Блуждание в лабиринте совершенно неожиданно увлекло меня. Я утратила чувство времени и даже перестала обмениваться репликами со своим спутником, то молча пропуская его вперед, то позволяя дышать мне в спину. Наконец, свернув в очередной коридор, я внезапно увидела в его дальнем конце слабый отблеск света.
– А это что такое?
– Бог его знает, – в голосе Бондаря на самом деле звучало удивление. – В принципе, мы с вами добрались до дальнего конца подземелья – туда, где был второй выход. Но он давным-давно завален, на его месте карьер, где местные жители добывали глину.
– Значит, кто-то, кроме вас, сюда наведывается?
– Вы имеете в виду призрак Витольда Ржеутского, который прорыл новый вход в подземелье? – Директор снова иронизировал.
– Призраки – бесплотные сущности. Это знает даже такой материалист, как я. Давайте лучше поглядим на дело его рук.
Преодолев последний коридор, мы оказались в небольшой галерее в форме неправильного четырехугольника. Прямо перед нами находилась сложенная из серого камня стена, а по другую сторону, на уровне наших лиц, светился узкий проем, в который с трудом мог бы протиснуться человек. Я прищурилась – уже успела отвыкнуть от дневного света, и с удовольствием вдохнула свежий воздух.
– Видите, значит, кто-то сюда все же проникает!
– Знаю я кто, – недовольно буркнул Бондарь. – Они меня уже несколько раз просили, да я их гнал… Добрались-таки, бестолочи!
– О ком это вы?
– Диггеры, а с ними журналисты. Из Хмельницкого, Каменца, даже из Киева звонили – покажи да покажи им подземелье!
– А вам разве жаль?
– Жаль! – с вызовом произнес Бондарь. Такого тона я у него еще не слышала. – Вот жаль – и все! Лариса, я историк, защитил кандидатскую, заканчиваю докторскую. Нравится это кому-то или нет, но я ученый, исследователь, и с этим приходится считаться. Я тружусь, трачу время и собственные средства, провожу кропотливые изыскания, а плодами моего труда хотят нахально воспользоваться всякие ротозеи, которым нет никакого дела до научной ценности моей работы!
– Вы о журналистах? Не любите эту братию?
– Терпеть не могу! Именно по этой причине: расспрашивают, записывают, фотографируют, а потом выдают все это за собственные открытия. А я, дипломированный историк, отдающий все силы местному музею, выбиванию грантов и спонсорских денег, фактически не имею времени даже на то, что эти писаки называют "личной жизнью". При этом меня считают всего лишь источником небесполезной информации, за которую им – им, а не мне, Лариса! – неплохо платят! Разве это справедливо?
– Не думаю, Анатолий, что сейчас самое время для таких дискуссий. – Мне в самом деле не нравился этот разговор, но исключительно потому, что я не могла понять, о чем, собственно, речь. – Но ведь покойному Сизому, тоже журналисту, вы все же помогли…
– Что значит – помог? Он заявил, что пишет путеводитель для иностранных туристов. И не думаю, чтобы врал. Молодые шакалы меня куда больше раздражают и беспокоят. Сизый оплатил консультацию. Я не стал сообщать об этом вашим друзьям из милиции, потому что, если для Киева это нормально, здесь такие вещи не воспринимаются. У него, по его словам, имелся бюджет, и он выложил за пользование информацией двадцать долларов. Может, по чьим-то меркам, деньги небольшие, зато я смогу хоть что-то заплатить Степану, чтобы он покрасил забор.
– Степану?
– Наш сторож. Вы его, наверно, видели. Мужчина в бейсболке, вечно копается в саду. С мая по сентябрь, пока тепло, я разрешаю ему ночевать во флигеле. По штатному расписанию сторожу положены копейки, и я рад любой возможности подкинуть ему хоть что-то. И кто меня за это осудит?
– Успокойтесь, никто не собирается…
– Погодите, Лариса, я закончу. Этот Сизый не изменил моего отношения к журналистам в целом. Но он, по крайней мере, попытался сотрудничать со специалистом цивилизованно, как это делается в нормальных странах. Мне жаль, что он так страшно погиб, но искать убийцу – не мое и, согласитесь, не ваше дело. А вот за это, – Бондарь кивнул на дыру под потолком галереи, – я бы спускал сторожевых собак… Ладно, – скандальные нотки в его голосе исчезли, – можете теперь говорить, что я – чудовище.
– Минотавр страшнее, – улыбнулась я. – Кстати, мы его так и не обнаружили.
– Тем лучше для нас.
– Вы имеете право на любую позицию. В конце концов, недаром в газетах пишут, что мы уже три года живем в открытом демократическом обществе. И затащила я вас сюда не ради дискуссии о роли журналистов в жизни каждого из нас.
– А зачем?
И в самом деле – зачем? Чтобы хоть кому-нибудь рассказать о том, что вчера ночью я видела безголового призрака на этих развалинах?
– Мне интересно. Вот вы, например, связываете старую страшную сказку с нашей суровой реальностью. Вот я и решила хотя бы отчасти ощутить то, что чувствуете вы. Может, начну думать в унисон с вами и окажусь, так сказать, на вашей волне. Если нужны еще какие-то объяснения, можете считать, что разведенная киевская пани пытается не спятить в отпуске окончательно и хоть чем-то себя занять. Хотя вполне может быть, что я занимаю себя сейчас абсолютной чепухой.
– То есть, выходит, что здесь, под землей, среди крыс, я вас развлекаю?
– Ей-богу, не знаю… – Этот разговор начал меня нервировать. Приходилось пояснять причины моих не вполне логичных с точки зрения здравого смысла действий, а мне этого не хотелось. – Ну что, выберемся через эту дыру или вернемся назад и, как белые люди, выйдем через дверь?
Бондарь немного постоял молча, потом приблизился к отверстию, подпрыгнул, ухватившись обеими руками за его края, подтянулся, смешно дрыгая ногами, – и вывалился наружу. На какое-то мгновение он исчез из виду, затем его фигура загородила отверстие, а с ним и дневной свет.
– Давайте руку!
Я выключила фонарик и сунула в карман джинсов. Бросила у стены арматурный прут, поднялась на цыпочки, ухватилась за руку моего спутника, которая для кандидата исторических наук оказалась неожиданно сильной, и в следующее мгновение Бондарь выдернул меня из подземелья, как морковку из грядки.
На часах было начало пятого. На руинах имения и в подземном лабиринте мы провели больше четырех часов.
Домой к себе Стас Жихарь так и не вернулся.
За эти дни я толком даже не разобралась, какой, собственно, статус у этого неоднократно разведенного опера в семье Комаровых. То, что он им не чужой, – это однозначно. А вот насколько он свой и почему, оставалось загадкой. Которую, впрочем, не особенно хотелось разгадывать. И без нее было полно других, куда более серьезных тайн.
Не имея прискорбного опыта продолжительного общения с неумеренно пьющими мужчинами, да и сама не слишком злоупотребляя спиртным, я тем не менее откуда-то знала, что с перепоя необходимо отоспаться. Удается это далеко не всем. Одни, скажем, после вчерашнего вскакивают с первыми петухами, их штормит, они приводят себя в чувство солидной порцией крепкого алкоголя – и все начинается сначала. К счастью, Жихарь принадлежал к другой, менее многочисленной категории: Олег сообщил, что трижды просыпаясь на полчаса, Стас прохрапел целый день и, между прочим, дрыхнет дальше. А просыпался он в первый раз для того, чтобы попить водички, и дважды – зеленого чая с жасмином и мятой. По обоюдному согласию хозяин дома ничего другого ему не предлагал.
Кстати, заварка свежая. Это меня соблазнило.
– Погуляла? – Тамара включила электрочайник и поуютнее запахнула халат.
– Угу, – отделалась я неопределенным междометием, твердо зная – допросы следователь Комарова умеет вести получше чем кандидат исторических наук Бондарь. Рано или поздно мне придется рассказать ей о ночном приключении в имении Ржеутских. – А у тебя как день прошел?
– А, – отмахнулась Тома. – Интересного мало. В основном писанина. Нечего докладывать начальству, а тебе – тем более. Может, ты бы домой ехала, а?
– Я мешаю?
– Язык прикуси! – рявкнула она уже всерьез. – Тебе, кума, отдыхать надо, а с нами отдых сейчас паршивый.
– Мне виднее! – отрезала я, плеснула кипятку в заварку и осторожно, боясь обжечься, отхлебнула. – Пока что, Том, я, кажется, только помогаю. Так сказать, на общественных началах.
– Ну да, особенно Яровому.
– Ну, это уж кому как повезет. Слушай, а Жихарь…
– Что – Жихарь? Напился и спит? А я тебе так скажу: если бы не вчера в Каменце, то Олег и дома бы ему сам налил! Парень вторую неделю по этому делу фактически один пашет, причем не трындит, не бумажки для толстых папок пишет, а пашет как конь. И если дело стоит на месте, не его вина, и в выходные оно само собой с места не сдвинется. Поэтому имеет полное право расслабиться!
– Боже избавь, Том, я и не думала ничего плохого сказать про вашего дорогого Стаса!
– Ну да, так мы вам и поверили, тетушка!
На звук наших повышенных голосов в кухню вдвинулся собственной бритоголовой и основательно помятой персоной сам Жихарь. И как только он появился, у меня начисто вылетели из головы все причины, из-за которых я завела этот разговор. Я даже забыла, что хотела спросить. И хотя он проспал практически весь день, выспавшимся, а тем более отдохнувшим Стас вовсе не выглядел.
– Доброе утро, Украина! – съязвила Тамара.
– Ну, пусть будет утро…
Стас подцепил на ходу табуретку, придвинул к хозяйке дома, плюхнулся рядом. Даже сидя он оказался на голову выше ее. – Ты, Антоновна, можешь делать со мной что хочешь. Псом в будке посели и корми раз в сутки – чужих близко не будет. Кто бы в этом сраном городишке за меня так заступился!..
– Это ни к чему, – проговорила я. – Никто и не собирался на тебя нападать. Просто хотела спросить, долго ли ты намерен спать. А если нет, то не собираешься ли домой – досыпать. И если не собираешься, то не составишь ли компанию на прогулке одной не первой молодости и формально еще не разведенной женщине?
Все это я выдала на одном дыхании. Заранее я этот монолог не продумывала, вышло само собой – и теперь на меня уставились две пары округлившихся глаз.
– Ты же только что гуляла! – наконец выдавила Тамара.
– А я разве сказала – прямо сейчас? Вот чайку попьем – и вперед. Я же в отпуске, а Стас на целый квадратный километр единственный кавалер.
– Ты что это задумала, девка? – подозрительно спросила Тамара, не обращая внимания на присутствие Жихаря.
– Ничего особенного. Хочу подышать воздухом, а одной скучно. Может, все вместе, или слабо?
– Какие из нас гуляки… – Тома махнула рукой, покосилась на Стаса, который еще не совсем очухался и не вполне соображал, что вокруг него происходит, и пожала плечами: – Гуляйте, если охота. Только скажи, куда пойдете. Сама понимаешь – в городе неспокойно, головы людям рубят.
– Потому и беру охранника.
– Значит, все-таки охранника? – обреченно буркнул Стас.
– А вот мне просто любопытно, господин капитан милиции, в каком формате вы представляли подобную прогулку?
– Я такими вещами не заморачиваюсь. Хочешь – идем гулять. Я и сам пройтись не прочь. – Жихарь начал неуклюже подниматься с места.
– Давайте хоть перекусим! – Так ничего и не поняв, Тамара решила вернуть ситуацию в привычное для нее как для хозяйки дома русло.
Против ужина никто возражений не имел.
Мы вышли в густеющие сумерки.
Стас тут же попытался взять меня за руку, как школьник на первом свидании, но я перехватила инициативу – просунула свою руку под его локоть и даже позволила себе слегка прижаться к нему. Вот так, рядом с мужчиной, я не ходила давным-давно, и никто не станет отрицать, что напоминать себе о таких вещах даже полезно. Мне стало приятно, спокойно и уютно, но именно потому мысленно я ругала себя последними словами. Потому что на эту прогулку у меня были особые планы, которые в корне отличались от планов Жихаря.
Некоторое время мы шли молча, наконец Стас пробасил:
– Куда гуляем? В "Паук"?
– Чего это сразу в "Паук"? Мы вчера там уже посидели. После Томиного ужина закуска "Фантазия" не пойдет. И вообще, если честно – не люблю я пауков. Правда, чуть меньше, чем мышей, крыс и змей.
– Значит, не в "Паук", – сделал свой вывод Жихарь и остановился. – Тогда что?
– Для начала давай сходим туда, где есть какие-нибудь скамейки, и присядем.
Скамейки обнаружились в центре, в скверике возле мэрии. По дороге туда мы со Стасом болтали ни о чем и, как мне показалось, не особенно прислушивались друг к другу. Когда же мы наконец присели и Стас с ходу попытался обнять меня за плечи, я легонько положила руку ему на колено и одновременно повела плечами, сбрасывая его увесистую руку. А как только он настойчиво повторил попытку – без всяких предисловий, на одном дыхании рассказала об увиденном ночью на развалинах и о сегодняшней дневной прогулке с Бондарем.
– Погуляли, значит, – подытожил услышанное Стас и закурил.
– Не обижайся и не злись. Это действительно очень важно, и одна я с этим не справлюсь.
– Интересно, как ты собираешься с этим справляться? Устроить облаву на призрака, спецназ в брониках вызвать?
– По-твоему, я все придумала?
– Не знаю. – Он с шумом выпустил дым перед собой. – Не знаю, зачем тебе это могло понадобиться. Не вижу твоей выгоды.
– Верно. А что тогда, по-твоему, я видела?
– Опять же не знаю.
– Поэтому предлагаю еще немного посидеть здесь, а потом, когда окончательно стемнеет, сходить туда вместе. Может, опять что-то увидим.
– Ага. – Жихарь сплюнул под ноги. – Засада на призрака. Страшно оригинально!
– Ну, а что тогда? Оставить все как есть?
Вместо ответа повисла тишина. Стас докурил, выстрелил окурком в жухлую траву и шлепнул себя ладонями по коленям.
– Вам, тетя Лариса, подфартило. Для проверки ваших галлюцинаций вы выбрали самого матерого придурка в Подольске. Вернее, сразу двух – этот наш директоришка тоже из них, только, в отличие от меня, этого не знает. Использовала ты его, а он и рад стараться…
– Стас, – я снова положила руку на его колено, но теперь в этом жесте не было и намека на провокацию. – Стас, ведь тебе же и самому интересно. Ну признайся – интересно?
– Мне все интересно, – он поднялся во весь рост. – Ладно, давай пройдемся, а потом начнем потихоньку выдвигаться к Ржеутским. Только вряд ли безголовый призрак явится туда по твоему заказу.
Я и сама этого опасалась.
У развалин мы оказались через час с небольшим. Ночь уже окончательно вступила в свои права и неожиданно оказалась ясной и звездной. По старой школьной привычке я попыталась найти среди звездных россыпей Большую Медведицу и Вегу, увлеклась и – если бы не рука Стаса – точно угодила бы носом в канаву.
– "Ніч яка місячна, зоряна, ясная…" – прогудел он, не выпуская моей руки. – Чтоб ты знала, в этих местах парочки любят прогуливаться. Некоторые даже специально сюда целоваться ходят. Уединение, романтическая обстановка, все такое…
– Видела я эту вашу романтику. Загажено, замусорено, псы одичавшие шляются…
– Ох, я тебя умоляю!.. Ну, так где ты его засекла? – деловито поинтересовался Жихарь.
– Отсюда не видно. Там, где высокий край стены торчит. Ближе к дороге.
– Ясно-понятно. Тогда давай зайдем с другой стороны, есть там одна позиция. Такие себе кустики.
Он потащил меня за собой, напомнив, чтоб не забывала смотреть под ноги. Я уже освоилась в этой местности, да и звезды сегодня работали на нас. И все же несколько раз то одна, то другая нога попадала в небольшие канавки и выбоины.
Наконец Стас остановился. Место он и в самом деле выбрал отличное: на небольшом лесистом холмике густо разросся кустарник, который прикрывал нас со стороны развалин, а нам оттуда было видно все, как на ладони.
Ну, а если точнее – ничего не видно. Только угрюмые остатки стены, за ними – смутные контуры здания, и над всем этим – чистое звездное небо.
Я уже далеко не так была уверена, что правильно поступила, явившись сюда и притащив с собой Стаса. Но, раз уж мы здесь, ничего другого не остается, кроме как сидеть и ждать неизвестно чего. Или кого.
Мы оба молчали. Время ползло. Мимо развалин проехала сначала одна, потом еще одна машина. Прошло еще немного времени. По дороге прошли, спотыкаясь и горланя каждый свою песню, двое сильно поддатых мужиков. И снова тишина, снова молчание.
Потом я скорее почувствовала, чем услышала, как к этим ночным звукам добавился еще один, и звучал он прямо у меня под ухом. Не успела я сообразить, что это стучит могучее Стасово сердце, как он, теперь уже вполне серьезно и с совершенно конкретными намерениями, от которых явно не собирался отказываться, сгреб меня в охапку своими великанскими лапищами, прижал к груди, а его губы стали шептать мне на ухо такие слова, какие я и не думала услышать от битого жизнью милицейского опера. Эти губы искали встречи с моими, наконец встретились, и я на какое-то мгновение забыла о том, что надо дышать, начала задыхаться, но все равно это было приятно, невообразимо приятно, хотелось еще и еще, и теперь уже мои руки обвили его плечи…
Целуя, Стас развернулся так, что оказался спиной к развалинам. И смотреть я могла только через его плечо.
Прямо передо мной, казалось – протяни руку и коснешься, на полуразрушенной стене под россыпью звезд возвышалась темная безголовая фигура в длинном плаще или пальто.
Всего несколько секунд назад на этом месте ничего, точнее никого, не было.
Я с размаху саданула Стаса кулаком по спине и одновременно зажала ему рот ладонью другой руки. Он мгновенно выпустил меня и развернулся всем корпусом. Теперь мы вдвоем смотрели на привидение без головы, над которым равнодушно перемигивались звезды.
Темная фигура не двигалась.
– Твою же ж ма-ать!.. – просипел Жихарь, одновременно жестом фокусника извлекая откуда-то пистолет. Щелчок предохранителя. Маслянистый звук – Стас передернул затвор.
– Тише! – прошептала я, не сводя глаз с Безголового.
– Ни хрена с-с-с… Ух, ты-и-и… – Стас уже начал потихоньку оправляться от шока. – Это ж что еще такое?
– Я и сама хотела бы знать…
– Так сейчас и узнаем! – Стас начал медленно поднимать ствол, целясь в призрачную фигуру. – Во всяком случае, в голову я ему точно не попаду…
– Ты с ума сошел! Не смей стрелять!
– Правильно сказано – не стреляйте в призраков. Слушай, а живьем их берут?
Тем временем Безголовый начал медленно поворачиваться боком к месту нашей засады.
Я изо всех сил вцепилась в локоть Стаса.
Полы черного балахона разлетелись в стороны, словно от сильного порыва ветра, освобождая руки призрака. В одной из них что-то блеснуло. Руки стремительно взлетели и застыли над тем местом, где у людей обычно находится голова.
Еще раз блеснуло – клинок сабли, не иначе. Руки зловеще метались в воздухе, клинок со свистом рассекал воздух над призраком, и при этом Безголовый продолжал свое неторопливое движение.
Внезапно, в очередной раз взмахнув руками, он не то взлетел, не то прыгнул со стены вниз.
Как только он скрылся из виду, Жихарь, матерясь во весь голос, рванул с места через кусты и понесся туда, где только что маячил Безголовый. Мне ничего другого не оставалось, кроме как кинуться следом. Мы пересекли дорогу, добрались до того самого обломка стены и обогнули его.
Никого и ничего.