- Нет, этого я не считаю. Скорее всего, так оно и произошло. Но совершенно неясно по делу, что происходило непосредственно перед дракой и наездом. А это исключительно важно! И свидетелям этим я не верю!
- Чем же они вам так не понравились?
- Не знаю, мне это трудно объяснить. Они все так прекрасны, что хочется выучить заграничный язык и говорить с ними только по-иностранному…
Шатохин, сдерживаясь изо всех сил, сказал сквозь зубы:
- Судя по темпам вашего расследования, у вас должно быть полно свободного времени. Можете употребить его на изучение заграничного языка…
- Не премину воспользоваться советом. Возможно, мне тогда удастся понять, почему они все время врут…
- А что они врут? - преодолел себя и спросил с интересом Шатохин.
- Все что угодно. Но мне кажется, главное в их лжи - это версия, по которой драка и наезд на автоплощадке не имеют никакой предыстории…
Шатохин не успел ничего ответить, потому что раздался стук в дверь и возник лейтенант Уколов. Из-за его спины вынырнул коренастый немолодой человек с лицом красно-серым, как вчерашний зельц. Он быстро протер очки, огляделся и, не давая сказать Уколову слова, подсунулся ко мне с протянутой рукой, короткой и негнущейся, как милицейский жезл.
- Здравствуйте, товарищ, - он быстро посмотрел на Шатохина и ему дал подержаться за свою маленькую деревянно-жесткую ладошку. - И вы, товарищ, тоже здравствуйте…
Меня, сидящего за столом, он явно посчитал начальником не в пример скромно стоящему сбоку Шатохину. Да и оценочно-возрастные критерии, вероятно, были у него иные, чем у моего прокурора.
- Моя фамилия Абдраззаков. Сайд Абдраззаков, рад с вами познакомиться, очень доволен, что меня разыскал лейтенант. Я ведь проживал в 307 номере пансионата и, можно сказать, был очевидцем происходившего безобразия. У вас курить можно? - он уже достал пачку "Беломора", спички и стопочку маленьких листиков неизвестного назначения.
- Да-да, конечно, курите, пожалуйста… - сказал я злорадно, вспоминая шатохинский плакат о бесчисленных часах, проведенных нами на дороге. Прокурор посмотри на нас с печальным отвращением, махнул рукой и пошел к выходу. У двери задержался на миг и сухо сказал:
- Каждые три дня докладывайте мне движение по делу…
Абдраззаков повертел своей юркой головой и спросил:
- Может, я ошибся, может, надо всю истину открыть ушедшему товарищу?
- Нет, нет, все правильно, - успокоил я его, усаживая на стул. - Всю истину вы откройте сначала мне, а потом уже мы ее доложим ушедшему товарищу…
Абдраззаков закурил свою беломорину и сразу же сипло закашлялся, заперхал, слезы выступили на его глазах, а красно-серое лицо стало равномерно бурым. Кашляя, он взял из стопочки верхний листик и ловко свернул из него фунтик, а продышавшись, ссыпал туда пепел.
- Вот пепельница, возьмите, - предложил я.
- Ни в коем случае! Главный вред курева не от никотина, а от табачного нагара, которым мы дышим после сгоревших сигарет и папирос! А окурок, завернутый в бумагу, практически безвреден для нашего газообмена…
- Очень интересная теория! - хмыкнул я.
- Уверяю вас. Я занимаю должность старшего инженера по комплектации и в голые, непроверенные теории не верю, - он снова закашлялся, засопел, засунул окурок в кулек, раздавил в кулаке этот фильтр нашего газообмена и кинул в корзину. И тут же потащил из пачки следующую папиросу. Я понял, что если не остановлю его, то до обещанного раскрытия истины мы не доберемся никогда.
- Одну минутку, товарищ Абдраззаков! Вы обещали мне рассказать истинные обстоятельства драки, - пошел я на него, как жесткий стоппер на быстрого нападающего.
- Конечно, конечно! Все как было…
- Вы видели драку с самого начала?
- Нет, конечно, нет! Я в комнате слушал по радио спортивный выпуск новостей, значит, это было начало двенадцатого. И вдруг я услышал с улицы, с шоссе, какие-то крики, а потом пронзительный женский визг…
Так, значит, "вен истина" Абдраззакова имеет сильный изъян. У нее нет начала.
- Я чисто рефлекторно вскочил и выбежал на лоджию… И все увидел…
- Все? - с сомнением посмотрел я на толстые стекла его очков.
- Практически все, насколько можно было рассмотреть в этой темноте. У меня, правда, сильная дальнозоркость, я вблизи вижу гораздо хуже…
Абдраззаков потянулся за своей пачкой, но я своевременно отодвинул ее дальше по столу.
- Что же вы рассмотрели вдали?
- Как он изготовился убить его… Это было ужасное зрелище, - Абдраззаков стал сворачивать новый фунтик.
- То есть вы хотите сказать, что видели, как Степанов сел в машину и поехал на толпу? - я пересел поближе к Абдраззакову.
- Ни в коем случае! - удивился он. - Я не знаю, кто из них Степанов, не имею чести быть с ними знакомым. Но я видел, как кучка дерущихся развалилась и из нее выскочил на шоссе высокий парень. Этот участок дороги был хорошо освещен фарамистоящей неподалеку машины "Победы" у меня когда-то было такая…
- И что сделал этот парень, выскочив на шоссе? Побежал, сел в машину?
- Нет, он стал в такую агрессивно выжидательную позу… - Абдраззаков вскочил со стула и, растопырив руки и ноги, как атакующий краб, очень смешно изобразил стойку боевого самбо. - Тогда один из драчунов пошел на него, выставив перед собой длинный нож…
- Что-что-что? - поразился Уколов. - Какой нож? Вы ничего не путаете?!
- Почему это я должен путать? - обиделся Абдраззаков. - Я тут не собираюсь интриговать, а рассказываю вам все, что видел вот этими самыми глазами. Он настань на него нож…
- Извините меня, пожалуйста, - вмешался я. - Вы действительно рассказываете очень важные вещи. Поэтому мы должны быть уверены в их абсолютной точности. Вы можете наверняка утверждать, что, несмотря на темноту, отчетливо разглядели нож?
- Да я же вам сказал, что это место было освещено фарами, как в театре! Нож блестел, простите, как у Спарафучиле…
Простите, я не помнил, как блестел нож у Спарафучиле, жестокого наемника несчастного Риголетто. Но свидетельство Абдраззакова застало меня врасплох. За все это время нож упоминался впервые.
- Так, один из драчунов наставил нож… - вернул я Абдраззакова к сюжету. - Что произошло дальше?
- Дальше? - задумался Абдраззаков, и тень смущения мелькнула на его багровом лице. - Я закричал: "Айшат, вставай, вставай! Звони в милицию, на шоссе ножами режутся!"
- А кто это Айшат? - полюбопытствовал я.
- Это моя супруга, она уже в кровати лежала… Я обернулся в комнату, кричу ей, а она мне говорит: "Пусть они хоть на клочки исполосуются, приличные люди ночью по дороге с ножами не ходят". Неумная ты женщина, сказал я ей и бросился к телефону. Пока номер набрал, занято, стал снова набирать и тут с улицы услышал рев мотора и удар, такой характерный, как при наезде.
- А почему вы позже, когда милиция приехала, не вышли на улицу? - недовольно спросил Уколов. - Почему не рассказали, что видели?
Абдраззаков помолчал, помялся, с хрипом и перханием закурил папиросу. Потом закашлялся и долго сплевывал в бумажный кулек мокроту, тяжелую и черную, как котельный уголь, пока сквозь дым и кашель донеслось до меня:
- Айшат, глупая женщина, не пустила… Сам отвечать будешь, сказала…
17 глава
Разоблачение мифов - занятие весьма опасное. Ибо мифы чрезвычайно живучи, иуже осознанные, разоблаченные, осмеянные, они вдруг начинают незримо руководить нашими поступками, волей, реальностью. Я всегда посмеивался над киношно-литературным главным Чудо-Делом, которое якобы занимает все время, помыслы и силыследователя, навсегда забросившего и забывшего остальные свои дела.
Но каждые год-два я вдруг со смущением и досадой обнаруживаю, что уже давнозакручен, захвачен, втянут в водоворот событий именно такого расследования - мифоказывается жизнью, которая, не спрашивая моего согласия, распоряжается моими действиями по своему усмотрению.
Конечно, я не забыл и не забросил висящий на мне добрый десяток дел. Но мозг начинает искать лазейки - хитроумные, однако по возможности законные. Я охотно удовлетворяю ходатайство о повторной экспертизе по "строительному" делу. Беру отсрочку по браконьерам. Передаю на товарищеский суд драчунов из общежития. Приостанавливаю производство в связи с затяжным радикулитом у обвиняемого по делу о хищении молочной тары…
Как говорит моя теща - и так, и далее…
Я выгадываю время, чтобы заниматься Чудо-Делом!
Сейчас мне нужно время, чтобы разобраться со Степановым и ресторанными бойцами.
Нужна свободная голова.
Сейчас у меня нет желания и досуга посмеиваться над Чудо-Делами, захватывающими воображение следователя полностью.
Может быть, в жизни Чудо-Дела всегда имеют такой обыденный вид?
Может быть. Во всяком случае, на стоянку для отдыха автомобилистов я уже езжу каждый день, как на работу. Мне кажется, что я могу во сне или с закрытыми глазами начертить детальнейший план этого места не хуже заправского картографа. Я уверен, что естественная простота, приземленно-бытовая логичность разразившейся здесь драмы чересчур достоверны. У меня острое ощущение, что здесь правдоподобия на пару процентов больше, чем нужно для того, чтобы совершившиеся события оставались правдой. Я вообще не считаю, что правда проста. Проста убедительная ложь, поскольку вымысел - это искусство, это приведенные в логическую гармонию факты, вырванные из клокочущего хаоса случайностей нашей жизни.
И поэтому я собрал сюда целую рать помощников, которые были над ложью принятой пока версии и над моими неясными, интуитивными предубеждениями, над моими сомнениями и недоверием. Конечно, я пригласил их сюда на помощь моим подозрениям, но, если им удастся найти то, что я искал, они, как перст судьбы, станут свидетелями и добытчиками правды.
Пока Уколов сидел в машине со свидетельницей Осокиной, я объяснил Маратику и доброму десятку его приятелей, явившихся под мои знамена на поиски правды:
- Ребята, то, о чем я вас прошу, похоже на сказку: иди туда, не знаю куда принеси то, не знаю что. Но это не игра, вы уже взрослые парни, вам уже всем по тринадцать стукнуло… Может быть, ничего и не найдем, но смотреть надо в оба глаза - от успеха ваших поисков зависит судьба человека…
- А что же нам все-таки смотреть? Чего искать-то надо? - спросил быстроглазый шустрый Олег. - Может быть, клад?
- Нет, дружок, клад там наверняка не валяется. Я в этом толк знаю - клады в придорожной рощице не бросают, а прячут в безлюдном месте. А вам надо обращать внимание на любые предметы, которым в этой роще не место…
- Как так? - не понял Марат.
- Ну, вещи, которые могли нечаянно уронить… Или специально забросить… Район поиска от того дерева до этого поворота. Растянитесь цепью, дистанция три метра друг от друга. Не торопитесь, внимательно смотрите под ноги. Дойдите до конца, поверните назад и, как гребенкой, прочесывайте рощу обратно… Каждую травинку…
Я отворил дверцу машины и попросил Осокину:
- Екатерина Васильевна, покажите еще раз здесь, как происходили события. Несмотря на некоторую тучность, Осокина легко выпорхнула из тесной коробочки "Жигуля".
- Как на ладошке все видела, - сказала она. Немолодая, черно-седая, очень быстрая, с губами, так щедро намазанными яркой помадой, что и передние зубы перемазались и я против воли все время косился на эти диковинные морковно-красные зубы. - Из моего двести шестого номера только мангал этот и виден, где они между собой задрались…
- Вы говорите, что драки с самого начала не видели? - перебил я ее.
- Не видела, не видела, - тряхнула она своей пегой укладкой. - Я уже в койке лежала, когда все эти крики-визги понеслись. Пока вскочила, халатик накинула, на лоджию выбежала, они уже тут, на шоссе толпятся. Один стоит наособь - высокий такой, руки вперед выставил, показывает, мол, подойди, попробуй, а остальные вместе, кучкой кипят. Кулаками махают. Вдруг один из них выскочил вперед, в руках не то палка, не то нож, не могу сказать вам верно. Жуть меня взяла! Вижу ведь, молодые, злые, глупые, беда сейчас будет. Смерть-то не по годам, она по людям ходит…
- А что сделал тот, что один стоял, наособь?.. - отвлек я ее от общих рассуждений о превратностях судьбы.
- Он подпрыгнул ловко так, вроде козлиного скачка наперед, видать, ногой хотел ножик выбить, да не попал… Повернулся и давай бежать по дороге!..
- К машине?
- Нет, он в другую сторону побежал, вон туда, к рощице, куда малята сейчас пошли…
- Вы точно в этом уверены?
- А кик же иначе, товарищ ты мой дорогой? Ведь, побеги он к машине, я бы его с моего балкона только и видела! Деревья-то закрывают площадку! А здесь у меняна глазах тот, что с ножиком к нему приступал, за ним погнался! И весь вид у не был такой, что хочет ударить его ножиком в спину, между крыл…
- А что дальше произошло?
- Они в темноте все перемешались, их же много там, парней, было. Только скоро очень мотор заревел, и машина как на них фуркнет! В самую гущу! Двое по сторонам дороги так и полетели!..
- А парень, на которого нападали с ножом, он вернулся к машине?
- Не знаю, - пожала плечами Осокина. - Не видала я его больше, как он убег… Может, он их обогнал и по обочине вернулся к машине? Но я этого не видала, врать не буду. Я просто так думаю…
- Спасибо, Екатерина Васильевна. Сейчас машина отвезет вас в город, а завтра к десяти я вас попрошу зайти в прокуратуру, мне надо будет внести ваши показания в протокол…
Мы с Уколовым остались дожидаться ребят. После долгого молчания он спросил:
- А почему вы уверены, что они найдут что-нибудь?
- Я в этом совсем не уверен. Я надеюсь… - присел на придорожный столбик и закурил. Еще один день истекал.
- Не понимаю, - помотал головой Уколов. - Почему именно здесь?
- Да, может быть, и не здесь, - усмехнулся я. - Может быть, и не было никакого ножа, свидетелям часто мнится такое, чего и в природе не существовало. Но я думаю, что, если нож был, они его бросили здесь. Драка, наезд, один убит, другой покалечен, понаехала милиция - зачем им нож с собой таскать? Нож-то меняет всю картину происшествия. Не-ет, если нож был, они его здесь, в темноте и выкинули…
С воплями и гиканьем к нам бежала орава ребят. Запыхавшийся Олег, потный маленький искатель кладов, размахивал по-чапаевски над головой здоровенным ножом.
- Вот!.. В луже… валялся!.. Смотрите!.. Кровь на нем!..
Никакой крови на ноже не было. Красноватые затеки ржавчины уже легли на остро наточенное лезвие ножа, ручка была перепачкана жидкой грязью и тиной. Я крутил в руках нож и сдерживал тяжелый бой сердца, радостный и тревожный.
Уколов, мельком взглянув на нож, уверенно заявил:
- Это не фабричный секач, это старик Ферапонтов делает…
- Кто?
- Есть такой пенсионер, он ходит с точильной машиной по кафе-ресторанам, инструмент правит. А заодно, прирабатывает - делает им по руке всякое ножевье…
18 глава
Старик Ферапонтов работал во дворе ресторана "Олимп", управляя своей точильной машиной, поразительным произведением кустарно-базарного технического дизайна. На небольшой колесной платформе был установлен электромоторчик, приводивший в движение вал с насаженными на него многочисленными точильными и шлифовальными кругами. Сама платформа и воздвигнутая на ней станина являли собой прихотливую связку из пластмассовых и металлических анодированных труб, на которой еще были подвешены звякающие колокольцы и мигающие электрические лампы. Жужжал мотор, взвизгивала сталь на крутящемся камне, летела белая от перекала россыпь искр.
- Здравствуй, дедушка, - вежливо поздоровался с точильщиком Уколов.
- Здорово, внучек, - хитро усмехнулся старик, искоса взглянув на долговязого лейтенанта. - Тебе что, шашку наточить надо?
- Нам шашки по форме не положены, - серьезно ответил Уколов.
- Ну да, запамятовал я, - легко согласился Ферапонтов. - Это до революции наш урядник носил "селедку" на поясе. Давно было…
- Давно, - подтвердил я. - А вам и шашки точить доводилось?
- А как же? - удивился дед. - Конечно! Все точил, всякую оружию… Сейчас пенсию за двадцать пять годов стажа платят. Вот, считай, у меня три полные выслуги рабочие есть. И все по металлическому делу…
Круг с кожаной обтяжкой доводил нож в руках Ферапонтова до солнечного сияния, кожа, выглаживая сталь, густо шипела.
- Дед, аты ведь не только точишь ножи, - сказа Уколов, - Ты их и делаешь?
- Делаю, - кивнул старик и, подергав усами, взглянул на меня. - Подь сюда…
Я подошел, он взял меня за руку, засучил мой рукав и, держа нож двумя пальцами, как опасную бритву, быстро и щекотно провел им по коже, дунул - взлетели волоски, рука была выбрита дочиста.
- Вот как нож по-настоящему точат! - довольно ухмыльнулся он и обернулся к Уколову. - Нож мой тебе, сынок, ни к чему. И не по карману. Мои струменты специалисту потребны, делаются особо и стоят дорого…
- В чем же их особенность? - спросил я.
- В конструкции, в закалке, в заточке… - охотно объяснил Ферапонтов. - Дома, на хозяйстве, мой нож вроде ни к чему, потому как это орудие производственное: место ему на ресторанной кухне, в столовой или в мясном магазине…
- Это еще почему? - с вызовом спросил Уколов.
- По кочану да по кочерыжке! Дома ты кило мяса на гуляш и перочинным режиком настрогаешь. А мой нож весит ровно полтора фунта - шестьсот граммов. Спинка лезвия - почти полсантиметра, а острием бриться можешь. Кровосток - мелкий с уступчиком, чтобы ножевище в мякоть легче входило. Да что там! Я ножики делал самому Тихону Мартемьяновичу Юшкову, бывшему царскому повару, он потом в Париже на какой-то выставке по селянке и окрошке чемпионом мира стал! Мой нож из тыщи других сразу выделишь…
- Вы хотите сказать, что свой нож сразу опознаете? - уточнил я.
- Да ты что, смеешься? - обиделся было старик, но потом ухмыльнулся. - Нешто бумажечку, твоей рукой написанную, не опознаешь? А на моем ножике мой почерк, как клеймо собственное…
Я расстегнул портфель и вынул найденный в рощице около стоянки нож.
- Этот нож вам незнаком?
Старик взял его в руки, ласково огладил обушок.
- В позапрошлом годе я его делал… Из вагонной рессоры - нет матерьяла лучше, гибкая сталь упружистая… - Он посмотрел ржавчину на свет, покачал головой, неодобрительно хмыкнул. - Вот свинюга, как вещь хорошую испакостил!..
- Кто?! - выдохнул я.
- Кто-кто! Валерка Карманов, повар… - старик покачал нож и добавил: - Им за день хоть десять пудов мяса наруби, руку не отмотаешь…
Пока я убирал нож в портфель, Ферапонтов снова запустил свое сооружение, бормоча в усы:
- А для малого разделочного ножа лучше всего идет разогнутый подшипник…