IV
Они вышли в залив, и тогда Арвид поднял второй парус. Яхта резко увеличила ход и заскользила по сиреневой глади.
- Если ветер не упадет, - сказал Арвид Ольге, - то через полчаса мы подойдем к Юсовым дюнам. Там есть небольшой причал и замечательный песок на пляже. Можно будет и уху сообразить, тамошний рыбацкий артельщик мой давнишний знакомый… А пока я выпил бы чашечку кофе. В камбузе есть газовая плитка, там и кофе, колумбийский.
- Сейчас я напою вас, дорогой капитан.
Через несколько минут Ольга показалась в коротких дверцах, ведущих из каюты в кокпит, она держала в руках стопку книг.
- Это вместо кофе? - улыбаясь, спросил ее Арвид.
- Кофе скоро будет. Твои книги?
Арвид молча кивнул.
- Ну-ка, посмотрим, чем ты увлекаешься в свободное от службы время. Впрочем, я поняла уже, чо тебя не интересуют описания приключений Ната Пинкертона и подвиги Шерлока Холмса.
- Это и понятно, - сказал Казакис. - Ведь я сам себе и Холмс, и патер Браун, и комиссар Мегрэ.
- Пожалуйста, не очень, мой капитан, не надо хвастать…
Ольга принялась перебирать книги, присев подле Ар-вида, управлявшего яхтой.
Здесь были "Биография моря" Ричарда Кэррингтона, "Отчаянное путешествие" Джона Колдуэлла, "За бортом по своей воле" Алена Бомбара, "На плоту через океан" Уильяма Виллиса, "Курс Nby E" Рокуэлла Кента и другие книги, посвященные рискованным плаваньям отчаянных смельчаков.
- Ого, - уважительно заключила Ольга. - Подбор книг говорит о многом. Уж не собираешься ли ты отправиться в заморские страны в одиночку?
- Предпочел бы вдвоем, - ответил Арвид. - С тобой, как ты сама понимаешь.
- Из меня плохой будет помощник.
- Обучу. Это не так уж сложно, как может показаться на первый взгляд. В море главное - твердый характер. Навыки - дело наживное. Только все это грезы и мечты… Не знаю почему, но у нас не придают должного значения парусному спорту. Есть, конечно, в стране яхт-клубы, парусные учебные суда, но для великой морской державы этого мало. В прошлом веке российский флаг видели жители самых отдаленных уголков Земли. И думается мне, что плаванья спортсменов-парусников через океаны только прибавили бы нашей морской славе. Но у нас не только одиночных рейсов не бывает… Даже учебные суда-парусники не совершили ни одного кругосветного плаванья, разве что исключая довоенный "Товарищ".
- А на этой яхте молено отправиться в океан?
- Еще бы! Конечно! Только мне кажется, что вода в кофейнике закипела.
Ольга метнулась в каюту, и оттуда донесся аромат кофе. Потом, отпивая из чашки и удерживая румпель другой рукой, Арвид рассказывал Ольге:
- Может быть, мне самому не придется пройти через океан, но эту яхту строили под моим наблюдением. Поручение нашего яхт-клуба. Я постарался сделать ее такой, как ты видишь. Она несколько напоминяет "Уондерер-Ш", на котором супруги Хискок, Эрик и Сюзанна, дважды обогнули земной шар.
- Что ж, муж и жена вместе на одном судне - это приемлемо, - заметила Ольга. - А в одиночку… Бр-р… Страшно и совсем невесело.
Она передернула плечами.
- Говорят, и в одиночном плаванье есть своя прелесть, - отозвался Арвид. - Так вот наша "Прегодава" имеет водоизмещение девять тонн, это в соленой воде и с полным грузом. Парусное вооружение у нее шлюпа. А когда мы ставим грот и большой генуэзский стаксель, как вот сейчас, общая парусность составляет пятьдесят четыре метра. Удобные помещения, сама убедилась, цистерны для питьевой воды, кладовые для продуктов - все рассчитано на многонедельное плаванье в открытом море. Несложно и управление парусами. Когда у нас будет больше времени, я обучу тебя управлению парусами и практической навигации. Спасибо за кофе, Оленька. Вот там, видишь, мысок с маячишком? За ним и наш порт назначения. Скоро подойдем к причалу.
Трудно описать балтийские дюны. Особенно величественны они на узкой косе, которая протянулась от полуострова, закрывающего Западноморск с обеих сторон, к устьям Немана и Вислы. Нет, не поддаются дюны описанию, но тот, кто видел их когда-либо, уже никогда не забудет, и его вечно станет тянуть к этим огромным горам из чистого песка, в котором встречаются порой кусочки чудесного янтаря.
Арвид и Ольга бродили у кромки воды, поднимались на вершины дюн, чтоб полюбоваться и синими водами залива, и темно-зелеными волнами Балтики. Потом лежали на песчаном склоне, где не доставал их прохладный ветер с моря, молчали, разомлев под ласковыми лучами.
- Оля, - сказал вдруг Арвид, он приподнялся на песке и встал на колени, - Оленька! Как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округления бедер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой - круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое - ворох пшеницы, обставленной лилиями; два сосца твои, как два козленка - двойни серны; шея твоя, как столп из слоновой кости…
Ольга удивленно, широко раскрыв глаза, слушала Арвида, потом улыбнулась, опустила веки и откинулась на песок. Казакис, несколько смущенный вовсе не той реакцией, которой он ждал от нее, продолжал уже несколько неуверенным голосом:
- Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти… Подумал я: влез бы на пальму, ухватился бы за ветви ее, и груди твои были бы вместо кистей винограда. И запах от ноздрей твоих, как от яблок; уста твои, как отличное вино…
Он замолчал, растерянно глядя на Ольгу, а ей стоило больших трудов, чтоб не расхохотаться. Девушка вскочила на ноги, обхватила Арвида за шею рукой и повалила, смеясь, на песок.
- Чертушка ты мой, - говорила она сквозь смех. - Ишь, чего придумал! Хотел дитя атомного века улестить с помощью библейской Песни Песней мудрого Соломона. Поначалу я не поняла, потом догадалась, откуда у моего Арвида сей высокий штиль.
- Ты разве узнала?.. - спросил Арвид.
- Разумеется! Ты словно забыл, что я аспирантка филологического факультета?.. Всей Библии мы, конечно, не изучаем, в отличие от некоторых криминалистов, а вот Песня Песней, Екклезиаст, книга Иова и еще кое-что причислены к памятникам древне-восточной литературы. И как видишь, на мне твой прием не сработал.
- Увы, - скучным голосом произнес Арвид. - Это точно.
- А ведь признайся, после фразы "Уста твои, как отличное вино" ты собирался поцеловать меня?
- Собирался, - кивнул Арвид.
Глава шестая
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПЕТЕРСА
I
- Что вы знаете о Леонардо да Винчи? - спросил Федор Кравченко.
Присутствующие на совещании сотрудники недоумевающе переглянулись.
Арвид попытался было ответить, но Прохор Кузьмич предостерегающе глянул на него. Не торопись, мол… Давай помолчим, парень нам и сам скажет.
Никто не отвечал на странный вопрос Кравченко. Пауза затянулась, и Федор уже понял, что эффектного вступления к докладу о разработанной им версии не получилось.
- Конечно, - начал Кравченко, несколько обескураженный реакцией слушателей, - прямого отношения Леонардо да Винчи к делу об убийстве Маркерта не имеет, но косвенно - да.
- Интересно, - поощрил Федора руководитель группы.
Воодушевленный репликой Прохора Кузьмича, Кравченко продолжал:
- Я хочу рассказать вам об известной работе Леонардо "Тайная вечеря", этом величайшем произведении изобразительного искусства[13].
Понятно, что художник изобразил на ней всех учеников Иисуса Христа.
- И Петра тоже? - не удержался Арвид.
- Разумеется. Но дело не в самом Леонардо и не в его знаменитой "Вечере". Дело в открытии, которое сделал аспирант философского факультета Валдемар Петерс. А Петерс означает в переводе на русский язык Петров. Именно эту версию - связь фигурки апостола Петра в руке профессора с именем убийцы - мне и было поручено исследовать.
- Со всеми подробностями, Федор Гаврилович, - сказал Конобеев. - Ничего не упускай, даже если это покажется тебе несущественным. Ну выкладывай…
- Хорошо. Тогда сначала расскажу немного о существе работы Петерса, ведь именно это - одна из обнаруженных мною зацепок по делу. Валдемар Петерс трудился над диссертацией по эстетике творчества да Винчи и его заинтересовало отсутствие автопортретов художника. Есть несколько спорных рисунков, но Петерса сие, видимо, не устраивало. Зная о том, что многие мастера Возрождения довольно нередко оставляли собственные изображения на выполненных картинах и этюдах, аспирант принялся исследовать "Тайную вечерю". По ряду косвенных признаков он предположил, что в образе апостола Варфоломея художник изобразил самого себя.
- Пятый по времени присоединения к Христу апостол, - вполголоса заметил Казакис. - Его звали Нафанаил, Бар-Толмай, сын Толмая, что и превратилось в имя Варфоломей…
- Мне думается, что нет смысла приводить весь ход рассуждений Валдемара Петерса, - продолжал Кравченко. - Скажу лишь, что аспирант исследует этюд, изображающий голову Варфоломея, и, решив, что это автопортрет Леонардо да Винчи, сопоставляет его с еще одним рисунком, на который художник нанес даже сетку пропорций. Искусствоведы этот рисунок зачисляют также в автопортреты. Словом, Валдемар Петерс сопоставил детали лица всех рисунков, в которых подозревали изображение художника, воспользовался законами создания словесного портрета и пришел к выводу, что лицо Варфоломея в "Тайной вечере" - автопортрет Леонардо да Винчи.
- Этого Петерса да к нам бы в научно-технический отдел, - проговорил Прохор Кузьмич. - Любопытно, Федор Гаврилович, хотя и туманна пока связь с нашим делом.
- Доберемся и до связи, - сказал Кравченко. - Вы же сами просили подробнее. Между прочим, занимаясь этой историей, я установил, вернее, это установил наш аспирант, а потом уже из его работы узнал и я, что еще задолго до чтимого всеми нами французского криминалиста Бертильона, отца словесного портрета, Леонардо да Винчи создал собственный метод запоминания и графического воспроизведения "человеческого лица в профиль с одного раза и одного взгляда". Именно этим способом и пользовался Валдемар Петерс при идентификации изображения Варфоломея и его создателя. И последнее. У Леонардо да Винчи был друг, такой же титан эпохи Возрождения, архитектор, живописец, талантливый инженер, создатель трактата "Три книги о живописи". Звали его Леон Батиста Альберта. Леонардо знал о желании друга, которое он высказал в упомянутом мною трактате. Альберти писал: "Я прошу только об одном в награду за труды: пусть живописцы напишут мое лицо в собственных историях в доказательство того, что они мне признательны".
Валдемар Петерс оказался неплохим знатоком библейских источников, - продолжал рассказывать Федор. - Задумавшись над вопросом, где бы мог Леонардо да Винчи изобразить друга и поистине духовного собрата, Леона Батисту Альберти, Петерс вновь обратился к "Тайной вечере". Зная по тексту Евангелия, что Варфоломей и апостол Фома, по прозвищу Зилот, были братьями-близнецами, Петерс логично решил, что именно Фома Зилот… Вот он: посмотрите на репродукцию "Тайной вечери", у левой руки Христа, с поднятым указательным пальцем… Так вот, этот самый Фома, его прозвали еще потом Неверующим, он и есть Альберти. Поскольку подлинные портреты Альберти уже имелись в распоряжении исследователей, Петерс, пользуясь теми же методами, доказал и это предположение. В университете восторженно встретили его открытие. Студенты устроили аспиранту овацию. Впервые Петерс обнародовал то, о чем я вам рассказал, на расширенном заседании студенческого научного общества… Но у себя на факультете Петерс столкнулся с сильной оппозицией, и возглавлял ее не кто иной, как профессор Маркерт.
- Наконец-то, - со вздохом сказал Казакис.
Конобеев укоризненно посмотрел на него и покачал головой.
- Не буду вдаваться в суть возражений заведующего кафедрой, но авторитет у Маркерта, как вы сами понимаете, достаточно велик, и работу аспиранта не утвердили… Петерс был в отчаянии. Правда, парень он настойчивый… Сумел без помощи университета договориться о проведении эксперимента в Институте нестандартных проблем. Петерс ввел в тамошний компьютер данные о параметрах исследуемых им рисунков. Словом, электронная техника доказала правильность логических выводов и сопоставлений молодого ученого. И, как мне стало известно только что, теперь и Москва утвердила открытие Валдемара Петерса…
- Ну, а при чем здесь Маркерт? - спросил Ар-вид.
- Дело осложняется тем, что Петерс чуть ли не жених Татьяны, дочери профессора, - сказал Кравченко. - Но покойный Маркерт, по имеющимся у меня сведениям, не был в восторге от будущего союза. Почему? Этого я не сумел установить… О Петерсе же у всех доброе мнение. Во всяком случае, аспирант знал, что Маркерт противится развитию их отношений. Да еще этот разгром его работы… У Петерса не было причин любить профессора.
- Но это еще не мотив для убийства, - заметил Конобеев.
- Конечно, - согласился Кравченко. - И я бы так считал, если бы… В общем, мы имеем в активе: неприязненные отношения между Маркертом и Петерсом, фигурку апостола Петра, которую зажал в кулаке умирающий профессор как знак того, что убийца связан с именем Петр. И еще. В день убийства Татьяна Маркерт ждала Валдемара Петерса у входа в кафедральный собор. У нее был запасен для друга пригласительный билет на концерт органной музыки. Но Петерс к собору не пришел. Не явился он в тот вечер и домой. Я установил, что за два дня до убийства Петерс отправился с приятелями в туристический поход по Взморью. В день убийства группа была в ста километрах от Западноморска, но в наших краях это не расстояние. Так вот, ребята из группы показывают, что после обеда Валдемар Петерс собрался пойти в соседний поселок на почту. Нужно, мол, дать телеграмму… Обратно Петерс не вернулся. Никаких телеграмм, я уже проверил это, из поселка Петерс не давал. Больше никто его не видел. По крайней мере, родные и знакомые. Аспирант Петерс исчез. И еще одна немаловажная подробность: Валдемар Петерс занимался эстетикой и вместе с тем любил огнестрельное оружие. Более того, он мастер спорта по стрельбе из пистолета.
II
По лесной проселочной дороге мчался мотоциклист.
Дорога была пустынна, и водитель не жалел машину, гнал ее на максимальной скорости.
Вокруг стояли рослые ели, порой мелькали среди них скромные березы и осины. Они стыдливо жались к обочине, будто старались оторваться от строгого хвойного массива, где ощущали себя бедными родственниками, случайно попавшими в богатый и гордый независимым, породистым состоянием дом.
Хотя и считалась дорога проселочной, но покрытие ее сделано было на совесть. В этой части страны человеку за рулем вообще грех жаловаться на дороги, добрые дороги в Прибалтике…
Водитель мотоцикла одет был в синие хлопчатобумажные брюки с белыми заклепками на накладных карманах. Просторная кожаная куртка пузырилась за спиной. Желтые походные ботинки и белый шлем дополняли наряд, обычный для мотогонщика.
Вел машину он умело. На поворотах закладывал лихие виражи, порою снимал руку с руля, вскидывал рукав и смотрел на часы. Тотчас после этого мотоциклист резко увеличивал скорость. Судя по всему, торопился, опаздывал.
Встречных машин почти не было, а обогнать такого ездока никто пока не успел.
Впереди показался указатель: "До поселка Тукуй - 800 метров". Мотоциклист миновал указатель и теперь сбросил несколько газ.
Поселок он прошел на самой большой скорости, какую позволяла ему развить обстановка на улицах. Вырвавшись на простор, водитель вновь стремительно помчался по дороге.
За поворотом человек за рулем мог не видеть идущую навстречу грузовую машину с прицепом, но шестым чувством угадал, что впереди кто-нибудь да есть, и на всякий случай уменьшил стремительный бег.
В это время показалась машина. Ведомый ею прицеп был доверху нагружен досками. Мотоциклист увидел вдруг, как прицеп влетел в выбоину, и на хороших дорогах случаются они, доски резко подбросило. Две-три из них развернулись и повисли концами над дорогой, застряв вторыми на прицепе. Машина шла не быстро, но с левого ее борта мотоциклисту проехать теперь было нельзя. Там находились доски, которые неминуемо снесли бы ему голову вместе со шлемом.
Времени у водителя мотоцикла было куда меньше, чем ушло для написания этой фразы.
Шофер машины не знал, что произошло на его прицепе. Поэтому он удивился, когда увидел, как встречный мотоцикл вдруг метнулся влево. Мотоциклист хотел попробовать разойтись правыми бортами, выхода другого гонщик не видел. "Сумасшедший!" - едва успел подумать шофер и резко рванул руль в другую сторону. Машина успела уклониться от мчащегося, хотя и не с прежней скоростью, мотоцикла, но прицеп пошел за нею не сразу. Он все еще закрывал мотоциклу дорогу, и тогда гонщик сделал последнее, что он еще мог: вывернул в обочину, уходя от лобового удара в прицеп.
Шофер остановил машину, выскочил из кабины. Теперь он увидел волочащиеся по левому борту доски и понял причину странных маневров мотоциклиста.
С побледневшим лицом шофер бросился к нему. Мотоцикл, перевернувшись вверх колесами, застрял в придорожной канаве. Водителя отбросило метра на четыре в сторону от дороги, к деревьям… Он лежал у большой осины, выступившей от опушки, лежал неподвижно, лицом вниз, раскинув руки.
Трясущийся от пережитого страха шофер схватил мотоциклиста за плечо и медленно перевернул. Глаза пострадавшего были закрыты, но чувствовалось, что он жив. Шофер расстегнул ремешок шлема, освободил голову молодого парня, легонько пошлепал по щекам. Парень открыл глаза, в них плеснулось недоумение, смешанное со страхом. Он попытался подняться, и шофер стал помогать ему, обнимая за спину.
- Как чувствуешь себя? - спросил водитель. - Все цело? Нагнал ты на меня страху… Мать его за ногу!
Парень молчал. Он стоял пошатываясь, полуосмысленно, с непроходящим удивлением оглядываясь по сторонам.
- Чертовы доски! - выругался шофер. - Поначалу я на тебя грешил. Думал, чокнутый парень, сам под колеса лезет. А вышел из кабины - гляжу…
Водитель не договорил. Мотоциклист сделал два неуверенных шага в сторону. Чувствовалось, что он приходит в себя, обретает власть над телом. Вот еще шаг, еще… Все ближе и ближе к лесу.
- Куда ты? - сказал шофер. - Пойдем осмотрим твою тележку…
Он повернулся к кабине, из которой вылез теперь и его товарищ, не решаясь приблизиться к ним.
- Эй, Толик! Двигай сюда! Поможем парню машину наладить.
В это время неизвестный мотоциклист был уже у первых деревьев леса. Когда шофер окликнул его вновь, он вздрогнул и изо всех сил бросился бежать.
- Куда же ты! - кричал шофер. - Эй! Вернись! Ты же ни в чем не виноват! Вернись…
Водитель бросился вослед. К нему присоединился товарищ, но мотоциклист уже скрылся в чаще. Вдвоем парни обшарили ближайший участок леса, только никого там не нашли.
Разводя руками и недоумевая по поводу непонятного поведения мотоциклиста, шофер с напарником вернулись к машине. Вдвоем они осмотрели мотоцикл и пришли к выводу, что ехать на нем нельзя. Но и оставить мотоцикл на дороге шофер не решился. Они подняли пострадавшую машину в кузов. Затем шофер написал записку, подошел к осине, под которой недавно лежал пострадавший парень, и перочинным ножом приколол ее так, чтобы она смотрелась со стороны леса.
В записке водитель написал: