Исчезли двое. Оба заявления поступили от одного и того же человека, некоего Карла-Эрика Германссона, шестидесяти пяти лет от роду, бывшего учителя, только что ушедшего на пенсию. Пропал его сын Роберт Германссон тридцати пяти лет, приехавший навестить родителей на Альведерсгатан. Вышеозначенный Роберт Германссон исчез в ночь с девятнадцатого на двадцатое. Второй пропавший - внук заявителя Хенрик Грундт девятнадцати лет, исчез на следующую ночь, с двадцатого на двадцать первое декабря. И Роберт и Хенрик приехали в Чимлинге на празднование совместного юбилея деда и матери Хенрика, приходящейся заявителю дочерью. Дочери в этот же день исполнилось сорок.
Роберт Германссон живет в Стокгольме. Хенрик Грундт прописан у родителей в Сундсвале, но, помимо этого, снимает комнату в общежитии в Упсале, где только что закончил первый семестр на юридическом факультете университета. Вернее, почти закончил - экзамен смещен на январь.
У заявителя нет никаких предположений, куда могли деться пропавшие и что с ними случилось; не знает он также, есть ли какая-нибудь связь между этими двумя исчезновениями.
Розыск объявлен вчера в десять вечера, но пока никаких дополнительных сведений не поступало.
Еще одна подробность, о которой заявитель не упомянул, но она все равно стала известна: тот, кто исчез первым, Роберт Германссон, известен скандалом, связанным с реалити-шоу "Пленники на острове Ко Фук", в котором участвовал под тем же именем.
- Дрочила Роберт? - спросил Барбаротти.
Молльберг не стал повторять сомнительное выражение - просто кивнул.
Странная история, припомнил Гуннар слова Асунандера.
Комиссар обычно не преувеличивал - и на этот раз, похоже, от своего правила не отступил. Гуннар Барбаротти недоуменно покачал головой, залез в машину и поехал на Альведерсгатан.
Двое исчезают из дома один за другим в самое темное время года? Странная история… это даже мягко сказано.
И Карл-Эрик Германссон и его жена Розмари были очень бледны, но Карл-Эрик выглядел собранным и спокойным, а вот жена его, похоже, совершенно растерялась. Барбаротти подумал, что неплохо бы следовать своему золотому правилу: разговоривать со свидетелями поодиночке. Ладно, пока сойдет и так.
По крайней мере, для начала. Если понадобится более тщательный допрос, тогда он может поговорить и поодиночке. Они сидели в гостиной. Мебели, по его мнению, было многовато. Вообще вся обстановка и некоторый сумбур стилей и цветов свидетельствовали, что обитатели этого дома прожили долгую жизнь, не особенно следуя очень и очень недешевой путеводной звезде под названием "хороший вкус". Диваны темно-коричневой кожи ведут происхождение наверняка из семидесятых, стеклянная горка сливочного цвета с подсветкой намного моложе. На стенах - разношерстные картины в нелепых рамах, призванных, очевидно, высосать из полотен последние соки. Желто-голубые обои с бордюром в виде бордовых цветочных гирлянд. Розмари поставила на большой дубовый стол кофе и несколько видов печенья. Голубые чашки, ярко-красные рождественские салфетки… какого черта, обругал себя Гуннар Барбаротти. Что я, собрался писать интерьерный репортаж?..
- Итак, меня зовут инспектор Барбаротти, - представился он. - Я назначен заниматься этим делом. Попытаюсь решить его ко всеобщему удовлетворению.
- Делом? - спросила Розмари и уронила печенье на колени.
- Давайте сначала установим факты. - Он достал блокнот. - Значит, вы решили собрать всю семью по случаю…
- По случаю того, что моя дочь и я родились в один и тот же день, - четко проговорил Карл-Эрик и поправил блестящий зеленый галстук. - Как раз в этом году совпали юбилеи: мне шестьдесят пять, ей сорок.
- Какого числа?
- Во вторник двадцатого. То есть позавчера. Мы решили отметить этот знаменательный день просто, в кругу семьи. Мы не любим пышных торжеств, не правда ли, Розмари?
- Да… то есть нет. Не любим, - подтвердила Розмари.
- Трое наших детей с семьями. Десять человек… если считать полуторагодовалого внука. Все собрались в понедельник, а торжественный вечер был на следующий день. Во вторник.
- Но к этому времени один человек уже исчез? - спросил Барбаротти и осторожно отхлебнул кофе. К его удивлению, кофе оказался крепким и вкусным. Я должен бороться с предрассудками, решил он про себя.
- Да, это правда, - задумчиво покивал Карл-Эрик. - Боюсь, в тот момент мы не придали этому надлежащего значения.
- Почему?
- Что - почему?
- Почему вы не придали значения? Это ведь ваш сын исчез в ночь с понедельника на вторник? Роберт?
- Да, Роберт, - обреченно сказала Розмари.
Гуннар Барбаротти посмотрел на нее поощрительно, но обратился опять к мужу:
- Вы сказали, что не придали этому значения. То есть не приняли всерьез или не сочли его исчезновение странным? Значит ли это, что у Роберта были причины избегать вашего общества? Или вы думали, что знаете, куда он направился?
- Ни в коем случае! - раздельно произнес Карл-Эрик. - Но я понимаю… возможно, ситуация требует некоторых разъяснений. Мой сын… я имею в виду, конечно, наш сын… он был немного не в себе в последнее время.
Интересная формулировка, подумал Барбаротти. Если человек мастурбирует на всю страну по ящику, он наверняка и в самом деле не в себе. Краем глаза он заметил, что Розмари сидит, опустив голову, и методично рвет на коленях красную салфетку на все более мелкие куски. С минуты на минуту сорвется.
- Я знаю про эту программу, - сказал Гуннар. - Сам не видел, вообще почти не смотрю ТВ. Значит, вы считаете… вы связываете его исчезновение с… а как он вообще себя чувствовал? Как выглядел? Какое настроение?
Карл-Эрик Германссон, сомневаясь, посмотрел на жену и опять поправил галстук. Шелковый, определил Барбаротти. Шелк, судя по блеску, тайский, решился он на более квалифицированную догадку. Наверное, получил в подарок к юбилею.
- Не знаю, как сказать… я так и не успел поговорить с ним по душам. Это входило в мои планы, но случая не представилось. Не всегда получается, как задумано.
Карл-Эрик произнес эти слова и весь как-то осел, как будто сделал нежелательное, но вынужденное признание. Что ж, самое время поспрашивать жену.
- Роберт приехал в понедельник около семи вечера, - сказала Розмари. - Они все приехали почти одновременно. Поужинали, посидели за столом. Мы с Карлом-Эриком пошли спать, а дети остались поболтать. Так что муж правильно говорит, для разговоров с глазу на глаз случая не было.
- Роберт тоже остался внизу?
- Да… И Роберт, и Кристина, наша младшая дочь. Они всегда были очень близки друг другу. С ними были сыновья Эббы и Лейфа.
- А потом Роберт исчез?
Розмари робко посмотрела на мужа, словно испрашивая разрешения продолжать.
- Да, - сказала она и горестно пожала плечами. - Вышел пройтись и выкурить сигарету… так Кристина говорит.
- Который был час?
- Примерно полпервого… может быть, чуть позже.
- А кто к этому времени остался в гостиной? Я имею в виду… вот, Роберт вышел покурить… а кто остался?
- Только Кристина и Хенрик. Кристофер говорит, что…
- Секунду… Кто такой Кристофер?
- Младший сын Эббы и Лейфа. Вы потом сможете поговорить со всеми троими…
- Теперь понятно. И что говорит Кристофер?
- Кристофер говорит, что пошел спать сразу после половины первого. Значит, остались только Кристина, Роберт и Хенрик… я имею в виду здесь, в гостиной.
Гуннар Барбаротти кивнул и сделал пометку в блокноте.
- А Кристина?
- Они с мужем вчера уехали в Стокгольм.
- Когда вчера?
- Рано утром.
- Но вы обсуждали с ней исчезновение Роберта?
- Конечно. Хотя… мы не сразу обратили внимание, что его нет. Это как раз был день юбилея, масса хлопот…
- А когда вы обратили внимание, что его нет?
Муж и жена Германссон поглядели друг на друга. Карл-Эрик нахмурился было, но лоб его быстро разгладился.
- Наверное, за ланчем…
- Мы сначала думали, что он пошел прогуляться до ланча, - добавила жена. - А потом я обнаружила, что он вообще не ночевал. Постель была не тронута.
Гуннар Барбаротти сделал еще пометку в блокноте, выпил еще глоток кофе.
- All right, - сказал он, - в деталях постепенно разберемся. Сначала я должен составить общее впечатление.
- Непостижимо, - ровным голосом констатировал Карл-Эрик. - Совершенно необъяснимо и непостижимо.
Гуннар не стал комментировать, но в глубине души решил: лучше не скажешь. Во всяком случае, в настоящий момент. Это точнее, чем асунандеровская "странная история".
Совершенно необъяснимо и непостижимо.
- Мне надо поговорить и с другой семьей, - сказал он и заглянул в бумаги, полученные от Молльберга, - с семьей Грундт. Но сначала о Хенрике.
Супруги Германссон рассказывали о Хенрике и его исчезновении целых двадцать пять минут, но в блокноте инспектора Барбаротти эти сведения заняли не больше шести строк.
Девятнадцатилетний юноша по неизвестной причине встал и ушел из дому среди ночи с двадцатого на двадцать первое декабря. Точное время неизвестно, но не раньше, чем заснул его младший брат Кристофер (около часа ночи), и не позже четверти седьмого: к этому времени Розмари была уже на ногах и незамеченным Хенрик уйти не мог.
Почему он ушел? На этот вопрос ни у Карла-Эрика, ни у Розмари ответа не было. Нет, у нас нет никаких догадок. Лучше спросить родителей и брата. А мы не просто ничего не понимаем, мы в отчаянии.
Инспектор Барбаротти заверил, что понимает их чувства, но надежду на благополучный исход терять не надо. И еще один вопрос: видите ли вы какую-либо связь между этими двумя исчезновениями?
Ровным счетом никакой, единогласно заверили супруги.
- Родители очень переживают. Надеюсь, вы понимаете.
Эбба Германссон Грундт сама предложила поговорить с глазу на глаз. В записке Молльберга было написано, что она заведует хирургическим отделением в больнице, но она еще и сестра одного из пропавших, и мать другого.
- Прекрасно понимаю. Я только что с ними разговаривал.
- Особенно мама, вы, конечно, обратили внимание. Она не спала всю ночь. Я хотела дать ей снотворное, но она воспротивилась… она на грани срыва.
- Более чем нормальная реакция в такой ситуации… а как вы себя чувствуете?
Эбба Германссон Грундт несколько раз вдохнула носом. Он обратил внимание, что у нее совершенно прямая спина. Ноздри ее расширялись, словно она пыталась уловить какой-то запах или намек на запах, который помог бы ей дать правильный ответ.
- Я чувствую себя не лучше… Но будет совсем плохо, если и я потеряю самообладание.
- Это у вас такая привычка - держать себя в руках?
Она посмотрела на него испытующе: что это? Ирония? Прямая насмешка? Но нет, ничего подобного. Озабоченность и сострадание.
- Если вы думаете, что я человек бесчувственный, вы глубоко ошибаетесь. Но ради мамы и папы… и ради Кристофера стараюсь сохранить оптимизм.
- А ваш муж?
- И ради него тоже, - быстро сказала она.
Гуннар Барбаротти кивнул. Собственно, смысл его вопроса был не в этом. Привычка держать себя в руках… Ему было жаль сидящую перед ним собранную, находящуюся в великолепной форме женщину. Ей сорок лет - двое детей, заведует хирургическим отделением, колоссальная ответственность, тяжелая, изматывающая работа, - и все равно, больше тридцати пяти он бы ей не дал.
- К сожалению, в мои обязанности входит задавать вопросы… я думаю, вы отнесетесь к этому с пониманием.
- Конечно, комиссар.
- Инспектор. Всего лишь инспектор.
- Простите.
- Ради бога. Итак, прежде всего я хотел бы спросить: не видите ли вы какой-то связи между двумя исчезновениями? Указывает ли что-нибудь, что такая связь может существовать?
Она покачала головой:
- Я думаю об этом уже целые сутки, но ничего придумать не могу. Если исчезает человек, это всегда трудно объяснить, но двое?.. Отец правильно говорит - совершенно непостижимо. - Она сделала небольшую паузу и добавила: - И я так считаю.
Словно хотела подчеркнуть, что в обычной ситуации что-то непостижимое для отца с матерью может быть вполне постижимым для нее, Эббы Германссон Грундт.
Но в этом-то случае и она пасует. Совершенно непостижимо даже для нее.
- Если вы не видите связи, я бы предложил обсудить каждый случай отдельно, - сказал Гуннар Барбаротти и перевернул лист в блокноте. - Сначала Роберт. Что вы можете о нем сказать?
- Что я могу сказать о Роберте?
- Буду вам очень благодарен.
- Вообще о Роберте или о его исчезновении?
- И то и другое, - осторожно попросил Гуннар. - Может быть, у него была какая-то причина для внезапного отъезда? Мы пока не говорим о вашем сыне.
Эбба некоторое время сидела молча, но, как показалось Гуннару, не столько вспоминала возможные мотивы Роберта, сколько обдумывала, что рассказать, а что утаить.
- Ну хорошо… Буду совершенно откровенной: сначала я решила, что он просто сбежал и где-то спрятался.
- Сбежал и спрятался?
- Называйте это как хотите. Роберт довольно бесхарактерный человек. Он предпочитает уходить от решения неудобных проблем. Вы наверняка знаете, что с ним было осенью.
- Вы имеете в виду эту злополучную телепрограмму?
- Конечно. Это о многом говорит, не так ли? Не удивлюсь, что в последние месяцы ему было очень скверно, а эта семейная встреча переполнила чашу. Оказаться лицом к лицу с ближайшими родственниками и… да, знаете, ему не позавидуешь.
- Вы думаете, он прячется где-то здесь, в Чимлинге?
Она пожала плечами:
- Откуда мне знать? Машина стоит у ворот. Он ведь вырос в этом городе. Наверняка у него есть знакомые, у кого он мог бы скрыться от посторонних глаз.
- Женщины?
- А почему бы и нет? Но это всего лишь предположения… и к тому же очень шаткие. Он же должен понимать, какую боль причиняет матери… нет, это на него не похоже.
- Вы разговаривали с ним в понедельник?
- Пара слов, не больше. Мы собрались довольно поздно, дом был полон, все устали с дороги… мы с мужем особенно - у нас был самый долгий путь, так что мы рано пошли спать.
- Как он вам показался?
- Роберт?
- Роберт.
Она ответила не сразу:
- Примерно так, как можно было ожидать… не уверен в себе и задирист - тоже от неуверенности. Это маска, конечно, но в глубине души… впрочем, папа попросил нас даже не упоминать эту злосчастную программу. И мы не упоминали.
- Вы не говорили с ним с глазу на глаз?
- Нет.
- А кто-нибудь из вас говорил?
- Думаю, Кристина, сестра. Они всегда… - Эбба запнулась.
- Я слушаю.
- Они всегда были очень близки. Она была ближе Роберту, чем, например, я.
Гуннар Барбаротти написал в блокноте "Кристина" и дважды подчеркнул.
- Слишком уж долго… - сказал он.
- Простите?
- Вы допускаете возможность, что Роберт исчез, так сказать, по собственному желанию. Но это было в ночь на вторник, а сегодня четверг. Вам не кажется…
- Конечно кажется. Полностью согласна. Несколько часов, ну день… но не три. Наверняка что-то случилось.
Ее голос дрогнул. Гуннар понял, что она невольно перенесла это умозаключение на собственного сына, и решил перейти к исчезновению номер два. Он перевернул еще один лист.
- Хенрик, - сказал он. - Давайте поговорим о вашем сыне.
- Извините, - плохо владея голосом, сказала Эбба Германссон Грундт. - Дайте мне две минуты.
Она встала и вышла из комнаты. Гуннар Барбаротти откинулся на спинку дивана и посмотрел в окно. Шел редкий снег. Сумерки окончательно сгустились и перешли в ночь. Где-то еле слышно бормотало радио - передавали новости. Двери в гостиную были плотно закрыты. Он понятия не имел, чем занимаются остальные члены несчастной семьи. Представил, как они поминутно смотрят на часы и сетуют, что время идет так медленно. Минута за минутой, час за часом. Бедняги, невольно подумал он. Им не позавидуешь.
Налил себе остывшего кофе и попытался представить, куда клонится дело.
Ничего из этой попытки не вышло.
Глава 18
- Не имею ни малейшего представления, куда мог подеваться Хенрик. Даже догадываться не могу. Это не укладывается в рамки здравого смысла.
Она вновь собрана и подтянута, но видно, что плакала. Прошло не две минуты, а пять.
- Есть ли у Хенрика знакомые в Чимлинге, кроме деда с бабкой?
- Нет. - Она еле заметно, сантиметр в одну сторону, сантиметр в другую, покачала головой. - Никаких знакомых. Хенрик был здесь за всю свою жизнь, самое большее, семь-восемь раз и никогда не задерживался больше чем на три дня. Он здесь никого не знает.
- Вы уверены?
- Насколько можно быть в чем-то уверенным.
- Значит, Хенрику девятнадцать… закончил первый семестр в Упсале. Все правильно?
- Да.
- Не могли бы вы рассказать о нем немного?
- Что бы вам хотелось узнать?
- Пока не знаю… общая картина. Какой он? Собранный? Рассеянный? Интересы? У вас с ним хороший контакт?
Она судорожно сглотнула и еле заметно кивнула. Приложила на секунду мизинец к наружному углу глаза и тут же убрала.
- У нас с Хенриком всегда были замечательные отношения. Он очень собранный и очень способный мальчик. Ему все дается легко - занятия, спорт, музыка…
- Друзья?
- Есть ли у него друзья?
- Да.
- У него много близких друзей, и он всегда был со мной откровенен. Я… я горжусь своим сыном, хочу, чтобы вы это поняли, комиссар.
На этот раз Гуннар Барбаротти не стал ее поправлять - комиссар так комиссар. Закрыл блокнот и положил рядом на диван, а ручку сунул в нагрудный карман. Потом слегка нагнулся вперед и сцепил руки на правом колене - это был давно отработанный жест, призванный стимулировать доверительность беседы. Каждый раз, когда он прибегал к этому приему, ему становилось немного стыдно.
- Знаете, мне кое-что непонятно, - сказал он.
- Что именно?
- Он же ушел ночью?
- По-видимому, да.
Она опять стерла что-то в углу глаза.
- Могли бы вы назвать какую-то разумную… или, во всяком случае, возможную причину - почему ваш сын встает среди ночи и уходит из дома?
- Нет… нет… - Она немного растерялась.
- Он не лунатик?
- Никогда не ходил во сне.
- У него есть мобильник?
- Конечно! Конечно, у него есть мобильник, мы звоним ему все время, с самого нача… с той минуты, как обнаружили, что его нет.
- Не отвечает?
- Не отвечает. Почему вы спрашиваете? Вы же это уже знаете.
Гуннар Барбаротти немного помедлил, формулируя мысль.
- Я спрашиваю потому, что вижу лишь две возможные альтернативы.
- Две?
- Да. Две. Либо ваш сын ушел из дому, потому что ему кто-то позвонил, либо он решил уйти еще до того, как лег в постель.
- Я…
- Какой вариант вы считаете наиболее вероятным?
Она подумала.
- Маловероятны оба.
- Можете ли вы предложить другую альтернативу?