- Нет, мы долго думали и в конце концов решили устроить поминки в доме Биргит и Карла-Эрика. Несмотря на все то, что там случилось, я знаю, как Алекс любила этот дом, и у нас с ним связано множество светлых воспоминаний, так что едва ли можно найти место лучше, чтобы помянуть ее. Хотя я, конечно, догадываюсь, что тебе довольно трудно прийти туда. Я имею в виду - твой последний визит в этот дом к светлым воспоминаниям никак не отнесешь.
Эрика покраснела от стыда, подумав о том, когда она на самом деле в последний раз навещала этот дом, и быстро опустила глаза.
- Хорошо.
Она поехала на своей машине и снова припарковалась на стоянке за школой Хокебакен. Дом оказался полон народу, и Эрика подумала, что, может быть, ей лучше повернуться и поехать домой. Но она упустила момент. К ней подошел Хенрик, помог снять куртку, и было уже слишком поздно идти на попятную.
Народ толпился вокруг накрытого стола с закусками. В целом происходящее производило впечатление какого-то лихорадочного веселья, и Эрика, посмотрев на людей вокруг себя, увидела неестественные говорящие маски. Казалось, что на упоминание о смерти, собравшей их здесь, наложено табу, а чувства, вызванные этим, глубоко запрятаны и тщательно скрывались.
Эрика посмотрела вокруг, переводя взгляд с одного лица на другое. Биргит сидела в дальнем конце комнаты на краешке углового дивана и промокала глаза платком. У нее за спиной стоял Карл-Эрик, опустив одну руку ей на плечо. В другой руке у него была тарелка с куском пирога и какими-то закусками. Хенрик с профессиональным мастерством кружил по комнате. Он переходил от одной группы к другой, пожимал руки, кивал в ответ на выражение соболезнований, говорил о том, что сейчас подадут кофе и торт, - образцовый хозяин с головы до ног. Как будто он присутствовал на очередной вечеринке, а не на поминках жены. Единственное, что выдавало его напряжение, было то, что перед тем, как подойти к очередной группе гостей, он делал передышку, несколько раз глубоко вздыхал и чуть-чуть медлил, словно собираясь с силами.
Единственным, кто казался здесь совершенно не к месту и не вписывался в общие рамки, была Джулия. Она сидела на веранде на подоконнике, согнув одну ногу в колене и подтянув ее к груди. Джулия отвернулась ото всех и не отрываясь смотрела вдаль. Когда кто-нибудь пытался подойти к ней и сказать несколько дружеских или сочувственных слов, то быстро ретировался. Она игнорировала все попытки заговорить с ней и продолжала смотреть наружу в бескрайнюю белизну зимнего моря.
Эрика почувствовала легкое прикосновение к руке, непроизвольно вздрогнула, и немного кофе выплеснулось на блюдце.
- Извини, я не хотела напугать тебя. - Франсин улыбнулась.
- Да нет, я не испугалась. Я просто задумалась.
- О ком? О Джулии? - Франсин кивком указала на фигуру в окне. - Я видела, как ты рассматриваешь ее.
- Да, должна признаться, она меня интересует. Она так разительно отличается от остальных членов семьи. Я никак не могу сообразить: то ли она горюет об Алекс, то ли ее гложет что-то другое, о чем мы не имеем ни малейшего понятия.
- Насколько я знаю, никто никогда не понимал Джулию. Гадкий утенок, который рос между двумя красотками. Всегда всеми отверженная и игнорируемая. И не то чтобы с ней плохо обращались, она была просто нелюбима. Алекс, к примеру, ни разу не упомянула о ней за все то время, что мы жили во Франции. Я очень удивилась, когда приехала в Швецию и обнаружила, что у Александры есть младшая сестра. Она о тебе говорила больше, чем о Джулии. У вас, наверное, были совершенно особенные отношения?
- На самом деле я не знаю. Мы были детьми и, как иногда бывает в детстве, считали, что будем вечно близки, как кровные сестры, никогда не расстанемся и все такое прочее. Но если бы Александра не уехала, наверное, с нами произошло бы то же самое, что бывает с другими девочками, когда они вырастают и становятся подростками. Я не знаю, отбивали ли бы мы друг у друга парней, но обязательно скоро бы выяснилось, что у нас разные вкусы, мы одеваемся по-разному, да и вообще стоим на разных ступеньках социальной лестницы. И рано или поздно мы бы предпочли друг другу иных друзей, которых сочли бы более подходящими для себя или которые бы считали нас подходящими для них. Но конечно, Александра сильно повлияла и на мою взрослую жизнь. Я никогда не могла избавиться от чувства, что меня бросили. Я все время задавала себе вопрос: что я сделала не так, в чем ошиблась? Она просто уходила все дальше, а потом в один прекрасный день ушла совсем. Когда мы снова встретились взрослыми, она казалась мне чужой. Довольно примечательно, но у меня такое чувство, словно я пытаюсь познакомиться с ней опять.
Эрика подумала о страницах книги, которые собрались уже в довольно высокую стопку у нее дома. Но это все еще были только наброски: чужие мнения и умозаключения, перемешанные с ее собственными мыслями и воспоминаниями. Она не представляла, как ей выстроить и оформить материал. Она знала только одно - что обязана это сделать. Инстинкт подсказывал ей, что у нее есть шанс написать что-то настоящее, но где проходит граница между ее потребностями как писателя и ее личной привязанностью к Алекс - об этом она не имела ни малейшего понятия. Любопытство, которое необходимо для того, чтобы писать, настойчиво толкало Эрику на поиски разгадки тайны смерти Алекс и одновременно все больше и больше превращало эту тайну во что-то личное. Эрика могла сделать выбор и оставить в покое Алекс и ее судьбу, повернуться спиной ко всему этому скорбящему клану и заняться собой и своими делами. А вместо этого она стояла в комнате, наполненной едва знакомыми ей людьми.
Одна мысль поразила ее: она едва не забыла о картине в гардеробе Александры. Сейчас она внезапно вспомнила, почему теплые краски, которые так льстили нагому телу Александры на холсте, тогда бросились ей в глаза. Она повернулась к Франсин:
- Ты знаешь, когда я встречалась с тобой в галерее, там была одна картина, возле самой двери, - большое полотно с необыкновенно теплыми цветами: желтый, красный, оранжевый…
- Да, я понимаю, о чем ты говоришь. А в чем дело? Не похоже, что ты собираешься вкладывать деньги в живопись.
- Нет, я просто хотела спросить, кто ее нарисовал.
- Да, это довольно грустная история. Художника зовут Андерс Нильссон. Он вообще-то родом отсюда, из Фьельбаки. Его открыла Алекс. Он потрясающе талантливый. Но, к сожалению, он еще и законченный алкоголик. И это не может не сказываться на его способностях как художника. Сегодня не достаточно просто прийти, оставить свои картины в галерее и надеяться на удачу. Ты просто обязан быть не только художником, но и толковым дельцом, чтобы продавать себя, показываться на выставках, вернисажах, создавать и поддерживать в глазах окружающих образ человека искусства. Андерс Нильссон - спившийся человек, у которого даже на мебель денег нет. Мы продаем время от времени его картины знатокам, которые понимают толк в искусстве и ценят талант, но звездой на небосводе живописи Андерс никогда не будет. Положа руку на сердце, я считаю, что его потенциал раскроется, когда Андерс упьется до смерти. Люди в большинстве своем много лучше принимают мертвых художников.
Эрика с удивлением посмотрела на изящное существо перед ней. Франсин перехватила ее взгляд и продолжила:
- Я не хотела показаться настолько циничной. Я просто никак не могу смириться с тем, что человек, которому дан такой талант, топит его в бутылке. Трагедия - это мягко сказано. Ему повезло, что Александра наткнулась на его картины, в противном случае единственными ценителями его живописи была бы фьельбакская пьянь. А я сильно сомневаюсь, что они в состоянии понять нюансы искусства.
Кусочек головоломки встал на место, но Эрика ни сном ни духом не ведала, как он сочетается с остальным узором. Почему портрет Алекс ню, написанный Андерсом Нильссоном, оказался спрятанным в гардеробе? Самое простое объяснение - что портрет задуман как подарок Хенрику или, может быть, ее любовнику или просто Алекс заказана портрет художнику, чьим талантом восхищалась. Но тем не менее что-то здесь казалось неправильным, что-то явно не состыковывалось. В лице Алекс на портрете проступала какая-то греховная сексуальность. На картине вольно или невольно запечатлелись отношения, она явно не предназначалась для чужих глаз и была написана не чужим. Что-то связывало Алекс и Андерса. Хотя, с другой стороны, Эрика понимала, что она совершенно не разбирается в искусстве и ее ощущения могут быть сплошным заблуждением.
Какой-то шепоток пробежал по комнате. Он начался в группе, которая стояла у самого входа, и распространился дальше. Все взгляды устремились к двери. Во внезапно наступившей тишине появился неожиданный гость. Когда Нелли Лоренс показалась в дверях, гости затаили дыхание. Эрика подумала о заметке, которую нашла в спальне Алекс, и почувствовала, как все на первый взгляд не связанные между собой факты закрутились у нее в голове, пытаясь сложиться в систему.
* * *
Своего рода возрождение Фьельбаки началось в пятидесятых годах и было связано с консервной фабрикой Лоренса, на которой работала почти половина трудоспособного населения. В маленьком поселке Лоренсы были чем-то вроде королевской семьи. Во Фьельбаке не было никакой светской жизни, и поэтому Лоренсы стали классом сами в себе. И с высот своего превосходства из огромной виллы на вершине холма они взирали на Фьельбаку сверху вниз.
Фабрику открыл в 1952 году Фабиан Лоренс. Он происходил из семьи потомственных рыбаков и, как заведено, должен был пойти по стопам отца. Но рыболовство все больше приходило в упадок, а молодой Фабиан оказался и достаточно честолюбив, и достаточно смышлен для того, чтобы не довольствоваться прозябанием и скудным куском хлеба, как его отец.
Когда Фабиан начинал свое консервное дело, у него не было ничего, кроме собственных рук и головы. А когда он умер в конце семидесятых, то оставил жене Нелли процветающее предприятие и весьма значительное состояние. В отличие от Фабиана, очень популярного в поселке и любимого его жителями, Нелли считали черствой и надменной. И когда она изредка показывалась в поселке, то производила впечатление королевы, дающей аудиенцию своим покорным подданным. Она появлялась здесь настолько редко, что каждый ее визит становился местной сенсацией, а слухи и пересуды не утихали потом несколько месяцев.
В комнате стало так тихо, что можно было услышать, если бы на пол упала иголка. Госпожа Лоренс милостиво приняла помощь Хенрика по избавлению ее от мехов и, взяв его под руку, прошла в гостиную. Сначала она направилась к сидящим на диване Биргит и Карлу-Эрику. Проходя по комнате, она время от времени слегка кивала, здороваясь с некоторыми из собравшихся. Когда она подошла к родителям Александры, разговор опять понемногу возобновился. Светский треп о том о сем, в то время как все напряженно пытались услышать, о чем говорят там, у дивана.
Одной из удостоенных милостивого кивка была Эрика. В некотором роде она относилась к избранным, как местная знаменитость. Видимо, поэтому после смерти родителей Эрика получила приглашение на чай. Нелли Лоренс сочла ее заслуживающей подобной чести. Эрика вежливо отклонила приглашение и извинилась, сославшись на плохое самочувствие. Она с любопытством рассматривала Нелли, выражавшую глубочайшее сочувствие Биргит и Карлу-Эрику. Эрика очень сомневалась, что в холодном сердце Нелли нашлось бы место для какого-нибудь сочувствия вообще. Очень тощая, с узловатыми руками, сучьями торчащими из великолепно сшитого платья, она наверняка всю свою жизнь голодала, чтобы оставаться модно-стройной, но не понимала, что то, что воспринимается естественно и к лицу человеку в юности, станет с возрастом совсем не так красиво. Ее заостренное, с резкими чертами лицо удивляло своей неожиданно гладкой кожей без единой морщинки, за что, как заподозрила Эрика, следовало благодарить скорее не мать-природу, а пластического хирурга. У Нелли Лоренс были очень красивые волосы - густые, серебристые, собранные в элегантный пучок и затянутые настолько крепко, что кожа на лбу немного натягивалась, что придавало ее лицу постоянно недоуменный вид. Эрика прикидывала, что Нелли перевалило за восемьдесят. Ходили слухи, что в юности она была танцовщицей в Гётеборге и встретила Фабиана Лоренса, когда выступала в кордебалете в заведении, к которому порядочная девушка не подошла бы на пушечный выстрел. И Эрике показалось, что она замечает балетную выправку в по-прежнему грациозных движениях Нелли. Согласно официальной версии, она никогда не имела никакого отношения к кордебалету, а была якобы дочерью консула из Стокгольма. После непродолжительного, в несколько минут, разговора Нелли оставила наполовину осиротевших родителей Александры, вышла из комнаты и присела возле Джулии на веранде. Никто из присутствующих и виду не подал, насколько странным это выглядит. Все продолжали разговаривать, посматривая одним глазом на странную парочку.
Эрика опять стояла в углу одна, так как Франсин оставила ее и пошла общаться дальше. Поэтому она могла беспрепятственно разглядывать Джулию и Нелли. И в первый раз за весь сегодняшний день Эрика увидела широкую улыбку на лице Джулии, которая спрыгнула с подоконника и охотно села рядом с Нелли на плетенном из ротанга диване. Они стали шептаться, склонив головы друг к другу. Что у них, настолько разных, может быть общего? Эрика посмотрела на Биргит: та перестала плакать и не отрываясь смотрела на свою дочь и Нелли Лоренс с откровенным страхом в глазах. И Эрика решила, что ей обязательно надо принять приглашение на чай от госпожи Лоренс. Может быть, будет очень интересно поговорить с ней о том о сем с глазу на глаз.
С огромным облегчением она вышла из дома на холме и снова вдохнула свежего зимнего воздуха.
Патрик немного нервничал. Очень давно он в последний раз готовил еду для женщины. И то, что эта женщина его оставила, было Патрику далеко не безразлично. Все должно пройти отлично.
Он тихонько напевал, нарезая огурцы для салата. После долгих колебаний и раздумий он в конце концов решил остановиться на говяжьем филе. Теперь оно, хорошо обмазанное и приправленное специями, готовилось в духовке. Соус побулькивал на плите, и он чувствовал, как в животе бурчит от вкусного запаха.
День был совершенно суматошный. Патрик не смог уйти с работы пораньше, как надеялся, и поэтому ему пришлось прибираться в доме с рекордной скоростью. До сегодняшнего дня он не очень хорошо осознавал, в каком состоянии его жилье, потому что после ухода Карин его это не очень заботило. Но, посмотрев вокруг глазами Эрики, он понял, что придется потрудиться. Ему было бы очень неловко подпасть под стереотип молодого холостяка, живущего в полном раскардаше и с пустым холодильником. Раньше он по-настоящему не понимал, какой воз домашней работы тащила на себе Карин. То, что в доме чисто, опрятно и красиво, он воспринимал как данность и не задавался мыслью о том, сколько труда надо вкладывать для поддержания его в порядке. Он очень многое считал само собой разумеющимся.
Когда Эрика позвонила в дверь, Патрик быстренько скинул с себя фартук и бросил взгляд в зеркало. Хотя он и не пожалел геля, волосы все равно торчали в разные стороны.
Эрика, как всегда, выглядела фантастически. Щеки раскраснелись от мороза, а светлые волосы плотными волнами падали на воротник пуховика. Он обнял ее, позволил себе помедлить долю секунды, вдохнул запах ее парфюмерии и потом повел внутрь, в тепло. Стол был уже накрыт, и они начали с холодных закусок в ожидании горячего. Патрик украдкой поглядывал на Эрику, когда она с заметным удовольствием пробовала половинки авокадо, фаршированные креветками. Не очень, конечно, изысканно, но, во всяком случае, напортачить трудно.
- Никогда бы не подумала, что ты можешь приготовить полный обед из трех блюд, - сказала Эрика, откусывая кусочек авокадо.
- Да нет, я вообще-то не большой мастер готовить. Но на здоровье, и добро пожаловать в ресторан "Хедстрём".
Они подняли тост и пригубили белое холодное вино и потом какое-то время ели в уютной тишине.
- Как твои дела? - спросил Патрик, поглядывая на Эрику из-под вихров.
- Ничего, спасибо. Хотя бывало и получше.
- А как же все-таки получилось, что ты пришла на дознание? Ведь, должно быть, прошла чертова куча времени с тех пор, как ты как-то общалась с Алекс или ее семьей.
- Да, прошло, если округлить, двадцать пять лет. Даже не знаю, меня будто засосало в какой-то водоворот, из которого я то ли не хочу, то ли не могу выбраться. Мне кажется, что Биргит воспринимает меня как напоминание о лучших временах. Кроме того, если бы я отстранилась от участия, то по меньшей мере так бы ничего и не узнала о том, как ведется расследование. - Эрика опять помедлила. - Вы в чем-нибудь продвинулись?
- Сожалею, но я не должен говорить о деле.
- Ничего, я понимаю. Извини, я просто не подумала.
- Ничего страшного, напротив, ты мне можешь помочь. Ты ведь несколько раз встречалась с семьей, плюс ты знала их раньше. Ты не могла бы немного рассказать мне, какое у тебя сложилось впечатление о семье и что ты знаешь об Алекс?
Эрика отложила прибор и попробовала разложить свои наблюдения по полочкам в том порядке, в каком она собиралась представить их Патрику. Она рассказала обо всем, что ей удалось разузнать, и о том впечатлении, которое сложилось у нее в результате разговоров с близкими Алекс. Патрик слушал очень внимательно, одновременно убирая закуски и подавая горячее. Иногда он быстро ее о чем-то спрашивал. Патрика очень удивил объем информации, которую Эрике удалось собрать за относительно короткое время. Все, что она рассказала, будучи сложенным с тем, что Эрика раньше знала об Алекс, внезапно превратило женщину, которая прежде была лишь безликой жертвой преступления, в личность.
- Я знаю, что ты не можешь говорить о деле, Патрик, но все же - есть ли у вас хоть какая-нибудь ниточка, которая может привести к убийце?
- Нет, должен сказать, мы не особенно продвинулись в расследовании. Сейчас нам до зарезу нужна хоть какая-нибудь зацепка, какая угодно.
Патрик вздохнул и провел пальцем по краю бокала. Эрика помедлила.
- Может быть, у меня и есть кое-что интересное.
Она дотянулась до своей сумочки и стала копаться в ней. Достав оттуда сложенный клочок бумаги, она подала его через стол. Патрик, развернув, прочел заметку и вопросительно поднял брови:
- Ну и какое отношение это имеет к Алекс?
- Я тоже задаю себе этот вопрос. Я нашла эту заметку в комоде, спрятанную под ее бельем.
- Как это "нашла"? Каким образом ты умудрилась заглянуть в ящик ее комода?
Патрик увидел, что Эрика покраснела, не подозревая, какой сюрприз она для него приготовила.
- Ну, я как-то вечером подъехала к дому и немного побродила внутри.