Роман американского прозаика Корнелла Вулрича "Чёрный занавес" (1941) входит в серию написанных им в конце 30-х - начале 40-х годов так называемых "черных" романов (к ним относятся также "Чёрное алиби", "Чёрная дорога страха", "Чёрный ангел" и др.). Это детективы, в сюжет которых непременно включена и некая почти мистическая тайна, способная увлечь воображение читателя. На разгадке подобной тайны строится и сюжет "Чёрного занавеса".
Содержание:
-
От издателя 1
-
ЧЁРНЫЙ ЗАНАВЕС - (роман) 1
-
Cornell Woolrich - (1903–1968) 28
-
Примечания 28
Корнелл Вулрич
"Чёрный занавес"
От издателя
Серия "Библиотека классического детектива "Седьмой круг"" - собрание лучших интеллектуальных, психологических детективов, написанных в Англии, США, Франции, Германии и других странах, - была составлена и опубликована за рубежом одним из самых известных писателей XX века - основателем чрезвычайно популярного ныне "магического реализма", автором психологических, фантастических, приключенческих и детективных новелл Хорхе Луисом Борхесом (1899–1986). Философ и интеллектуал, Борхес необыкновенно высоко ценил и всячески пропагандировал этот увлекательный жанр. В своем эссе "Детектив" он писал: "Современная литература тяготеет к хаосу… В наше хаотичное время существует жанр, стойко хранящий классические литературные ценности, - это детектив". Вместе со своим другом, известнейшим аргентинским писателем Адольфо Биой Касаресом, Борхес выбрал из безбрежного моря детективной литературы наиболее, на его взгляд, удачные вещи, и составил из них многотомную библиотеку, которая в течение без малого трех десятилетий выходила в Буэнос-Айресе. Среди ее авторов и знаменитые у нас писатели, и популярные писатели-криминалисты, которых знает весь мир, но еще не знают в России.
Борхес нашел разгадку истинной качественности и подлинной увлекательности детектива: роман должен быть интеллектуальным и фантастичным, то есть должен испытывать читателя на сообразительность и будоражить его воображение, а также делать читателя активным участником волнующих событий. Сам писатель так определял свой критерий: в настоящем детективе "…преступления раскрываются благодаря способности размышлять, а не из-за доносов предателей и промахов преступников".
Детективы из серии Борхеса - это тонкая игра ума и фантазии, оригинальная интрига и непредсказуемая развязка, вечные человеческие страсти: любовь и ненависть, предательство и жажда возмездия, но никакой пошлости, звериной жестокости и прочих эффектов бульварной литературы. Торжество разума и человечности - таково назначение детективного жанра, по Борхесу.
ЧЁРНЫЙ ЗАНАВЕС
(роман)
Если меня окутает мгла
И я утону в море темных лет, -
Это не навсегда.
Я снова явлюсь на свет.
Роберт Браунинг
Глава 1
"Кем же я был?"
Сначала все вокруг плавало в густом тумане. Затем он почувствовал, как чьи-то руки прикасаются к его телу. Вернее, не к телу, а к тем предметам, что были на его теле. Руки освобождали его. Отбрасывали обломки кирпичей и штукатурки, под которыми он был почти погребен. С каждой минутой ему становилось легче.
Как сквозь вату до него донеслись слова:
- Вот и "скорая помощь".
- Перенесем его отсюда, чтобы они могли его осмотреть, - предложил другой голос.
Он почувствовал, как его подхватили, понесли и снова опустили на землю. Захотелось открыть глаза, но их ослепило пылью, попавшей под веки, и глаза пришлось закрыть. Вторая попытка оказалась удачней, и перед ним засияло яркое голубое небо. Вокруг он увидел обращенные к нему встревоженные лица.
Кто-то расстегнул на нем пиджак и рубашку и сильно надавил на бока.
- Ребра целы, - услышал он; потом ему стали сгибать руки и ноги. - Переломов нет. Легко отделался. Одной царапиной и шишкой на лбу.
Его приподняли, и с волос посыпалась бело-серая известковая пыль.
- Все хорошо, приятель, - сказал санитар. - Сейчас обработаем ранку, и делу конец.
Санитар что-то прижал к царапине, и пострадавший вздрогнул, как от укуса. Потом ко лбу прилепили пластырь, и санитар сказал:
- Все в порядке. Теперь можете встать.
Ему помогли подняться на ноги. Он вытянул руку и оперся на кого-то из медиков. Через мгновение он почувствовал, что держится на ногах.
- Вам лучше поехать с нами на более тщательный осмотр, - предложил санитар.
- Нет, спасибо. Мне гораздо лучше.
Ему хотелось скорее попасть домой. Наверное, уже поздно, и Вирджиния его ждет. Он не любил задерживаться.
- Ладно. Но если почувствуете себя неважно, стоит показаться врачу.
- Да, - ответил он. - Конечно.
К нему подошел полицейский с раскрытым блокнотом в руке и сказал:
- Позвольте я запишу ваше имя и адрес.
- Фрэнк Таунсенд, - ответил он не задумываясь. - Я живу в северном районе, Резерфорд-стрит, дом двадцать, квартира восемь.
На этом все кончилось. Карета "скорой помощи" умчалась. Полицейский, закончив писать отчет, повернулся и ушел. Лишь мусор на тротуаре и выбоина в верхней части дома, откуда сорвался кусок карниза, напоминали о происшествии. Плотная толпа зевак постепенно рассеивалась. Таунсенд начал пробираться между ними.
Парнишка лет двенадцати крикнул ему вслед:
- Эй, вот ваша шляпа! Возьмите.
Таунсенд повернулся и взял шляпу из рук подростка. Отряхнув от пыли, он приготовился надеть ее на голову, но вдруг замер и внимательно осмотрел шляпу изнутри. На кожаном ободке стояли инициалы Д. Н.
- Где ты взял ее? - обратился он к мальчику и отрицательно качнул головой. - Это не моя…
- Да нет же, ваша. Я видел, как она свалилась у вас с головы, когда вы падали.
Таунсенд в сомнении посмотрел на засыпанный мусором тротуар, заглянул в водосточную канаву, но никаких признаков другой шляпы не обнаружил.
- Вы что, не узнаете свою шляпу, мистер? - с насмешкой спросил мальчик.
Мужчины вокруг засмеялись. Они стояли, глядя на него с явным недоумением. А ему хотелось одного - поскорей убраться восвояси. После несчастного случая его все еще сотрясала нервная дрожь. Он попробовал надеть шляпу и не почувствовал никакого неудобства, будто эта шляпа всегда сидела на его голове.
Он смирился и пошел по улице, твердо зная, что на нем шляпа с чужими инициалами. Огляделся, не понимая, как попал в этот район. Что занесло его сюда? По обеим сторонам высились старые обшарпанные здания; на тротуарах полно людей, по проезжей части двигались в обе стороны тележки с ручной кладью. Зачем он здесь? По делам? По поручению Вирджинии? Как бы там ни было, но потрясение, испытанное им, выбило все из памяти. Он повернул за угол, взглянув на табличку с названием улицы - "Тиллари-стрит". Не останавливаясь, небрежно сунул руку в карман, чтобы достать сигарету.
Но вместо помятой пачки дешевых сигарет, которая залеживалась в кармане по нескольку дней, он вынул тонкий, гладкий, украшенный эмалью золоченый портсигар, зловеще сверкнувший на солнце.
От неожиданности он уронил портсигар и несколько минут ошеломленно смотрел на него, не решаясь снова взять в руки. Потом все же нагнулся и поднял портсигар непослушными пальцами, открыл и заглянул внутрь. Сигареты были не того сорта, к какому он привык. Ни внутри портсигара, ни снаружи не было надписи, которая подсказала бы, кому принадлежала эта вещь. Господи, откуда взялся этот портсигар и как попал в карман?
Он спрятал портсигар и с трудом заставил себя двигаться дальше. Ему было страшно стоять на месте и погружаться в размышления, которые лишь добавляли тревоги. Непонятный ужас витал над его головой, и он старался не поддаться ему, уберечься - как от удара молнии. Ему страстно хотелось одного - побыстрее добраться до дому.
Пришлось сесть в автобус, поскольку он оказался где-то в пригороде. Всю дорогу чувствовал себя словно в потемках, хотя салон был ярко освещен.
Он сошел на своей остановке, повернул за угол, и перед ним наконец возникла знакомая перспектива Резерфорд-стрит. Из последних сил он побрел к дому, где находилась его квартира. Еще несколько подъездов - и он будет на месте. Улица выглядела знакомой, но что-то в ее облике изменилось. Тут и там появились новые детали, но он не мог точно сказать какие. Он видел играющих детей, был с ними знаком, но они выглядели изрядно подросшими.
Прямо перед собой увидел свой дом. Однако когда он повернулся и хотел войти, внезапно остановился и замер в оцепенении на нижней ступеньке лестницы. Не мигая уставился на два окна своей квартиры слева от входной двери. Какие события произошли здесь с утра? Что, Господи Боже, случилось?
На окнах не было занавесок. Стекла мутные, покрытые пылью, словно их не мыли несколько недель. У Вирджинии все сияло чистотой. Неужели стекла за полдня могли прийти в такое состояние? Разве только она посыпала их золой или чистящим порошком, решила испробовать новый способ мыть окна? Кроме того, с подоконников исчезли горшки с геранью.
Он подошел к двери, бледный от волнения; сердце бешено колотилось. Вдруг он обнаружил, что потерял ключ от квартиры, - возможно, там, где произошел несчастный случай. Он уже не мог тратить время на поиски, ему хотелось как можно скорее оказаться внутри, отделаться от наваждения. Он с силой застучал металлическим дверным кольцом.
Жена не открыла, не впустила его. Он вернулся к подъезду и позвонил миссис Фромм, жене привратника.
Она выглянула и, казалось, была весьма удивлена, увидев его. Она тоже стала частью всего того странного и непонятного, что окружало его.
- Мистер Таунсенд! Господи, что вы здесь делаете?
- Что я?.. - повторил он в замешательстве.
- Вы решили снова снять прежнюю квартиру? Только скажите слово. Она ждет вас - последние жильцы съехали полтора месяца назад.
- Прежняя квартира? Полтора месяца… - Чтобы устоять на ногах, ему пришлось опереться рукой о стену. - Прошу вас, не дадите ли вы мне стакан воды?
Встревоженная миссис Фромм бросилась исполнять его просьбу.
Странность происходящего была так велика и так непостижима, что Таунсенд почувствовал, как волосы у него встали дыбом. Он изо всех сил старался сохранить душевное равновесие, любой ценой остаться в здравом уме. "Я Фрэнк Таунсенд, - уговаривал он себя. - Я пришел домой, как делаю это ежедневно. Почему со мной должно было случиться нечто странное?"
Когда женщина вернулась, он уже взял себя в руки и мог держаться хотя бы внешне спокойно. Инстинкт ему подсказывал, что ни миссис Фромм, ни кто-либо другой ему не помогут. Напротив, любое его действие только вызовет новые неприятности, может быть, его даже арестуют. Существовал лишь один человек, к которому он мог сейчас пойти, единственный человек, которому он мог полностью доверять. И как можно скорее нужно найти Вирджинию, где бы она ни находилась. Но где ее искать?
- Не скажете ли, где я могу найти мою жену? - спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и обыденно. - Мне на голову свалился здоровый кусок штукатурки, от удара у меня кружится голова, и я по ошибке пришел сюда…
- Ваша жена, мистер Таунсенд, живет на Андерсон-авеню. - Женщина удивилась, но сообщила все, что требовалось. - Это в двух кварталах отсюда, второй дом от угла. Она несколько раз заходила сюда спросить, не было ли писем на ее имя. На всякий случай она сообщила свой адрес.
- Спасибо, - еле слышно сказал он, отступая. - Право, смешно, как это я… э-э… заблудился?
Она проводила его до выхода на улицу, озабоченно покачивая головой:
- На вашем месте я не стала бы так небрежно относиться к своему здоровью. У вас, возможно, сотрясение мозга…
Таунсенд со стучащим, как молот, сердцем бросился бежать по улице. Теперь он испытывал не только страх. Тайна становилась все более глубокой и темной. Сначала шляпа с чужими инициалами. Потом обнаруженный в кармане портсигар, которого он никогда прежде не видел. А теперь вот его пустая квартира, переставшая быть его жилищем за какие-то несколько часов между утром и вечером. И наконец, привратница говорила с ним, словно с их последней встречи прошли недели, а то и месяцы. Он пустился бегом по направлению к Андерсон-авеню.
В конечном счете нужное место отыскалось, но его охватил ужас, когда он прочел имя. Это было ее имя, а не его. На ящике для писем было обозначено: "Мисс Вирджиния Моррисон". Что она делает в этом незнакомом доме, под своей девичьей фамилией? Почему она так срочно выехала из их семейной квартиры? Что там могло произойти?
Однако, что бы ни произошло, он знал, что все разъяснится. Буквально через несколько минут. Тем не менее эта мысль не принесла ему успокоения. Все стало таким непонятным, что его почти одинаково страшили и продолжающаяся необъяснимость событий, и возможная их разгадка.
Таунсенд позвонил у входа, щелкнул замок, и он оказался в подъезде. Подошел к двери, номер на которой совпадал с номером возле кнопки звонка. Остановился и подождал.
Тянулись минуты, которые ничто не могло остановить. Минуты, похожие на бред, в течение которых ничего не происходило, минуты напряженного ожидания чего-то и смутных догадок, чем это что-то обернется.
Он услышал по ту сторону двери приближающиеся шаги и отступил на шаг назад. Дверная ручка повернулась, язычок замка спрятался, и дверь слегка - на несколько дюймов - приоткрылась. Они оказались лицом к лицу друг с другом.
Он и она. Фрэнк Таунсенд и его жена Вирджиния.
Он любил называть ее своей куколкой. Она всегда напоминала ему тряпичных кукол с веселыми личиками и раскинутыми в стороны руками и ногами; таких кукол обычно сажают на комод или на платяной шкаф. У Вирджинии, видимо из-за длинных рук и ног, была привычка плюхаться в кресло. Она не опускалась в него, как все, а переваливалась через подлокотник. Еще она носила прямую челку, закрывавшую лоб почти до самых глаз. Маленький рот был словно вышит красными нитками. Да, это была она.
Но сейчас кукла выглядела вялой и потрепанной. Она была прежней Вирджинией, это так, но перемены коснулись и ее. Все было так же, и все было иначе. Просто она была чуть поблекшей, с лица ушли яркие краски, не сияли, как прежде, глаза.
Он подумал, что Вирджиния вот-вот рухнет на пол у его ног. Но женщина ухватилась за притолоку, и это помогло ей устоять на ногах. Она прислонилась лбом к дверному косяку и простояла так с минуту, словно глаза у нее устали и, словно уткнувшись в этот чертов косяк, она давала им отдых.
Потом Вирджиния вдруг подалась вперед и очутилась в объятиях Фрэнка.
- Вирджиния, дорогая, дай мне войти, - произнес он. - Я до смерти напуган. Со мной творится что-то несусветное. Я хочу домой, хочу быть с тобой.
Они вошли в квартиру, и она спиной затворила дверь, не выпуская его из своих объятий, словно дверь могла унести его прочь, едва она опустит руки. Потом Фрэнк оказался в спальне и, сбросив ботинки, сидел на краю одной из двух до малейшей детали знакомых кроватей-близнецов. С другой кровати все было снято, даже матрац. Ее отодвинутый к стене голый остов был завален грудой коробок и мелких вещей. Та, на которой Фрэнк сидел, находилась в образцовом порядке. Он откинулся на спину, а Вирджиния, войдя в комнату, приложила к его голове холодный компресс.
Потом она села рядом, взяла в ладони его руку и прижалась к ней щекой. Она молчала. Он знал, что она напугана не меньше его самого. Он вопросительно поглядел на нее.
- Вирджиния, - наконец проговорил он, - та бутылка ржаного виски, что ты подарила мне на Рождество…
- Я сохранила ее, - ответила она прерывающимся голосом, поднялась и вышла из комнаты. Фрэнк чувствовал, что ему необходимо немного выпить.
Вирджиния возвратилась и протянула ему стакан. Он крепко сжал стакан пальцами, словно сама его жизнь зависела от этого предмета.
- Вирджиния, я себя как-то странно ощущаю. Словно я потерялся. Я ничего не могу понять. Может быть, это из-за удара по голове. Я хочу узнать от тебя все. На улице со мной произошли удивительные вещи, хотя они не имеют большого значения. Главное, что тебя заставило сделать это? Почему ты так внезапно переехала, даже не предупредив меня? Почему, когда я сегодня утром отправился на работу…
Она быстро подняла руки и сплетенными пальцами зажала себе рот. Послышался сдавленный вскрик.
Он вскочил на постели и с силой отвел ее руки.
- Вирджиния, скажи мне!
- Фрэнк, Боже мой, что ты говоришь? Сегодня утром?.. Я переехала сюда с Резерфорд-стрит больше полутора лет назад!
Оба являли собой классический образец донельзя взволнованных и напуганных людей. Быстрым движением Фрэнк опрокинул в рот содержимое стакана и сжал голову руками. Пустой стакан подрагивал рядом на пружинах кровати.
- Но я помню, как у дверей поцеловал тебя на прощание! - теряя всякую надежду, сказал он. - И я помню, как ты крикнула мне вслед: "Ты не забыл шарф? Сегодня холодно".
- Фрэнк, - сказала она, - но даже погода могла бы тебе подсказать правду - ведь сегодня тепло, и на тебе не было ни шарфа, ни даже пальто. Ты ушел зимой, а сейчас весна. Тогда было тридцатое января тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Я никогда не забуду этот день… не смогу забыть. А сегодня… Подожди, я хочу, чтобы ты сам убедился.
Вирджиния выскользнула из комнаты, через минуту возвратилась с вечерней газетой и протянула ему.
Фрэнк с ужасом остановил взгляд на дате: 10 мая 1941!
Листы отброшенной газеты веером разлетелись по полу, а он с силой прижал костяшки пальцев к глазницам.
- Боже мой! Что же происходило в течение всего этого времени? В течение этих недель, месяцев, лет? Ведь я помню все до последней мелочи, что происходило в то утро. Я даже помню, что накануне мы ходили в кино посмотреть Макдональда и Эдди в "Розали". Мне кажется, это было вчера. А сегодня после того, как на Тиллари-стрит мне на голову свалился кусок карниза, и после того, как врачи привели меня в порядок, я просто продолжил путь домой. К себе домой. Что произошло за эти полтора года?
- Ты ничего не помнишь?
- Это время пролетело, как щелчок секундной стрелки. Даже еще быстрее, ведь щелчок остается в памяти и ты можешь припомнить его, если надо. А это время пролетело так, словно его и не было.
- Может быть, мы сходим к врачу…
- Никакой врач не вернет мне времени. Это случилось не с ним, а со мной.