Особа заявила мне, что мисс Райт очень занята и принимает только тех, кому назначила встречу заранее. Я предъявил свою визитную карточку и убедил секретаршу сообщить мисс Райт по телефону не только мою фамилию, но и все остальное, написанное на карточке, после чего мне было объявлено, что меня примут, хотя секретарше это было явно не по душе. Она определенно дала мне понять, что хотела бы поскорее отделаться от меня, когда провожала в большую угловую комнату, из окон которой открывался вид на Манхэттен. В комнате стояли два письменных стола, за одним сидела женщина сугубо делового вида, показавшаяся мне такой же усталой, как Сол Пензер, но усиленно пытавшейся скрыть это.
– Позвольте вашу визитную карточку, – вместо приветствия потребовала она.
Хотя ей все было известно со слов секретарши, тем не менее я протянул ей карточку. Женщина взглянула на нее, потом на меня.
– Я очень занята. Разве это так срочно? – спросила она.
– Времени потребуется очень немного, мисс Райт.
– Но какой смысл обсуждать это со мной?
– Не знаю. Вам придется самой решать – есть ли смысл в этом или нет. Я выступаю только от своего имени, а не по поручению Ниро Вульфа, и…
– Разве не Ниро Вульф прислал вас сюда?
– Нет.
– Может быть, полиция?
– Нет, я пришел сам по себе. Дело в том, что мне нужны деньги, и я могу вам кое-что продать. Понимаю, что вы очень заняты сегодня похоронами миссис Фромм, но я не намерен долго задерживать вас, тем более что пять тысяч долларов нужны мне срочно.
– Если это попытка обычного шантажа – боюсь, что такой суммы у меня при себе нет, – криво улыбнувшись, ответила мисс Райт. – По-моему, я что-то слышала о вас как о частном детективе с хорошей репутацией.
– Я пытаюсь им быть, но, как я уже сказал, сейчас мне нужны деньги. Я всего лишь предлагаю вам купить кое-что, а вы вольны принять или отклонить мое предложение. Все зависит от того, насколько вам хочется знать, что именно миссис Фромм рассказала мистеру Вульфу. Возможно, эта сделка окажется выгодной для вас, а может быть, и нет. Это вы решите сами, но, разумеется, только после того, как выслушаете меня.
– Вот оно что! – воскликнула мисс Райт, пристально разглядывая меня.
Я кивнул.
Встретиться взглядом с карими глазами мисс Райт оказалось труднее, чем со взглядами Джин Эстей или Клэр Горан. Трудность заключалась в том, чтобы выглядеть не только человеком, вполне способным на подлость, но и лицом, заслуживающим доверие. По пристальному взгляду мисс Райт я понял, что мне это не удается, и поспешно добавил:
– Поймите, мисс Райт, я делаю вам совершенно честное предложение. Я могу сообщить абсолютно все, о чем они говорили.
– Да, но вы же хотите сначала получить деньги.
– Верно, иного выхода у меня нет. Если вам не нравится – можете послать меня ко всем чертям.
– Конечно, могу… Но может быть, мы примем компромиссное решение? – Мисс Райт достала из ящика стола блокнот и вместе с авторучкой пододвинула ко мне. – Возьмите стул, присядьте за стол и кратко изложите ваше предложение. Можно, например, написать так: "После уплаты мне Анджелой Райт пяти тысяч долларов наличными я обязуюсь немедленно и полностью сообщить ей содержание разговора между Лаурой Фромм и Ниро Вульфом, состоявшегося в пятницу, во второй половине дня". Подпишите и поставьте дату, только и всего.
– И я должен буду отдать эту записку вам?
– Да, но я верну вам ее, как только вы выполните свое обещание. Справедливо?
Я улыбнулся:
– Знаете, мисс Райт, сколько бы я продержался на работе у Ниро Вульфа, если бы оказался таким простофилей?
– Вы хотите знать мое мнение? – тоже улыбаясь, спросила мисс Райт.
– Конечно!
– Я думаю, что, если бы вы торговали секретами Вульфа, он давно бы узнал бы об этом и тотчас выгнал бы вас.
– Но я же объяснил, что мне нужны деньги…
– Не думаю, чтобы это было так уж серьезно. Я тоже не простофиля. Разумеется, вы… то есть мистер Вульф, правы в одном – мне действительно очень хочется узнать, о чем миссис Фромм советовалась с ним. Это вполне естественно. Интересно, что все же произошло бы, если бы я достала деньги и вручила вам?
– Это легко проверить.
– Вероятно, можно еще легче. Я могу поехать к мистеру Вульфу и спросить у него.
– А я скажу, что вы лжете.
– Допускаю… Тем более что Вульф не признает, будто бы сам послал вас ко мне с подобным предложением.
– Тем более что он не делал этого.
Мисс Райт сверкнула на меня карими глазами, но затем в них снова появилось сурово-спокойное выражение.
– Вы знаете, мистер Гудвин, чего я больше всего не люблю? Я больше всего не люблю, когда меня принимают за полнейшую идиотку. Так и передайте мистеру Вульфу. Скажите ему, что я не думаю ничего плохого по поводу его попытки проделать со мной этот маленький трюк, но я категорически против того, чтобы он меня так недооценивал.
– Но сама затея вам понравилась, не правда ли? – ухмыляясь, спросил я.
– Да, очень.
– Ну что ж, наслаждайтесь этим бесплатно.
Я повернулся и вышел. В приемной на диване все еще сидел Сол. У меня мелькнула мысль предупредить его, что ему предстоит встреча с особой, читающей чужие мысли, но обстановка для разговора, конечно, была неподходящей, и я тут же отказался от своего намерения.
Из кабинки телефона-автомата в вестибюле я позвонил Вульфу, отчитался, а затем зашел освежиться стаканом кока-колы. Не только потому, что мне действительно хотелось пить, но и потому, что я хотел тщательно проанализировать свои действия. Допустил ли я грубую ошибку, или мисс Райт, оказалась слишком умной для меня? А может, что-нибудь еще? Допивая кока-колу, я решил, что единственная возможность успешно противостоять женской интуиции – держаться подальше от женщин, но это, пожалуй, неосуществимо практически. Кроме того, Вульф, очевидно, не придал этому эпизоду большого значения, поскольку все же предложение-то я ей сделал, а это было главное.
Мой следующий адресат находился совсем неподалеку, в старом и непрезентабельном здании на Сорок третьей улице, рядом с Пятой авеню. На лифте я поднялся на четвертый этаж, вошел в дверь, на которой висела вывеска "Современная мысль", и там меня ожидал весьма приятный сюрприз. Еще в воскресенье я купил экземпляр журнала, редактируемого Винсентом Липскомбом, и прежде чем передать Вульфу, просмотрел его, после чего решил, что все особы женского пола, работающие в редакции этого издания, могут заинтересовать кого бы то ни было только умом, если они им, конечно, обладают. Однако сидевшая у коммутатора красотка с чудесной фигуркой и живыми глазками приветствовала меня такой кокетливой улыбкой, словно хотела сказать, что поступила сюда на службу лишь в надежде когда-нибудь встретиться со мной.
Разумеется, я с удовольствием пошел бы ей навстречу, начав, например, с вопроса, какие орхидеи она любит, но, поскольку времени до полудня оставалось мало, я лишь улыбнулся в ответ, сказал, что хочу повидать мистера Липскомба, и передал ей свою визитную карточку.
– Визитная карточка? Классно! – с уважением заметила девушка, однако, прочитав все написанное на ней, снова взглянула на меня, но уже не так приветливо, затем соединилась с кем-то по телефону, обменялась несколькими фразами, вернула мне карточку и сказала:
– Через приемную третья дверь налево.
Считать до трех мне не пришлось. Как только я вышел в темный узкий коридор, одна из дверей распахнулась, из нее выглянул человек, крикнул мне так громко, словно я находился на противоположном берегу широкой реки: "Сюда!" – и тут же скрылся. Когда я вошел, он стоял спиной к окну, глубоко засунув руки в карманы брюк. Комната была маленькой, а стоявшие в ней письменный стол и два стула выглядели так, будто их привезли со свалки.
– Мистер Липскомб?
– Да.
– Вы знаете, кто я?
– Да.
– У меня есть к вам дело сугубо личного характера.
– Да?
– Только строго между нами. Я хочу сделать вам одно предложение, исходящее лично от меня.
– Какое?
– Обменять информацию на наличные деньги. Поскольку вы издатель журнала, подобное предложение для вас не ново. За пять тысяч долларов я полностью и точно сообщу вам все, о чем беседовали миссис Фромм с мистером Вульфом в прошлую пятницу.
Липскомб вынул руку из кармана, почесал щеку и снова сунул руку в карман.
– Мой дорогой, – на этот раз уже не повышая голос, заговорил он, – я не миллионер, а журналы вообще не покупают информацию подобным образом. Обычно это делается так: под мое честное слово вы расскажете все, чем располагаете, и если ваша информация окажется заслуживающей внимания, мы с вами договоримся о цене. Если не договоримся – никто ничего не потеряет. – Он повел широкими плечами. – Разумеется, я мог бы напечатать хорошо продуманную и увлекательную статью о Лауре Фромм, которая была очень умной женщиной и большим человеком, однако пока я не могу даже представить себе, какой информацией вы можете располагать. О чем она?
– Я не имел в виду статью для вашего журнала, мистер Липскомб. Я имел в виду информацию только для вас лично.
Липскомб нахмурился, и если он притворялся, у него это получилось хорошо.
– Боюсь, что я не понимаю вас.
– А ведь все так просто! Я слыхал их разговор. В тот же вечер миссис Фромм была убита, вы причастны к этому, а я располагаю…
– Чушь! Я причастен к ее убийству? Я литератор, мистер Гудвин, и привык работать со словами, но беда в том, что многие употребляют их, часто не отдавая себе отчета в их подлинном значении. Я готов согласиться, что вы употребили слово "причастен" ошибочно, так как в противном случае вы клеветник. Я – не причастен.
– Ну хорошо, хорошо. Вы обеспокоены?
– Конечно, обеспокоен. Я не был близок к миссис Фромм, но относился к ней с большим уважением и гордился знакомством с ней.
– Вы были в гостях у Горанов в пятницу вечером и одним из последних видели ее живой. Полицейские по-своему тоже специализируются в употреблении слов, а они уже задавали вам много вопросов и будут задавать еще. Вы говорите, что обеспокоены. Вот я и подумал, что вы согласитесь заплатить пять тысяч долларов за то, чтобы больше не беспокоиться.
– Это начинает походить на шантаж.
– Убейте – не знаю. Вы специалист по употреблению слов, а я ведь невежда.
Липскомб резко вытащил руки из карманов, и я даже подумал, что он может ударить меня.
– Если это шантаж, – заметил он, – значит, вы намерены мне чем-то угрожать. Предположим, я заплачу вам. Что же дальше?
– Я вам не угрожаю. Вы получите информацию, вот и все.
– Ну а если я вам не уплачу?
– Вы ничего не узнаете.
– А кто узнает?
– Я же сказал, что ничем не угрожаю, – сказал я, пожимая плечами, – а лишь пытаюсь продать кое-что.
– Угроза может и подразумеваться. В прессе сообщалось, что Вульф расследует убийство миссис Фромм.
– Верно.
– Но она не поручала ему этого расследования, не могла же она предполагать, что ее убьют. Как я себе представляю, она поручила Вульфу что-то выяснить или проверить и в тот же вечер погибла. Вульф же счел себя обязанным расследовать ее убийство. Вы не можете предлагать мне информацию, которая, по мнению Вульфа, имеет отношение к ее смерти. Без его согласия вы также не скроете эти сведения от полиции. Кстати говоря, вы и не собираетесь это делать, не так ли?
– Да.
– Следовательно, вы предлагаете мне информацию не об убийстве миссис Фромм, а о том, что она рассказала Вульфу, правильно?
– Воздержусь от ответа.
– Так не пойдет! – Липскомб покачал головой. – Я не могу разговаривать с вами, не зная, о чем идет речь. Я вовсе не обещаю, что мы с вами договоримся и после того, как вы расскажете мне все, а сейчас вообще ничего не могу решить. – Он повернулся ко мне спиной, некоторое время стоял так, глядя в окно, затем принял прежнюю позу и продолжил: – Не думаю, Гудвин, что нашей беседе поможет, если я назову ваше предложение тем словом, какого оно заслуживает. Бог мой! И вы подобным образом зарабатываете деньги! Я, например, отдаю все свое время, весь талант и всю энергию, пытаясь облагородить человеческую натуру, а тут появляетесь вы! Вас, конечно, это не трогает – вас интересуют только деньги. Боже милосердный! Деньги! Хорошо, я подумаю и позвоню вам… А может быть, и нет. Номер вашего телефона?
Я дал ему номер Ниро Вульфа и, не желая более выслушивать нотации о том, какой я нехороший, особенно по сравнению с ним, вышел из кабинета. Маленькая жизнерадостная штучка у телефонного коммутатора, возможно, и хотела бы меня ободрить, но я гордо прошел мимо, решив, что ей вредно даже краткое общение с таким отвратительным типом, как я.
Из ближайшего телефона-автомата я набрал номер Ниро Вульфа.
– Закончил с номером четыре, Липскомбом, – доложил я.
– Продолжай, но без вопросов.
Это означало, что он не один. Я подробно рассказал ему все, включая мое мнение о борце за облагораживание человеческой натуры. Закончив доклад, я, чтобы не заставлять Вульфа глядеть на часы, сообщил, что сейчас уже двадцать минут первого и что мне следует отправиться дальше к номеру пять – Полу Каффнеру, консультанту по связям с прессой, который так ловко вышел из положения, когда увидел меня в обществе Джин Эстей.
– Нет! – оборвал меня Вульф. – Немедленно возвращайся. Мистер Пол Каффнер здесь, и я хочу тебя видеть.
Глава десятая
По тону Вульфа, да и по самой формулировке приказа, я сразу понял, что меня ожидает, и поэтому вовсе не удивился тому сердитому взгляду, которым встретил меня Вульф, когда я вошел в кабинет. Пол Каффнер сидел в красном кожаном кресле. Он, правда, не приветствовал меня такой же радостной улыбкой, как в субботу, однако выражение его лица я не назвал бы враждебным. Наверное, его профессия исключает открытую враждебность к кому бы то ни было.
Я сел за свой письменный стол.
– Не туда, Арчи! – крикнул Вульф. – Твое право сидеть за этим столом пока аннулируется. – Он показал на одно из желтых кресел. – Сядь вон там.
Я был прямо-таки потрясен.
– Что?! В чем дело?
– Садись, – сурово произнес Вульф.
Сев в желтое кресло под уничтожающим взглядом Вульфа, я изобразил на своем лице изумление, непонимание и обиду.
– Мистер Каффнер выдвинул против тебя кошмарное обвинение, – гневно заявил Вульф. – Я хочу, чтобы он повторил его в твоем присутствии. Мистер Каффнер?
Каффнер всем своим видом попытался показать, как ему больно говорить об этом. Он поджал толстые губы и, обращаясь ко мне, сказал:
– Мне стало известно, что сегодня утром вы сделали одно предложение женщине, за кристальную честность которой я ручаюсь, а в правдивости совершенно уверен. Она утверждает, что вы предложили передать ей содержание беседы миссис Фромм с мистером Вульфом в прошлую пятницу, потребовав за это пять тысяч долларов наличными.
Я не подскочил в кресле от возмущения. Как опытный детектив, работающий под мудрым руководством Ниро Вульфа, я мог выслушивать самую презренную ложь с известным достоинством. Вздернув подбородок, я спросил:
– Фамилия женщины?
Каффнер отрицательно покачал головой:
– Я не называл ее мистеру Вульфу, так как она просила меня не делать этого. Конечно, вам-то уж ее фамилия известна.
– Я забыл. Напомните.
– Нет!
– Бог мой! – раздраженно воскликнул я, но Каффнер продолжал настаивать:
– Мне кажется, все очень просто. Я прошу вас только ответить на вопрос: делали ли вы сегодня утром подобное предложение одной женщине?
– Предположим, что я отвечу на ваш вопрос. А потом вы заявите, что, по словам одного человека, вчера вечером я украл кусочек сыра из поставленной им мышеловки, и спросите – так ли это. Я отвечу. Затем вы заявите, что одна лошадь пожаловалась вам, будто я отрезал у нее хвост, и…
– Довольно! – прервал меня Вульф. – Знаете, мистер Каффнер, ведь в том, что говорит Гудвин, есть смысл. Анонимные обвинения всегда сомнительны.
– Но это обвинение вовсе не анонимно! Я знаю эту женщину.
– Тогда назовите ее.
– Меня просили этого не делать.
– Боюсь, что мы в тупике, если вы действительно дали подобное обещание. Меня не удивляет, что мистер Гудвин требует сказать, кто эта женщина. С его стороны было бы непростительной глупостью вести себя иначе. Таким образом, вопрос исчерпан, и я заниматься им больше не намерен. Если у вас нет права ждать ответа на анонимное обвинение, в такой же степени это относится и ко мне.
Каффнер поджал губы, растерянно достал сигарету из портсигара, взглянул на нее и спросил:
– Можно закурить?
– Нет! – отрезал Вульф.
Это правило не было у нас незыблемым. Исключения делались не только для части посетителей, но даже и для избранных посетительниц, которые вовсе не были возможными клиентами. Каффнер поспешно сунул портсигар в один карман, а сигарету в другой и, пытаясь скрыть смущение, выпалил:
– Я говорил о мисс Анджеле Райт.
Я отреагировал на эти слова так, как подобает мужчине:
– Вам сообщила об этом мисс Райт?
– Да.
– Будто я обратился к ней с подобным предложением?
– Да.
Я встал и направился к своему письменному столу.
– Что ты хочешь делать? – спросил Вульф.
– Позвонить мисс Райт и спросить ее. Если она подтвердит заявление мистера Каффнера, я назову ее злостной клеветницей.
– Но ее нет дома, – сказал Каффнер.
– А где же она?
– На похоронах.
– Ты сделал предложение мисс Райт, о котором говорит мистер Каффнер? – спросил Вульф.
– Нет, сэр.
– Но, может быть, ты сказал ей нечто такое, что можно было принять за подобное предложение?
– Нет, сэр.
– Кто-нибудь присутствовал при твоем разговоре с ней?
– Нет. Если, конечно, в комнате не было микрофонов.
– В таком случае можешь сесть за свой стол! – сказал Вульф и повернулся к посетителю. – Если вы правильно изложили сказанное вам мисс Райт, возникает вопрос, кому следует больше верить – ей или мистеру Гудвину. Я лично больше верю мистеру Гудвину. У вас есть еще какие-нибудь доказательства, которые позволили бы опровергнуть его слова?
– Доказательства? Нет.
– Вы по-прежнему верите мисс Райт?
– Да, верю.
– Вот видите. Как я полагаю, вы понимаете, что для меня вопрос заключается не только в том, верить ли мисс Райт или мистеру Гудвину. Ведь то, что она сказала вам, известно мне только с ваших слов.
Каффнер улыбнулся. Он уже понял, куда клонит Вульф, и успокоился.
– Мистер Вульф, мы с вами находимся в равном положении. Я не говорил об этом, но мисс Райт полагает, что мистер Гудвин явился к ней с подобным предложением не по своей инициативе, а по вашему наущению. Так что и я должен делать выбор не только между утверждениями мисс Райт и мистера Гудвина.
Вульф равнодушно кивнул и взглянул на часы.
– До обеда остается двадцать минут. Мы в тупике и можем поставить на этом точку, если, конечно, вы не намереваетесь выдвигать новые гипотезы. Предположим, что мисс Райт, или вы, мистер Гудвин, или мы с ним оба – лжецы. В качестве точки отсчета нашей дискуссии я вполне готов взять последнюю часть этого предложения. Для вас это лучший из вариантов. Что же дальше?
Каффнер тоже был готов дать отпор.