Внезапно позади меня раздался легкий шорох. В том положении, в каком я находился в данную минуту, меня мог столкнуть в пропасть даже пятилетний ребенок… Я мгновенно развернулся, держа в вытянутых вперед руках револьвер и фонарик, но это был всего-навсего мой старый друг козел. Заметив зловещий блеск в его желтых глазах, я уже начал было опасаться, что он явился, - дабы отомстить мне за свой прерванный сон, но, к счастью, это было не так. Его явно привело сюда или любопытство, или внезапно вспыхнувшая тяга к дружескому общению. Я осторожно, косясь на его рога, отодвинулся от пропасти, нежно, как мог, погладил его по голове и поспешил ретироваться. Еще несколько таких приключений, и меня хватит удар еще до наступления рассвета.
Тем временем дождь, так же как и ветер, несколько утих, зато туман стал еще более плотным. Мгла буквально клубилась вокруг меня, лепилась к одежде и почти лишала меня возможности двигаться. Видимость уменьшилась до четырех метров. Ненадолго мной овладело беспокойство за Хатчинсона, затерянного где-то в этой белой вате, однако я быстро понял, что ему будет гораздо легче выпутаться из своей ситуации, чем мне из моей. Я шел вперед, стараясь, чтобы ветер дул в мою правую щеку, поскольку только это служило залогом, "что я иду по направлению к замку.
В результате я только случайно не врезался головой в каменную стену, окружавшую замок. Но хотя этого мне удалось избежать, ответить на вопрос, с правой или левой стороны от ворот я нахожусь, было для меня непосильной задачей. Я пошел вдоль стены влево, стараясь в темноте нащупать калитку и при этом ни во что не врезаться. Уже через десяток метров я почувствовал, что стена сворачивает под прямым углом. Это означало, что я нахожусь с восточной стороны замка, то есть слева от главного входа. Пришлось развернуться и идти в обратном направлении.
Мне крайне повезло, что я подходил именно с этой стороны и ветер дул мне в лицо, иначе бы мне ни за что не учуять запаха табачного дыма. Запах этот, конечно, не шел ни в какое сравнение с отравляющим веществом, выделяемым сигарами Хатчинсона, и все-таки это был табачный дым. Кто-то курил около ворот. Тот, кто первым запретил курение на посту, был весьма неглупым человеком. И охраннику у ворот предстояло теперь в этом убедиться. Меня никто никогда не учил, как укрощать козлов на краю пропасти, зато многочисленные способы ликвидации охраны были крепко вбиты в мою голову.
Человек опирался об угол ворот. Огонек сигареты давал возможность достаточно точно определить местоположение его лица. Я зажал в руке дуло револьвера и ждал. Когда он затянулся в третий раз и кончик его сигареты раскалился достаточно, чтобы максимально затруднить ему возможность что-либо видеть перед собой, я сделал резкий шаг вперед и нанес сильный удар рукояткой револьвера по тому месту, где должна была находиться его голова. Естественно, если он был нормально сложен. К счастью, его сложение не было аномальным.
Он упал на меня, я подхватил его, и в это время что-то весьма чувствительно ударило меня в бок. Я позволил ему продолжать свое падение самостоятельно и занялся предметом, вонзившимся в мой плащ. Это был штык с весьма, скверным, на мой вкус, острием, насаженный на карабин калибра 7,69. Меня это несколько удивило: откуда тут армейский карабин? Наши друзья должны были быть весьма обеспокоены; если принимали такие меры предосторожности. Но у меня уже не было времени выяснять, как много они знали или подозревали. Впрочем, у них его тоже не было. Приближался день.
Я взял карабин и направился в. сторону пропасти, нащупывая перед собой дорогу штыком. Таким образом я страховался от возможности слишком поспешно оказаться в том месте, за которым есть уже только Вечность. Благополучно добравшись до края пропасти, я двинулся обратно, держа карабин таким образом, чтобы его приклад оставлял в грунте две параллельные полосы, кончающиеся у края скалы. Когда забрезжит рассвет и новый стражник начнет искать своего предшественника, он увидит эти следы и сделает правильный вывод.
Разоруженный мною тип слабо стонал. Прекрасно. Если бы он был без сознания, мне пришлось бы его нести. Я сунул ему в рот платок, и стон прекратился. Это было очень негуманно, ибо, имей он насморк, его ждала бы смерть от удушья в течение нескольких ближайших минут. Но у меня не было времени на обследование его гайморовых пазух, и вообще, моя жизнь волновала меня гораздо больше, чем его.
Он не пробовал ни бежать, ни сопротивляться, тем более что к этому времени его ноги уже были опутаны веревками, а руки крепко связаны за спиной. Кроме того, в его ребра жестко упирался мой револьвер. Я велел ему идти вперед, и он пошел. Когда мы добрались до расщелины, ведущей к пристани, я велел ему лечь на землю, привязал его руки к лодыжкам и оставил лежать там. Дышал он, по моим наблюдениям, достаточно, свободно.
Сам я вернулся к воротам и, убедившись, что там не появился другой стражник, двинулся к парадному входу замка. Двери не были заперты. Я отворил их, крайне сожалея, что не одолжил у своего пленника фонаря, который у него наверняка был. В холле царил полнейший мрак. Больше всего я боялся опрокинуть какое-нибудь средневековое рыцарское снаряжение или выколоть себе глаз, наткнувшись на острие старинного меча или оленьих рогов. Пришлось вытащить из кармана мой минифонарик, но, увы, батарейки сели, и с его помощью нельзя было рассмотреть даже циферблат часов, поднесенных к самым глазам.
Еще вчера, глядя из вертолета, я отметил, что замок имеет форму симметричного квадрата, но занимает только три его стороны. Следовало предположить, что если парадные двери находятся в средней части замка, обращенной к морю, то главная лестница - прямо напротив. В таком случае я мог двигаться более свободно, так как вряд ли кто-либо стал бы устанавливать доспехи или рога в центре холла.
Так оно и оказалось. Я спокойно добрался до лестницы, но, поднявшись на десять ступенек, обнаружил, что дальше лестница раздваивается. Я выбрал правую сторону, так как именно оттуда брезжил слабый свет. Шесть ступеней, новый поворот, восемь ступеней - и я оказался в коридоре. Именно здесь и находился источник увиденного мной света. Я мысленно благословил архитектора, выбравшего в качестве материала для лестницы мрамор, благодаря чему мне удалось преодолеть двадцать четыре ступени абсолютно бесшумно…
Свет проникал сквозь приоткрытую дверь, и я рискнул заглянуть внутрь. Все, что мне удалось увидеть, это часть шкафа, кусок ковра и угол постели, с которой свисала нога в ботинке. Из комнаты раздавался мощный храп. Я толкнул дверь и вошел внутрь.
Собственно, целью моего визита в замок была встреча с лордом Кирксайдом. Но хотя мне и не были известны привычки лорда, не подлежало сомнению, что он ее имел обыкновения ложиться в постель в ботинках, брюках, подтяжках и спортивной каскетке. Точно так же и карабин с примкнутым штыком вряд ли был обычным спутником лорда Кирксайда в постели. Лицо спящего прикрывал козырек каскетки. Большой фонарь и наполовину опорожненная бутылка виски украшали ночной столик. Стакана нигде не было видно, впрочем, он и не был нужен, так как, судя по всему, я имел дело с одним из тех, кто умеет пользоваться простыми радостями жизни, не давая при этом соблазнить себя дешевыми реверансами современной цивилизации. Передо мной несомненно находился верный страж, который со всей ответственностью подготовился сменить на рассвете своего предшественника у ворот шотландского замка. Только уже некому будить его, и нет сомнений, что без посторонней помощи ему не проснуться раньше полудня. А проснувшись, он ощутит великую жажду, и потому я бросил в початую бутылку несколько таблеток из тех, что получил от аптекаря в Торбэе. После этого я мог со спокойной совестью покинуть комнату, прихватив с собой его мощный фонарь.
Следующая дверь слева вела в ванную. Грязная раковина, над которой висело не менее грязное зеркало, два слипшихся помазка, баночки с кремом для бритья, а на полу два полотенца, которые, возможно, когда-то были белыми, - все это не оставляло сомнений в том, что именно здесь часовые освежались после сна. Нетронутая белизна фарфоровой ванны на этом фоне могла только укрепить такую уверенность.
Вторая обнаруженная мною спальня была столь же грязна и захламлена, как и первая, и несомненно принадлежала тому любителю сигарет, которого я оставил на дороге к пристани подышать свежим воздухом.
Я перешел к обследованию помещений с другой стороны коридора в левой части центрального строения, где, по моим расчетам, должен был находиться лорд Кирксайд. И верно, первая же проверенная мною комната принадлежала ему, в чем меня окончательно убедило содержимое платяного шкафа. Однако кровать была нетронута, лорда в комнате не было.
По закону симметрии следующим помещением была ванная. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы оценить, как неуютно было бы в ней нашим доблестным стражникам. Почти больничная чистота этого места выдавала аристократическое происхождение ее хозяина. В идеально оснащенной аптечке, висевшей на стене, я позаимствовал лейкопластырь, которым заклеил большую часть стекла, также позаимствованного, фонарика. Прежде чем покинуть ванную, я сунул в карман остатки пластыря.
Следующая дверь была заперта на ключ. Но замки, которые употребляли в эпоху, когда строилось родовое гнездо Кирксайдов, не были для меня проблемой. Я вынул из кармана лучшую в мире отмычку - полоску твердого целлулоида - и просунул ее в щель между дверью и рамой на высоте задвижки. Несколько оттянув дверь в сторону петель, я продвинул свою отмычку поглубже и, повторив операцию, замер. Никаких звуков, однако, ни из комнаты, ни с другой стороны коридора, где спал часовой, я не услышал.
Я приоткрыл дверь и снова затаил дыхание. В комнате горел свет. Я заменил фонарь в руке на револьвер, встал на колени и резко толкнул дверь. В следующую же минуту я спокойно встал на ноги, закрыл за собой дверь и подошел к кровати. Сьюзен Кирксайд, правда, не храпела, но спала так же глубоко, как и доблестный страж по другую сторону коридора. Волосы ее были подобраны голубой шелковой косынкой, и я мог теперь рассмотреть ее лицо. По словам отца, ей был двадцать один год. Но, глядя на нее спящую, с темными кругами под глазами, я не дал бы ей больше семнадцати. Журнал, который она читала перед сном, выпал из ее рук и валялся на полу. На ночном столике стакан с водой соседствовал со снотворным. Сьюзен Кирксайд было трудно заснуть в замке Дюб Сджэйр. Я не сомневался в этом.
Обнаружив в углу комнаты умывальник, я вымыл руки, причесался, привел себя в порядок и проверил в зеркале, смогу ли я дружески и в то же время уверенно улыбнуться. Из зеркала на меня глянул человек, которого, несомненно, разыскивает полиция многих стран мира.
Мне понадобилось не меньше двух минут, чтобы вытащить ее из глубин забвения. Скорее всего, именно длительность этого процесса спасла меня от крика ужаса, какой обычно вызывает внезапное появление в собственной спальне посреди ночи чужого человека. Сделав, неимоверное усилие над собой, я все-таки изобразил на своем лице самую обаятельную из своих улыбок, но у меня не было ни малейшей надежды на успех.
- Кто вы?! - голос ее дрожал, а заспанные глаза были расширены страхом. - Не притрагивайтесь ко мне! Не смейте ко мне прикасаться! Иначе я закричу…
- Я не собираюсь прикасаться к вам, Сью Кирксайд. Впрочем, ваши крики не соберут здесь слишком большого общества. Не бойтесь меня и, ради Бога, говорите шепотом. Мы оба не заинтересованы в привлечении к себе чьего-либо внимания. Это было бы крайне безрассудно с вашей стороны. Вы со мной не согласны?
Она смотрела на меня застывшим взглядом, губы ее шевелились, как будто она хотела что-то сказать, но страх понемногу исчезал из ее глаз. Неожиданно она села на кровати, и сказала:
- Вы мистер Джонсон. Человек из вертолета.
Резкое движение открыло обворожительные плечи.
- О! - заметил я. - Осторожнее. Мы не в Фоли Бержер!
Она мгновенно натянула одеяло до подбородка.
- На самом деле меня зовут Филипп Калверт. Я работаю на правительство и здесь нахожусь в качестве друга. Вы ведь нуждаетесь в друге, Сьюзен, разве не так? И вы, и ваш отец. Я хотел сказать - лорд Кирксайд.
- Что вы хотите? - прошептала она. - И что вы здесь делаете?
- Я прибыл сюда, чтобы положить конец вашим бедам. Я здесь, чтобы получить приглашение на вашу свадьбу с достопочтенным мистером Джоном Роллинсоном. Нижайше прошу назначить ее на конец будущего месяца, в это время у меня будет несколько свободных дней.
- Пожалуйста, уходите отсюда!.. Уходите! - голос ее был полон отчаяния. - Вы все погубите. Умоляю вас, уходите! Если вы действительно наш друг, вы должны немедленно покинуть замок. Умоляю!
- У меня создается впечатление, что эти люди основательно промыли вам мозги. И вы верите их обещаниям, Сьюзен? А в Санта Клауса? Они никогда не выпустят вас из своих когтей! Эти люди никогда не оставят вас в покое, потому что они не могут оставить за собой кого-то, кто мог бы их выдать. Даже тех, кто только косвенно соприкоснулся с их грязными делами.
- Это не так! Я была вместе с отцом, когда мистер Лаворски клятвенно заверил его, что ни с кем ничего плохого не случится. Мистер Лаворски сказал: "Мы - бизнесмены, а убийство и бизнес не имеют между собой ничего общего". И я видела, что именно так он и думает.
- Лаворски? Значит, это был Лаворски… Ну, возможно, тогда он именно так и думал, но с тех пор его приятели и он сам уже убили четверых, не говоря уже о том, что четыре раза пробовали убить меня.
- Вы, лжете! Вы все это выдумали! Такие вещи… в наши дни уже не происходят! Ради Бога, оставьте нас в покое!
- Великолепные слова в устах дочери главы старого шотландского клана, - сказал я сухо. - С вами нельзя иметь дело. Где ваш отец?
Она несколько покраснела и передернула плечами.
- Не знаю. Вчера в половине двенадцатого ночи за ним пришел мистер Лаворски вместе с капитаном Имри. Отец не сказал мне, куда уходит. Он вообще никогда со мной не делится… Почему вы сказали, что со мной нельзя сговориться?
- Он не сказал, когда вернется?
- Почему вы сказали, что со мной нельзя иметь дело?
- Потому что вы слишком молоды, не слишком проницательны, не обладаете никаким жизненным опытом и готовы верить всему, что только захочет вбить в вашу головку отпетый негодяй и убийца. А прежде всего, потому что вы не хотите мне верить. Вы просто не желаете положиться на единственного человека, который может вам помочь. А потому позвольте мне сообщить вам, мисс Кирксайд, что вы просто маленькая, легкомысленная и твердолобая девчонка. Я даже готов пойти еще дальше и сказать, что достопочтенному мистеру Роллинсону очень повезло, что он не женится на вас!
- Что все это значит?
В принципе молодым девушкам неимоверно трудно контролировать выражение своего лица, но Сьюзен Кирксайд этим искусством владела в совершенстве - ее лицо осталось неподвижным.
- Это значит, что он не женится на вас, так как будет покойником! - грубо сказал я. - А умрет он обязательно, и только потому, что его невеста, Сьюзен Кирксайд, не захотела ничего предпринять. Потому что она оказалась настолько слепа, что не может отличить ложь от правды.
Внезапно на меня нашло вдохновение. Я расстегнул воротник и снял с шеи шарф. Она побледнела.
- Ну, как вам нравится это? - спросил я.
- Квинн? - прошептала она.
Я мог видеть себя в зеркале, ее туалетного столика, и мне это тоже очень не понравилось. Рукоделие Квинна было в полном расцвете. Калейдоскоп красок прямо бушевал на моей шее.
- Ну и ну! Вы, оказывается, знаете его имя. Его самого вы тоже знаете?
- Я знаю их всех. Почти всех. Повар рассказывал мне, как во время одной, из вечерних попоек на кухне Квинн похвалялся, что играл когда-то в театре роль душителя, пока однажды не поссорился со своим партнером из-за женщины и не задушил его на самом деле. - Она с трудом отвела глаза от моей шеи. - Но я приняла все это за похвальбу, - закончила она совсем тихо.
- А Лаворски, Имри и других - за миссионеров?.. А Жака и Крамера вы тоже знаете?
Она кивнула.
- Сегодня вечером я убил их. Обоих. Они убили моего друга и пробовали сделать это же со мной и моим шефом. Потом я убил еще одного, который тоже пытался нас ликвидировать. Кажется, его звали Генри… Ну, теперь вы можете оценить ситуацию? Или по-прежнему считаете, что мы играем в игрушки, распевая при этом веселые песенки?
Моя шоковая терапия подействовала на нее далее слишком хорошо. Лицо ее было уже пепельно-серым.
- Кажется, меня сейчас вырвет, - прошептала она.
- Позднее, - холодно ответил я, хотя на самом деле больше всего мне хотелось сейчас обнять ее и утешить милыми, нежными, глупыми словами. Но как ни тяготила меня уже роль хама, у меня просто не было выбора. - У нас нет времени заниматься пустяками. В конце концов, вы собираетесь выходить замуж или нет?.. Да? Прекрасно! Так когда вернется ваш отец?
Она посмотрела на умывальник в углу комнаты, как бы раздумывая, вырвет ее или все-таки не вырвет, после чего перевела взгляд на меня и сказала:
- Вы не лучше других. Убийца…
Я взял ее за плечи и хорошенько встряхнул.
- Сказал вам отец, когда вернется?
- Нет!
Она смотрела на меня с отвращением. Давненько ни одна женщина не смотрела на меня так. Я отпустил ее плечи.
- Вы хотя бы знаете, что вообще делают здесь все эти люди?
- Нет.
Я поверил ей. Ее отец, конечно, знал это, но скрыл от дочери свою печальную осведомленность. Лорд Кирксайд был слишком хитрым старым лисом, чтобы надеяться, что незваные гости покинут дом, не ликвидировав предварительно его обитателей. Но он мог при этом питать слабую надежду на то, что, если его дочь ничего не будет знать, если он сможет поклясться, что она ничего не знает и ни в чем не ориентируется, пираты сохранят ей жизнь. Увы, если он действительно верил в это, ему необходимо было немедленно обратиться к психиатру. Только можно ли было в чем-то упрекать его? Если, бы я сам оказался в его шкуре, если бы мне пришлось, как ему, барахтаться в этом болоте, разве я не хватался бы так же за любую подвернувшуюся соломинку?
- Одно мне уже ясно: вам известно, что ваш жених жив, - сказал я. - Так же как и то, что живы ваш брат и другие люди. Их держат здесь, не так ли?
Она молча кивнула.
- Сколько их?
- Двенадцать по крайней мере. Среди них есть даже дети: три мальчика и одна девочка.
Счет сходился: два сына Макдональда, мальчик и девочка, которые находились на борту переоборудованного спасательного судна. При всем том, что я и на секунду не поверил в Туманность Лаворски, о которой говорила мне Сьюзен, то, что случайные свидетели преступлений еще живы, меня не удивило. Слишком просто все это объяснялось.
- Вам известно, где именно их содержат? В таком замке, как этот, наверняка найдутся подходящие подземелья.
- Здесь действительно, есть очень глубокие подвалы. Вот уже четыре месяца, как мне не разрешают даже близко к ним подходить.
- Ну что ж, всему свое время. Одевайтесь. Вы проводите меня туда!
- В подземелье? - она опять смотрела на меня с ужасом. - Вы с ума сошли? Отец говорил мне, что ночами там дежурит не меньше трех человек.
Личный состав охраны уже сократился на два человека, но я не решился ей об этом сказать. Ее мнение обо мне и так оставляло желать лучшего.