- Да-да, именно. Я запрошу все документы, внимательно изучу дело… Возможно, это несчастный случай, который вы истолковали к своей выгоде…
- Какая же у меня может быть выгода?! - удивилась Дежкина. - Гибнут двое, их трупы пытаются выдать за чужие. На руке мужчины - часы Харитонова, на голове женщины - парик Журавлевой. Погибшие - бомжи, так что расчет точен - их долго не хватятся… если вообще кто-нибудь заметит пропажу…
- Хорошо, - сказал Стасюк, а теперь давайте посмотрим с другой стороны. В квартиру… этого…
- Харитонова, - вновь подсказала Дежкина.
- Именно, - кивнул Роман Тарасович. - В его квартиру проникают двое бомжей, крадут часы и парик… По оплошности происходит возгорание… воришки гибнут в огне. А вы говорите - убийство!..
Роман Тарасович вновь взял в руки карандаш, как видно давая понять, что аудиенция подходит к концу.
- И все-таки… - произнесла было Клавдия, но взвизгнул селектор, и искаженный Люсин голос доложил:
- Роман Тарасович, к вам префект!..
Стасюк развел руками и поглядел на посетительницу.
Дежкина поднялась. Да, Люся права - лысый, в очках и не понравился.
Дверь отворилась, и двое мужчин в стильных, с иголочки костюмах ступили на красный прокурорский ковер.
Роман Тарасович, как гостеприимный хозяин, двинулся навстречу.
- Следователь прокуратуры, - представил Стасюк Клавдию, когда обмен рукопожатиями подошел к концу.
- Дежкина, - сказала она.
- Мы, кажется, знакомы, - приветливо улыбнулся Клавдии второй мужчина, который все время на полшага почтительно отставал от первого, - Как продвигается расследование?..
Это был супрефект Олег Николаевич.
- Превосходно, - ответила Клавдия и покинула кабинет.
Ее никто не задерживал.
… - Ну как? Как новый?.. - остановили ее возгласы на выходе из приемной.
Дежкина сделала неопределенное лицо и пожала плечами.
Сотрудники прокуратуры были не сильно озабочены сменой власти, но любопытство - пуще неволи.
Клавдия торопливо миновала группы оживленно беседующих коллег и направилась восвояси.
- Говорят, он зять Филиппова, - звучали перешептывания в коридоре, - а Филиппов - это, сами понимаете, что такое…
- Мне говорили, он принципиальный… Жуткий дока. Всю районную прокуратуру извел… ну о-о-очень требовательный!..
- Требовательный - это хорошо. Не был бы придирчивым…
- Наверное, станет тащить свою команду… своих людей…
- Кто знает!..
- Слыхали? - вдруг ухватили Клавдию за локоть. - Стасюк!
Это был Семенов.
В другой раз Клавдия бы едва приостановилась из вежливости. Но сегодня ей вдруг захотелось поболтать ни о чем.
У Семенова в шкафу хранился замечательно мощный кипятильник, способный в минуту превратить в пар десятилитровое ведро воды.
Поэтому чаевничала здесь вся прокуратура, кроме Клавдиного кабинета, разумеется. Клавдия никогда не захаживала к своему кулинарному конкуренту, а вот сейчас решилась.
- Шило на мыло, - буркнула Дежкина по поводу Стасюка, когда вдвоем с Семеновым они оказались в дальнем его кабинете и Семенов уже извлек из шкафа знаменитый кипятильник и чашки, коричнево-черные внутри от чайного настоя. - По-моему, проблем с уходом Самохина у нас вовсе не убавится…
- Увы, - вздохнул Семенов. - Судьба, значит, такая. А с судьбой спорить - грех. У вас-то как?..
- Расследую дело о пропаже дворняги, - усмехнулась Дежкина.
- Слышал…
- А собачка-то, кажется, связана с наркотиками…
- О?
- Ладно, сначала разберусь, а потом буду рассказывать. Ну а вы? Трупы, убийства, погони, бандиты?.. - она указала на лежавшие на углу стола фотографии.
На фотографиях был изображен скрючившийся мужчина, распластавшийся в нелепой позе на железнодорожной насыпи.
- Меняемся, - предложил Семенов, - я вам - трупы, вы мне - собачку… Хочется, знаете ли, разнообразия. А то опять подсунули… ох! Вам везет!
Он вздохнул, глядя на кипу фотографий.
Клавдия - скорее автоматически, нежели из любопытства, - начала перебирать снимки.
- Что? - спросил Семенов, заметив перемену в настроении Дежкиной. - Не хотите?
- А? Что? - невпопад сказала Клавдия. - Так что, будут меня в этом кабинете чаем угощать - или как?..
Семенов поспешно заколдовал над заварочным чайником, и тема была забыта.
Клавдия наблюдала за торопливыми движениями его рук, а перед глазами стоял укрупненный фотоснимок, оказавшийся среди прочих.
Крупно: лицо мужчины с широкими скулами и удивленно приоткрытыми глазами, тяжелый подбородок.
Дежкина хорошо помнила этот подбородок… и руку, которая задумчиво почесывала щетину между подбородком и шеей.
Посетитель Чубаристова.
"Сибиряк".
Тот самый загадочный персонаж из дела Долишвили или Шальнова - Гольфмана…
Интересные дела.
Это был он - и он погиб!..
13.30–14.27
- Сумку на досмотр. Что в папке?
- Документы.
- Откройте… Табельное оружие?
- Нет.
- Привет, Клавдия. Как жизнь? Все жуликов ловишь?
- Ловлю, Симыч, ловлю… А ты все сторожишь?
Гаспаряна уже привели. Он ждал в боксе, пока Дежкина устраивалась за столом и просматривала документы. Алукиной сегодня не было - позвонила сама, приболела что-то.
- Так, может, перенесем? - спросила Клавдия.
- Нет-нет, я вам доверяю.
Приятно, что ни говорите.
- Ну, - сказала Клавдия официальным тоном, вновь пролистывая знакомое дело об убийстве тещи, - как дела?..
- Плохо, - по-детски искренне признался Гаспарян.
- Вот как? Что же произошло?
Гаспарян шумно вздохнул.
- Комары, госпожа следователь.
- Простите? - не поняла Дежкина.
- Комары.
Несколько мгновений они глядели друг на друга молча: Артур - покорно, а следователь - недоумевающе.
- При чем тут комары? - поинтересовалась наконец Клавдия.
- Как это "при чем"? - удивился Гаспарян. - Кусаются!
И в подтверждение слов он принялся всей пятерней скрести под лопаткой. Клавдия наблюдала за подследственным.
- На вашем месте я придумала бы что-нибудь эдакое, - сказала она. - Вам ли, с вашей инженерной смекалкой, жаловаться!..
Гаспарян вновь вздохнул.
- Придумать-то я придумал, госпожа следователь. Да вот без подручных средств идею в жизнь не воплотишь, - сокрушился он. - А идея, между прочим, великолепная, - в глазах инженера вспыхнул задорный огонь. - Представьте себе аппарат, который реагирует на звук!.. Зудит комар, подлетает поближе, и тут-то его… хоп!
Дежкина вновь посерьезнела, вчитываясь в строки Гаспарянова дела.
- Что ж, вернемся, как говорится, к нашим баранам. Объясните мне, пожалуйста, - попросила она почти приятельским тоном, - что это за история такая… с феном, а?
- Какая еще история? - буркнул Гаспарян с таким выражением лица, что сразу стало ясно: уж он-то хорошо понимает, какую такую историю имеет в виду следователь.
- Я жду.
Ответом вновь был обреченный вздох подследственного.
Он раздумчиво наморщил лоб и вдруг объявил:
- Сама она виновата была.
- Вот как, - полувопросительно-полуутвердительно откликнулась Клавдия.
- Именно что сама! - Гаспарян подался вперед и торопливо заговорил: - Я ее просил: "Не носите в дом всякую гадость". А она носит и носит! То книжку какую-то у соседки возьмет - на обложку стыдно поглядеть и содержание соответственное. То газету купит - "Секс-магазин". А то вот взяла и видеокассету принесла. "Стыдно, - говорю, - в вашем возрасте такими делами интересоваться". А она мне: "Я еще молодая, в самом соку".
Дежкина слушала, терпеливо постукивая по столу концом шариковой ручки.
- Что за кассета? - поинтересовалась она.
Гаспарян вдруг пошел розовым девичьим румянцем и застенчиво сообщил:
- Порнографическая, госпожа следователь. Там все показывается, как оно есть. Мне прямо перед женой стыдно стало, а теще хоть бы хны!.. Ну вот…
- Простите, - вновь подала голос Дежкина, - я не улавливаю связи…
- Очень просто, - сказал подследственный. - Там такая сцена была… когда муж в ванне сидит, а жена рядышком. Вот…
- И что? - спросила Клавдия, видя, что молчание затягивается.
- Ну… это… Он, значит, дрочился, а она с вибратором…
Теперь настала пора покраснеть следователю.
- Надо говорить "мастурбировал", - поправила она, дабы хоть как-то скрыть замешательство.
- Нет, - сказал, подумав, Гаспарян. - Он именно дрочился, а жена уронила вибратор в ванну, произошло замыкание и… тю-ю-ю!..
Он выразительно взмахнул в воздухе рукой, показывая, как грешная душа мужа отлетела на небеса.
- Оч-чень содержательное кино, - оценила Клавдия.
- Вот и я говорю: стыдобища! А она смотрела. Ну и мне пришлось, чтоб не отстать…
- И поэтому вы решили…
- Нет, не поэтому! Я же говорил, что я давно это решил. А тут идея появилась. Если вибратор упал в воду и вызвал короткое замыкание, то же самое можно устроить и с феном, ведь так? - Гаспарян поглядел на Дежкину, будто искал поддержки и одобрения.
- Давайте по существу, - предложила Клавдия.
- По существу, - согласился подследственный. - Я положил на полочку фен, а гвоздик, на котором полочка держалась, расшатал. К гвоздику привязал ниточку. А у нас в кухне дверь плохо закрывается. Ее закроешь, а она через пять минут медленно так отворяется. А теща не любит, чтобы, когда она моется в ванной, двери открыты были. Даже если это дверь кухни. Перед мытьем она все двери закрывает и только потом в ванную заходит… то есть, заходила, - грустно поправился Гаспарян, и на лице его вновь возникло детски виноватое выражение.
Клавдия с интересом наблюдала за мальчишескими реакциями этого лысеющего мужчины и размышляла о том, насколько же неистребима в душе человека тяга к детским играм.
Гаспарян, как в далеком дошкольном возрасте, придумывал домашние шалости, но результатом должна была стать не опрокинутая в суп полная солонка, а смерть "вредоносной тещи".
М-да, верно сказал кто-то умный: взрослые - это испорченные дети. Взрослые шалости дороже стоят.
- К двери я прикрепил шарик жевательной резинки, - продолжал свой рассказ Гаспарян, и на лице его против воли возникла улыбка - мечтательная улыбка изобретателя, донельзя довольного собственным предприятием. - Когда дверь кухни закрывалась, нитка прилеплялась к жевательной резинке. Потом, спустя несколько минут, дверь вновь должна была медленно открыться. Нитка натягивалась. Расшатанный гвоздь вылезал из стены. Полочка падала. Фен попадал в воду, происходило короткое замыкание… ниточка сгорала. Теща - тю-ю-ю!..
Вновь - выразительный жест, описывающий отход любимой родственницы в мир иной.
- Ну, и как вам мой план? - поинтересовался подследственный, распираемый гордостью.
- Оригинально, - усмехнулась Клавдия. - Лет на пятнадцать тянет. В колонии строгого режима.
- Никто в этой стране не в состоянии оценить гениальные придумки, - расстроился Гаспарян. - Какова была идея!.. А сколь виртуозное исполнение!..
- Насколько мне известно, план в ванной не удался…
- Увы, - кивнул подследственный. - Произошла ужасная накладка. Теща сначала решила искупать кошку… Эта кошка и так искрила всегда, а после фена - вообще. Как шаровая молния…
- Понятно, - сказала Клавдия, с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот.
- Госпожа следователь, - проскулил вдруг инженер, сложив брови домиком, - я глубоко сожалею о содеянном. И раскаиваюсь. Наверное, я не должен был так нехорошо относиться к собственной теще. А знаете, как это трудно - жить в маленькой квартирке, теща за стенкой и все время подслушивает, чем мы с женой по ночам занимаемся. Она даже кровать нам специально расшатала, чтобы погромче скрипела. Я точно знаю!.. - убежденно выпалил Гаспарян. - А потом стучала нам в стенку, когда мы… ну это… ну понимаете… Хотя я не сексуальный маньяк какой-нибудь, вы не подумайте!..
- Я и не думаю, - успокоила его Дежкина.
- Хотя, как жена говорит, могу быть очень даже ничего, - без ложной скромности прибавил подследственный и потупил глазки.
- Кстати, она вам пальто передала?
- О да! Большое спасибо. Зайчишко теперь не мерзнет.
- Хорошо, - заключила Клавдия. - Продолжим нашу беседу в другой раз. Я так понимаю, у вас еще есть, о чем мне рассказать. Помимо вопроса о ваших сексуальных достоинствах, разумеется, - не удержалась она от шпильки. - До встречи.
- Буду очень ждать, - проникновенно произнес Гаспарян.
- Сумку на досмотр. Что в папке?
- Документы.
- Табельное оружие?
- Не сдавала.
- Ну что, Клавдия, раскололся?
- Пока нет.
- Ну приходи еще…
15.40.-17.58
Нет, это уже становилось, какой-то патологией. Так просто нельзя. Ну что это такое - ходить и любоваться вещью, которую купить никогда не сможешь. Это просто какой-то душевный мазохизм. В городе столько музеев, в которых столько удивительных и прекрасных экспонатов, которых Клавдия еще никогда не видела. Ну почему бы не сходить туда? В Третьяковку, например. Она там в последний раз была еще в пору студенчества, и то забежала на час. Чтобы погреться и поцеловаться в тишине. Стыд-позор.
Это же какое-то мещанство - так влюбиться в обыкновенную шмотку. Она ведь и детей своих учила - не быть рабами вещей. Для этого даже термин специальный придуман - вещизм. Теперь нужно бороться с вещизмом в себе. Вот сейчас она развернется и уйдет отсюда…
Досчитает до трех и уйдет. И больше никогда сюда не вернется. И пусть висит. А она ни ногой. Пусть себе пылится. Пусть хоть сто лет провисит. Пусть его моль пожрет. А она все равно ни ногой…
Раз… Два…
Три!
- Простите, а можно мне его померить?
Она совсем не собиралась этого говорить. Честное слово, не собиралась. Просто как-то само собой вырвалось.
- Конечно, можно. - Девушка улыбнулась ей и сняла пальто с вешалки. - Зеркало вон там, в кабинке. Ну, держите.
Клавдия боялась к нему притронуться.
- Ну что, вы передумали? - Девушка уже повернулась, чтобы повесить пальто на место.
- Нет-нет!
Все-таки Люся-секретарша была права. Оно сидело на Клаве просто замечательно. Будто специально на нее шили. Правда, когда пальто было вот так близко, на собственных плечах, - оно как-то теряло свою таинственность; но зато в нем Клава вдруг почувствовала себя настоящей женщиной. Красивой женщиной. Страшной женщиной. Даже страстной женщиной. С т р а с т н о й. Вдруг как-то само собой стало понятно, как теперь нужно вести себя с этими мужиками, какие веревки из них можно вить. И ничего, что только ранняя осень. Можно с утра на пять минут надевать, и этого заряда на целый день хватит.
- Ул-лет! - бросила она своему отражению, надменно скривив губы. Даже это словечко из лексикона дочери в этом пальто прозвучало как-то естественно, с каким-то даже шармом, что ли…
- Ой, простите, я не знал, что занято.
Эта случайная мужская физиономия, на какое-то мгновение показавшаяся из-за занавески, была страшнее ушата холодной воды ранним февральским утром. Как будто током по всему телу. Как будто упала с десятого этажа. Упала и осталась жива.
В кабинете было пусто. Заглянувший было командированный из Саратова задал вопрос, который у самой Клавдии вертелся на языке:
- А где Чубаристов?
- Не знаю, - мрачно ответила Дежкина.
- Может, под столом? - пошутил командированный.
Она позвонила в картотеку, чтобы Игорь подготовил документы на Журавлеву и Харитонова в розыск, но напарника в картотеке не оказалось.
- Давно ушел?
- Часа два уже.
Полистала дело о "мерседесе". Вот еще посмотреть накладные по спиртному и можно писать обвинительное заключение. Хоть здесь какой-то просвет.
Клавдия думала, что в понедельник домой вернется часам, дай Бог, к десяти, думала, столько накопится за выходные новостей, дел, бумажек, - что не разгребешься.
Но вот на часах всего полпятого - а делать нечего.
То есть, конечно, дела были. Много. Все "висяки" надо шуровать и шуровать.
Но у Клавдии в голове что-то словно замкнуло. Ее все больше беспокоило даже не собачье дело, которое теперь уже можно квалифицировать совсем иначе и в котором забрезжил свет в конце тоннеля. Ее смутно - да-да, именно смутно - беспокоили, мягко говоря, странности с Чубаристовым.
"Ты хочешь ему отомстить, - самоуничижительно думала Клавдия. - Ты все-таки затаила на него обиду, ты все-таки злопамятная".
Но это была неправда. Клавдия на Чубаристова не обижалась. Более того, она чувствовала какую-то свою перед ним вину. А за странности последних дней уцепилась потому…
"Почему? Ну ответь. Почему?"
Потому, что это невозможно, сидеть в одном кабинете с человеком, которому не веришь. Не до конца веришь. Да даже если хоть чуть-чуть сомневаешься. У них такая работа - за спиной должен быть обязательно свой. Чистый, надежный, верный, предсказуемый…
Всю дорогу в метро Клава отсутствующим взглядом смотрела на молодую женщину, которая почему-то улыбалась ей лучезарной улыбкой, несмотря на то что вместо двух передних зубов у нее зияли черные дырки. И только под самый конец заметила, что женщина - это реклама журнала "Лиза", и зубы ей закрасил карандашом какой-то хулиган.
- Привет, че так рано? - Макс открыл дверь и тут же умчался в свою комнату.
Скинула туфли, сунула ноги в растоптанные домашние тапочки и зашаркала на кухню.
Макарон осталось мало.
- Макарон осталось мало! - закричала она Максиму.
- Что?!
Ну сколько так можно общаться?! Она с кухни ему кричит, а он из комнаты ей отвечает. Почему не наоборот?
Клава вдруг скинула фартук, сжала его в кулаке и двинулась к сыну в комнату. Хватит! Она ему сейчас все скажет. Она все скажет, что за столько лет накопилось. Как можно так с родной матерью?
- Может, тебе помочь? - Максим как раз шел на кухню.
- А где отец?
- В гараже копается. - Максим забрал у нее фартук. - Ты отдыхай, а я ужин приготовлю.
И как это они все чувствуют? Федор, конечно, как только придет, тоже на цыпочках ходить станет. У них, наверно, с Максом какой-нибудь условный знак: "Старуха сегодня не в духе". - "Понял, учту".
Клава помаялась по квартире и вернулась на кухню.
- Что мы готовим?
- Отбивную делаю, твою любимую, - ответил сын, и первый кусок мяса зашипел на раскаленной сковородке.
К чему бы придраться?
- Слушай, а как там у тебя с твоими тараканами? - поинтересовалась она. - Не побили тебя еще жильцы?
- Да нет пока. - Он засмеялся. - Но скоро уже…
- Ма-акс! Ма-акс! Принеси мне отвертку! И разводной ключ!
Это был Федор. Кричал с улицы.