ГЛАВА II
Вначале она пыталась сопротивляться самоуверенной настойчивости Дэрка. Но она не могла отказаться от встреч с ним, не хотела, и при каждой новой встрече ее оборона все ослабевала, Он вел себя так, будто все время было в его распоряжении и он мог позволить себе ждать. Последние августовские дни в Чикаго были жаркими, и вечерами, когда она была свободна от работы в газете, они могли вместе бродить вниз по Мичиган-авеню или искать пути к берегу озера через Грант-парк, Во время таких прогулок он часто говорил о Южной Африке, о Кейптауне, и давно забытая ностальгия начинала шевелиться в ней. А вместе с ней, несмотря на внутреннее сопротивление, приходили нежность и тоска, предупреждающие ее, что с ней что-то происходит.
Она влюблялась раньше, два или три раза, и весьма глупо. Казалось, в ней было какое-то своенравие, которое влекло ее к тем, кто по той или иной причине не мог относиться к ней серьезно. Она как бы защищала себя невозможностью серьезных отношений с теми, на ком фокусировалось ее внимание, и искала подходящего случая, играя в любовь и выжидая. Она не хотела пройти через это снова. Дэрк скоро уедет в Кейптаун, а она должна остаться здесь. Подобными размышлениями она пыталась подавить в себе чувство.
Именно в это время газетные заголовки начали кричать о новой волне насилия в Южной Африке. Трагедия случилась в одном из грязных предместий Дурбана. Сюзанна показала Дэрку газету как новый аргумент против возвращения в Кейптаун.
- Я не думаю, что сейчас стоит жить в Южной Африке, - сказала она. - Там случается столько страшных вещей,
- Это в Кото Маноре, где постоянно что-нибудь случается, - сказал Дэрк, - Это в тысяче миль от Кейптауна,
- Но случаи были и в Кейптауне, - напомнила она. - Ты не можешь игнорировать Ланга,
- Никто и не игнорирует. Послушай, Сюзанна, ты ведь говоришь о Южной Африке, а здешняя пресса никогда не благоволила к нам. Жить там, на месте, - совсем не то, что читать подзаголовки. Ты увидишь, что дела в Кейптауне идут по-прежнему, цветные на нашей стороне, и волнений очень немного. Это взрывоопасная и сложная проблема. Не пытайся решить ее здесь, сидя в Чикаго.
Конечно, он был прав, и она больше не возражала. Пришел, однако, день, когда Дэрк перестал притворяться, что время не поджимает его.
- Сюзанна, Сюзанна, мы должны торопиться, - сказал он,
- Если мы будем ждать слишком долго, мы пропустим весну в Кейптауне. Сентябрь и октябрь - самые красивые месяцы в Южной Африке, мы не должны их упустить.
Однажды вечером, когда она снова угощала его ужином в своей квартире, он заговорил с ней более резко, чем раньше.
- Я должен вернуться в Кейптаун, - сказал он. - Я нужен твоему отцу и, кроме того, должен подумать о своей работе. Сегодня днем я купил билет на самолет. Я вылетаю в Нью-Йорк в конце недели.
Мрак отчаяния овладел ею, и она вспомнила другой отъезд - отъезд Сюзанны Ван Пелт, покидающей Южную Африку. Но тогда она была ребенком, не способным предотвратить то, что совершалось. Сейчас все намного хуже - быть взрослой и такой же беспомощной. Однако, как взрослая, она должна была как-то спрятать свои чувства. Огромным усилием воли она поддерживала твердость в голосе, когда отвечала ему.
- Мне жаль, - сказала она, испытывая гордость, что за внешней легкостью ей удалось спрятать столько горя. - Но, конечно, ты должен ехать. Нет никакого смысла дальше терять здесь время.
Он беспокойно сделал круг по комнате и подошел к ней с неожиданным блеском в глазах, полный жизненной энергии, до сих пор до конца не раскрытой. Он возвышался над ней, как и в то первое свое посещение, и владел ее вниманием с той же самой силой.
- Поверь мне, Сюзанна, я не хотел, чтобы так случилось, - сказал он, - Это сильно усложнит, мою жизнь. Я не уверен, что не буду жалеть. Но думаю, что понял неотвратимость этого в тот первый день, когда стоял на путях и увидел, как ты упала на рельсы с камерой, почти такой же по размерам, как ты сама.
Она с изумлением и испугом посмотрела на него, не понимая, к чему он клонит, а он вытащил что-то из кармана и почти небрежно бросил ей на колени. Это была маленькая, голубая с позолотой шкатулка; она смотрела на нее, не прикасаясь.
- Открой это, - приказал он.
Она нажала пальцем на металлический замок и подняла крышку. На белом атласе лежало кольцо, тонкое золотое кольцо с полированным розовым камнем в высокой оправе.
- Ювелир сказал, что это неслыханно - ставить неограненный камень, - сказал Дэрк. - Но я подумал, что он тебе понравится в таком виде, Для лучшего вида его немного отполировали. Огранка для меня сейчас - непростое дело. Я полагаю, возражений не будет? Оно сделано в расчете на очень тонкий палец.
Она взглянула на него, не в силах поверить в то, что происходит, напуганная его очевидной тревогой, которую он пытался скрыть за внешней бесстрастностью. Он был напряжен и слегка напуган, а совсем не доволен контролируемостью эмоций, как думала она. Она обнаружила, что смотрит в его лицо более нежно, чем когда-либо, и протянула руку.
- Надень на мой палец, пожалуйста, - сказала она.
Все его яростное нетерпение вырвалось наружу, нерешительность покинула вдруг помолодевшего, по-прежнему привлекательного Дэрка, каким она его помнила. Он сел рядом с ней, вынул кольцо из шкатулки и надел ей на средний палец левой руки. В его взгляде были только нежность и мольба,
- Теперь мое счастье в твоих руках, дорогая, - сказал он. - Обращайся с ним нежно.
Только оказавшись в его объятиях, она поверила наконец в то, что происходит.
- Я купил два билета на рейс до Южной Африки, - сказал он ей, - и два места на самолет до Нью-Йорка. Хотя я очень боялся, что зашел слишком далеко. Теперь дело за твоим паспортом и прививками, свидетельством о браке и всем остальным. Давай полетим в Нью-Йорк и уладим со всем этим. Не будем терять время.
Они не стали терять время. Она бы никогда не поверила, что может порвать все нити, связывавшие ее с привычной жизнью, с такой быстротой и такой радостью. К счастью, она уже упаковала или раздала большую часть вещей матери, Квартира была сдана товарищу из редакции. Дэрк перевез ее через границу штата для более быстрой регистрации брака, и Сюзанна летела на самолете в Нью-Йорк уже со своим мужем.
Несмотря на поспешность, с которой все было проделано, у них оставалось время предаваться нахлынувшему счастью. Это было именно то, чего она так ждала долгие годы одиночества. Это был ответ на ее тоску по родине, на ее чувство чего-то незавершенного. Она знала, что в ней жила какая-то охраняющая ее сила, более мудрая, чем сознание и разум, которая ждала только Дэрка. Теперь она была готова встретить все, что бы Южная Африка ни преподнесла ей, потому что Дэрк был частью ее жизни, а она - его. Это было самое важное - его потребность в ней, такая нежная и светлая.
Только когда она вспомнила о Никласе Ван Пелте, то попыталась немного поторговаться с ним.
- Если ты женился на мне только для того, чтобы привезти домой к отцу, ты совершил ошибку, - сказала она, немного поддразнивая. - Ты знаешь, я же не давала обещания увидеться с ним.
Дэрк отреагировал быстро.
- Мы поговорим об этом, когда придет время. Я написал дяде Никласу о наших изменениях в планах и отправил письмо авиапочтой. Хотя, если бы я был уверен, что ты серьезна в тех обвинениях, которые выдвигаешь…
Она нежно поцеловала его, показывая, что она не была серьезна. Его ответ на обвинения вряд ли был необходим. По его глазам, по его прикосновениям было ясно, как сильно он любит ее.
Дни, проведенные в Нью-Йорке, сверкали сквозь туман, как розовый алмаз на ее пальце. Она светилась счастьем и умиротворенностью, и Дэрк заметил, что она становится прелестнее с каждым днем.
Единственное, что она взяла с собой из своей жизни, был ее собственный 35-миллиметровый фотоаппарат, и Дэрк потакал ей в ее увлечении.
- Итак, я женился на высокопрофессиональном человеке, не так ли? - смеялся он, когда она настаивала, чтобы камера и экспонометр сопровождали ее на их дневных прогулках. Она мягко, но с определенной долей твердости объяснила ему, что не видит причины, почему бы не продолжить продавать фотографии для американских и британских журналов и газет. Внимание всего мира в эти дни было приковано к Африке.
Особенное удовольствие ей доставляло делать фотографии Дэрка, запечатлевавшие его светлые, улыбчивые черты и скрывавшие некоторую озабоченность, порой появлявшуюся в неподходящий момент. Иногда ей казалось, что его что-то тревожило, что он что-то от нее скрывал - видимо, те проблемы, которые ждали его в Южной Африке. Она предполагала, что это может касаться ее отца. Возможно, он не одобрит эту внезапную женитьбу своего подопечного на дочери, которую он не знал, дочери женщины, которая покинула его. Ей не хотелось думать, что это повредит Дэрку и поставит его в трудное положение, Но в тот момент она могла только всем сердцем стараться развеять это настроение Дэрка и воздержаться от расспросов. Однако она не хотела запечатлевать даже тень озабоченности на фотографиях. Те дни были солнечными и должны были такими оставаться.
Стоял сентябрь, все еще весна в Южной Африке, когда они сели на борт американского самолета в Нью-Йоркском международном аэропорту. Даже на реактивном самолете это был трудный и утомительный путь, и Дэрк согласился на остановки в Аккре и Браззавиле. Они покинули Французскую Экваториальную Африку ранним утром и приземлились в Йоханнесбурге в середине дня. Йоханнесбург был воротами города Золота. "Goli", как чернокожие называют эту сравнительно молодую и быстроразвивающуюся столицу огромного богатства и величайшей бедности.
Пройдя паспортный и таможенный контроль, они уселись в суете зала ожидания перед огромным застекленным оконным пролетом и наблюдали за самолетами, отлетающими в различные части Африки и всего света. Теперь они по настоящему находились на южноафриканской земле, и Сюзанна увидела знаки Slegs vir Blankes, которые переводились как "Только для европейцев", "Европейцам", что означало "Для белых". Она содрогнулась при виде этих знаков, так же как содрогалась при виде подобных знаков на американском Юге.
Все знаки давались на двух языках страны, как и объявления из громкоговорителей. Сюзанна забыла африкаанс, но когда она начала вслушиваться, звучание этого языка постепенно стало вспоминаться и он уже не казался незнакомым.
Однажды, к ее удивлению, имя Дэрка было названо по громкоговорителю, и он поспешил за пришедшей на его имя информацией. Когда он возвратился, то выглядел немного рассерженным.
- Это информация от моего отца? - спросила она. Нет, - покачал он головой. - Это было только предупреждение.
Слово напутало ее.
- Предупреждение?
- О, ничего страшного, - сказал он, изображая улыбку. - Кое-кто думает, что я обязан знать, что Джон Корниш собирается в Кейптаун. Он будет на борту нашего самолета.
Он больше ничего не добавил и, казалось, задумался, оставив ее в недоумении. Почему было необходимо дать знать Дэрку, что Корниш летит тем же самолетом? Если когда-то давно Джон Корниш навредил ее отцу, то какое это имело отношение к его нынешнему пребыванию в южной Африке? И почему Дэрк употребил слово "предупреждение"?
Когда рейс па Кейптаун был объявлен, они пошли через бетонную площадку к самолету, на носу которого в качестве символа была изображена газель. Символ был удачным, поскольку южноафриканская газель с искривленными рогами обычно прыгает в воздух очень высоко.
- Мне кажется, что я собралась слишком быстро, - прошептала Сюзанна, сжимая руку Дэрка - Часть меня осталась дома и еще не догнала нас.
Дэрк не слушал ее. Он наблюдал за человеком, поднимающимся по трапу.
- Смотри скорее, - сказал он. - Высокий малый там, наверху, в сером пальто - это Джон Корниш. Все правильно. Он будет в одном самолете с нами.
Она взглянула в тот момент, когда человек исчез в двери. Мелькнула только его стройная спина, и он исчез из поля зрения прежде, чем стюардесса указала им их места.
- Ты хорошо знаешь его? - спросила она, когда Дэрк помогал ей пристегнуть пояс.
- Я знал его, когда был еще мальчиком, - сказал Дэрк.
- И он знаком с моим отцом?
- Да, и достаточно близко. Корниш вырос на степной ферме недалеко от Кимберли, и твой единокровный брат Пауль был его ближайшим другом. Оба они участвовали в войне как десантники.
- Расскажи мне о моей семье, - попросила Сюзанна, - Я знаю так мало. Не верится, что у меня есть единокровные братья и единокровная сестра. Я знаю, что старший мальчик умер ребенком, но я ничего не знаю о других.
- Твоя сестра вышла замуж и уехала в Австралию на постоянное жительство, - сказал Дэрк. - Пауль умер в Италии во время войны. Корниш в то время был ранен и отправлен на корабле домой для поправки, У него было тяжелое ранение в ногу, и он больше не мог воевать. Он все еще немного прихрамывает. Когда он вернулся домой, то избрал поприще, которое всегда интересовало его, - журналистику. Твой отец не раз помогал ему в его карьере. И тем тяжелее было для дяди Никласа, когда год или около того спустя Корниш изменился к нему.
Самолет выруливал к месту взлета, и Сюзанна забыла о Джоне Корнише и обо всем, что было с ним связано. В те дни, когда она жила в Южной Африке, голубой поезд все еще был главным комфортабельным средством передвижения на такие расстояния, покрывающим тысячу миль до Кейптауна за много часов. Теперь его сменил самолет.
Эмблема с газелью была изображена по всему самолету, выткана на зеленой ковровой дорожке и на чехлах сидений. Но эта газель обернулась Пегасом, и Сюзанна вынуждена была задержать дыхание. К обычным трудностям сегодняшнего авиапассажира, выдерживающего ощущение скорости полета, у нее прибавились сложные переживания слишком быстрого возвращения в прошлое.
Они пролетели над суетящейся толпой Йоханнесбурга, где белый человек обладал пространством, а черный - нет. Внизу неясно вырисовывались удивительные желто-белые холмы золотоносных приисков, квадратные, со скошенными сторонами. Во время полета Сюзанна наблюдала развернутую как на ладони страну. Зелень выцветала быстро, и внизу раскинулась степь - голая желтовато-коричневая земля, ждущая быстрого пробуждения от прикосновения весны.
Африка удивляла ее тем, что везде, за исключением экваториального пояса, было так мало зелени. Очень много желтовато-коричневой, тускло-золотистой, иногда красноватой земли. В прошлом это было царство львов, а привычный для них цвет - желтовато-коричневый.
Дэрк читал журнал, изредка поглядывая в окно на давно знакомые виды, но Сюзанна, сидя у окна, не могла оторвать глаз от зрелища, открывающегося с высоты. Пока еще не появилось ничего знакомого, но она знала, что рано или поздно появится.
Впереди в Кейптауне ее ждала гора. Она никогда не забывала эту гору. Иногда она появлялась в снах, тяжело нависая над ней, как будто стремясь раздавить ее всей, своей огромной гранитной массой.
Прежде чем они достигли Кимберли, сумерки опустились на землю, и в широко раскинувшейся внизу темноте было видно несколько огней. Просторы Африки были огромны и мало населены людьми.
- Поговори со мной, - попросила она, положив свою руку на подлокотник кресла между ними. - Африка немного пугает меня. Она несется ко мне через годы. Передо мной сейчас ничего, кроме пространства и пустоты, но когда мы опустимся, Африка будет поджидать нас. А я не готова к этому. - Она попыталась засмеяться, но голос ее дрожал.
Он отложил журнал и взял ее руку в свою. Она откинулась на сиденье и позволила новым приятным чувствам, вызванным его прикосновением, вытеснить мрачные опасения. Этого оказалось достаточно, Любовь была защитой от всего, что ожидало ее в Южной Африке.
- Что тебе больше всего запомнилось в Кейптауне? - спросил он спокойно, так, чтобы этой самой мягкостью своего тона предотвратить пробуждение в ней ослепляющего страха. - Что ты помнишь о своем отце?
Она закрыла глаза, чтобы вызвать зрительные воспоминания. Гора появлялась очень легко, как только она начинала думать о ней. И дом в Кейптауне - Проти-Хилл. Она могла припомнить также Дэрка тех лет с его светлыми волосами и голубыми глазами. Но когда она попыталась думать об отце, вспомнить его лицо или хотя бы вызвать облик матери, такой, какой она была шестнадцать лет назад, видение расплывалось, как будто она бросала в лужу камешки и вызвала волнение на поверхности воды. Каждым рывком своих двигателей самолет бросал ее навстречу отцу, и, хотя она не давала обещания увидеться с ним, неминуемость их встречи была подобна стене, с которой неизбежно придется столкнуться. Она страшилась возможности разбиться и не отваживалась думать об этом.
- Не спрашивай меня о воспоминаниях сейчас, - сказала она. - Пусть все придет в свое время. Расскажи мне лучше о себе. Как ты попал в подопечные к моему отцу?
Дэрк отпустил ее руку и невидящими глазами уставился в журнал.
- Мой отец, как ты знаешь, был немцем, - проговорил он наконец, - Он был интернирован, и я больше никогда не видел его, потому что он умер до окончания войны. Он работал на ферме твоего отца. Вскоре умерла и мать. Я думаю, что от горя. Никлас Ван Пелт взял меня в дом. Все было достаточно просто.
Он говорил без эмоций, однако Сюзанна ощущала глубину его чувств, прикрытую показным бесстрастием. В воспоминаниях Дэрка не все было безболезненно. В свое время она должна узнать об этом. Это будет узнавание любимого человека. Только в близости семейных отношений радость узнавания другого человека может быть по-настоящему глубокой. Но такая глубина не может прийти сразу. Влюбленность - это одно, любовь - совсем другое. Она должна укрепиться, для этого потребуется время.
- Наверное, нам обоим не следует касаться болезненных тем, пока по-настоящему не ощутим потребность в них, - сказала она. - Я больше не буду допрашивать тебя. Давай договоримся об этом. У нас впереди много времени.
Дэрк заглянул в большое овальное окно позади нее.
- Мы над Кимберли, - сказал он, - и идем на посадку.
Они отвлеклись, и она не поняла, согласился ли он, в свою очередь, с ее замечанием.
Стюардесса объявила, что на земле в их распоряжении будет примерно сорок минут, и затем самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу небольшого аэродрома.
Выходя из самолёта, Дэрк накинул на плечи Сюзанны пальто, и она поблагодарила его за внимание. Весенняя ночь была холодной, а воздух - бодрящим.
"ВНИМАНИЕ! - Pasop Ukop!" Она увидела буквы между двумя небольшими сооружениями, когда они шли от самолета к ограждениям - месту ожидания пассажиров. Заглянув в небольшой ресторан, они возвратились на свежий воздух и стояли под звездами, довольные, что наконец находятся на земле.
Другие пассажиры стояли в ожидании, переговариваясь или молча, и внимание Сюзанны привлек шикарный вид южноафриканских женщин. Они были в мехах и дорогих костюмах, в туфлях на острых каблуках нью-йоркского, лондонского или парижского происхождения. Их вид не позволял ощутить эту землю знакомой. Общая мода имеет свойство сближать народы всего мира. Независимо от полушария или времени года едва ли можно уловить разницу в наблюдаемых картинах. Всюду чувствуется лишь Неутомимое рвение в попытках перещеголять друг друга.