- Когда вы сделаете все это, у вас будет время выспаться, - сказал я на прощание Ханслету.
Я должен был прислушаться к его словам. Вот уже во второй раз я был просто обязан выслушать его. Для его же блага. Увы, я не сделал этого, и Ханслет получил далее слишком много времени для сна.
Среда: с 5 ч. утра - до сумерек
"Темно, как в жилетке дьявола" - так определяют местные жители то, что я увидел, когда Ханслет, как я и просил, разбудил меня и подал стакан чаю. Черное небо, черные деревья и проливной дождь, сводящий видимость к полному нулю. Дерево распознать можно было только в ту минуту, когда в него врежешься, яму - когда в нее свалишься.
Дядюшка Артур передал в полночь, что вертолет будет на месте и что я напрасно трачу время. Я очень редко в чем-то полностью соглашался с дядюшкой, но как раз сейчас и был этот редкий случай.
Я уже начинал думать, что никогда не найду этот проклятый вертолет. Никогда бы не поверил, что может быть так трудно найти дорогу ночью на пространстве в каких-то там пять миль лесистой местности. И нельзя сказать, что мне пришлось при этом преодолевать реки и буйные потоки, карабкаться на скалы, спускаться в пропасти, продираться сквозь густые заросли. Торбэй - умеренно поросший лесом остров, слегка лишь холмистый. Путешествие через весь остров было бы прекрасной воскресной прогулкой для активного восьмидесятилетнего старца. И хотя я вовсе не могу сойти за такового, но в эти минуты мне казалось, что именно им я и являюсь. Другое дело, что это, увы, не был воскресный полдень.
Неприятности начались уже в тот момент, когда я попытался высадиться на побережье Торбэя напротив острова Гарве. Даже при ярком дневном свете можно было вполне сломать себе тут шею, а в полной темноте это было просто попыткой самоубийства. Попробуйте вообразить себе, что вы обуты в сапоги на резиновых подошвах и пытаетесь тащить резиновую лодку по скользким валунам, покрытым водорослями. Учитывая при этом, что некоторые валуны достигают двух метров в поперечнике, а до берега двадцать никогда не кончающихся метров.
Упав в третий раз, я разбил фонарь и набил себе несколько синяков, после чего участь фонаря разделил наручный компас. Зато глубиномер, что можно было предвидеть, остался цел, а глубиномер, как всем известно, совершенно необходимая вещь при попытке отыскать дорогу в темном густом лесу.
Добравшись несмотря ни на что до берега, я выпустил воздух из лодки, спрятал ее вместе с мотором и направился вдоль берега. Это было вполне разумно: через некоторое время я должен был обязательно выйти к песчаной бухте, которую я назвал дядюшке Артуру как место посадки вертолета. На самом деле деревья спускались здесь к самой воде, берег был весь изрезан бухтами, а я не видел дальше собственного носа. В результате я, естественно, регулярно оказывался в воде. Выгребая из моря в третий раз, я решил несколько изменить свою трассу и углубиться в лес. Это даже не было вызвано опасением промокнуть я уже промок до нитки, поскольку, естественно, не взял с собой резиновый комбинезон. Я ведь собирался гулять по лесу и летать на вертолете. Не боялся я также повредить сигнальные огни, с помощью которых я должен был подать знак пилоту, поскольку они были тщательно упакованы в прорезиненное полотно. Причина была очень проста - двигаясь с такой скоростью, я добрался бы до бухты не раньше полудня.
Единственное, на что я теперь ориентировался, не имея компаса, было направление ветра и общее расположение острова. Бухта, которая была мне нужна, находилась на востоке, ураганный ветер несся с запада, а значит, пока ветер с дождем бьют мне в спину, я иду в правильном направлении. Кроме того, я знал, что остров пересекает с востока на запад гряда скалистых холмов, покрытых соснами, Достаточно было двигаться вдоль нее, чтобы не сойти с верной дороги. Теоретически все было очень просто, а в действительности не совсем, тем более что ветер постоянно менял свое направление в зависимости от ширины лесного массива.
Ровно за полчаса до восхода солнца - а установил я это благодаря часам, поскольку темнота была по-прежнему непроницаемая, я начал сомневаться, что успею вовремя. Задавал я себе также и вопрос, сумеет ли при таких условиях пилот найти место нашей встречи. Я не сомневался, что он сумеет сесть в защищенной с трех сторон от ветра котловине, но сумеет ли он найти ее - это вопрос. Кроме того, я знал, что вертолет теряет управляемость при определенной силе ветра, хотя, увы, не знал, какова эта сила. И все это означало, что пилот может не явиться, а мне предстоит проделать эту прогулку в обратном направлении, найти лодку и под проливным дождем, в холоде и голоде ждать наступления темноты, чтобы добраться до "Файркрэста". Мои сорок восемь часов отсрочки, уже и так сократившиеся до двадцати четырех, уменьшились бы еще на двенадцать часов. Я бросился бежать.
Пятнадцатью минутами позже, налетев на бесчисленное количество стволов железной твердости, я услышал далекий звук мотора. Звук медленно приближался. Вертолет прибыл раньше назначенного срока, черт бы его побрал! Сядет, убедится, что никого нет, и улетит. Я был настолько угнетен и так отупел от этих постоянных ударов головой о дерево, что даже не подумал о том, что в такой темноте пилот не найдет бухты и уж тем более не сядет в ней. Сначала я даже подумал было использовать один из своих сигнальных огней, чтобы, по крайней мере, показать ему, что я есть, что я приближаюсь. И я уже почти распаковал его, но потом запаковал обратно. Ведь мы договорились, что мои бенгальские огни я использую для указания места посадки, и если я использую их сейчас, пилот направится сюда, сломает о верхушки деревьев винт, и все будет кончено и для него, и для меня.
Я еще ускорил движение. К сожалению, мне уже много лет не приходилось бегать на большие расстояния. Легкие мои издавали звуки испорченных кузнечных мехов, дыхание прерывалось, и все-таки я продолжал бежать, натыкаясь на деревья, путаясь в кустах, падая в мелкие грязные расщелины. Низкие ветви деревьев били по моему лицу, но самым неприятным оставались стволы, из которых я, кажется, не обошел ни одного. Я вытянул перед собой руки, но и это не спасло меня. Тогда я поднял сухую ветвь и пытался заслоняться ею - напрасные усилия. Деревья атаковали меня со всех сторон, и в конце концов у меня создалось впечатление, что весь лес этого проклятого острова встал на моей дороге. Моя голова стала казаться мне самому шаром для игры в кегли, с той только существенной разницей, что в кегельбане шар сбивает кегли, а тут деревья-кегли постоянно сбивали мою бедную голову-шар. Все это время шум мотора вертолета то усиливался, то затихал, и один раз мне даже показалось, что он улетел совсем, но вскоре я опять услышал его. Постепенно небо на востоке начало светлеть, но сам остров оставался для пилота погруженным во мрак ночи.
Внезапно земля ушла у меня из-под ног, я вытянул вперед руки и напряг мускулы, чтобы несколько смягчить падение на склон ущелья, но, увы, я не задержался на нем. Я катился и катился по отвесному склону, поросшему колючими кустами, и в первый раз за эту ночь мечтал встретить на пути какое-нибудь дерево, все равно какое, лишь бы задержало мое падение. Сколько же сосен росло на этом склоне? Не знаю, знаю только, что я ухитрился не встретить ни одной. Если бы это была расщелина, она наверняка была бы самой большой на острове, но это была вовсе не расщелина: я перекатился через какой-то бугор, и неожиданно трава уступила место песку, поверхность земли стала плоской, и я оказался на берегу острова. И хотя я задыхался и никак не мог отдышаться, я благословил судьбу и миллионы лет, которые превратили в песчаный пляж острые скалы, веками охранявшие берег от моря.
Я встал. Это было то место, куда я стремился, единственный песчаный залив на острове. Правда, в рассветной мгле он показался мне намного меньше, чем я предполагал, рассматривая его на карте. С востока снова послышался шум вертолета, по моим оценкам он был где-то в двухстах метрах от меня. Я побежал ему навстречу, достал из кармана сигнальную ракету, сорвал с нее водонепроницаемую упаковку и рванул взрыватель. Яркий бело-голубой свет заставил меня прикрыть глаза рукой. Через тридцать секунд, когда ракета уже догорала у моих ног, издавая при этом ужасающую вонь, вертолет уже был надо мной. Пилот включил два вертикальных прожектора, которые залили резким светом беловатый песок бухты. На всякий случай я отошел подальше, вертолет садился, его полозья погрузились в песок, шум мотора смолк, винт медленно останавливался, пока не замер без движения. Мне еще никогда не приходилось летать на вертолетах, но видел я их достаточно часто. Этот показался мне огромным.
Я приблизился к машине. Дверца открылась, мне в лицо ударил свет фонаря, и голос с уэльским акцентом спросил:
- Вы Калверт?
- Угадали. Можно подняться к вам?
- А откуда я знаю, что вы действительно Калверт?
- Из моих слов. Не усложняйте ситуацию, молодой человек. У вас нет полномочий идентифицировать меня.
- А у вас нет никаких документов? Никаких бумаг?
- Ну, будьте же рассудительны. Вас что, в школе не инструктировали, что у некоторых людей никогда не бывает удостоверений личности? Вам что, кажется, что я просто так, случайно оказался здесь в это время? И случайно имел в кармане сигнальную ракету? Этак вы рискуете еще до наступления сумерек оказаться безработным. Что и говорить, хорошее начало для совместной работы.
- Мне велено быть крайне осторожным, - голос звучал напряженно и по-прежнему недоверчиво. - Лейтенант Скотт Уильямс, - холодно представился он. - Для того чтобы лишить меня работы, вам надо быть адмиралом.
Я поднялся на борт вертолета, уселся в кресло и захлопнул за собой дверь. Он не подал мне руки. Вместо этого он зажег маленькую лампочку на потолке и вскрикнул:
- Что у вас с лицом?
- Вам не нравится мое лицо?
- Оно все в крови и все исцарапано.
- Это, наверное, сосновые иголки.
Я рассказал ему, как добирался до этой проклятой бухты, потом спросил:
- Почему мне прислали такую огромную машину? В ней, наверное, можно разместить целый батальон.
- Ровно четырнадцать человек. Мне, Калверт, приходилось проделывать безумные вещи, но вылететь на какой-нибудь керосинке в такую погоду я не отважусь. Баки у меня полны…
Это означает, что горючего хватит на целый день?
- Более ли менее. Это зависит от скорости. А что вам нужно?
- Немножко вежливости. Прежде всего. А может, вы просто не любите вставать слишком рано?
- Я пилот морской спасательной службы, Калверт, Эта машина - единственная на нашей базе, способная вести разведку в такую погоду, а я знаю, что в эту минуту в этом районе тонут люди. Моя святая обязанность - найти их и помочь им. Именно это я сейчас должен делать, а не играть в непонятные игры. Однако я получил другой приказ. Так что же вы хотите от меня?
- Вы имеете в виду "Морэй Роз"?
- Так вы тоже слышали об этом? Да, именно ее я имею в виду.
- "Морэй Роз" не существует и никогда не существовала на свете.
- Что вы несете? Я сам слышал сообщение.
- Я расскажу вам столько, сколько вам необходимо знать, лейтенант. Я должен обследовать этот район, не обращая на себя особого внимания. Именно для этого я выдумал всю историю с тонущим судном.
- Это правда?
- Да.
- И в вашей власти оказалось передать это сообщение по радио и телевидению?.. Черт побери! Я начинаю верить, что вы могли бы выбросить меня из флота!
Он улыбнулся и протянул мне руку.
- Простите меня, мистер Калверт. Скотт Уильямс, для друзей - Скотти, к вашим услугам. Что будем делать?
- Вы хорошо знаете береговую полосу и острова этого района?
- Как собственный карман. Я уже восемнадцать месяцев несу тут службу. Выполнял спасательные акции, кроме того - учения совместно с наземной службой и флотом, поиск пропавших альпинистов и прочее. Много работаю с морской пехотой.
- Что ж, хорошо. Я ищу место, в котором можно было бы спрятать большой моторный катер. Метров двенадцать - пятнадцать длиной. При этом речь может идти и о большом ангаре, и о каком-то укромном месте в бухте или в устье реки, прикрытом сверху деревьями, где можно бросить якорь. И все это в районе между Ислэем и Скаем.
Он протяжно свистнул.
- Приличное расстояние! Между этими двумя островами несколько сотен километров побережья, не считая малых островков. В сумме эта трасса, видимо, насчитывает несколько тысяч километров. Сколько вы отводите для этого времени? Месяц?
- Десять часов. До захода солнца. Мы сразу можем отбросить все заселенные места, все места, где возможен лов рыбы, а также все районы регулярных морских рейсов. Это меняет ситуацию?
- Еще бы! А что вы, собственно, ищите?
- Я уже говорил - укрытый катер.
- О’кэй, это ваше дело. Откуда начнем?
- Летим на восток до побережья, потом километров тридцать на север, чтобы оказаться в тридцати километрах южнее места старта. Затем обследуем пролив Торбэй, а также острова на запад и север от Торбэя.
- Через пролив Торбэй проходит путь регулярного пассажирского рейса.
- Верно, но эти пассажирские суда ходят только два раза в неделю. Мы же отбрасываем только те пути, по которым суда ходят ежедневно.
- О’кэй, пристегните ремень и наденьте шлем с наушниками. Нас порядочно потрясет. Вы, надеюсь, не страдаете морской болезнью?
- Отнюдь. А зачем наушники?
В жизни мне не приходилось видеть такого головного убора, а тем более таких наушников. Десяти сантиметров в ширину, не меньше трех толщиной, сделанные из пористой резины. Миленький микрофон на стальной пружине был прикреплен к шлему так, что находился прямо у губ.
- Они защищают уши, - ответил лейтенант. - Ваши барабанные перепонки вполне могут не выдержать гула мотора, и тогда вы оглохнете по крайней мере на неделю. Чтобы было понятно, вообразите себя в стальном барабане, по которому бьет дюжина пневматических молотов. Приблизительно такое начнется, как только мы полетим.
И действительно, гул был именно таким, как он обещал. Даже в шлеме с наушниками я чувствовал себя, как в этом его барабане, и казалось, что они совсем не смягчают звук. Рев проникал в каждый уголочек моего мозга через все кости лица и черепа. Зачем эти наушники? Но стоило только чуть-чуть отвести от уха наушник, чтобы понять, что именно имел в виду лейтенант, говоря о лопнувших барабанных перепонках. Он не шутил, и даже с наушниками через несколько часов полета я чувствовал, что у меня лопается голова. Время от времени я поглядывал на темное, вытянутое лицо молодого валлийца, сидящего рядом со мной. Он спокойно сносил этот грохот в течение многих лет. На меня же пришлось бы уже через неделю надевать смирительную рубашку. Подбадривало меня только сознание, что мне не придется пробыть на борту этого вертолета неделю. Всего восемь часов. Впрочем, они и так показались мне длиною в год.
Первая же часть нашего полета оказалась первой среди целого ряда неудач, которые ожидали нас в течение дня в самых разных местах. Через двадцать минут полета я увидел речку, впадающую в море. Мы пролетели над ней вверх по течению километра два, когда кроны деревьев, растущих по обеим ее берегам, полностью сомкнулись.
- Я хочу посмотреть, что там, - возбужденно прокричал я в микрофон.
- О’кэй, я видел тут место, подходящее для посадки. Метров четыреста отсюда.
- Зачем? У вас же есть воздушный трап. Вы не можете спустить меня на нем?
- Если бы вы знали столько, сколько знаю я, на тему ветра скоростью восемьдесят километров в час в узком ущелье, вы наверняка не предлагали бы мне этого даже в шутку. Я надеюсь все-таки доставить свою машину на базу в целости и сохранности.
Он повернул вертолет и посадил его в прикрытом скалой месте. За пять минут я добрался до деревьев, а еще через пять был уже снова в вертолете.
- Ну и что?
- Ничего. Речка перегорожена огромным упавшим дубом. Там никто не пройдет.
- Можно было специально его положить.
- Исключено. Ствол весит по крайней мере три тонны и явно давно там валяется.
- Ну что ж, не могло же нам повезти с первого раза.
Через несколько минут мы опять наткнулись на устье реки. И хотя она казалась мелковатой даже для лодки, мы все-таки направились вверх по ее течению. Однако уже в восьмидесяти метрах от устья вода покрылась молочно-белой пеной, какая бывает только над порогами, и мы вынуждены были вернуться.
Был уже ясный день, когда мы достигли самой северной точки определенного мною маршрута. Плоское побережье уступило тут место высоким отвесным скалам, почти вертикально падавшим в море.
- Это далеко тянется? - спросил я, указывая на восток.
- Около двадцати километров, до бухты Лардж.
- Вам знакомы эти места?
- Я часто там бываю.
- Есть там какие-нибудь пещеры, впадины?
- Ни одной.
Собственно, именно такого ответа я и ожидал.
- А в той стороне? - я указал пальцем на запад, где сквозь пелену дождя и низких туч проступало гористое побережье. Скалы там тоже вертикально сходили к морю до самого входа в пролив Торбэй.
- Там даже чайки не вьют гнезд, можете мне поверить.
Я поверил ему, и мы полетели обратно к месту старта, откуда повернули на юг. Между островом Торбэй и шотландским побережьем поверхность моря была покрыта толстым слоем белой пены. Мощные остроконечные волны беспрерывной чередой катились на восток. Нигде не было видно ни одного судна, даже самые крупные из них укрылись в гавани. Наш вертолет бросало в воздушные ямы, он дрожал и трясся, как обезумевший поезд, сходящий с рельсов. Если говорить честно, часа такой езды было более чем достаточно, чтобы возненавидеть все вертолеты на свете на всю оставшуюся жизнь… Правда, когда я представил себе, что нахожусь сейчас в море на "Файркрэсте", у меня появилось некоторое уважение к вертолету, а особенно к искусству его пилота.
Мы пролетели километров тридцать на юг, если, конечно, можно назвать полетом эти скачки в воздухе. К тому же эти километры троекратно увеличились, поскольку мне надо было обследовать все проливчики между островами и материком, все естественные гавани, все фиорды. Мы летели на высоте шестидесяти метров, иногда даже меньшей, потому что резкие порывы дождя исключали работу "дворников", и, чтобы увидеть поверхность моря, иногда приходилось спускаться до уровня волн. Но, несмотря на все это, я был уверен, что мы ничего не пропустили в этом районе. Мы видели все, и не увидели ничего.
Я посмотрел на часы. Было полдесятого. Время шло - результатов не было.
- Сколько еще вертолет может выдержать? - спросил я.
Уильямс был спокоен и не производил впечатления измученного. Мне казалось, что его даже забавляет этот полет.
- Мне приходилось преодолевать на нем по сто пятьдесят морских миль в худшую, чем сейчас, погоду, - ответил он, явно очень довольный собой. - Думаю, что лучше спросить, сколько еще выдержите вы.
- Я? Ну, с меня достаточно уже сейчас. Но какое это имеет значение, если я все равно должен продолжать поиски. Давайте вернемся к месту старта и облетим все побережье Торбэя. Прежде всего южное. Потом направимся на север вдоль западного побережья, потом на восток - до поселка, а затем вдоль пролива.
- Здесь вы отдаете приказы.
Уильямс направил вертолет на северо-запад, заложив при этом такой вираж, что буквально уничтожил мой желудок.
- В ящике позади вас вы найдете сандвичи и кофе, - предложил лейтенант.