- Первый опять вышел из-за своего письменного стола и подошёл к журнальному столику, на котором уже стояла бутылка коньяка и две рюмки.
- Перейдём к делу. Я на несколько дней уеду с родителями в Кемерово по семейным делам, а вы сделаете так, чтобы вот эти люди были управляющими вот этих банков, - первый протянул лист бумаги второму. - Если кто-то решил, что стал очень самостоятельным, то им должен будет заняться третий.
- Не извольте беспокоиться, това… - второй замялся, покраснел и продолжил: - господин первый!
Первый налил коньяк, поднял рюмку и провозгласил:
- За успех нашего мероприятия!
Компаньоны выпили и заулыбались.
- А с этими, что делать, господин первый? - Второй кивнул головой на дверь, имея в виду остальных сотрудников райкома.
- Не знаю и знать не хочу. Пусть о них позаботится Ельцин Борис Николаевич.
- Или Горбачёв Михаил Сергеевич, - осмелел второй.
Бутылка коньяка быстро опустела. Настроение было отличное. Если раньше грядущее проглядывалось через пелену неизвестности, то теперь никакой пелены не было. Будущее виделось прекрасным.
***
Глядя на усопшего, Александр никак не мог представить, что человек, лежащий в гробу, когда то был полковником, что он вёл в бой свой полк и враги бежали от него, как от чумы, что он и подобные ему способны были разрушить ту вавилонскую башню, которую построили фашисты. Нет, как ни старайся, а представить этого невозможно. Это был обыкновенный провинциальный учитель: маленький, сухенький, слабенький. К таким на могилу приходят всего несколько человек, потому что эти люди, как правило, одиноки. Разве способен школьный учитель создать большую семью? На его зарплату не только семью, а самого себя и то содержать невозможно. Такие живут незаметно и умирают тихо. Проходящие похороны не соответствовали личности усопшего. Откуда-то понаехали знакомые покойника, о существовании которых никто даже не подозревал, почему-то прибыл военный оркестр и рота почётного караула. У гроба на атласных подушечках, сверкая на солнце, лежали ордена и медали, среди которых был небольшой, тусклый, с выцветшей лентой Георгиевский крест. Администрация школы и учителя, которые собирались руководить похоронной процедурой, были отодвинуты кем-то и еле успели поставить свой венок с надписью: "Учителю русского языка, Смирнову Александру Сергеевичу, от товарищей по работе". Каково же было их удивление, когда они увидели ленту с другой надписью: "Штабс-капитану императорской армии, командиру легендарного партизанского отряда, полковнику Красной армии, барону, Вронскому Андрею Петровичу".
Школьное руководство пыталось объяснить, что здесь какая-то ошибка, что усопший обыкновенный учитель, но всё напрасно - на него цыкали, шипели и просили не мешать. Только бывший завуч Татьяна Павловна не возмущалась, она стояла возле гроба, смотрела на усопшего, как будто там лежал не человек, а её молодость.
- Штабс-капитан, полковник, настоящий барон! - говорила она, тряся головой.
Но её никто не слушал и не хотел слушать: мало ли что взбредёт в голову древней старухе с трясущейся головой?
Только после того, как тело было предано земле, всё разъяснилось. Школьное руководство получило исчерпывающие объяснения от лиц, пользующихся абсолютным доверием. И хотя объяснения были получены, разум всё равно не мог поверить в происходящее.
В связи с тем, что друзей и знакомых Андрея Петровича приехало очень много и скромная квартирка учителя русского языка не могла вместить всех желающих, поминки было решено провести в школе. Администрация освободила один из классов от парт и расставила там столы. Из соседних классов парт не убирали, однако оставили их открытыми, чтобы гостям было, где уединиться и помянуть усопшего в более тесном кругу.
На поминках школьные глотали каждое слово, про своего учителя, поражаясь над столь удивительными превратностями судьбы. Сын Андрея Петровича с детьми однополчан отца, устав от рассказов, которые они слышали не одну сотню раз, отсидев за общим столом официальную часть, уединились в соседнем классе, прихватив с общего стола спиртного и закуски.
- А помните, как мы ездили к пещере? - спросил Николай.
- Я это на всю жизнь запомню. Нас ведь тогда из-за этой пещеры с отцом на пятнадцать лет заперли. Слава богу, не расстреляли.
- Извини, Саша, я не подумал.
- Да, ладно. Самое главное, мы с отцом живы, а дядя Лёша…
- Давайте за дядю Лёшу, - предложил Андрей.
Мужчины выпили и задумались каждый о своём.
- А он давно болел? - спросил Андрей Игоря.
Тот смахнул слезу и отвернулся.
- Не знаю. Он о своих болячках говорить не любил. Я ведь с ними не живу. Приезжаю только в отпуск.
Александр, Андрей и Николай выразительно посмотрели на сына Андрея Петровича.
- Командую участком газопровода Уренгой-Помары-Ужгород. Слышали о таком?
- Ещё бы! Стройка века! - прокомментировал Андрей.
- Так ты строитель? - спросил Николай.
- Это раньше была стройка, когда газопровод строился, а сейчас гоним газ на Украину и в Европу. А ты всё в редакции трудишься? - спросил в свою очередь Игорь Андрея.
- Редакция - пройденный этап. Я теперь первый секретарь райкома партии.
- Ух, ты! - присвистнул Николай. - Так и до Кремля скоро дойдёшь.
Андрей не стал реагировать на реплику Николая. По его лицу было видно, что разговор о работе раздражал его.
- А ты чем занимаешься? - перевёл он тему разговора.
- Я по отцовской линии пошёл. Служу в милиции.
Трое собеседников, не сговариваясь, повернули головы в сторону Александра.
- Я тоже по отцовской линии пошёл, - понял взгляды Саша. - Я ведь только, только освободился. На работу после такой отсидки брать никто не хочет.
- Может быть, к нам пойдёшь? - предложил Игорь, - станешь газовщиком.
- А что я умею? Предлагаешь начинать всё с начала? Мне сейчас сорок, к пенсии как раз освоюсь.
- Я помогу тебе. Как говорится лиха беда начала. Ты только начни, а там само пойдёт. Зарплаты у нас хорошие. И тебе хватит, и родителям помочь сможешь.
- Спасибо. Мне со старками надо поговорить, но сегодня, сам понимаешь…
Игорь достал откуда-то блокнот, вырвал лист и что-то быстро на нём написал.
- Здесь мой адрес. Как приедешь домой, напиши мне.
Александр свернул листок и положил в карман.
- Надо в записную книжку переписать, а то потеряю, - сказал он сам себе.
Разговоры такого типа называют обычно житейскими. Они мало интересуют окружающих, потому что затрагивают интересы только двух человек. Остальные слушатели вежливо ждут окончания этих скучных тем зная, что за ними обязательно последуют темы, затрагивающие всех. Однако в каждом правиле есть исключения. Когда Игорь делал Александру предложение о работе у него на участке, Андрей весь превратился в слух. Казалось, что в данный момент решается не судьба Александра, а его судьба. Листок, который Саша положил в карман Андрей, наверное, прожёг своим взглядом, однако, слава Богу, этого странного поведения никто не заметил. В комнату вошла мать Игоря и прервала тему разговора.
- Что это вы, ребята, уединились? Нехорошо. Это всё-таки поминки.
- Мы просто покурить вышли, - тут же оправдался Игорь.
- Ну-ну. - Даша посмотрела на мужчин, и не увидев в их руках ни одной сигареты, вышла из класса.
Глава 19
Возвратившись из Кемерово, семья Ивановых столкнулась с серьёзными материальными трудностями. Те деньги, которые имелись в доме, были потрачены на дорогу и поминки, пенсии Маши еле хватало на оплату квартплаты и коммунальных услуг. Сколько ни ходил Александр с отцом по отделам кадров, везде, узнав о судимости, сразу же прекращали всякие разговоры и обещали позвонить сразу, как появится первая вакансия. Вначале сын с отцом ждали звонков, но потом поняли, что ничего они не дождутся, просто у кадровиков была такая форма вежливого отказа. Поразмышляв недолго, Александр решил принять предложение, которое сделал ему Игорь на поминках. Выбрав момент, когда вся семья была в сборе, Александр рассказал о предложении родителям. Вместо того, чтобы обрадоваться, родители и без того печальные, погрустнели ещё больше.
- Господи, это что же за напасть! Только что из Сибири приехал и опять туда?
- Мама, но там же не зона!
- Какая разница?
- Да я знаю этот газопровод. Его не только комсомольцы строили, зэкам тоже работы хватило.
- Вот именно, - причитала мать, - из тюрьмы, да в тюрьму! А мне, что прикажешь делать, опять ждать?
Отец тоже был недоволен решением сына, но по-мужски сдерживал свои эмоции. Он молчал и наблюдал за женой. Только после того, как Николай понял, что рыдания жены стали угрожать ей обмороком, глава семьи высказал своё мнение.
- Маша, ну не воровать же ему идти? Неужели ты не видишь, что нам не устроиться на работу?
Аргумент мужа оказался очень серьёзный. Перспектива того, что сын в конечном итоге, помыкавшись, но так и не найдя работы, вынужден будет встать на уголовный путь, сразу же высушила слёзы матери.
- А где это, Сашенька? Адрес у тебя есть?
- Ну а как же? Я его в свою книжку записал.
Александр подошёл к письменному столу и выдвинул ящик. Пошарив там рукой, он вытащил ящик из полозьев и положил его на стол. Перебрав все бумаги, которые там были, он подошёл к обеденному столу и высыпал на него содержимое ящика. Перебрав каждую тетрадку, каждую коробочку, каждый листочек, он снова сложил всё в ящик.
- Что ты ищешь? - поинтересовался Николай.
- Адрес. Я его в записную книжку переписал.
- А какая книжка? - спросила Маша.
- Да ту, что вы с папой мне подарили: кожаная с барельефом медного всадника.
Отец встал и выдвинул второй ящик. Скоро вся семья была вовлечена в поиски. Обыскали практически всё: даже проверили содержимое ящиков буфета, где находилась только посуда. Всё напрасно - книжки не было. Александр залез под кровать и стал доставать оттуда коробки с обувью.
- Саша, ну это уж слишком! Не мог же ты её к ботинкам положить?
- Мама, ну куда-то она делась?
- А может быть ты её в Кемерово оставил? - спросил отец.
- Я её три дня назад вот в этот самый ящик положил. - Саша снова выдвинул ящик, с которого начались поиски.
- Мы там уже четыре раза смотрели, - сказала Маша.
Александр, расстроенный сел за письменный стол и, не зная, что делать дальше, уставился в одну точку.
- У тебя в этой книжке что-нибудь ценное было? - спросил отец.
- Там всего одна запись - адрес участка, где работает Игорь.
Видя, что сын очень расстроен, Николай взял инициативу в свои руки.
- Ты говорил, что адрес был переписан в записную книжку. Откуда?
Лицо Александра неожиданно просияло.
- Точно! Я же его с листка переписал!
- А листок где? - спросила мать, но было поздно, Александр вытащив из шкафа пиджак, снимал его с вешалки.
- Вот он, родимый! - улыбался Саша.
Два пальца его правой руки залезли во внешний нагрудный карман пиджака. Лицо выражало такое блаженство, что можно было подумать, будто Александр сейчас вытащит оттуда лотерейный билет, на который выпал выигрыш, как минимум "волги". Однако выражение блаженства неожиданно сменила гримаса ужаса. Уже не два пальца, а вся пятерня умудрилась забраться в маленький карман пиджака - адреса не было. Такая же участь постигла все карманы - пусто, обыскали карманы всей одежды, которая была в доме - всё напрасно.
- Достаточно, - сказала мать, - адреса в доме нет. Больше искать негде. Я предлагаю написать письмо тёте Даше. Она знает, где работает её сын.
- Дело в том, что после смерти дяди Лёши, Игорь хотел свою мать перевести к себе.
- Может быть, он ещё не перевёз? - понадеялся отец.
- Уже перевёз, - сказал Александр и оторвал листок от висящего на стенке календаря.
- Можно, конечно, съездить в Кемерово и опросить соседей, - робко предложила Маша.
- Мама, ты прекрасно знаешь, что на это у нас нет денег.
- Надо ждать, когда Даша нам напишет. Тогда по обратному адресу…
- Коля, первый ближайший праздник это седьмое ноября, но она нас с ним поздравлять не будет, - размышляла Маша, - стало быть, до Нового года надеяться нечего.
Когда судьба бьёт человека наотмашь, тот, как правило, тот либо получает инфаркт, либо того хуже - накладывает на себя руки. Но это в том случае, если человек не русский. В нашем случае, всё гораздо проще: его следует искать в пивной или заведении аналогичного типа. При этом совершенно не обязательно, что у человека нет денег. Русский человек может украсть, ограбить, убить, в крайнем случае, но отказать человеку, попавшему в беду, в корке хлеба, глотке воды, сигарете или стакане водки - это слишком. Такого не может быть, потому что не может быть никогда, потому, что тогда он только числится русским, а на самом деле в его генах можно найти чёрт знает чего, не дай бог, конечно, но даже и английскую кровь. Англичане те могут, те, если надо, и через мать родную перешагнут.
На Владимирском проспекте, недалеко от театра "Ленсовета" как раз для таких целей и существовал пивной бар "Жигули". Именно там человеку, попавшему в беду, завсегдатые дадут и корку хлеба и глоток пива, а если горе большое, то под столом в кружку с пивом и водочки добавят.
Если и на трезвую голову в полумраке с сизой табачной завесой ничего не было видно, то по пьяному делу уж и думать нечего - слышно только, как за окнами грохочут трамваи своими железными колёсами, да как официант противным голосом требует посетителя, которого вдруг потянуло в сон, расплатиться.
- Уважаемый, когда расплачиваться будем? - как вилкой по тарелке скрипит его противный голос.
- Что ты к человеку пристал? Не видишь горе у него?
- А кому сейчас легко? - скрипит официант. - Платить всё равно надо.
- Отстань! - снова одёрнули официанта. - Заплатим, не беспокойся. Ты нам пивка лучше принеси с водочкой, да рыбки солёненькой.
- Сей момент! Только у нас бар пивной, водки не полагается!
- Ты что ж нас, мать твою, за басурманей каких или может за англичан принимаешь?
- Не извольте беспокоиться, сейчас всё будет сделано!
И вот пиво, которое только в прейскуранте называется Жигулёвское, разбавленное, по словам официанта, Столичной водкой, а на самом деле самым дешёвым сучком, называемым в народе "коленвал" ставится перед носом Александра.
- Тебя как зовут, друг? - слышится чей-то голос.
- Александр, - отвечает он, даже не зная кому.
- Саша, давай выпьем.
- Давай.
Кружки поднимаются, слышится сильный выдох, а потом характерное бульканье.
- Хорошо! - говорит Саша.
- Хорошо! - повторяет друг. - Давай повторим!
Процедура повторяется. Кружки ставятся на стол и руки пытаются ухватить солёненькую рыбку, но та двоится в глазах и с первого раза не даётся.
- Саня, ты своей рукой в мою кружку залез, - смеётся друг.
- Тогда ты залезь в мою.
Новые знакомые смеются и недавние неприятности уходят куда-то далеко, далеко.
- Так на чём мы остановились? - перестаёт смеяться друг.
- Как я могу остановиться, если я некуда не иду, - не понимает Александр.
Друг снова заливается смехом.
- Ты мне рассказывал о себе.
- Я? О себе?
- Ну не обо мне же?!
- Да, о тебе я ничего не знаю.
- Вот и прекрасно. Давай ты расскажешь о себе, а я потом о себе.
- Договорились, - соглашается Александр. - На чём я остановился?
- На том, что ты недавно освободился, - подсказывает друг.
- Ах, да! Я освободился. - Саша пытается сосредоточиться, но вдруг понимает, что больше говорить нечего.
- А что, собственно говорить? Вот и всё. Освободился, а на работу не устроиться. Был один человек, работу мне предлагал, а я адрес его потерял.
- На что же ты живёшь?
- Были у нас деньги, в зоне заработали, но они кончились.
- И что же сейчас?
- А ничего. Сижу и пью за твой счёт.
- Теперь давай я про себя расскажу. Ты знаешь кто я такой?
Александр отрицательно помотал головой.
- Я председатель кооператива.
- Чего, чего? - не понял Александр.
- Ко-о-пе-ра-ти-ва.
- Какого аперитива?
- Да не аперитива, а кооператива. Частное охранное предприятие, сокращённо ЧОП.
Нет, чтобы там не говорили, а русские традиции куда лучше импортных. Посудите сами, любая хандра рано или поздно проходит, а инфаркт остаётся. А тут: заложил стакан за воротник и будь, что будет! Утром проснулся, выпил рассольчика, вспомнил, что вчера было, и сам себе не поверишь. Бывает же!? А самое главное - никаких инфарктов.
- Значит кооператив? - спрашивает отец.
- Да, ЧОП, - отвечает сын.
- Так ЧОП или кооператив? - не понимает мать.
- Это одно и тоже. ЧОП он и есть кооператив.
Вот уж воистину пути господне неисповедимы: совсем недавно даже надежды не было - хоть в петлю лезь, а сегодня? Сын с утра до вечера на тренировках. Чтобы рюмку выпить или, скажем, закурить, об этом и думать забыл. Зал спортивный рядом в бывшей школе. Кстати, той самой, где раньше Александр учился. Это здесь был устроен музей в котором жизнь партизанского отряда была вывернута наизнанку. А теперь не только музея, но и самой школы нет. Неизвестно почему её закрыли, и приобрела здание фирма какая-то. Говорят, московская. Вот эта фирма спортзал и сдаёт кооперативу в аренду. Ясное дело - к чему фирмачам спортзал? А ЧОП без него, как без рук. Иванов старший морщился всё, как про школу эту речь заходила. Понять его можно: шутка ли сказать - срок из-за неё проклятой схлопотал. Поморщился, поморщился, а потом плюнул, да и устроился в эту московскую фирму сторожем, то есть в школу эту бывшую. А что морщиться, какие никакие, а всё же деньги. К слову сказать, фирма эта московская деньгами не скупилась - платила так, будто Николай не сторож вовсе, а генерал отставной. Кооператив, где работал Саша, тоже не жадничал. Вот и выходило на круг с Машиной пенсией, халтурами, да работой, очень даже неплохо. Не графья конечно не Рокфеллеры, но по нашим русским меркам, как сыр в масле катались, можно и так сказать.
За усердие Александра по службе повысили. Он теперь в своём ЧОПе вроде как инструктором был. Не только сам тренировался, но и других тренировал. У него четыре группы было по десять человек каждая. Подготовит он их, они и уходят куда-то, а на освободившееся место новая группа набирается. Несколько раз пытался он спросить начальство, куда мол ребята деваются, а те посмотрят на него, ухмыльнуться, да и скажут нехотя:
- В коммерческие структуры охранниками уходят, - больше ничего не говорили.
Отец, придя на дежурство, в свою каптёрку включал старый ламповый приёмник, что остался ещё от школьного сторожа и слушал новости по всем станциям подряд. Однажды, вернувшись с дежурства, он, выпучив глаза, как рак, прямо с порога, не успев закрыть за собой дверь, закричал:
- Горбачёва арестовали!
- Ты думай, что несёшь! - заругалась Маша. - Слушаешь разные сплетни. Кто же его арестовать может? Он же сам президент!
- Да вы телевизор хоть включите! Сидите, как отшельники, ничего не знаете.