2: 4
- Допустим, я сделал глупость. Но в бесконечных анкетах, которые приходится заполнять, устраиваясь на работу в солидные фирмы, встречается и пункт о родителях. Кто возьмет на ответственную работу человека без рекомендаций, у которого к тому же отец сидит в тюрьме? Да еще за экономическое преступление! Не объяснять же, что тогда была другая страна, и слово "дефицит" было в ней чуть ли не самым популярным? Я долго думал над этим пунктом. В конце концов я-то в чем виноват? И после некоторых раздумий я его похоронил.
- Как это? - испугалась Ксения.
- Достал фальшивую справку о смерти. Думаешь, врачи есть не хотят? Так я стал сиротой. В смысле, что имею на иждивении мать-инвалида. Ей тоже все оформили, как положено. Нет таких документов, которые не продаются.
- А ты не боишься, что…
- Ему еще несколько лет сидеть. А к тому времени, когда он вернется, я уже не буду нуждаться ни в рекомендациях, ни в начальниках. Да и папа себе работу найдет, не сомневаюсь. Но мне еще нужно время. Поэтому, когда сегодня пришел следователь и стал расспрашивать про Евгению…
- Ты испугался?
- Да. Она тебе ничего не рассказывала? Про ту случайную встречу?
- Встречу? Какую встречу? Ах да, - сказала Ксения, словно что-то припоминая. - На юге.
- Ну да. В Сочи. Всю жизнь мне не везет! Всего-то на два дня, и мы бы разминулись! Я всегда отдыхаю на юге в сентябре. Получается гораздо дешевле, народу меньше, да и фруктов больше.
- С мамой отдыхаешь? - язвительно поинтересовалась Ксения.
- Да. С мамой. И в этом году в конце сентября…
- Разве в этом году? - удивилась Ксения. В сентябре она не ездила на юг с подругой. И вообще никогда не ездила в Сочи.
- Что, плохо помнишь? Или я тебе не так интересен?
Ксения испугалась, что он замолчит. Или поймет, что на самом деле Женя ей ничего не рассказывала. Но Попов уже не мог остановиться:
- Да, в конце сентября. В Сочи, в гостинице. Если бы я еще был один! Но моя мама! Это же сама наивность! Она первая кинулась к Евгении: "Ах, Женечка, ах, как мы давно не виделись, ах, как у Володи все хорошо, какую замечательную работу он нашел!" Ну и так далее. Все выпалила. Я пытался ее остановить. Тем более что Женька начала задавать наводящие вопросы: "А в какой фирме, какую должность?" И под конец: "Да что вы говорите?" И так недобро на меня посмотрела… Я тебя только об одном прошу: не надо про это рассказывать следователю. И про отца, и про встречу в гостинице. Ну, был я ее приятелем когда-то. Но мы же расстались по-хорошему! И сколько лет после этого прошло! А деньги мне ее не нужны. Я просто не хочу, чтобы выплыла вся эта история. Знаешь ли, за фальшивые документы…
- А ведь ты мог ее убить, - задумчиво сказала Ксения.
И он снова испугался:
- Я?! Да ты что?! Я был на работе!
- Да ладно врать. Наверняка был обеденный перерыв.
- Но до стадиона же далеко! Полчаса, не меньше, да и то при полном отсутствии пробок. А в тот день…
- Что, пробки были? С обеда опоздал? - усмехнулась Ксения.
- Замолчи ты! Слышишь?! Не был я на стадионе!
- Не кричи. Мама услышит.
- Послушай, если ты будешь болтать…
- Что, и меня убьешь?
-Да вы все помешались, что ли?! Меня сегодня обвинили даже в том, что я имею сотовый телефон! Почему я, сотрудник крупной фирмы не могу его иметь, спрашивается?
И тут Ксения догадалась:
- Значит, звонок Жене перед матчем был с твоего телефона? И следователь это узнал? Чего ж проще, звонки-то все регистрируются!
- Я потерял этот телефон, - устало сказал Попов. - Или у меня его просто украли. Не я ей звонил, понятно? Не я.
- Ох ты, как удобно! Телефон потерял, на матче не был.
- Но пойми ты, я ведь прекрасно знаю, что любой звонок Женьке на сотовый тут же будет зафиксирован! Установить, откуда звонили, - раз плюнуть. Зачем же мне так подставляться?
- Да, может, ты просто хотел с ней отношения выяснить. А она тебя послала куда подальше. Ты разозлился и…
- Во всяком случае, следователь не счел убедительным эти доводы. Меня просто допросили, в частном порядке. - Попов снова перешел на сухой официальный язык. Ксения видела, что он постепенно замыкается, уходит в себя.
- Хорошо, я уйду, - сказала она.
Попов посмотрел на нее настороженно:
- Чего ты хочешь? Ведь ты не Женька, с тобой можно договориться. Так скажи только.
- Да ничего мне от тебя не надо!
- Наследством делиться не хочешь, да? Выясняешь потихоньку, от кого можно избавиться? Так я согласен - никаких претензий.
- Хорошо, - обреченно сказала Ксения. - Считай, что мы договорились.
Он тут же плеснул коньяку сразу в обе рюмки:
- Выпьем? За договор?
Ксения на свою посмотрела с опаской. От этого одержимого всего можно ожидать. Владимир Попов усмехнулся:
- Думаешь, отравлю? Не бойся, пей, Черри.
Она глотнула, закашлялась, почувствовав, как жидкость буквально распорола горло. Какая отрава!
- Ну все, хватит! - сказала Ксения. - Я пошла.
- Давай. - Попов по-прежнему смотрел на нее как-то странно. Ксении стало страшно. А вдруг это он Женьку ножом? Похоже. Решила найти убийцу самостоятельно. Нашла, ну и что дальше? Только бы выбраться поскорее!
Стараясь не поворачиваться к нему спиной, Ксения попятилась к двери. Попов шел за ней словно привязанный и зудел:
- Чего ты, ну чего?
- Володя, девушка уже уходит? - крикнула из другой комнаты мать.
Ксения вдруг обрадовалась, что они не одни в квартире. Не будет же он ее прямо здесь убивать?
- Мама, я сейчас ее провожу и приду, - сказал Попов.
- Нет! - вскрикнула Ксения.
- Как хочешь, - пожал плечами Владимир. - Только не говори потом, что я не джентльмен.
"Сволочь ты!" - подумала про себя Ксения, вылетая на лестничную площадку. То ли от страха, то ли от выпитого коньяка ноги у нее подгибались.
- Ох, не в свою я ввязалась игру! Глупая, очень глупая, девочка Черри! - бормотала Ксения, прислоняясь спиной к холодной стенке лифта.
Уже потом, на улице, ей в голову пришли две важные мысли. Первая о том, что Женька, наверное, чертовски разозлилась, когда этот парень ее бросил. Тогда, в двадцать лет, это должно было стать для нее, победительницы Евгении Князевой, настоящей трагедией. И причиной бросать всех остальных первой. Должно быть, она затаила на Попова зло и вполне могла захотеть с ним рассчитаться, испортив зануде карьеру. Это было в характере подруги: последнее слово всегда оставлять за собой.
И вторая мысль, от которой Ксения пыталась поскорее избавиться, - зачем Женька летала в Сочи? Ибо Ксения вдруг вспомнила, что в сентябре этого года подруга исчезла внезапно на три дня, оставив в квартире ее и Германа. Ни ей, ни своему бой-френду ничего не объяснила ни до исчезновения, ни после. Теперь Ксения поняла, что Женька просто не хотела, чтобы Ксения проболталась Герману, где она была. Ибо в Сочи она могла тайно улететь только по одной причине. И причиной этой был Владимир Попов.
Гейм седьмой
0: 15
Ночью ей снились кошмары. Ксения проснулась на взмокшей простыне и с ужасом посмотрела в темное окно. Никогда раньше она не боялась привидений. Что привидения? Испугают, но не предадут. Теперь, в пустой трехкомнатной квартире Жени Князевой, Ксении вдруг стало страшно. Она была почти уверена, что нашла его. Но что дальше?
"Я - трусиха, - ругала себя Ксения. - Дуреха и трусиха".
Телефон молчал. Ксения мелко дрожала и боялась выключать свет.
- Все люди - маньяки, - сказала она вслух. Впервые в жизни ей захотелось напиться. Вместо этого Ксения взяла со стола телефон.
- Это я, - сказала она, услышав в трубке сонный голос бывшего мужа.
- Какого черта… - выругался было он, но потом спохватился: - Черри, это ты? Что случилось?!
На ее часах было половина третьего ночи.
- Все, - сказала она коротко.
- Мне приехать?
- Тебе завтра на работу.
- Завтра суббота, - напомнил он. - Выходной.
- Я не знаю, что делать.
- Ты нашла убийцу, девочка Черри? - Или ей показалось, или в его голосе была откровенная насмешка.
- Ты один?
Он замялся.
- Что, она спит? - спросила Ксения, чувствуя, как знакомо проваливается в пустоту сердце.
- Послушай, это не имеет никакого значения. - Бывший муж говорил очень тихо, словно боялся кого-то разбудить.
"Мерзавец", - грустно и без всякой злости подумала Ксения и не удержалась от насмешки:
- Не имеет никакого значения то, что она спит, или то, что просто существует? И кто на этот раз? Богатая женщина? Старая, молодая?
- Она просто моя начальница.
- Все понятно: кроме всего прочего - твое алиби.
- Ну, раз ты все выяснила, то это уже не актуально.
- Дурак, - сказала Ксения и повесила трубку.
Было такое чувство, что ее все бросили. Генка женился, Герман сейчас с ее приятельницей Валентиной, даже у бывшего мужа кто-то есть. А она-то подумала, что это все правда: его любовь, раскаяние, планы на будущее. А ему, оказывается, гарантии нужны! Пока не позвала, надо иметь кусок хлеба на черный день. Вот она, оказывается, какая - любовь! Теперь телефон звонил, но Ксения уже не брала трубку. Ей хотелось только одного - определенности. Знать, что она навсегда останется в этой квартире, что будут деньги на еду и одежду, будет нормальная жизнь с нормальным человеком и никакого страха перед тем, что все это когда-нибудь кончится.
Она заснула, когда больше не было сил вглядываться в темноту. Во сне ей казалось, что пришла Евгения, стоит у ее кровати, смотрит и смеется.
Рано утром Ксения поехала в общежитие к Анатолию Воробьеву.
На вахте ее долго расспрашивали, к кому идет, записывали паспортные данные и наконец пропустили. Ксения прошла мимо охранника с таким чувством, что в кармане у нее бомба. Подозрительность всегда создавала у нее ненужные комплексы.
Обшарпанные стены, запахи мусоропровода создавали впечатление, что где-то рядом стоит помойное ведро, которое никогда не опорожняют. Она старалась не дышать, пока пешком поднималась на пятый этаж. Трудно было представить, что здесь живут люди. В пролетах между этажами пустые бутылки стояли вперемешку с мятыми пакетами из-под молока. Ксения подумала, что давно уже от этого всего отвыкла.
Это было общежитие квартирного типа, и, как поняла Ксения, Анатолий Воробьев занимал одну из комнат в квартире номер тридцать восемь. Ксения долго не решалась позвонить, потом коротко нажала на оплавленную черную кнопку. Кто-то пытался поджечь звонок, а потом чертил на стене горелой спичкой матерные слова. "Пошли вы все…"
- Да пошли вы… - услышала Ксения от мужика в тельняшке, очень похожего на ее соседа по коммуналке. Он открыл дверь и стоял перед ней, слегка подкачиваясь. Потом вдруг заморгал: - О, да здесь дама! Пардон.
И, плюнув на ладонь, пригладил растрепанные жидкие волосенки.
- Мне бы Анатолия.
- Воробья? Заходи.
Мужик широко распахнул дверь и стал оглядывать Ксению с головы до ног весьма откровенно. Она замялась, опустив глаза в пол и рассматривая разводы на грязном линолеуме. Мужик хмыкнул и шагнул в коридор, стукнув по пути кулаком в какую-то дверь:
- Толян! К тебе баба! Симпатичная. Не забудь пригласить на огонек!
Ксения, не снимая обуви, подошла к той же двери, постучала.
- Анатолий! К вам можно?
- В-войдите, - раздалось из-за двери.
В его комнате было почище. Не так уж плохо для холостяка. Мебель старая, но добротная, все вещи, кроме одежды, разложены в идеальном порядке. Джинсы вместе с рубашками валяются на стуле рядом с кроватью.
Ксения внимательно разглядывала хозяина. Да, это он, тот самый брюнет с пляжа. Волосы растрепались во сне, лицо помятое и не такое привлекательное, как ей тогда показалось. Сколько же лет прошло с тех пор? Жаркое летнее солнце, кустики чахлой травы на пляже, загорелые лица бывших одноклассников… Ей, Ксении, двадцать три. Она счастлива.
- Вы меня не помните? - спросила Ксения и снова поняла, что Генка прав: никто не умеет стаким серьезным лицом задавать глупые и ненужные вопросы. Ну откуда он может ее помнить?
Брюнет все еще соображал с трудом:
- В-в-восемь часов утра! Да в-в-вы с ума с-сошли!
И Ксения поняла, почему он почти все время молчал тогда, на пляже: Анатолий Воробьев заметно заикался. И здорово по этому поводу комплексовал. Доброй Ксении сразу же стало его жалко. Такой красивый мужик, и на тебе! Номер второй в списке Евгении Князевой.
- К-кто вы? - спросил он, почти проснувшись.
- Черри. Мы один раз встречались. На пляже. Я училась в одном классе с Женей Князевой.
- С-с-с… Женя?!
Он окончательно проснулся и натянул на себя свитер. Ксения тут же об этом пожалела, потому что смотреть на Анатолия было приятно. Гораздо приятнее, чем слушать его. С мышцами хорошо развитого торса у него все было в порядке, не то что с речью.
- П-подождите. Я умоюсь.
Когда он вернулся минут через десять, Ксения отметила, что парень все-таки хорош. Не так, конечно, как ее бывший, но в толпе заметен и женщинам должен нравиться. Если бы он еще не боялся с ними заговорить. А он боялся. Поэтому и жил до сих пор в общежитии, постоянно менял работу и никак не мог остановиться на чем-нибудь одном.
- Может, вам кофе сварить? - спросила Ксения, видя его состояние. Воробьев явно стеснялся незнакомой девушки и ее насмешек. - Да вы не бойтесь, я сюда принесу.
Он молча кивнул, и Ксения вышла на кухню. Мужик в тельняшке курил "Приму", открыв настежь окно. Было ужасно холодно, но Ксения поняла, что возражать бесполезно.
- Где тут можно завтрак приготовить? - спросила она.
- Чего? Прямо так сразу? Воробей уже завтрак успел заработать? Ну дает мужик! Силен!
Ксения схватила турку, ткнула мужику в лицо:
- Его? Ваша?
- Да бери. Все кругом колхозное, все кругом мое. Про коммунизм слыхала? Это когда от каждого по способностям, а каждому по потребностям. И потребности и способности у нас примерно одинаковые в этой трехкомнатной хате: каждый хочет отсюда выбраться, но не могет. Потому мы все здесь равны. А равенство - это братство. Как брат я тебе разрешаю пользоваться этой штукой, но и ты уж будь добра…
- Все, хватит. Мне надо сварить кофе.
- А насчет смысла жизни? - То ли он уже выпил, то ли с ночи еще не протрезвел.
- В другой раз.
Он докурил, выбросил в окно бычок и вышел из кухни. Ксения облегченно вздохнула.
Через несколько минут она принесла в комнату Анатолия две чашки кофе и то, что решилась взять в холодильнике. Кто знает, насколько у них тут развит коммунизм?
- Я тут слегка похозяйничала, - сказала она. - Ничего?
- Ничего, - старательно выговорил он с упором на первую согласную, и Ксения догадалась, что Воробьеву это дается тяжело. Но старается не заикаться. Долго готовился, наверное. Все то время, пока она была на кухне.
- Ты удивился, что пришла подруга Жени, да? Ты знаешь, что ее убили?
- 3-знаю.
Как же тяжело давался этот гейм! Противник был настолько скован и зажат, что Ксения и сама чувствовала себя неловко. Жизнь не игра, это тяжелая и весьма неприятная штука. Особенно когда все складывается слишком легко. Очень легко для того, чтобы быть правдой.
- Толя, я прожила с Женей в одной квартире три года, - мягко сказала Ксения. - И меня тоже бросали. Одним из ее "шуриков" был мой собственный муж. Он ушел от меня к Жене. Скажи мне, как ты здесь живешь? Это же невыносимо.
- Я к-коплю на к-квартиру, - ответил Воробьев, стараясь не смотреть в лицо Ксении.
- И много накопил?
- Нех-хватает.
- Понятно. Даже на однокомнатную, не в самой Москве, а в ближайшем Подмосковье не хватает. Это очень большие деньги. И для меня тоже, - добавила Ксения и заметила, что Анатолий потихоньку начинает к ней привыкать.
15: 15
- У тебя девушки нет? - спросила Ксения. Потом спохватилась: - Ой, извини! Я это спросила потому, что боюсь помешать. Вдруг придет твоя девушка и…
- Никто не п-придет, - нахмурился он.
- Странно. Мне кажется, что у тебя должно быть много девушек.
- Н-не было. До н-нее.
- Ты ведь не москвич?
- Н-нет. С Урала. Приехал в институт п-посту-пать. К т-тетке.
- И она тебе никак не помогает?
- П-помогла. - Он усмехнулся с иронией.
- Расскажи, - попросила Ксения.
Длинные речи давались ему с трудом. Анатолий заикался еще больше, когда волновался. А волновался он всякий раз, когда рассказывал о своей жизни. Анатолий Воробьев был сильно обижен и на саму жизнь, и на ее любимчиков. А Евгению Князеву он относил к самой отвратительной категории людей - к баловням судьбы.
Самому же ему не повезло с рождения. Как поняла Ксения, мать Анатолия выскочила замуж рано, в восемнадцать лет. Не по залету - по любви. И делала аборты до тех пор, пока не поняла, что следующий будет последним. Муж ее работал на заводе, в цеху, где от печей шел постоянный жар, и, едва выбравшись из земного ада, он пил по-черному. Умер рано, не дожив до сорока пяти лет. Но в городе, где родился Анатолий, это никому не показалось удивительным.
Его мать была настоящей красавицей. Женщины в их роду обрусевших поляков отличались какой-то русалочьей, загадочной красотой и утонченностью. Правда, спустя десять лет после замужества, Антонину Воробьеву красавицей никто бы уже не назвал. Муж бил ее, не стесняясь сына, а мальчик, проснувшись однажды ночью, так испугался страшных криков матери, что на всю жизнь остался заикой. Водить его по врачам Антонина не имела ни сил, ни времени. Рано выскочив замуж, она так и не сумела получить образования и всю жизнь работала уборщицей да готовила еду у чужих людей. На похоронах и свадьбах, куда ее охотно приглашали, все были довольны ее стряпней. А дома в такие дни устраивалось настоящее пиршество. Отец Анатолия зарабатывал много, но большую часть денег пропивал. А потом, когда пришли другие времена и все чаще стали задерживать зарплату, семья уже держалась только на Антонине. Но Толик к тому времени был уже в Москве. Отслужив в армии, он отправился покорять столицу.
Инициатором поездки была мать, которая боялась, что Толик, хлебнув каторжного труда на заводе, тоже пристрастится к водке. В столице Антонина рассчитывала на свою родную сестру и ее богатого и влиятельного мужа. К тому же Толик был отличным спортсменом, и какой-нибудь малопрестижный вуз мог взять его только ради того, чтобы усилить свою волейбольную или баскетбольную команду.
Анатолий, преодолев свою застенчивость, наконец решился. Собрал вещи и отбыл в Москву, оставив мать с умирающим отцом на руках. Столица встретила его неприветливо: моросящим дождем и хмурыми лицами прохожих. В то время в Москву наведывались в основном за вожделенным дефицитом, и огромные очереди кольцами вились вокруг крупных универмагов. И Анатолий часто слышал:
- Понаехали тут!
Он не купил обратный билет только потому, что боялся расстроить мать. У нее к тому времени уже начало побаливать сердце. Анатолий догадывался, что мать расстраивать нельзя, особенно правдой о том, как его встретила родная тетка.