- Значит, они вышли поговорить на улицу? А дома, выходит, не говорили?
- Именно, - подтвердила Сьюзен Мари. - Они вышли и минут тридцать-сорок ходили по участку.
- Понятно, - сказал Нельс. - А вас с ними не было?
- Нет, - ответила Сьюзен Мари.
- Вы слышали, о чем они говорили?
- Нет.
- То есть вы не располагаете достоверными сведениями о предмете их беседы?
- Я знаю только то, что рассказал мне сам Карл, - ответила Сьюзен Мари. - Нет, сама я их разговор не слышала.
- Благодарю вас за разъяснения, - ответил Нельс. - Потому как это-то меня и беспокоит. То, что вы свидетельствовали о содержании разговора, из которого не слышали ни слова.
Нельс ущипнул себя за складки кожи под подбородком; здоровым глазом он глянул на судью. Судья слушал, подперев голову рукой; он зевнул и посмотрел на адвоката взглядом, демонстрировавшим беспристрастность.
- Что ж, - продолжил Нельс. - Давайте подведем итог, миссис Хайнэ. Значит, ваш муж и подсудимый вышли поговорить, в то время как вы остались в доме. Это так?
- Да.
- А минут через тридцать-сорок ваш муж вернулся?
- Да.
- И вы спросили его, о чем тот говорил с подсудимым?
- Да.
- А он, значит, рассказал, что речь шла о спорном участке земли. Той самой, которую ваша свекровь продала Уле Юргенсену больше десяти лет назад. Той самой, на которой стоял дом, где подсудимый жил в детстве. Я правильно излагаю, миссис Хайнэ?
- Да, - ответила Сьюзен Мари. - Да, правильно.
- Незадолго до этого вы с мужем заплатили некую сумму наличными в счет стоимости земли. Я правильно говорю, миссис Хайнэ?
- Да, муж заплатил.
- Давайте-ка посмотрим, - сказал Нельс. - В понедельник, шестого сентября был День труда, во вторник, седьмого числа мистер Юргенсен выставил участок на продажу… Выходит, ваш муж подписал договор в среду, так? То есть восьмого числа?
- Должно быть, - ответила Сьюзен Мари. - Да, в среду восьмого.
- А подсудимый пришел на следующий день? То есть в четверг, девятого сентября?
- Да.
- Что ж, хорошо, - сказал Нельс. - Значит, вы свидетельствуете о том, что девятого числа подсудимый пришел и они с мужем вышли поговорить, но вас во время разговора не было. Я правильно понял, миссис Хайнэ?
- Да, правильно.
- А потом, - продолжал Нельс, - когда подсудимый ушел, вы с мужем сидели на крыльце и говорили. Так?
- Да.
- И ваш муж не хотел рассказывать вам о содержании разговора с подсудимым, так?
- Не хотел.
- Но вы настояли?
- Да.
- И он рассказал, что в разговоре с подсудимым дал понять о своей готовности обдумать его просьбу. Что он подумает независимо от возможности или невозможности продать эти семь акров лично или через мистера Юргенсена. Это так?
- Да.
- И он выразил опасения насчет того, как отнесется к продаже мать. Вы ведь говорили об этом, так, миссис Хайнэ?
- Да.
- Но он все же не исключал возможности такой сделки?
- Нет, не исключал.
- И дал понять это подсудимому?
- Да.
- Иными словами, мистер Миямото ушел в тот день с надеждой, что семь акров могут быть проданы ему.
- Да, это так.
- И ваш муж сказал, что поддержал мистера Миямото в его надежде?
- Поддержал? - переспросила Сьюзен Мари. - Этого я не могу сказать.
- Попробую выразиться иначе, - сказал Нельс. - Ведь ваш муж не объявил ему о своем твердом отказе? Ведь он не стал уверять подсудимого в том, что никакой надежды вернуть землю нет?
- Такого не было, - ответила Сьюзен Мари.
- То есть он поддержал мистера Миямото в его надежде выкупить землю?
- Я полагаю, что да, - ответила Сьюзен Мари.
- Сдается мне, вам только это и остается - полагать, - сказал Нельс, - потому как вы не присутствовали при их разговоре. Ведь вы рассказали суду, миссис Хайнэ, только то, что узнали от мужа. Но как можно поручиться за его слова? Ведь ваш муж знал, что вы не рады предстоящему переезду - вы сами так сказали, - и мог намеренно сказать вам не то, что было на самом деле…
- Протестую, - вмешался Элвин Хукс. - Это спорный вопрос.
- Протест принят, - объявил судья. - Мистер Гудмундсон, не запутывайте присяжных. Ваша цель - задавать вопросы, имеющие непосредственное отношение к показаниям миссис Хайнэ. Я бы попросил вас воздержаться от любых вопросов, не относящихся к делу. Впрочем, вам и самому это хорошо известно. Продолжайте.
- Приношу свои извинения, - ответил Нельс. - Простите меня, миссис Хайнэ. Итак, ваш муж и подсудимый… они ведь выросли вместе?
- Насколько я знаю, да.
- Ваш муж когда-либо отзывался о подсудимом как о соседе, о старом друге детства?
- Да.
- Рассказывал ли ваш муж, как они еще мальчишками одиннадцати лет вместе ходили рыбачить? Или играли в одной бейсбольной или футбольной команде? Или ездили в школу на одном и том же автобусе? Рассказывал ваш муж что-либо подобное?
- Полагаю, что да, - ответила Сьюзен Мари.
- М-да… - задумчиво произнес Нельс. Пощипав кожу под подбородком и поглядев в потолок, он продолжал: - Миссис Хайнэ, в процессе дачи свидетельских показаний вы упомянули так называемые "косые взгляды" мистера Миямото, якобы направленные на вашу свекровь. Вы помните?
- Да.
- Вы ничего не говорили о том, что подсудимый бросал подобные взгляды в вашу сторону. Это так? Вы действительно не говорили?
- Нет, не говорила.
- Или в сторону вашего мужа? Вы ведь не говорили о том, что он бросал косые взгляды на мужа? Или же об этом говорила ваша свекровь?
- Я не могу отвечать ни за одного, ни за другую, - ответила Сьюзен Мари. - Я не знаю, что они думали.
- Конечно, - согласился с ней Нельс. - Я и не хочу, чтобы вы отвечали за них. Просто ранее, миссис Хайнэ, когда вас допрашивал мистер Хукс, вы с готовностью совершили подобное. Вот я и решил рискнуть.
При этих словах Нельс улыбнулся.
- Ладно, - вмешался судья Филдинг. - Довольно, мистер Гудмундсон. Либо задавайте ваши вопросы, либо заканчивайте и садитесь.
- Ваша честь, - обратился адвокат к судье. - Многое из сказанного здесь основывалось на догадках, однако было принято в качестве свидетельских показаний. Это следует отметить.
- Да, - ответил судья. - Многое из сказанного основывалось на догадках. Против чего вы не протестовали, мистер Гудмундсон. Потому что знали - по закону миссис Хайнэ разрешается передавать содержание и характер разговора с покойным мужем. Потому как сам он, по несчастию, не может этого сделать. Миссис Хайнэ присягала говорить только правду. И поскольку наш суд руководствуется законами, мы обязаны доверять ей.
Судья медленно повернулся в сторону присяжных:
- Судебное положение, о котором идет речь, иначе называется Законом касательно умершего. Обычно такие свидетельские показания не заносятся в протокол - по закону я имею право признать их догадками, поскольку лицо, о котором идет речь, является покойным. Однако при рассмотрении уголовных дел не запрещается принимать во внимание подобные свидетельские показания; мистер Гудмундсон отлично осведомлен об этом. Но, говоря откровенно, создается неоднозначная ситуация. Именно это, насколько я понимаю, и хотел отметить мистер Гудмундсон.
- Совершенно верно, - ответил Нельс. - Это я и хотел отметить.
Обращаясь к судье, он слегка кивнул, потом глянул на присяжных, а затем повернулся и посмотрел на Миямото Кабуо, который сидел все так же прямо, сложив руки перед собой. Как раз в этот момент свет в зале суда мигнул, мигнул еще раз и погас. На Пирсовой дороге повалило дерево; падая, оно задело электрические провода.
Глава 22
- Как раз вовремя, - заметил Нельс, когда в зале суда погас свет. - Ваша честь, у меня больше нет вопросов к миссис Хайнэ. Она может идти.
Четыре высоких окна, запотевшие от паровых радиаторов, пропускали в зал блеклый, приглушенный снегом свет. Сидевшие на галерее переглядывались и задирали головы к потолку; их лица потускнели, будто накрытые тонким покрывалом.
- Очень хорошо, - отозвался судья. - Со светом или без света, но мы продолжим. Однако терпение… призываю вас к терпению. Итак, мистер Хукс, вам есть что сказать?
Элвин поднялся и сказал суду, что у обвинения вопросов больше нет.
- Я бы даже заметил коллеге, - тут обвинитель подмигнул адвокату, - что на самом деле свет погас как нельзя более вовремя. Миссис Хайнэ - наш последний свидетель, и обвинение берет паузу одновременно с паузой в электрическом снабжении нашего округа.
Кое-кто из присяжных ожил и заулыбался.
- Обвинение берет паузу… - повторил судья. - Что ж, хорошо. Очень хорошо. Я в любом случае собирался объявить перерыв на обед. За это время мы свяжемся с энергетиками и узнаем, что там у них стряслось. А пока я бы попросил мистера Хукса и мистера Гудмундсона подойти ко мне в кабинет.
Судья поднял молоток и вяло стукнул им о деревянную подставку.
- Объявляю перерыв, - произнес он. - Если слушания вообще продолжатся, то случится это ровно в час, час пополудни, согласно моим часам. На которых сейчас… - тут он глянул на часы, - …одиннадцать пятьдесят три. Поскольку наши электрические вышли из строя, ориентироваться на них не советую.
Эд Сомс придержал для судьи дверь, и тот прошел в свой кабинет. Сидевшие на галерее стали выходить по одному; репортеры похватали свои блокноты. Сомс вошел вслед за судьей, чтобы зажечь свечи, которые, как он знал, лежали в глубине ящика стола. Свечи судье понадобятся, потому что в кабинете было темно, темнее, чем в сумерки, - через окна едва просачивался слабенький свет. К тому времени как Нельс Гудмундсон и Элвин Хукс вошли и расположились напротив стола, две свечи уже горели. Казалось, что трое мужчин собрались для спиритического сеанса: судья в шелковой мантии, Нельс Гудмундсон в галстуке-бабочке, придававшем ему несколько театральный вид, и щеголеватый Элвин Хукс, закинувший ногу на ногу. Сомс пошел к дверям; остановившись, он извинился и осведомился у судьи, не надо ли тому чего. Если нет, то он проведает присяжных.
- Да, вот еще что, - вспомнил судья. - Пожалуйста, спуститесь в бойлерную. Гляньте, не получится ли оживить радиаторы. А потом позвоните энергетикам - узнайте, что у них там такое. И постарайтесь раздобыть побольше свечей.
Судья повернулся к двум своим собеседникам.
- Я ничего не забыл? - спросил он у них.
- Гостиница, - напомнил Элвин Хукс. - Неплохо бы также разузнать и про их бойлерную, не то наши присяжные попросту не доживут до утра. Не забудьте - они и в эту ночь не сомкнули глаз, а теперь, когда отключился свет, станет и того хуже.
- Хорошо, - ответил Эд Сомс. - Узнаю.
- Спасибо, Эд, - поблагодарил его судья. И добавил, обращаясь уже к Элвину Хуксу: - Очень мудрый совет с вашей стороны.
- На то я и юрист, чтобы давать советы, - ответил Элвин Хукс.
Сомс с угрюмым видом вышел. В зале никого не осталось, только Исмаил Чэмберс сидел на галерее с видом человека, готового ждать вечно. Элинор Доукс взяла присяжных под свою опеку - они все собрались в приемной и надевали верхнюю одежду.
- Судья весь перерыв будет занят, - сказал Сомс Исмаилу. - Нет смысла дожидаться его здесь. Заявление будет только в час.
Журналист встал и сунул блокнот в карман.
- Я не жду, - мягко ответил он. - Просто задумался. Так… о всяком.
- Придется вам поразмыслить в другом месте, - сказал ему судебный пристав. - Я запираю зал.
- Хорошо, - ответил Исмаил. - Извините за беспокойство.
Но вышел не торопясь, все еще погруженный в раздумья; пристава раздражала его медлительность. Кто его разберет, что он за птица такая, подумал Эд. Вроде и похож на отца, да только вполовину. Может, это все из-за руки. Эду вспомнился отец Исмаила, и он расстроенно покачал головой. Они с Артуром были в приятельских отношениях, а сын его оказался не больно-то разговорчивым.
Исмаил, подняв воротник и втянув голову в плечи, с пристегнутым рукавом пальто, бившимся на ветру, с трудом пробирался через снежную бурю к себе на работу. Ветер, дувший с моря на северо-запад, с хриплым воем проносился вдоль Холмистой улицы. Исмаилу приходилось идти, низко наклонив голову; когда же он поднимал ее, колючие иглы снежинок впивались в глаза. Тем не менее он разглядел, что света нет во всем городке. Вдоль улицы стояли четыре брошенные машины; ближе к пересечению с улицей Эриксена он увидел еще одну, врезавшуюся в пикап, - у пикапа была помята задняя панель со стороны водителя.
Исмаил толкнул дверь офиса и, войдя, захлопнул ее плечом. Не снимая пальто и усеянной снежинками шапки, он взял телефонную трубку, собираясь позвонить матери. Мать жила одна, в пяти милях от городка, и Исмаил решил проверить, как она там, узнать, что творится в южной части острова. Если она запасется дровами и завесит дверной проем кладовой, то в кухне с печкой вполне пересидит холод.
Однако в трубке была мертвая тишина. Да и печатный станок тоже встал, вдруг мелькнула мысль у Исмаила. Само помещение быстро остывало, теряя электрическое тепло. Исмаил присел, сунув руку в карман пальто, и задумался, глядя на мельтешащий за окном снег. В культе его ампутированной руки что-то пульсировало, а точнее, казалось, что рука на месте, только онемела. Видимо, мозг так и не привык к тому, что руки больше нет. Сразу после войны отсутствовавшая рука причиняла ему немалые страдания. Врач в Сиэтле посоветовал симпатическую иннервацию, чтобы избавиться от чувствительности, но Исмаил неожиданно воспротивился. Что бы там у него ни было, боль или какие другие ощущения, он хотел их чувствовать, хотя и сам не понимал, почему. Теперь он просунул руку под пальто и обхватил культю ладонью, думая об отсутствии электричества и о том, что в результате придется предпринять. Прежде всего надо будет проведать мать; потом одолжить у Торгерсона самодельную рацию и связаться с Анакортесом - вдруг напечатать газету можно там. Еще следует переговорить с Гудмундсоном и Хуксом. Потом узнать, есть ли паромная связь с Анакортесом, и позвонить в энергетическую компанию - может, они скажут, в какие сроки думают наладить подачу электричества. Надо бы выяснить, где именно случился обрыв проводов, и съездить туда, сделать снимки. Неплохо бы также побывать у береговой охраны, получить у них подробный прогноз погоды: скорость ветра, высота прилива, уровень выпавшего снега. Стоит, наверное, захватить матери кое-что из продуктов и канистру керосина. В амбаре есть керосиновый обогреватель, его можно поставить в спальню, нужно только фитиль заменить. Надо будет заскочить к Фиску.
Исмаил повесил на шею фотоаппарат и не вышел, а буквально вывалился на улицу. Он хотел сделать несколько снимков Холмистой улицы. Даже в обычных условиях нелегко было одной рукой управиться с фотоаппаратом - огромным ящичным корпусом с "гармошкой" для линз, камнем виснувшим на шее. Исмаил терпеть его не мог. Когда была возможность, он привинчивал камеру к штативу; если же такой возможности не было - пристраивал на культе, смотрел через левое плечо и делал снимки. Такие манипуляции всегда доставляли ему большие неудобства. С фотоаппаратом, прижатым к уху, то и дело грозившим свалиться, Исмаил весь перекручивался и напоминал себе циркового клоуна.
Исмаил сделал три снимка машины, со всей силы врезавшейся в пикап. Снег попадал в объектив, но с этим ничего нельзя было поделать. Исмаил решил, что стоит взять фотоаппарат с собой, поскольку такой буран случался не часто, в последний раз был в 36-м, и наверняка на острове произошло нечто достойное внимания читателей. И все же, думалось ему, даже такое стихийное бедствие не должно заслонить собой судебный процесс над Миямото Кабуо - событие совершенно иного толка и гораздо более значимое. Однако его соседей-островитян прежде всего интересовал именно буран. Разрушенные доки, разметанные переборки на шхунах, рухнувшие на дома деревья, лопнувшие трубы и увязнувшие в снегу машины занимали жителей Сан-Пьедро гораздо больше, чем суд над человеком, которому грозила смертная казнь. Исмаил, такой же местный житель, не мог, однако, понять, почему они придают такое значение явлению преходящему и второстепенному по важности. Как будто все ждали чего-то огромного, что ворвалось бы в их жизнь, сделав участниками события. С другой стороны, суд над Миямото Кабуо был первым судебным процессом по обвинению в убийстве за последние двадцать восемь лет - Исмаил пролистал подшивку "Сан-Пьедро ревью". В отличие от природной стихии, это событие относилось к области человеческих отношений и было не просто стечением обстоятельств, вызванных разгулом природных стихий, а чем-то подвластным людским умам. Развитие этого события, его исход, значение и последствия - все зависело от людей. Исмаил намеревался и дальше уделять судебному процессу первостепенное значение, если только удастся, несмотря на непогоду, напечатать выпуск в четверг.
Он осторожно продвигался вперед, к заправочной станции Тома Торгерсона, где вдоль забора выстроились в ряд несколько потрепанных машин, собирая на капотах и крышах снег; Том ставил очередную машину.
- Они повсюду, - крикнул он Исмаилу из окна своей аварийки. - На одной только Центральной насчитал пятнадцать, да на Мельничном ручье с десяток будет. Дня три уйдет, чтобы подобрать все.
- Слушай, Том, - обратился к нему Исмаил. - Я понимаю, у тебя дел по горло. Но мне позарез нужно поставить цепи на "крайслер". Он там, на Холмистой улице, я даже не могу пригнать его сюда. Там еще четыре машины, ты ведь все равно за ними поедешь. Может, съездим? Цепи у меня есть, лежат в салоне под задним сиденьем. К тому же телефон не работает, да и печатный станок тоже, а мне надо связаться с Анакортесом. Можно от тебя? Если, конечно я не найду телефон, который работает.
- На всем острове нет связи, - ответил Том. - Электричества нет нигде, так что телефон ты не найдешь. Много поваленных деревьев и обрывов - электрики сейчас возятся с проводами. Ну да ладно, пошлю кого-нибудь к твоему "крайслеру", сам пока ну никак не могу. У нас тут двое парней из старших классов, так что отряжу одного тебе в помощь. Идет?
- Отлично, - обрадовался Исмаил. - Ключи в машине. Можно, я свяжусь с Анакортесом по твоей рации?
- Отнес домой на прошлой неделе, - ответил Том. - Если хочешь, поезжай ко мне - Лоис покажет, что и как.
- Я еду к береговой охране. Раз твоя рация далеко, попробую связаться с Анакортесом от них.
- Ну, как знаешь, - ответил Том. - А то смотри, поезжай ко мне. Никаких проблем, ты не сомневайся.