него избавиться!
Сотрудничать! Я смотрела на нее, широко раскрыв глаза. Господи, с чего она это взяла? Ничего ж себе! Какая удивительная наглость! Положи такой в рот палец – откусит всю руку! Какое счастье, что я показала ей не свою руку, а всего лишь муляж.
– Правда? А мне казалось, Сопиков – ценный сотрудник.