Вылезший из подкопа устало присел на корточки. Затравленно оглядевшись, принялся отряхивать одежду. Его облик показался Антону очень знакомым, но темные облака опять спрятали луну, и разглядеть что-либо толком стало невозможно. На какое-то мгновение Антон подумал, что это старик, однако, судя по широким плечам и цепкой настороженности рослой фигуры, понял, что задержать такого "старика" будет не так-то просто.
Кое-как отряхнувшись, бородатый торопливо спрятал отрытый из могилы кувшин в мешок, еще раз огляделся, явно намереваясь уходить. Ждать больше было нечего. Антон шагнул влево и, держа перед собою пистолет, требовательно спросил:
- Что вы здесь делаете?..
Дальнейшее произошло молниеносно. Бородатый ошарашенно присел, будто над его головой внезапно ударил трескучий разряд грома, бросил мешок и прыжком кинулся на Антона. Завязалась борьба. Бородатый изо всех сил тянулся к пистолету. Стараясь не уступить ему, Антон сделал сильный рывок вправо, запнулся за надгробную плиту и, падая, почувствовал на себе тяжесть грузного тела.
От перенапряжения палец нажал на спусковой крючок. Резко ударил выстрел. Пуля цокнула о гранитную плиту и, певуче заныв, рикошетом унеслась над памятником в сторону Березовки. В тот же момент возле памятника что-то затрещало, словно с разбегу кто-то натолкнулся на подгнивший крест. Послышался топот. Антон, изловчившись, заломил левой рукой правую руку бородатого и ударом колена из-под низа перевернул противника на спину.
На помощь подбежал запыхавшийся Слава Голубев.
- Управлюсь!.. - крикнул ему Антон. - За памятником… кажется, еще один…
Голубев, ни слова не говоря, ринулся в темноту, и Антон почувствовал, как сразу обмякло тело противника.
- Пусти… Игнатьич… - послышался усталый голос Ивана Серапионовича Глухова. - За другого тебя принял… Невиноватый я…
ГлаваXXIII
Укрытая промозглой ночью, мирно спала Березовка. Лишь в окнах колхозной конторы горел электрический свет. Второй час Антон Бирюков допрашивал старика Глухова. Был тот случай, когда задержанный с поличным, понимая бесполезность запирательства, дает самые откровенные показания, стараясь хотя бы этим уменьшить свою вину.
…Трудолюбивым, но очень уж невезучим человеком был коренной березовский мужик Серапион Глухов. Много раз пытался он поставить свое хозяйство на ноги, но всегда терпел неудачу. В 1916 году, пострадав от пожара, вынужден был наняться в работники к пятидесятилетнему отставному штабс-капитану Петру Григорьевичу Гайдамакову, державшему в Березовке трактир и паром на Потеряевом озере.
Жил Гайдамаков бобылем и, кроме прислуги да Серапиона, нанял вскоре еще одного работника - молодого, красивого парня, прозванного за ухарский вид Цыганом. В повседневной работе Цыган старанием не выделялся, но, когда брал в руки гитару или, прихлопывая в ладоши, начинал отстукивать "Цыганочку с выходом", тут уж равных ему не было!.. В том же, шестнадцатом году по осенней распутице укатил трактирщик проведать свою родню, оставленную на Украине, а вскоре вернулся в Березовку с молоденькой красавицей Елизаветой Казимировной.
Сумеречным февральским вечером 1917 года Серапион Глухов растапливал в хозяйском кабинете изразцовый камин. Сам Гайдамаков подошел к одному из окон, чтобы задернуть бархатную штору, перед тем как засветить лампу-"молнию". Начавшаяся с утра безобидная поземка теперь вихрила разгулявшимся бураном. В мутно-сером месиве снега нельзя было разглядеть даже паромный причал, обычно видимый из окна как на ладони.
Настроение Гайдамакова было сумрачным, под стать погоде. Невеселые, тревожные вести привозили в Березовку ямщики. Слухи распространялись один страшнее другого, и если верить им, то в России приближалось что-то страшное, похожее на библейский конец света. В долгие зимние вечера отставной штабс-капитан любил посумерничать с ночлежными постояльцами, стараясь разобраться в правдивости "расейских" новостей. Однако в последнее время и почтовые и купеческие подводы почти переставали останавливаться в Березовке. Наскоро перекусив в трактире, ямщики, не считаясь с усталостью лошадей, гнали к китайской границе и с такой же торопливостью возвращались обратно.
Задумчиво постояв у окна, Гайдамаков потянул было за штору, но внимание его привлекли две добротные кошевы, въехавшие на постоялый двор. По тому, как ямщики не стали распрягать взмыленных лошадей, а лишь, ослабив подпруги, надели им торбы с овсом, трактирщик догадался, что и на этот раз постоялые комнаты в его доме останутся пустыми. Заглядевшись на породистых лошадей, он вдруг окликнул работника:
- Серапион!.. Подойди на минуту.
Глухов подошел к хозяину и посмотрел в окно.
- Узнаешь?.. - не отрывая взгляда от лошадей, спросил Гайдамаков.
- Будто кухтеринские, из Томска, - ответил Серапион. - Куда спешат в такую непогодь?..
- Похоже, на восток, к Китаю… Бегут как крысы с тонущего корабля…
В кабинет неслышно вошла юная Елизавета Казимировна. Зябко пожав плечами, она тоже с любопытством стала смотреть, как из саней, неловко путаясь в длиннополых овчинных тулупах, выбираются седоки. Четкие брови ее вдруг изогнулись.
- Смотри, Петя, в каждой подводе по уряднику с ружьем. Золото везут, что ли?..
Гайдамаков, легонько чмокнув молодую супругу в висок, заторопился встречать неожиданных гостей. Глухов пошел следом за хозяином. Когда они спустились со второго этажа в трактирный зал, проворный Цыган уже помогал вошедшим снимать тулупы. Завидев трактирщика, один из приехавших низко поклонился и, потирая озябшие руки, поздоровался:
- Петру свет Григорьевичу наше купеческое…
- Здравствуй, Егорушка, здравствуйте, гости, - приветливо склонил голову Гайдамаков. - Что лошадей не выпрягаете? Что на ночлег не остаетесь? Так спешите, что и пурга-буран на ночь глядя не пугает?..
Егорушка подышал в посиневшие ладони, быстро-быстро потер их друг о дружку и ответил уклончиво:
- Времена, Петр Григорьевич, теперь страшнее ночи.
- Барыши спешите хозяину заработать?
- Нынешние барыши - одни шиши. Того и гляди нагишом останешься, - опять слукавил Егорушка.
Урядники, впустив облако студеного пара, внесли в трактир небольшой сундучок и поставили его возле широкого обеденного стола, за которым обычно трапезничали ночлежники. Гайдамаков чуть скосил глаза на Цыгана. Тот, понимая хозяина без слов, живо поставил из буфета на стол зеленоватые бутылки и закуску. Однако гости наотрез отказались от водки, чего раньше никогда не случалось в зимнюю пору. Наскоро перекусив, они, дожидаясь, пока лошади дожуют засыпанный в торбы овес, выкурили по папиросе и стали собираться в дальнейший путь. Урядники, забрав сундучок, вышли из трактира. Егорушка, плотнее запахивая тулуп, поинтересовался:
- Хороша ли нынче дорога, Петр Григорьевич, через Потеряево озеро?
Сидевший тут же Серапион только было хотел сказать, что у острова уже открылась майна, но хозяин опередил его:
- Бог миловал, лед надежный.
Егорушка поблагодарил за хлеб-соль и, откланявшись, вышел из трактира. Следом за ним накинули на себя полушубки Гайдамаков и Цыган.
Развернувшись на трактирном дворе, подводы спустились по переметенной дороге к озеру и исчезли в снежном месиве. Серапион Глухов, мучимый совестью, что не успел сказать приказчику о подстерегающей у острова опасности, вышел на улицу. Короткий февральский день уже основательно завечерел. Поеживаясь в стареньком полушубке, Серапион подошел к воротам и удивленно замер - наперерез только что уехавшим подводам в метельную мглу нырнули двое сгорбленных лыжников. Серапион огляделся - ни хозяина, ни Цыгана во дворе не было. Недоуменно пожав плечами, Глухов вернулся в дом и обратил внимание, что со стены в прихожей исчез хозяйский винчестер…
Дальнейшее уже было известно Антону Бирюкову из разных источников, однако он не прерывал деда Ивана Глухова, стараясь уловить в его "исповеди" еще неизвестные штрихи и уточнения, касающиеся давней истории с кухтеринскими бриллиантами. И Глухов, видя, что его слушают внимательно, говорил, почти не умолкая.
Оказывается, перестреляв сопровождающих обоз, Гайдамаков и Цыган забрали сундучок с драгоценностями, попутно прихватили и наиболее дорогую посуду, а лошадей с подводами загнали в полынью. Вторая половина семнадцатого года стала еще тревожней - революция неумолимо заявляла о себе, и грабителям не терпелось поскорее обратить товар в деньги. Из-за такой спешки и попался Цыган на новониколаевском базаре с кухтеринской вазой. Следствие вел единственный зять купца Кухтерина, только-только начавший работать в томской сыскной полиции. Внезапная смерть Гайдамакова спасла Цыгана от суда, но следствие прекращено не было.
Следственные нити оборвала революция. Не успели березовцы понять новую власть, как заколобродила по Сибири колчаковщина. И в эту пору вновь появился в Березовке следователь - зять ограбленного купца. Попробовал прижать Цыгана, но не тут-то было - Цыган теперь верховодил колчаковским отрядом. Серапион Глухов тоже оказался в армии Колчака. В двадцать втором году заявился он в Березовку еле живой. Перед смертью успел рассказать восьмилетнему сыну кухтеринскую историю. По его словам, совсем не случайно так скоропостижно умер Гайдамаков - отравил своего соучастника мышьяком Цыган, а мышьяк этот от уездного фельдшера привез он, Серапион Глухов. И совсем не случайно, оказывается, так поспешно соблазнил Цыган на замужество молодую вдову Елизавету Казимировну - только она могла знать, куда успел запрятать Гайдамаков кухтеринские драгоценности. Последними словами умирающего Серапиона были: "Бойся, сынок, Цыгана… Не перечь ему, злой это человек". Словно страшную сказку слушал восьмилетний Ванюшка Глухов рассказ умирающего отца, не предполагая, что впоследствии судьба сведет его самого с Цыганом.
Появился Цыган в Березовке тайком в начале тридцать восьмого года. Назвавшись старым другом отца, долго выпытывал у Ивана Глухова, не рассказал ли чего ему перед смертью Серапион о кухтеринских драгоценностях. Иван дал себе зарок молчать. Тогда Цыган стал запугивать, мол, Советская власть вот-вот начнет сурово расправляться с родственниками тех, кто был заодно с Колчаком, и предложил Ивану, чтобы избежать предстоящего ареста за отца-колчаковца, укрыться в кержацком ските, запрятанном в таежной глуши за Потеряевым озером. Будто затмение нашло на Ивана Глухова - вспомнив предсмертные слова отца, не стал он перечить Цыгану и ушел с ним.
"Скит" оказался самым что ни на есть разбойничьим пристанищем, укрывшим полтора десятка уже состарившихся головорезов, преступления которых перед Советским государством были настолько велики, что ни о каком помиловании и говорить не приходилось. В первый же вечер сообщили Ивану, что среди этих людей, которых и людьми-то противно было называть, когда-то обретался его отец и что выхода отсюда нет.
Цыган боялся рассекретить свое логово. Даже в тайгу на охоту разрешалось здесь уходить не меньше как втроем, в расчете, что если двое, сговорившись, надумают покинуть "скит", то третий их пристрелит. Только Цыган и его семнадцатилетний сын от Елизаветы Казимировны Гайдамаковой, Виктор, могли уходить и возвращаться, когда заблагорассудится. В одну из таких отлучек принесли они весть - Гитлер напал на Советский Союз и подбирается к Москве. По случаю скорого конца Советской власти одичавшие "кержаки" в одну ночь прикончили весь запас самогона.
Миновал год, другой, а долгожданный "кержаками" конец не приближался. А весной сорок пятого, когда стало ясно, что Гитлеру пришел конец и надеяться больше не на кого, Цыган со своим сыном тайком исчез из "скита". Спустя месяц разбрелись и остальные.
Иван Глухов, сторонясь родных мест, подался на запад, где, как узнал, требовались рабочие руки для восстановления разрушенного войной. Добрался до Киева, устроился в строительную организацию, но и тут не повезло - сбили дружки украсть со стройки пиломатериал. Суд по тому суровому времени был коротким - пять лет лишения свободы.
Отбыв наказание, решил Глухов не пытать больше счастья на чужой стороне и вернулся в Березовку. С остервенением, словно злясь на свое запутанное прошлое, взялся за колхозную работу. Много лет минуло с той поры. Забываться стало прошлое, и вдруг нынешней весной появился в Березовке новый райповский заготовитель. Не сразу дед Иван Глухов узнал в неразговорчивом, с протезной рукой Романыче сына Цыгана. Зато Виктор быстро признал Глухова и требовательно попросил "кое-когда помогать" ему. Глухов стал категорически отказываться, но Виктор пригрозил, что напишет прокурору о "кержацком ските"…
Антон Бирюков еле успевал записывать показания. Отложив ручку, он пошевелил затекшими пальцами и прислушался. За стенкой бубнил Слава Голубев, допрашивающий однорукого заготовителя Калаганова. Глухов сидел сгорбившись, понуро опустив крупную рыжебородую голову. В мокрой, перемазанной грязью одежде старик выглядел подавленным и жалким.
- Какую помощь требовал от вас Калаганов? - спросил Глухова Антон.
- Сначала Гайдамачихину лодку приказал починить. К острову плавал, чтобы проверить, не осталось ли там чего из драгоценностей.
- Еще что?
- Потом ацетону приказал достать.
- Зачем?
- Чтобы собственного отца отравить. Цыган-то, не нюхавши, вместо водки одним махом полстакана проглотил и… задохнулся.
- Сын отравил отца? - почти машинально вырвалось у Антона.
- Отравил и не охнул, - сказал Глухов. - Драгоценностями не захотел с ним делиться. Цыган на большую долю рассчитывал. Кухтеринские бриллианты, можно сказать, целью всей его жизни были. Он и сына своего, Виктора, несмышленым ребенком ради того у Гайдамачихи украл, вроде как залог за драгоценности. С малых лет его воспитывал. Вот и воспитал, получил свою долю… ацетона.
Бирюков посмотрел на перемазанный мешочный сверток, лежащий возле стола. Наклонившись, развернул его и достал глиняный горшок, похожий на античную амфору. Горшок до самого верха был заполнен тяжелыми, переливающимися при электрическом свете разноцветными камешками в золотой и серебряной оправе в виде подвесок, браслетов, перстней и других неизвестных Антону украшений. Зрелище было красивым и в то же время жутковатым - яркие, почти алые рубины казались свежей кровью, густо окропившей всю эту коллекцию драгоценностей.
Отведя взгляд от украшений, Антон спросил Глухова:
- Как драгоценности оказались в могиле Гайдамакова?
- Елизавета Казимировна тайно от всех спрятала их под ноги покойника в гроб. Так и зарыли.
- Она что, хотела сама ими воспользоваться?
- Нет. Намеревалась таким образом уберечь Гайдамакова от позора. Дескать, не найдут бриллианты - преступление пустым слухом останется. Так оно все и кончилось бы. Стоило умереть Елизавете - тайна с ней в могилу б ушла. Только, видать, господь бог не терпит укрытия преступников… - Глухов, сцепив в пальцах перемазанные землей руки, помолчал. - Какой уж год подряд повадился к Гайдамачихе человек из райцентра. Пугать стал старуху, что имеются у него серьезные бумаги уголовного следствия и, дескать, если она их не выкупит, то сидеть ей остаток своей жизни в тюрьме. А тут как раз и Виктор под видом заготовителя по наущению Цыгана в Березовке объявился, разжалобил престарелую мамашу свою…
- Почему драгоценности отрывали вы? Тоже, как Цыган, получить долю рассчитывали?
Глухов испуганно перекрестился.
- Бог мне не даст соврать, Антон Игнатьич… По несчастью оказался я за тем занятием. Рука протезная у Виктора почти напрочь отломилась, самому ему рыть стало невозможно. Вот и заставил он меня пойти на кладбище, закончить начатое им дело. Сказал: "Отроешь бриллианты, оставлю с миром. Доживай жизнь, как хочешь. Цыгана теперь в живых нет, а мне в Березовке делать будет нечего".
- Почему в прошлую ночь не копали?
- Говорю, протез у Виктора отломился. Всю ночь он меня уговаривал, страхов столько наговорил…
- Каких?
- Рассказывал, как ночью с воскресенья на понедельник на квартире того человека, какой запугивал Гайдамачиху, искал следственные документы и наткнулся на повешенную хозяйку.
- Калаганов был знаком с тем человеком?
- Познакомился ради корысти. Много хороших вещей ему продал, чтобы в доверие войти. Я у Виктора как-то ковер для племянника просил - не продал мне. Сказал, что пообещал человеку в райцентре.
- Раньше Калагановы в Березовке появлялись?
- Нет. Остерегались здесь появляться, признать Цыгана местные жители могли. Из "скита" они в Молдавию сбежали. Если судить по рассказу Виктора, там с бандеровцами снюхались, хотели за границу перебраться, но не получилось. Виктор руки лишился, а сам Цыган в тюрьму попал. Появились здесь только теперь, рассчитывали, что по давности времени за старое ограбление купца к суду уже не привлекут…
- А вы разве не знали, что существует срок давности? Почему пошли на поводу у преступников? - строго спросил Антон.
- Знать-то знал, да боялся. Думал, пока следствие будет выяснять мои прошлые дела, скончаюсь в позоре… - Глухов умоляюще поднял глаза. - Не суди, Антон Игнатьич, меня строго. Основательно я заблудился в жизни…
Бирюков посмотрел на часы - время приближалось к рассвету, но за окнами цепко держалась осенняя темень. Через стенку по-прежнему слышался приглушенный голос Славы Голубева. Вот-вот должна была подъехать из райцентра вызванная по телефону оперативная группа. Антон начал было прикидывать, почему задерживаются оперативники, но в это время послышался приближающийся шум автомобильного мотора. По окнам резанул яркий свет фар. Следом за первой сразу подъехали еще две машины и остановились у колхозной конторы.
На крыльце затопали сапогами, послышались голоса. В председательский кабинет, где Бирюков допрашивал Глухова, вошли подполковник Гладышев, начальник следственного отделения, эксперты, прокурор района со следователем Лимакиным и несколько милиционеров.
- Где второй кладоискатель? - увидев одного старика Глухова, быстро спросил подполковник.
- В соседней комнате с Голубевым, - ответил Антон. - Привести?..
Гладышев посмотрел на прокурора, словно спрашивал у него совета. Прокурор утвердительно кивнул.