– Ну и замечательно, – развеселился Барышников. – Меня зовут Николай Васильич, как Гоголя… В этом прямое указание на мою гениальность!
Он громко захохотал над собственной шуткой. Я робко улыбнулась, пытаясь сделать мою улыбку искренней. Ничего у меня из этой затеи не получилось, потому что Барышников перестал смеяться, хмыкнул и спросил:
– А Сережа рассказал вам о специфике моего творчества?
– Да, конечно, – кивнула я.
Не знаю, чему он обрадовался больше – тому, что не надо обучать меня тонкостям воровского арго, или тому, что я согласна нести пиитическую ахинею.
– Оч-чень хорошо, – пропел он, потирая руки.
Он протянул мне свою повелительную длань и проговорил:
– Позволите?
Я немного опешила.
Что, собственно, я должна была ему позволить? Неужели он начнет "обольщаться" моей красотой при Аристове?
Дело-то в том, что Николай Васильевич не-Гоголь смотрел на меня недвусмысленным взглядом, да еще и начал странно подмигивать, так игриво, что по моей спине побежали мурашки.
– Ну? – пошевелил он пальцами.
Я уставилась на эти толстые пальцы в рыжих кудрявых волосках в таком шоке, что и сказать ничего не могла. Со страхом подняв на него глаза, я встретила требовательный взгляд небольших буравчиков и пролепетала:
– Что… вы имеете в виду?
– Я? – удивленно переспросил он, не сводя с меня пристального взгляда. – Я имею в виду стихи, моя хорошая. Вы принесли мне свои, так сказать, пробы пера?
Облегченно вздохнув, я нахально протянула ему листы с "моими" стихами.
Он принял их довольно благосклонно, напялил на кончик носа огромные очки (причем мне показалось, что там простые стекла вместо линз) и зашевелил губами, вчитываясь в творения Вийона.
Иногда он удивленно посматривал на меня, отчего я чувствовала себя в кожаном кресле примерно так же, как смертница на электрическом стуле. Ну, все – сейчас включат рубильник, и моя песенка будет спета…
Я готовила себя к самому худшему.
Но в этот момент в дверь позвонили.
Он отложил листы в сторону и пробормотал:
– Извините, ради бога…
Поднявшись, он вышел.
Мы с Аристовым услышали, как он что-то негромко сказал, потом дверь открылась, хлопнула, и по его быстрым шагам вниз я догадалась, что он решил спуститься к своему посетителю.
Во мне мгновенно проявились сыщицкие инстинкты. Я встала, огляделась и подошла к секретеру.
Секретер был внушительный, сработанный под старинный, и показался мне похожим на бульдога-тяжеловеса.
Я открыла ящик.
– Что ты делаешь? – вскричал напуганный моим безнравственным поступком Аристов.
– Сую свой нос в чужие дела, – ответила я, хладнокровно рассматривая найденные мной бумаги.
Впрочем, они оказались полной фигней – счета, какие-то записки, которые я бегло просмотрела.
"Н.В.! Ждали вас вчера весь день, где вы были? Позвоните. Б.".
Ничего интересного. Еще несколько маленьких повелительных эпистол от неизвестной Б. Какая-нибудь дама, скрытая от посторонних глаз?
"Коленька, не забудь про завтрашний день!" "Заходила, но вас не застала. Перезвоню. Дело очень важное, касательно М.".
Последняя записка меня немного заинтересовала, поскольку литера "М" могла указывать на Марину.
Я повертела листок в руках, но ни даты, ни подписи там не было. Немного подумав, я решила, что, несмотря на свою страсть к запискам, которые Барышников хранил с трогательной бережностью, он вряд ли обнаружит ее пропажу, и сунула бумажку в карман, повинуясь приступу клептомании.
– Как ты думаешь, – осторожно спросила я, – он ни о чем не догадался?
– Надеюсь, – неопределенно пожал плечами Сережка.
Я нервно поежилась, представив себе все самое худшее, что могло произойти.
И, поразмыслив, пришла к утешительному выводу – а ничего! Ну, в крайнем случае, он просто выгонит меня взашей, и мне придется думать, как узнать о Марине. И, кстати, о Марине…
– Не забудь все-таки спросить у него, может быть, он что-то знает?
– В этом я не сомневаюсь, – криво улыбнулся Аристов. – Наверняка знает, вот только вряд ли захочет делиться с нами своими знаниями!
– Думаешь, он все-таки преступник?
– А ты думаешь иначе?
Я еще никак не думала. Конечно, Барышников был противным типчиком, но ведь это еще не повод подозревать его в самых ужасных злодеяниях!
Он задерживался.
Прошло уже двадцать минут, а его все не было. Я успела обшарить все ящики, исключая бельевой шкаф, и собиралась теперь приступить к изучению его содержимого. Удерживало меня одно – вероятность найти там нечто ужасное, что может свести меня с ума. А мой рассудок был мне пока еще нужен.
Поэтому я снова уселась в кресло, разглядывая Аристова, который нервничал и ерзал на стуле, посматривая на часы.
Понять его было можно!
В конце концов, это даже невежливо – бросить своих гостей, пусть непрошеных, на волю судьбы…
Я встала и подошла к окну, в надежде увидеть причину его долгого отсутствия.
Во дворе толпились люди, и все они испуганно вглядывались в барышниковское окно, будто я своим появлением их изрядно напугала.
Приглядевшись, я обнаружила еще подъехавшую "Скорую", из которой вылезли два санитара с носилками, и…
– О черт! – выругалась я.
Схватив Аристова за руку, я вытащила его из квартиры и в бешеном темпе стянула за собой вниз по лестнице.
– Ты что, обалдела? – спросил он меня. – Куда…
Я приложила палец к губам.
– Тс-с-с! – прошипела я. – Сделай веселое лицо, и линяем в темпе "аллегро виваче", если ты не хочешь вляпаться в пренеприятную историю.
– ?!
Его глаза выглядели огромными и круглыми блюдцами на возмущенном лице.
– Что ты…
На объяснения у меня не было времени. И не было особенного желания сейчас быть замеченной. В собравшейся вокруг тела толпе мне сразу бросилась в глаза внушительная фигура Ирины Тимофеевны.
Она стояла, прижав к груди руки, с застывшим от ужаса лицом, и смотрела вниз.
Слава богу, мне удалось пробраться вдоль стены и вытащить за собой непокорного Аристова.
Оказавшись на проспекте, я с облегчением выдохнула:
– Ну, все… Пронесло, кажется!
– Сашка, да объясни же наконец! – подал голос Аристов.
– Понимаешь, Сережа, похоже, нашего с тобой знакомого Николая Васильевича только что убили. И нам надо было срочно убираться подальше от любопытных глаз, – ответила я.
Он ждал продолжения, ошарашенный этим известием, но я пока сама находилась в полнейшем неведении.
Мимо нас промчалась милицейская машина, и я им немного позавидовала – сейчас мне больше всего на свете хотелось узнать, что же произошло во дворе дома, где только что убили Николая Васильевича Барышникова?
Глава 7
Никогда мать Пенса не даст согласия на наш брак, и будет права! Разве приличный мужчина может жениться на девушке, которая притягивает убийства, как магнит? Разве он сможет спокойно уснуть рядом с юным созданием, чья жизнь усыпана не розами, а трупами?
Так горестно размышляла я, двигаясь к своему дому, почти забыв про своего спутника, старательно сопящего за моей спиной.
– Значит, теперь мы ничего не узнаем о Марине? – робко спросил он.
– Почему? – удивилась я. – Наоборот… Сам подумай, ведь его именно она и могла бы убить, потому что…
Я не договорила. Фантазия тут же развернула передо мной страшную картину.
Барышников соблазняет несчастную Марину, причем в извращенной форме. Как это делается, я себе не представляю, просто у Ванцова это часто мелькает в протоколах. Догадываюсь, что это ужасно неприятно, и поэтому именно так все и происходило! Значит, Николай Васильевич, с отвратительной физиономией, с похотливой улыбкой, извращается над бедной Мариной, та, не в состоянии смириться с позором, обрушившимся на нее, исчезает, чтобы зализать раны. Но совершенное против нее злодеяние не дает ей спокойно уснуть.
Она бродит в ночной рубашке по саду, смотрит на луну, а перед ее мысленным взором все еще стоит лицо обидчика.
И тогда она решается.
Утром, прижав к груди фамильный пистолет…
"С глушителем", – усмехнулась я.
Выстрела-то слышно не было! И вообще какая-то загадочная история получилась с этим выстрелом… Надо было мне спуститься вместе с убиенным…
И ты тоже оказалась бы убиенной, напомнил мне холодно внутренний голос. Тогда уж точно Пенсу не разрешили бы на тебе жениться!
Вряд ли он и сам бы этого захотел, огрызнулась я.
Внутренний голос немного помолчал, явно обдумывая, как бы меня уколоть побольнее, и выдал омерзительное замечание: он не уверен, что Пенс и сейчас горит желанием соединиться со мной узами брака.
Это было уже слишком!
– Подсказал бы, что там случилось, – зло пробурчала я вслух. – Все лучше, чем нести ахинею!
Сережка отшатнулся и в испуге вытаращился на меня, почти беззвучно просипев:
– Я? Откуда я могу знать?
Кажется, в отличие от меня, насильственная смерть работодателя произвела на него ошеломляющее впечатление.
Ну да, вспомнила я. Он же не частный сыщик, для него это в диковинку… Бывают же на свете счастливые граждане, чьи девственно чистые умы не тронула суровая реальность!
– Это я со своим внутренним голосом ругаюсь, – беспечно пояснила я, улыбаясь.
Он отчего-то еще больше испугался, отшатнувшись от меня еще дальше, на безопасное расстояние, и осторожно поинтересовался:
– И часто ты с ним ругаешься?
– Раз по сто на дню, – призналась я. – У него, знаешь ли, такой мерзкий и склочный характер…
Кажется, я его окончательно испугала, потому что он остановился и смотрел на меня с загадочной жалостью.
– Саша, – наконец сказал он. – Мне кажется, тебе надо сменить род деятельности. Неизвестно, куда это может завести твою… э-э… психику.
Я окинула его взглядом с ног до головы и, когда смысл фразы дошел до меня, не нашла ничего лучше, как расхохотаться, чем довершила полученное им впечатление.
Если учесть, что мой смех Лариков частенько называет "безумным", то думаю, он произвел на беднягу Аристова просто ошеломительный эффект. Тем более что я вдруг резко остановилась и сказала:
– Знаешь, я передумала. До моего дома тащиться долго, и я рискую совсем тебя напугать… Вдруг тебе в голову придет нездоровая идея по дороге упечь меня в психушку! К тому же я так сейчас обескуражена, что лучше уж свалю все это на моего босса! Он обитает неподалеку, поэтому пойдем к нему!
По глазам Сережки я поняла, что он успокоился. Правда, он явно хотел спросить, как у Ларикова с душевным здоровьем, но я не спешила его расстраивать.
Пусть думает, что Андрей Петрович человек солидный, без моих приколов…
Потом, в сравнении с ним, я начну казаться Аристову воплощением здравомыслия!
* * *
Лариков в сердцах швырнул трубку.
Где эта Саша мотается?
Лиза смотрела на него – о нет! Внутрь его… Ее взор проникал в самую его душу, заставляя Ларикова сладко трепетать, открываясь навстречу этим восхитительным синим глазам!
– Ее нет, – вздохнул он. – Но это ничего! Сейчас мы поедем ко мне и позвоним оттуда.
Она усмехнулась.
– В принципе, можно обойтись и без нее, – проговорила она.
Лариков нахмурился. Честно говоря, он не мог обойтись без Саши. Поскольку, хотя и отмечал неоднократно некоторую неорганизованность и бестолковость, свойственные ее поэтической натуре, он отдавал себе отчет в том, что Сашкина интуиция развита куда сильнее, чем его.
– Не могу, – развел он руками. – У моей Сашки есть дар, который ничем не заменишь. Она умеет "выбирать скакуна". То есть угадывать, чем начинен человек. Определять его истинные качества!
– О, вы знаете Сэлинджера? – удивленно округлила свои прекрасные глаза несравненная Лиза.
– Опять же не я, – признался Лариков. – Опять она.
– Вы меня заинтриговали своей помощницей, – проговорила Лиза, слегка улыбаясь. – Переводит с французского Вийона, много читает да еще и неплохой психолог… Единственное, что может меня утешить, так как я начинаю меркнуть рядом с ее образом, – она, наверное, старше меня? Она взрослая?
– Нет, – замахал руками Лариков. – Она еще очень юная. Почти ребенок. Такой, знаете ли, замечательный рыжий ребенок с непоседливым характером…
– Еще минута, и я начну вас ревновать, – сказала Лиза, поднимаясь. – Пойдемте, поскольку у нас не так уж много времени. И надо же мне поскорее познакомиться с вашей рыжеволосой красавицей!
Лариков испугался, что обидел ее, так как дифирамбы в Сашкин адрес могли оказаться чересчур возвышенными и страстными, хотя ревность Лизы его приободрила.
Но, когда Лиза обернулась, он поймал в ее глазах насмешливые искорки и успокоился.
Они вышли из дома и отправились вдоль по проспекту, мимо ярмарочных лотков и ярких реклам.
– Никогда не думала, что мой характер "степной волчицы" позволит мне работать с другим сыщиком, – призналась Лиза. – Вот уж действительно – никто ничего не может знать наперед! Надеюсь, наш тандем не окажется бестолковым?
"Трио", хотелось поправить Ларикову, но он промолчал.
Она ведь еще не знакома с Сашкой! А познакомившись, они придут друг от друга в восторг и подружатся!
Правда, внутренний голос осторожненько намекнул, что Лариков отличается некоторой наивностью, думая, что хорошо знает женщин, но Лариков отмахнулся от этого здравого рассуждения.
* * *
Наверное, происшествие все-таки повлияло на мой рассудок, потому что я долго трезвонила в дверь, пока до меня не дошло, что наш офис пуст.
– Где его носит, – пробормотала я, открывая дверь ключом. – И так каждый раз… Когда он мне нужен, он так и норовит куда-то улизнуть!
Я сняла ботинки и кивнула Аристову:
– Проходи, сейчас сварю кофе… Если, конечно, он оставил нам с тобой хоть горстку.
– Кто? – спросил недоумевающий Аристов.
– Мой босс, – буркнула я.
– Мы к нему домой пришли? – спросил он, оглядывая комнату. Его взгляд задержался на разобранной кровати, которую я тут же застелила, проклиная моего неразумного босса за этакое разгильдяйство.
– Нет, мы пришли в офис, – ответила я, заталкивая подушки в шкаф.
Теперь взгляду Аристова предстал вполне цивилизованный диван.
– Присаживайся, – кивнула я ему.
Он сел на краешек, продолжая смотреть на меня как на сумасшедшую.
Ну конечно! Человеку в здравом рассудке не придет в голову называть это заброшенное бунгало офисом! Только моя пылкая фантазия способна придать лариковской квартире такой серьезный имидж.
– Надеюсь, в мое отсутствие он не водил сюда порочных женщин, – грустно сказала я.
Пройдя на кухню, я так разозлилась, что предпочла бы свалиться замертво сразу, а не после того, как перемою гору посуды, наваленную в мойку.
Ну да, вспомнила я, пуская воду. Мой босс отправился на слежку и решил, что никто сюда не забредет, пока он отсутствует. Разве что я.
Кстати, о слежке…
Как-то не бросился мне возле "объекта" его призрачный силуэт… Или он сумел добиться таких ошеломительных успехов в деле конспирации, что научился косить под придорожный кустик?
А если его там не было, тогда где его черти носят?
Какой все-таки легкомысленный тип, покачала я головой укоризненно. Без моего присмотра так и тянет его в тенеты греха! Наверняка отправился купаться в нудистскую баню с красотками топлесс!
Представив длинного, как африканский жираф, Ларикова купающимся с фривольными красотками, я не смогла сдержаться и огласила квартиру новым шквалом истерического хохота.
Бедняга Аристов немедленно возник на пороге, глядя на меня уже окончательно перепуганными глазами.
– Саша, ты в порядке? – спросил он, на всякий случай держась от меня подальше.
– Да, я в абсолютном порядке, – кивнула я. "Это ты явно не в себе", – хотела добавить я, но удержалась: нельзя же требовать от человека, впервые увидевшего убийство, чтобы он сохранял здравый рассудок и твердую память. Это же не я, чей путь господь решил усеять подобными происшествиями, чтобы окрепла моя юная и целомудренная душа!
Он сидел, нахохлившись, и не собирался брать себя в руки.
Я вздохнула.
Да, Саша, сказала я себе. Еще неизвестно, с кем проще общаться – с большим оригиналом Барышниковым, только что превратившимся почти на наших глазах в труп, или с этим юношей, который доселе производил впечатление нормального человека, готового к житейским трудностям!
Кстати, о Барышникове…
Кто же все-таки к нему пришел? Почему Барышников предпочел спуститься вниз, не желая знакомить нас со своим гостем? И в то же время он явно знал этого человека и не ожидал от него этакого подвоха!
Да еще и пропавшая Марина…
Ох, треснет моя голова от плохих мыслей и предчувствий, и только мать и Пенс будут сожалеть о моей горькой участи!
– Позвони Марине, – попросила я, пододвигая Аристову телефон. – Может быть, она давно дома, смотрит "Спасателей Малибу" и даже не подозревает, что по ее милости мы тут переживаем бурные потрясения, опасные для психики.
– Она не смотрит телевизор, – пробурчал Аристов, которому почему-то намеки на психику не нравились.
– Ну, не смотрит, – согласилась я. – Тогда она уютненько устроилась перед роялем и тихонечко наигрывает Первый концерт Чайковского… Позвони, тебе же нетрудно набрать ее номер?
Он понял, что я от него не отвяжусь. И набрал номер.
Длинные гудки были слышны аж в моем уголке. То есть в другом конце комнаты. Потом в трубке затрещало, и Аристов сказал:
– Алло… Будьте добры, пригласите Марину… Нет? А когда… Простите.
Он положил трубку.
– Ее нет, – мрачно проговорил он. – Когда она будет, они не знают. Спрашивали, кто звонит, я не сказал.
– Почему? – удивилась я.
– Чтобы они не прибавили к моим опасениям еще и свои, – признался этот эгоист.
Я возмутилась:
– Черт бы тебя побрал, Аристов! А почему бы тебе не подумать о том, что им что-то известно и они бы тебе это сказали? Или что ты прибавил им еще этих твоих дурацких "опасений"?! Воля твоя, но ты полный идиот! Дай мне номер, я сама позвоню!
Он замотал головой:
– Не дам… Не хочу об этом думать, мне и так страшно!
– Дай номер! – грозно сказала я.
Он ничего не ответил. По тесно сжатым губам я поняла, что он собирается стоять насмерть.
– Ну хорошо, – протянула я. – Хотя ты ведешь себя крайне подозрительно. Может быть, именно ты украл Марину?
Он продолжал молчать.
– Предположим, она влюбилась в Барышникова… Ты сходил с ума от ревности и убил ее, а теперь боишься, что правда выйдет наружу.
– Не мели чепуху! – взорвался он.
– Тогда почему бы тебе не дать мне их телефон? – невинно улыбнулась я.
– Потому, – доступно объяснил он.
– Тогда не мешай мне молоть чепуху, – сказала я. – Итак, ты ее убил, разрезал на мелкие кусочки и собрался спустить в унитаз, как…
– Да возьми этот свой телефон! – истерически крикнул он. – Сил нет слушать твои страсти-мордасти!
– Спасибо, – улыбнулась я, принимая от него, как божественный дар, записную книжку, открытую на нужной странице.
"Овсянникова Марина".