В ресторан вошла группа молоденьких проводниц, видно, захотелось поесть горячего… Они и заняли теперь соседний стол, оживленно обсуждая какие-то служебно-девичьи события.
Юрий Алексеевич медленно расправлялся с бифштексом, улыбался про себя… Ему было хорошо от ощущения скорости, с которой поезд приближался к берегам Балтийского моря. Леденев любил бывать на морском побережье. Четыре года войны прослужил Юрий Алексеевич на Северном флоте, ходил к берегам Лапландии в составе десантно-диверсионного отряда. Потом так и остался в Поморске до тех пор, пока Василий Пименович, бывший командир его отряда капитан-лейтенант Бирюков, ставший после войны начальником Поморского управления, не был переведен с повышением в столицу. Он и забрал с собою Леденева, успевшего к тому времени не раз отличиться в расследовании запутанных, каверзных дел.
Теперь он снова увидит море, Янтарное море. Конечно, по приезде в Западноморск на него навалится куча обязанностей и забот, но уж, наверно, сумеет выбраться в Юсовы дюны, где отдыхает жена. Конечно же, он повидается с нею…
Размышления о море и будущей встрече с Верой Васильевной навели Юрия Алексеевича на мысли о случившемся в Западноморске. Леденев вспомнил о загадочном намеке профессора Маркерта, пожелавшего дать им, следователям, как будто бы некий сигнал, как и где искать убийцу.
"Почему Петр, - в который раз подумал Юрий Алексеевич, - именно Петр? Ряд версий, связанных с личностью этого апостола, уже отработан, ребятами Жукова. По-видимому, снова надо будет заняться этими версиями, только сменить адреса… Постой, постой! Нет ли здесь намека на Ватикан, на его святейшество? Ведь апостола Петра христианская церковь считает самым первым папой, первым по времени наместником Бога… А что если Маркерт знал причины собственного убийства и дал нам понять, откуда тянется нить? Это уже кое-что… Надо предложить отработку и этого соображения".
Он вспомнил, что в одной из книг, взятых с собой, есть упоминание об апокрифическом, то есть непризнанном официальной христианской церковью Евангелии от Петра.
"Надо будет посмотреть повнимательнее это место", - подумал Юрий Алексеевич и подозвал официантку, чтобы рассчитаться за ужин.
Когда он вернулся в купе, попутчики его спали. Леденев осторожно забрался на полку, достал книгу, отыскал необходимое место и принялся читать.
Юрий Алексеевич узнал, что ссылки на Евангелие от Петра содержались уже у раннехристианских историков Оригена и Юстина. Евсевий же приводит в своей работе письмо Серапиона, епископа Антиохийского, датируемое 200 годом. Серапион пишет, что это Евангелие весьма почитается среди христиан Сирии. Но впервые папирус с Евангелием от Петра был найден лишь в 1886 году в могиле египетского монаха.
Рукопись написана от первого лица. Автор прямо заявляет, что он и есть апостол Петр. После распятия Христа, пишет ученик Иисуса, "я с товарищами своими был в печали, и мы, подавленные душевно, скрывались…"
"Довольно мощное свидетельство в пользу историчности Христа, - подумал Юрий Алексеевич. - Странно только, что церковь отнесла это Евангелие к числу апокрифических, запрещенных…"
Но, читая дальше подробное изложение Евангелия от Петра, Леденев догадался, что именно не устраивало богословов в этом писании. Автор не упоминает ни о каких страстях Господних во время казни. Прибитый к кресту Иисус "молчал, как бы не испытывая никакого страдания".
"По-видимому, - решил Леденев, - этот неизвестный автор был последователем докетизма[15]. А эту позицию церковь считала злейшей ересью. Еще бы! Таким образом с ее помощью подвергался сомнению основной догмат христианства, согласно которому собственными страданиями, именно страданиями, Бог-сын искупил первородный грех человечества. Конечно, Маркерт знал об этом Евангелии гораздо лучше меня. Надо попытаться достать на его кафедре подлинный текст, поискать зацепку и в нем…"
Юрий Алексеевич закрыл книгу, умостил ее на полочке, повернулся на бок и стал смотреть в окно. Мерное покачивание вагона, мелькавшие деревья, стук колес на стыках убаюкивали его, и вскоре следователь по особо важным делам спал сном праведника.
Ничего божественного ему не снилось.
Глава вторая
ХОД ЛЕДЕНЕВА
I
День выдался жарким… Но едва зашло солнце и сумерки принялись неторопливо закутывать зеленые улицы Западноморска, с Балтики потянуло прохладой и свежестью. К полуночи балтийский бриз вытеснил с улиц города нагретый воздух далеко на юг. Окрестности постепенно остывали, и морская влага готовилась выпасть на рассвете прозрачной росою.
А ночью стало уже достаточно свежо, чтобы прогуливаться в одной рубашке и брюках, в легком дневном платьице. Потому припозднившиеся влюбленные старательно закутывали зябнувших подруг в пиджаки и куртки.
У человека, который этим поздним часом продвигался улицами того района, в котором стоял дом покойного профессора Маркерта, не было ни подруги, ни пиджака, чтобы его согреть. Не спеша подбирался он к калитке особняка, где произошло убийство. Шерстяной спортивный костюм не стеснял движений, а кеды позволяли перемещаться предельно бесшумно…
Дойдя до калитки, человек медленно прошел мимо, разглядывая погасшие окна в доме.
Магда и Таня уже спали… Человек в спортивном костюме не изменил ритма движения и спокойно прошел мимо профессорского особняка. Все часы в Западноморске с большей или меньшей точностью показывали половину второго.
Закончился квартал, и таинственный любитель ночного воздуха повернул направо.
Теперь он вышел на улицу, которая лежала параллельно той, где стоял дом Маркерта. Все заборы здесь доходили до пояса, и перемахнуть этот, перед которым он теперь остановился, человеку не составило труда.
Осторожно пересек он двор и вышел к ограде, разделявшей два участка внутри квартала. Ограда была скорее символической. Вот и она осталась позади… Человек стоял уже под окнами кабинета Маркерта, опечатанного органами следствия еще с того печального дня.
Окна кабинета приходились довольно высоко. Неведомого пришельца это не смутило, потому как гостиная выступала вперед, образуя между первым и вторым этажами площадку. На площадку вела лестница. Ее приспособила Татьяна, превратив площадку в отличный солярий, где летом загорала с подругами.
Так же неторопливо, как действовал до сих пор, с кошачьей ловкостью человек поднялся по лестнице, подобрался к окну и осмотрелся.
Все было тихо и спокойно.
Достав из карманов принесенные с собой приспособления, человек проделал необходимые операции и вскоре аккуратно, чтоб ничто не нарушило ночной тишины, поставил к стене квадрат стекла, вырезанный из оконной рамы. Затем просунул руку в резиновой перчатке в образовавшееся отверстие и повернул шпингалет.
Окно в кабинет профессора Маркерта распахнулось.
Еще раз оглядевшись, человек легко взобрался на подоконник и исчез в глубине комнаты.
…Ей приснилось, что она забыла завернуть водопроводный кран в кухне. Вечером Магда оставила в раковине гору грязной посуды дожидаться, когда пустят воду: ее перекрыли в связи с ремонтом подстанции.
А потом вдруг пошла вода. Она заполнила раковину, закрытую пробкой, полилась на пол, подобралась к порогу и через приоткрытую дверь выбралась в гостиную. "Как я высушу теперь ковер?" - во сне подумала Магда, но с кровати не двинулась. Она и во сне спала…
А вода все текла и текла… Вот достигла она и порога ее, Магды, комнаты. Теперь Магда силилась проснуться. Она хотела встать с постели и пойти закрыть кран в кухне, но проснуться никак не удавалось. Так она и маялась, с ужасом прикидывая, какое количество вещей будет непоправимо испорчено, а уровень воды доходил уже до ее постели…
Наконец Магда ощутила холод, это вода коснулась ног, Магда глухо застонала, сделала последнее усилие и проснулась. Сон ее казался такой явью, что первым движением Магда подтянула ноги. Потом свесила руку, чтобы убедиться, как вода плещется вокруг.
Никакой воды женщина не обнаружила, но, тем не менее, ноги с кровати опускала с опаской.
Нашарив ночные туфли, Магда отправилась на кухню. Сон про незакрытый кран не давал ей покоя. В кухне было все, как всегда, в образцовом порядке, и Магда даже подивилась тому, что ей могло присниться, будто она оставила невымытой посуду на ночь. Такого с нею не случалось и в те времена, когда действительно бывали перебои с водой.
"Странный сон", - подумала Магда и решила сварить себе кофе. Она боялась, что не сможет сразу уснуть, а кофе к ночи всегда почему-то действовал на нее как снотворное.
В ожидании, когда закипит вода, Магда вышла в гостиную, оставив дверь в кухню открытой, и села в кресло, где было куда удобнее, нежели на белых табуретках. После этого нелепого сна Магда чувствовала некую разбитость и неуютность в членах.
Она сидела в кресле, прикрыв глаза и прислушиваясь: не закипел ли кофейник…
В доме было тихо. Татьяна спала в девичьей спаленке, и ей снились розовые и зеленые шарики в сиреневом небе.
Магда почувствовала, что ей пора встать и подойти к газовой плите. Она уже готовилась подняться, как вдруг услыхала шаги.
Поначалу ей показалось, что она продолжает спать и видит во сне, что доктор не умирал и теперь это он ходит в кабинете, оторвавшись от очередной рукописи и встав из-за письменного стола, чтобы немного размяться.
"Нет, нет! - подумала Магда. - Люди не поднимаются из могил, и мне уже снился этот потоп в доме…"
Она прислушалась. Шаги стихли. Но вот опять кто-то прошел наверху. Нет, это не снится ей, не снится…
Магда была храброй женщиной, и в другое время она отважно двинулась бы по лестнице в кабинет, прихватив для острастки хотя бы вон ту кривую саблю, что висит на стене.
Но сейчас кабинет был опечатан властью. А казенной печати Магда боялась больше, нежели того неведомого, что бродит по кабинету покойного профессора.
Магда встала из кресла, осторожно подобралась к телефону и понесла аппарат в кухню. Там она поставила телефон на стол, плотно прикрыла дверь в гостиную и уже тогда решительно набрала номер дежурного по управлению внутренних дел. Этот номер телефона оставил ей Конобеев.
II
Александру Николаевичу позвонили утром из обкома партии и пригласили на заседание, где его присутствие было обязательным.
Это случилось на второй день после приезда Леденева в Западноморск. Жуков хотел побывать на совещании, на котором Юрий Алексеевич войдет в первый контакт с его работниками.
Но Александр Николаевич торопился в обком партии-и ограничился тем, что представил Леденева оперативной группе Конобеева. Он добавил, что теперь вся группа вместе с руководителем поступает в распоряжение московского следователя по особо важным делам.
- Значит, я пошел, - сказал начальник управления. - Когда вернусь, прошу вас, Юрий Алексеевич, вместе с Прохором Кузьмичом зайти ко мне. Конечно, с материалами сегодняшнего вашего совещания. Желаю успеха, товарищи.
Леденев остался с группой Конобеева наедине. Прохор Кузьмич уже разговаривал с ним раньше и рассказал о тех, кто принимает участие в расследовании. Теперь Конобеев представил Леденеву каждого из них.
Сотрудники с любопытством и некоторым вызовом смотрели на Юрия Алексеевича. Они слыхали, конечно, о ряде дел, которые Леденев блестяще раскрыл в разное время. В их испытующих взорах присутствовала изрядная доля уважения. Но вместе с тем глаза сотрудников безмолвно выражали общую мысль: ну-ка, возьмись, попробуй, поломай зубы там, где нам пока мало что удалось сделать…
- Вот и познакомились, - сказал Леденев, последним пожимая руку улыбающемуся Кравченко. - Рад, товарищи, что мне придется работать вместе с вами в таком интересном деле. Если не возражаете, Прохор Кузьмич, я бы хотел послушать теперь тех товарищей, которые с самого начала были оперативно связаны со случившимся. Пусть расскажут и о самом событии и о тех версиях, которые были выдвинуты ими и отработаны… Даже если версии эти были отброшены потом в ходе следствия. Словом, обо всем с самого начала. Тогда и я быстрее войду в дело, и у нас у всех вновь предстанет перед глазами то, что мы уже имеем и что можем иметь в будущем.
Когда были выслушаны поочердено рассказы сотрудников, Юрий Алексеевич подвел итог:
- Итак, в работе пока одна версия: аспирант Петерс, которого до сих пор не нашли. Это в том случае, если мы ограничим круг наших поисков чисто апостольскими вариантами. Но мне думается, что предсмертный жест профессора Маркерта мы с вами должны исследовать диалектически. Пока же, мне кажется, рассматривались лобовые, лежащие на поверхности связи. Впрочем, рыбацкую профессию апостола сбрасывать со счетов, мне думается, вообще пока нельзя. Пусть она так и остается за Арвидом Карловичем, наряду с другими…
- Какими это? - спросил Казакис.
- А разве у вас нет иных версий, связанных все с тем же Петром?
Арвид хмыкнул.
- Почему же нет? - сказал он. - Этот галилейский рыбак, пожалуй, самый активный из всех учеников Христа и больше всех, судя по евангелиям, общавшийся с ним.
- Вот вы и возьмитесь за этого рыбака, Арвид Карлович, - предложил Леденев. - Еще раз проштудируйте Евангелие и выберите описания прямых контактов Христа с Петром, а также отдельные поступки апостола. Нужно, чтобы в этом была система. Иначе мы утонем в библейской информации.
- Казакису уже поручено сделать доклад про учеников Христа и особо по Петру, - заметил Конобеев.
- Это хорошо. Значит, я опоздал со своим предложением… Только, мне кажется, нет необходимости разбрасываться вниманием по всей дюжине учеников. У нас не хватит на это ни сил, ни времени. И потом… Ведь покойный профессор дал нам некое указание: апостол Петр. Кстати, вы знаете о существовании апокрифического Евангелия от Петра?
Все молчали, поглядывали друг на друга.
- Я сам узнал об этом два дня назад, когда прочитал вот эту книгу.
Леденев показал обложку.
- У меня она есть, в библиотеке взял, - сказал Кравченко. - Но прочитать не успел…
- Прочитайте, - предложил Леденев, - будет вовсе нелишне. Только нам необходимо добыть полный текст этого Евангелия. Мне думается, что на кафедре атеизма текст найдется.
- У меня он есть, - подал голос доктор Франичек, и оперативники повернулись к нему. Эксперт сидел в углу, за спинами собравшихся. - Сейчас я вспомнил, что показания апостола есть в одном из выпусков альманаха "Вопросы библейстики". Но сам я не читал Евангелие от Петра.
- Спасибо, - сказал Юрий Алексеевич, с любопытством взглянув на Вацлава Матисовича. Руководитель группы рассказывал ему об этом чудаковатом и оригинальном человеке. - Думаю, вы не затруднитесь принести этот альманах завтра?
- Сегодня принесу, - сказал Франичек. - После обеда.
- Значит, поищем и там, в этом запрещенном церковью писании. Хотя мне по-прежнему кажется, что профессор Маркерт вряд ли мог намекать так далеко и сложно. Впрочем…
Сделав паузу, Юрий Алексеевич предложил подумать о мелькнувшем у него в дороге соображении: не связано ли все случившееся с папой римским, с Ватиканом…
Арвид выразительно посмотрел на Вацлава Матисовича. Тот едва заметно кивнул ему. Вот, мол, приезжий товарищ с другой стороны подошел к тому, о чем мы говорили с вами вчера.
- Мы учитываем такую вероятность, - сказал Конобеев и протянул Юрию Алексеевичу синюю папку. - Вот что делается в этом отношении.
Леденев полистал папку, вздохнул и отложил ее.
- Все это будет проверено, но без нашего участия. Нас известят только о результатах. Наша же задача выявить вероятное здесь, в Западноморске. Мне вот что пришло сейчас в голову. Там ли мы ищем? Я имею в виду имя апостола. Ведь это Христос назвал рыбака Петром, то есть "камнем". Настоящее имя апостола - Симон… И, конечно, именно в качестве Симона ассоциировался он в сознании профессора-атеиста. Ведь я наверняка не ошибусь, если скажу, что покойный Маркерт знал евангельскую подноготную апостолов и самого Христа гораздо лучше, нежели собственную родословную. И Симон, сын Ионы, был для него в первую очередь Симоном. Не поискать ли убийцу и в такой ипостаси?
- Весьма мудрая мысль, - улыбаясь, но теперь улыбка была почти вызывающей, заметил Кравченко.
- А что вы называете "мудростью", Федор Гаврилович? - спокойными и приветливым тоном осведомился Леденев.
- Ну, мудрое - значит умное рассуждение, и вообще, - смешался Кравченко, теперь улыбка его была скорее жалкой.
- Мудрость есть не что иное, как просвещенное рассуждение. Но мудрость - это не наука. Мудрость есть возвышение души, - сказал Юрий Алексеевич. - Но это не мои слова. Так писал Гегель… В данном конкретном случае нам необходимо не только возвышение души. Нам нужна наука, именно наука. И логический метод, который позволит отбросить второстепенное и выйти на поражение цели. Между прочим есть смысл позаимствовать умение связывать науку с творческим вдохновением у вашего подопечного аспиранта Петерса, Федор Гаврилович. Убийца он или нет, а сам ход, которым он шел к открытию, заслуживает уважения.
Кравченко молчал.
- Извините, Юрий Алексеевич, - сказал Арвид, - но я хотел бы задать вам один вопрос. Может быть, правда, не совсем по теме…
- Пожалуйста, задавайте.
- Откуда у вас такое знание предмета? Мы-то уже давно штудируем Священное писание, и то плаваем в нем… А вы едва успели познакомиться с делом… Ведь не за сутки же, проведенные в поезде, успели так разобраться в Евангелии? Поделитесь опытом.
Леденев улыбнулся, покачал головой.
- Разумеется, суток для этого мало, хотя вы угадали: я и в поезде кое-что читал по этому вопросу, освежил в памяти некоторые библейские истории. Но и много раньше мне приходилось заниматься религиозными делами. И из любознательности, и по долгу службы. Однажды я вел большое дело Свидетелей Иеговы, нелояльной, мягко говоря, секты, которая, как вам известно, объявлена нашим государством вне закона. Расследование такого дела потребовало кропотливого изучения богодуховных книг. С завершением следствия интерес к атеистическим проблемам у меня не исчез, и я продолжаю читать литературу, регулярно выписываю журнал "Наука и религия". Знаете, Арвид Карлович, много поучительного можно найти при изучении методов, которыми пользуются для привлечения новообращенных различные религиозные школы. У них огромный психологический опыт, который не должен нами отрицаться безоговорочно и бесповоротно. И наконец, давно известная и не потерявшая актуальности истина: чтобы победить врага, надо знать его, убедительно?
- Вполне.
- Вот и хорошо. Прохор Кузьмич, мне хотелось бы побывать на месте происшествия, - сказал Леденев. - Кто бы мог сопровождать меня?
- Сейчас мы это решим, - ответил Конобеев. - Собственно говоря, чего тут решать… Видимо, нам придется отправиться туда вместе. Тут, товарищи, возникло два новых обстоятельства. Сначала о первом. Позавчера в управление пришло письмо, анонимный автор которого пытается вызвать подозрение против доцента Старцева.
- Старцева? - воскликнул Казакис.
Кравченко хмыкнул, но промолчал. Молчали и остальные.