* * *
Дежурный по управлению позвонил за полночь. Убит мальчик в Академиках. Способ убийства тот же – на сто восемьдесят градусов свернута шея, позвонки перемолоты. Цель убийства – маниакальная. Убийца ужом прополз через форточку на третьем этаже и неслышно проник в комнату, где мальчик играл за компьютером.
Через час Вадим был на месте. Ночной свет резал по нервам. В комнате – вспышки фотокамер, шелест шагов. Вадим присел на корточки над убитым мальчишкой.
– Мгновенная асфиксия. Он даже не успел испугаться, – сочувственно прошептал эксперт.
Вадим осмотрел комнату. На зависшем экране монитора дергались разноцветные шнуры. Стены детской комнаты закрывали полки компьютерных игр со зловещими названиями. Множились "Миры стратегий", виртуальные войны, ряды "Коммандос". Вадим машинально потрогал плоские коробочки: "Quake", "Fallout", "Turok". На крышках дисков – мерзейшие морды. Рядом с компьютером кактус опунция выбросил ярко-алый хищный бутон.
Молодой бородатый мужчина объяснял, разводя руками и силясь улыбнуться, что они с женой допоздна засиделись в ресторане: очередная годовщина свадьбы, – а когда пришли… Он виновато оглядывался, поднимал глаза к потолку, вздыхал. Вадим видел, что он уже непоправимо близок к срыву, что слабая плотина самозащиты вот-вот рухнет и человек будет раздавлен нахлынувшим горем.
– Последнее время Тема дневал и ночевал за компьютером. Увлекался… Это же будущее…
"Эх, купили бы Теме Жучку…"
В соседней комнате застучали подкованные сапоги.
– Старший наряда Муранов, – представился невысокий крепыш с цепкими татарскими глазками и черными лоснящимися усами. – Это нашли на улице, вероятно, убийца зацепился за водосток.
Он протянул Костобокову бурый клочок. Вадим положил на ладонь крохотный кусочек ткани защитного цвета, обернутый в целлофан. Осторожно развернул. Ветхая ткань была явно от какой-то робы или армейского обмундирования, подгнившая, еще немного влажная. Вадим слегка провел ею перед носом, по комнате растекся резкий запах сточной канавы.
– Где-нибудь поблизости есть канализационные стоки, шахты, люки, колодцы?
– Есть! Недавно прорвало стоки в недостроенном метро.
Вадим занялся как спичка. В словах Муранова он ухватил нечто важное, нащупал интуицией.
– Туда, скорее!
Собаки у входа в туннель хрипели, скулили и, невзирая на мат и потуги кинологов, отказывались идти в ледяное жерло метротуннеля.
С собой Костобоков взял группу из пяти человек, остальные остались в оцеплении. В туннеле слабо светились фонари-коногоны, под ногой хлюпала грязь. Двигались молча, усилием воли преодолевая мрачный ужас и враждебный голос пустоты, что уже успел поселиться в этой рукотворной норе. Где-то метров через триста туннель разошелся на два темных рукава. На развилке пришлось оставить одного человека, двое скрылись в левом рукаве туннеля. Вадим и Муранов зашагали направо.
– Шахта выходит на пустырь, там стройка, забор, несколько вагончиков, – прошептал Муранов.
– Пусть оцепят. Вызывай туда подкрепление.
На всякий случай он передернул затвор. Зловоние становилось невыносимым, запечатывало ноздри и рот. Зря сунулись сюда без респиратора. Что-то шумно оборвалось впереди, Вадим и Муранов побежали на звук, высвечивая фонариками осклизлые булыжники по краям тоннеля. Остановились. Грудь разрывало от быстрого бега. Тишина. Чье-то медленное дыхание: нечто затаилось во тьме и ждет их приближения.
– Сосулька упала, камень оборвался… – неожиданно громко прошептал Муранов. – На человека не похоже. Хотя иногда тут бомжи прячутся. Здесь тепло…
Рельсы кончились. Туннель был сложен из бетонных, плохо состыкованных коробов. По стенам сочилась зловонная жижа. Несколько минут они шли дальше по этой жуткой галерее. Слабо засветились редкие лампочки. Там, наверху, кто-то догадался включить аварийное освещение. Туннель резко пошел под уклон. Здесь они были уже ниже уровня промерзания. Вонь сгустилась. Ничто живое не выдержало бы здесь долго. Далеко позади что-то слабо стукнуло. Заскрежетало железо. Туннель дрожал. Со спины на них шел поезд! Муранов метнулся к стене, к закрепленным вдоль нее толстым проводам, подпрыгнул, пытаясь уцепиться… Вадим замер – животный страх затравленного, загнанного в ловушку существа.
– Ой-ей, тут же рельсов-то нет! – первым очухался Муранов. – Это по соседнему дрезина шпарит.
Отдышавшись, они зашагали дальше. Туннель пошел на подъем. Вдали замаячил желтый электрический свет. Пахнуло свежестью. Идущий впереди Муранов споткнулся о металлические трубки, напоминающие сломанную раскладушку. Нога запуталась в парусине.
– Ешкин кот, вляпался… Хрень какая-то…
– Похоже на дельтаплан… Да это же… – Костобоков присел на корточки над кучей мусора. Из замерзшей жижи, как кости, торчали алюминиевые трубки и обрывки капрона. – Это тот самый птеродактиль, который видела бомжиха!
– Тише! Вон маячит на выходе… Он… Упырь…
Метрах в двухстах впереди, среди густого леса бетонных свай, мелькнула темная угловатая фигура. На выходе сильно парило, и весь пейзаж проглядывал сквозь густой сизый туман.
– Уйдет, – сдавленно прохрипел Муранов, передергивая затвор пистолета Макарова. – Если не успели оцепить пустырь – уйдет!
Дальнейшее напоминало сон или дешевый фильм ужасов. Призрачная фигура легко отделилась от земли, взлетела на пятиметровое бетонное перекрытие и исчезла среди строительного хаоса. Матерясь, Муранов выстрелил между бетонных столбов и уже без сил привалился к стене:
– Не успели… Падла…
Потом они бежали в клубах теплого тумана, вырывающегося прямо из-под ног, к бетонным истуканам, где вновь мелькнул "упырь". Обессиленные, загнанные, они остановились на выходе из туннеля, и тут откуда-то сверху вывалилась громоздкая туша. Муранов пальнул по ногам "упыря", пули звякнули о плиты перекрытия, тот даже не пошатнулся. Вадим не понял, что произошло, и даже позднее вспомнить не мог. Он лишь слышал, как хрустнули кости и Муранов закричал коротко, страшно, на вдохе, втягивая в себя боль. Тело Муранова оказалось отброшенным метров на пять. Чужая давящая воля скрутила, смяла Вадима на несколько секунд.
– Стой, стрелять буду… – едва слышно промямлил он, чувствуя, как лопаются сосуды и теплая кровь из носа течет по губам и подбородку.
От громоздкого истукана, перекрывшего просвет, исходила цепенящая сила. Но выстрела не было. Последним усилием воли он надавил на курок. Пистолет шлепнулся в мазутную грязь. Вадим успел перехватить длинную обезьянью руку, занесенную над его головой, рванул на себя, бросил лицом вниз огромное вязкое тело и несколько раз ударил головой о бетон, скользя пальцами по липкой короткой щетине… И потерял сознание под далекие свистки и голоса…
– Чертовщина какая-то, – бормотал пожилой нетрезвый доктор, перевязывая ногу оборотня в располосованной штанине. – У него коленка металлическая… И нога гнется в обе стороны… Любопытно… А крепко ты его вырубил, капитан!
Мимо Вадима пронесли носилки. Тело с головой было закрыто черным целлофаном. Виднелся только короткий форменный сапог с аккуратной металлической подковкой. Это был Муранов.
Вадим, хромая, заковылял к поверженному монстру, склонился над телом. Под кожей монстра прошла волна, не открывая глаз, он повернул тяжелую голову.
– Он оживает, скорее вколите ему усыпляющего, лошадиную дозу, да скорее же, доктор, – крикнул Костобоков – и не узнал собственного голоса.
Руки врача подрагивали, когда он выискивал нужную ампулу.
– Грузите, везем на "Памир", – скомандовал незнакомый человек в штатском.
"Памир" был закрытым объектом под юрисдикцией ведомства столь высокого, что никто из начальников Вадима никогда не бывал за его светочувствительными дверями из пуленепробиваемого матового стекла и тройным рубежом электронной охраны. Уже на половине пути маршрут был изменен, задержанного приказано доставить в особый дивизион управления, а Костобокова велеречиво предупредили по рации, что некто очень хочет поблагодарить отважного следова теля, грудью встретившего натиск опаснейшего маньяка…
– Здравствуй, Костоломов, вот и свиделись… – Сложив ладони в почти забытом армейском приветствии, навстречу Вадиму шагнул Валентин Кобылка.
Шесть лет назад они познакомились в чеченском поселке Аркауз и сразу подружились. Валентин, несмотря на молодость, был прикомандирован в Чечню от весьма серьезных служб для наблюдения и координации. Но парень он был просто мировой!
Валентин Кобылка был наделен всем, в чем природа и судьба отказали Костобокову. Остро умен, умно-ироничен, с тем особенным ласковым вниманием к миру, которое отличает юношей из очень хороших русских семей. Все предки его по обеим линиям происходили из потомственных военных высшего эшелона. Жуткие были, через которые протащила его фронтовая судьба, не оставили на нем никаких следов, так же как и картежный азарт и легкие наркотики, которыми он баловался на войне.
Вадим жадно оглядел друга, за несколько лет разлуки он уже перестал по нему скучать. Жив бродяга, все тот же: золотая есенинская челка, глаза яркие и ровно горящие, как у породистой лошади, тонкий хрящеватый нос прекрасной формы, капризно выступающая нижняя губа, слегка раздвоенная, ало-прозрачная, как схваченная морозом ягода калины, и упрямый подбородок задиры и храбреца.
Вадим и Валька были одногодки, но Валентин выглядел моложе. Его артистичный облик, дар перевоплощения, переменчивый темперамент, а главное – утонченная игра в порочность были частью его опасного обаяния и штрихом особой подготовки. Но невзирая на внешнее несходство, эти двое одинаково умели и люто любить, и жарко ненавидеть, и мужественно следовать судьбе.
– У, Медвежья лапа, все сыскарем! – говорил Валентин, выставляя на стол высокую бутыль с золотой головкой. – Это тебе подарок из Штатов, я был там на стажировке. Вернулся буквально позавчера.
– Ну, рассказывай, зачем пожаловал, орлан белохвостый! Не поверю, что просто вспомнил друга после стольких лет забвения, – неуклюже острил Вадим Андреевич.
Валентин посерьезнел, и сразу будто растаяла дружба, осталась в кизиловом дыму равнинной Чечни.
– Вадим Андреевич, я к тебе по поводу твоего трофея. Все уже согласовано, и премию, и личную благодарность ваши следаки получат. Погибший старшина будет посмертно представлен к ордену "Мужества". А ты… Ну, без экивоков, Вади м Андреевич, прямо как на войне. У меня есть вакансия, могу перетащить тебя на должность много лучшую, чем ты теперь занимаешь. Диапазон – страны Западной Европы, Дания, Швейцария. И деньги очень недурные! Я поручусь за тебя…
– Деньги лишь заменитель солнечного света, и неравноценный, – грустно усмехнулся Вадим.
– Ну, мы не в солнечно-виноградной Элладе, и ты не Диоген…
– Да и ты не Александр Македонский… Спасибо, друг, не волнуйся зря. Мое место все-таки здесь, хотя, честно говоря, я все меньше вижу в этом смысла. За что, однако, такие небывалые милости? За действие или бездействие?
Валентин, словно смутившись, откинул с крутого, ясного лба светло-русую прядь и опустил почти девичьи ресницы.
– Пойдем посмотрим на него при свете дня. Тебе многое станет ясным.
Вдвоем они спустились в подвал, в медицинский бункер, где на столе лежало нечто неподвижное, источающее ужас и холод. Охранник у дверей был землисто-сер.
– Четвертого заменить, – по рации распорядился Кобылка.
Вадим через силу посмотрел на "упыря". Темное, как несвежее мясо, лицо казалось мертвым. На плоской голове, под рыжей отросшей щетиной, белели грубые операционные швы.
– Обрати внимание, это существо – не личность. Он клон, собранный из различных частей живого конструктора. Твои люди во время задержания могли убедиться, что возможности его во много раз превышают человеческие и даже просто биологические. Например, он может дышать под водой. Посмотри… – Валентин рукой в резиновой перчатке повернул тяжелую голову полутрупа.
Под выемкой скулы Вадим разглядел маленькую дырочку-фистулу, вокруг нее пузырилась тонкая, как у саламандры, кожа. Валентин приложил к носу платок:
– Вонь – из-за отторжения некоторых тканей. Его давно не ремонтировали. Это антропомодель, созданная для выполнения особых задач. Совершенный солдат будущего…
– Это человек?
– Нет. У него нет души. Ведь душу нельзя вмонтировать. Зато можно пересадить стволовые клетки лягушачьего эмбриона, и он, как земноводное, оживет даже после полного проморожения. Можно подшить в легкие жаберную ткань, и он сможет дышать под водой. Собирали его в разных местах. Жабры пересажены в Пущино. Металлические суставы вживлены на Луганской биологической базе. Такой "оловянный солдатик" без повреждений прыгнет с двадцатиметровой высоты. Монстр Франкенштейна – тряпичная кукла в сравнении с нашим атлетом. Для создания этой антропомодели широко использовалась физиология боевых искусств древности. Но это все так, экскурс в бионику, наша задача – вернуть этот "объект" хозяевам.
Вадим, подавив приступ тошноты, отогнул простыню, чтобы взглянуть на руку "объекта".
– Не могу понять, почему он оставлял отпечатки босой ноги? Точнее, большого пальца…
Валентин поднял синеватую, перевитую жилами руку монстра. Она невесомо застыла в воз духе.
– Все понятно, пересажены меточные части органов. В данном случае меточный орган ноги – пальцы пересажены на руку.
– Но зачем?!
– Такая рука приобретает силу ноги и может сокрушать железо. В сердце его, вероятно, вшит клапан свиньи, ты ведь уже убедился, что сто километров в час для него не рекорд. Кроме того, он, как крыса, может проникать всюду, где пролезает хотя бы голова. Наш Щелкунчик – образцовый служака, аскет, рыцарь без страха и упрека. Из всего многообразия мира его интересует только исполнение долга. Ничего другого просто не вместится в его рыжую квадратную башку.
– Почему рыжую?
– Спроси лучше, почему квадратную… – проворчал Кобылка. – Рыжий ген оказался наиболее подходящим, скажем, вездесущим в кровном наборе современного человечества… Но не будем отвлекаться от темы. Война, убийство – его призвание, и никаких проблем с гуманизмом или "слезой ребенка"… Мозг упрощен и гениально доработан нейрохирургами, чтобы он не просил пищи, воды, женщины, никогда не скучал и не занимался поисками справедливости. Так что никакого афганского или чеченского синдрома! Ни квартиру, ни бесплатный протез он просить не пойдет. Выть под гитару в переходах тоже не станет. После окончания военных действий его нужно будет только слегка починить, смазать и уложить в рефрижератор, до следующей войны. Можно даже штабелем. Идеальные солдаты грядущего Армагеддона. Они не умеют обижаться. Представь себе, из нескольких сломанных кукол прямо на поле боя можно будет собрать одну или две, вполне работоспособные. Фантастика? Нет, реальность… Кроме того, у него виртуозно прооперированы мозговые структуры. Раскрыт канал для постоянного поступления информации от хозяина.
"Неужели все убийства – результат эксперимента, злой воли хозяина? – думал Вадим. – И Валька – действующая часть этого эксперимента?"
– А кто хозяин?
– Я и сам толком не знаю… – Голос Валентина звучал вполне искренне. – Видишь ли, он оказался в режиме автономного существования. Короче, сбежал, вернее, улетел, но не далеко. Программа убивать – единственное, что заложено в его непробиваемую голову. Обрати внимание на его жертвы…
В памяти Вадима всплыл мертвый зрак включенного экрана. "Что смотрели все эти люди перед смертью? Старики интересовались кровавой мистикой. Худенький веснушчатый паренек играл в убийство. Телевизионный экран, монитор компьютера работали как генераторы зла, мертвенное "око Нави", и биоробот настраивался, как приемник, на кодовую волну. Он врывался туда, где ребенок расстреливал солдат, где на экране взрывались дома и машины, лилась бутафорская кровь, где сатанинские щупальца жгли, мучили, расстреливали, рвали на части человеческую плоть… Значит, все погибшие были полноправными соучастниками бойни, их мозг содрогался от сладострастия, генерировал злобу, страх, жажду крови. Чудовище шло на бой с химерами и крушило живых кукол. Академики вскормили собственную смерть…"
– …Суммарное биополе города перегружено низкими разрушающими частотами – агрессия, похоть, страх, жадность… Он хорошо реагировал на импульсы, это уже своего рода достижение… – с вежливой грустью завершил лекцию Кобылка.
Они вновь поднялись в кабинет. Валентин задумчиво взялся за вспотевшую бутыль. Пока они осматривали Щелкунчика, невидимки успели накрыть стол, расставили блюда в ресторанных прозрачных судках. Пахло сытной, дорогой снедью. Вадим сглотнул слюну, но не смог есть в присутствии человека, которому больше не доверял. Он решительно остановил руку Валентина, энергично встряхивающего бутыль:
– Спасибо, но я теперь не пью.
– Напрасно, Медвежья лапа, напрасно! – чуть натянуто рассмеялся Валентин. – Ну, не бычься. Чтобы немного расширить кредит доверия, давай расскажу тебе сказку для взрослых. Помнишь девяносто первый, волны убийств, прокатившиеся по высшим партийным этажам, прости, оговорился, это были самоубийства. Так вот, наш герой, что чуть не сыграл в отходняк в твоих могучих карающих дланях, был отнюдь не статистом в этой почти античной трагедии…
"Где он научился так болтать? Или ему тоже немного промыли мозги по доктору Хаббарду?" – вяло подумал Вадим.
– Извини, Валентин, все это, конечно, интересно… А как же Муравьев?
– Какой Муравьев? – снова почти искренне удивился Кобылка.
– Убийство жены Муравьева тоже совершено этим вашим Щелкунчиком. Муравьев не виновен.
Валентин дожевал бутерброд, запил минералкой.
– Конечно не виновен… Мы следили за этим делом… Но он уже не вполне вменяем и вряд ли когда-нибудь сможет жить без медицинского надзора… Потеря жены, пожар в типографии, где набирали книгу, а копии и файлы были изъяты и пропали… Кто бы вынес такое?
– Вот так, был человек и нет человека… Значит, Щелкунчика на него просто натравили…
Валентин молчал, увлеченно дожевывая закуску.