Алена нетерпеливо поерзала на стуле и вздохнула - вообще-то, главный не желал ее присутствия в своем кабинете во время разговора со следователем, да и в другое время скорее всего тоже не пожелал бы. Но Вадим настоял, сославшись на то, что она активно способствует расследованию убийств и что обсуждение не попадет на страницы журнала "Оберег", впрочем, как и вообще в печать. Главный согласился со скрипом, а поэтому до сего момента Алена сидела тихо как мышь, даже дышала через раз. Но прошло уже полчаса, а разговор так и не преодолел барьер режиссерского недоверия к следственному отделу.
- Ну, то цирк, - наконец изрек главный, - у нас нет ни карликов, ни тигров…
- У вас есть те же закулисные интриги, - Вадим решил дожать упрямого режиссера. - На этом этапе уже понятно, что убийца - из числа ваших подопечных. Но чтобы разобраться, зачем он убивает, мы должны общими усилиями вычислить мотивы его поступков. Например, что случилось, когда вы вместо Ганина и Клязьминой взяли на главные роли в "Гамлете" Журавлева и Лисицыну?
- Журавлев отлично сыграл бы, - в голосе главного отчетливо послышался металл. - Он был талантлив и целеустремлен. К тому же старше Ильи, пусть ненамного, но, как актер, он был более зрелым. Ганин тоже неплох. К тому же он свой… Разумеется, кое-кто начал роптать. Видите ли, вся штука в том, что я ставлю спектакль в своем театре, а поэтому из соображений, так сказать, этикета просто обязан приглашать на роли своих актеров. Я попытался взять человека со стороны, и вот что из этого вышло. Теперь я уже и не пытаюсь ангажировать на Офелию кого-нибудь из другого театра, нам и так достаточно трагедий. Лина была недурна в этой роли. А вот Мария, если быть честным, с самого начала не тянула - ну не ее это. Она не шекспировская актриса - как бы мы Шекспира ни ставили, с песнями или классически, все одно - она не для этой роли. А поэтому она и ушла так красиво - чувствовала, что не доигрывает. Рита, как ни странно, совсем другое дело. Стоило мне только увидеть ее, как я сразу понял - она сможет. И вот еще! - он улыбнулся. - Ваш, наш убийца не дурак. Он чувствует спектакль. Ему нельзя отказать в режиссерском видении. По крайней мере, с его помощью мне удалось наконец добиться замечательного актерского состава.
- То есть вы уже сознательно позволяете ему руководить собой? - Терещенко тоже улыбнулся.
- Во-первых, молодой человек, я никогда никому не позволю навязать мне то, что сам не хотел бы воплотить в жизнь. А во-вторых, главный режиссер театра - первый заложник. Это только в прессе представляют его, как Карабаса Барабаса, который манипулирует актерами, словно марионетками, - тут он бросил хмурый взгляд в сторону Алены. - Согласен, что в своей студии, в ГИТИСе, я действительно король маленького государства - я учу студентов, они меня беспрекословно слушаются. Но театр - это совсем другое дело. Тут работают люди с уже состоявшейся актерской судьбой и со всем набором тех прелестей, которые обычно сопутствуют развитому таланту: честолюбие, тщеславие, мнительность, амбициозность, снобизм, цинизм, да что там перечислять. Представьте себе королевство, где каждый подданный ставит под сомнение правильность действий короля. В театре я не король, здесь я "Титаник", лавирующий между айсбергами. Одно неосторожное движение - и, пожалуйста, получите, как говорится. Разумеется, я не стану приписывать себе всю вину за появление в нашем театре убийцы, но мое решение пригласить в постановку Журавлева сыграло здесь роковую роль. По крайней мере, мой недипломатический поступок расколол труппу, посеял смуту, а при такой обстановке, что в государстве, что в маленьком, отдельно взятом театре, всегда создается благодатная почва для тирана. Вот его-то мы и получили.
Алена, у которой к тому моменту уже голова раскалывалась от витавших по кабинету эпических сравнений с лайнерами и айсбергами, с королями и тиранами, дослушала пламенное выступление в полнейшей прострации. Она задолго до финала поняла, что ничего толкового главный не скажет, а поэтому потеряла к его излияниям всякий интерес.
- Хорошо! - Вадим хлопнул глазами, видимо, разгоняя сон. - Давайте по порядку…
"Будет ли мой поступок расценен как верх бестактности, если я встану и удалюсь? - с тоской подумала Алена. - А может, главный только вздохнет с облегчением? Но, с другой стороны, бросать Терещенко одного рядом с этим велеречивым гением - совершенно бесчеловечно!"
- Что вы можете сказать про Людомирова?
- Леша Людомиров? - главный почесал переносицу. - Вы и его подозреваете?
- Я никого не подозреваю, - Вадим пытался стать дипломатом, - я хочу знать об атмосфере в театре.
- Да нет теперь в театре никакой атмосферы, в смысле того, что вы подразумеваете под словом "атмосфера". Интриги и склоки сведены к нулю. По крайней мере, все те, что касались постановки "Гамлета". У нас было противостояние Ганина и Журавлева, а также Лисицыной и Клязьминой. С уходом Клязьминой рухнул последний бастион. Остался один Илья, но он мирный парень, он никогда ни с кем не враждует. Он признанный лидер, а интригуют только в том случае, когда лидерство не всем доказано. Теперь у нас тишь и благодать. Слава богу, что вам не удалось доказать вину Ганина и он снова в строю. Иначе я и не знаю, что делал бы в связи с предстоящей премьерой. А Людомиров? Людомиров - из молодых, да ранних. Очень талантливый мальчик. Я на него делаю большую ставку. Не пройдет и двух лет, как о нем заговорят. Он мой ученик. Вообще почти вся молодежь в театре - из двух моих последних выпусков ГИТИСа. Ну да сейчас не об этом.
- А Рита Тушина? - неожиданно вклинилась в разговор Алена.
Мужчины обернулись к ней с таким видом, словно она ляпнула непристойность. "Ну да, конечно! - с неприязнью подумала она. - Как посмела влезть в серьезное обсуждение? Со своими-то куриными мозгами!"
- Тушина? - повторил режиссер. - Она не моя. Я уезжал, ну вы знаете, три года назад - ставил "Чайку" в Берлинском театре. Тут хозяйничал Пантелеев - теперь он… в общем, не важно… История довольно запутанная, я обычно со Щукинским училищем не связываюсь, но Рита училась как раз в мастерской Пантелеева, он ее и взял в труппу. А когда я вернулся, ее уже ввели в несколько спектаклей - роли так себе, но должен же кто-нибудь их играть. Я не стал противиться - оставил ее. И, как видите, не прогадал, - с достоинством закончил главный.
Алена знала историю противостояния главного и некоего режиссера Пантелеева, который тоже был режиссером этого театра, разумеется, вторым. Но вдрызг разругался с шефом по причинам, о которых оба до сих пор умалчивают. Одним словом, Пантелеева сначала сманили в другой столичный театр, потом он организовал свой, был очень моден в Москве, и в конце концов слава его перешагнула за пределы Родины, вслед за ней он и укатил в Париж.
Но история этих взаимоотношений никак не связана с нынешним Гамлетом, который скорее всего и знать о ней не знает.
* * *
- Как он меня утомил! - признался Вадим, когда они покинули кабинет главного. - Не понимаю я нашего Гамлета. На его месте я бы первым шлепнул режиссера.
- Это еще раз доказывает, что убийца не сумасшедший, он болеет душой за спектакль и хорошо понимает, что без этого режиссера ничего не состоится, каким бы занудливым и противным он ни был, - назидательно заметила Алена.
- Вторым бы в моем списке, будь я убийцей, стояло бы твое имя…
- Ничего себе влюбленный голубок! - возмутилась она, тут же наградив его легким подзатыльником.
- Нет, правда. Наш Гамлет либо идиот, либо действительно маньяк, потерявший чувство реальности. Ежедневно перед его глазами мелькает отчаянная журналистка, которая, понятно, всей душой участвует в расследовании. Она демонстративно таскается в театр, выведывает все секреты, слишком тесно сотрудничает со следователем. Но даже и это не все! Она ведь совсем недавно поймала совершенно неуловимого убийцу. И об этом тоже все знают! Кроме того, ты кричишь на всех углах, что докопаешься до сути и тому подобное! Не-ет! - хохотнул Вадим. - Наш убийца - полный кретин!
- Ты не в курсе, чего это у меня коленки подкосились? - слабым голосом поинтересовалась Алена, понимая, что он прав, как никогда.
- А отсюда, моя дорогая, следует вывод! - "Какой бездушный тип! Никак не прореагировал на мои коленки!" - Либо наш Гамлет чертовски уверен в себе и имеет наглость тебя не бояться, либо он не хочет тебя убивать из соображений, известных только ему одному.
- И голова что-то закружилась… - Алена прижала руку ко лбу - в последней надежде, что ее нервозное состояние будет все-таки замечено.
- Ты не знаешь, почему я опять начинаю подозревать Ганина? - Вадим обернулся и все-таки удостоил ее взглядом. В этот раз Алена могла записать балл в свою пользу. Он осекся. В глазах мелькнуло сострадание, моментально сменившееся тревогой. - Ты очень бледная. Тебе плохо?
- Ну что ты! - слабо улыбнулась она. - Я чувствую себя превосходно. Подумаешь, ерунда какая - меня опять собираются убить.
- Я же только предполагал… Нет, извини, конечно, - он потупил взгляд. - Я идиот.
- Да нет… Ты все правильно предполагал, - несмотря на собственные страдания, ей стало его жалко. - А что, если мне действительно начать раздавать намеки: мол, я догадываюсь, кто убийца, и тому подобное? А ты опять установишь за мной слежку, подключишь этих - людей в черном…
Впрочем, идея ей и самой не слишком-то нравилась. Чего же было ожидать от влюбленного следователя! Он, как и положено (и к великому ее моральному удовлетворению), схватил ее за плечи и, с силой встряхнув, заорал прямо в лицо:
- Забудь об этом! Надо же, что может прийти в голову! Хватит! Не нужны нам эти дурацкие эксперименты! Я слишком люблю тебя и не позволю тебе так рисковать!
- Опять следственный эксперимент проводите? - усмехнулся проходящий мимо Ганин.
- Ага, - еле слышно подтвердила Алена, для которой запутанное дело об убийствах в этот миг отступило на задний план.
- Ты меня поняла? - Вадим снова встряхнул ее.
- Ага, - точно так же ответила она ему и улыбнулась. На этот раз счастливо.
* * *
Тетка Тая повертела в руках костюм Офелии, который актриса должна была надеть в первом акте, и горестно вздохнула:
- Третий раз перешивать. Но на Риту эти штаны не ушить, они все равно будут болтаться на ней, как на вешалке. Когда же эта текучка прекратится?
- Текучка… - задумчиво повторила за ней Алена.
- Ну да! Нужно спросить главного, последняя ли кандидатура на Офелию, а то, если я все-таки ушью костюм, следующего раза он не выдержит. Это же замша. Тут каждая дырочка видна.
- Офелия… - с тем же задором повторила Алена.
- Да что с тобой?! - удивилась родственница. - Почему такой туманный взгляд?
- А ведь главный так и не признался Вадиму, что на него надавил Аристарх Нелюбов. Ну, чтобы он заменил Ганина на Журавлева, а Клязьмину на Лисицыну.
- Признается он! - фыркнула тетка. - Не на того напали. Что вы хотите, чтобы главный режиссер театра рассказал всем, что подчинился чужой воле?! Да для него это самое что ни на есть унизительное поражение, - она сдвинула брови. - И чего ты копаешься не в своем деле? Таскаешься за следователем, как попенок за попом. Написала бы благородную статью, посвященную памяти Александра Журавлева, восторженно отозвалась бы о репетициях спектакля и занялась бы другими делами.
- Я учу тебя шить? - тут же возмутилась Алена.
- Не думай, что сыскной пыл повысит твой рейтинг в глазах Терещенко. Мужчины любят женщин, а не детективов.
- С чего это ты взяла, что я с головой погрузилась в расследование, только чтобы покорить суровое сердце милиционера? - излишне нервозно усмехнулась Алена.
- А еще для чего? Тут и думать нечего, это же видно.
- Да? - на сей раз вполне искренне поразилась Алена. - Но я просто пытаюсь защитить Илью Ганина.
- У него достаточно средств, чтобы оплатить хорошего адвоката. И не мечтай, что можешь стать Илье более полезна.
- Слушай! - Алена даже подалась вперед. - Ты заговорила о деньгах. Вам ведь зарплату переводили на карточки, да?
- Не могу понять, почему это вызывает у тебя такой эмоциональный подъем, - опешила родственница. - Тем более что эти карточки отменили, когда нашу многострадальную Родину поразил кризис.
- Но ведь в бухгалтерии должны храниться договора с банком каждого сотрудника театра? - не унималась Алена, чувствуя, как загорелись кончики ее пальцев - хороший знак, предвестник удачи.
- Ну если они где и хранятся, то, разумеется, в бухгалтерии, - пожала плечами тетка Тая. - А ты так и не объяснила, почему тебя вдруг заинтересовали наши благополучно вымершие пластиковые кормильцы?
- Вот скажи, какая строка договора показалась тебе абсолютно абсурдной? Ну, ты еще мне рассказывала, помнишь?
- Абсурдной? Да мне весь этот договор казался лишенным всякого смысла. Какой мне прок от карточки, если я все равно снимаю с нее деньги один раз в месяц, а оставшиеся дни боюсь ее потерять? И еще этот код дурацкий, я все время его забывала…
- Ну? - нетерпеливо подтолкнула ее мыслительный процесс племянница. - Что было бы, если бы ты действительно забыла код или потеряла карточку?
- Ревела бы, наверное. Ведь ее восстановление стоит ровно столько, сколько я получаю за месяц.
- Ну, ты проревелась бы. А дальше? - Алена поерзала на стуле, ловя себя на мысли, что хорошо бы треснуть тетке чем-нибудь по голове, чтобы она наконец догадалась, в каком направлении нужно вспоминать.
- А потом? - та вдруг усмехнулась. - Ах, да! Я должна была бы позвонить в банк и, изображая резидента во вражеской стране, назвать код, по которому работник банка догадался бы, что я - это я и мои права на утерянную карту вполне законны.
- И какой у тебя код?
- Не поверишь - девичья фамилия матери. Я полдня вспоминала. Да что там вспоминала, я ведь ее и не знала толком. Когда я родилась, мама уже носила фамилию отца.
- Вот! - торжественно изрекла Алена и поднялась. - А бухгалтерия ваша еще работает?
- Ты что, хочешь навести справки о своем генеалогическом древе? - удивилась тетка. - Я тебе и так скажу, не нужно ходить в бухгалтерию.
- О своей бабушке по маминой линии я уже наслышана. Меня интересует совсем другой человек. - Алена вдруг притормозила и, повернувшись к тетке, хитро прищурилась: - Так что у тебя с подполковником Вячеславом Ивановичем?
- Не твоего ума дело, - невежливо ответила тетка и с усиленным вниманием принялась рассматривать костюм Офелии, демонстративно причмокивая и качая головой.
Алена знала эти фокусы, поэтому уперлась руками в бока и спокойно принялась ждать продолжения.
- Мы слишком далеки, - как бы между прочим заметила тетка, - слишком долго не виделись. У нас появилась масса привычек, а годы уже не оставляют нам надежды смириться с этими новыми чертами в характере другого.
- И все? - разочарованно протянула племянница.
- Я ненавижу лошадиные виды спорта, а он каждый вечер бегает. Просто мания какая-то. "Убегаю, - говорит, - от инфаркта". Вот я с ним пару раз пробежалась и поняла, что стара для спортивного романа. Да и вообще, много чего по мелочам. Он весь в работе: там застрелили кого-то, там зарезали. Как придет в гости, как начнет рассказывать о своем трудовом дне, так мне все время кажется, что настал час Армагеддона - сплошные разбойные нападения. Я и на улицу теперь с опаской выхожу.
- Словом, ты не романтик, - подытожила Алена.
- Куда уж мне! - вздохнула тетка Тая.
- А может быть…
Дверь распахнулась, и перед ними предстала зареванная Настя.
- Театральная атмосфера дурно влияет на тебя, - Алена очень удивилась. Настя не только никогда не плакала, непробиваемое спокойствие было ее второй натурой. Понятно, что Алене было от чего застыть на месте и захлопать глазами при виде всхлипывающей подруги.
- Все! - крикнула Настена с отчаянной злостью. - Я расстаюсь с Коржиком!
- Эпидемия! - прошептала Алена и покосилась на тетку. - Вы что, сговорились?
- Брось свои дурацкие шуточки! - взвыла Настя и, упав на диван, дала волю своему горю. Оно хлынуло из глаз обильными потоками слез.
- Ну, что с вами произошло? - Алена, почувствовав болезненный приступ угрызения совести, опустилась рядом и тронула ее за плечо.
- Ох! - Настя вытерла лицо ладонями, вернее, она думала, что вытерла. На самом деле только размазала тушь по щекам. - Он меня раздражает. Не могу терпеть. Ну все не так! Думала, я его люблю, а теперь получается - ненавижу!
- А что он?