- Как вы думаете поступить с акциями вашего брата? - нахально поинтересовалась я.
Повисла напряженная пауза, имевшая, как мне показалось, целью сбить с меня апломб и вернуть на стезю проклятой деликатности, которая просто жить не может без осторожности.
- Вам не поступало предложения продать свои акции? - решила я не дожидаться ответа на поставленный мной щекотливый вопрос и не пускать беседу на самотек.
- Поступало, - сдержанно сказал Белкин.
- От кого? - загорелась я.
- От Марусева, да и от других. Авдеев тоже выразил желание приобрести хотя бы часть моих акций, - нехотя продолжил Белкин.
- А вы что же?
- Отказался.
- Нет, я все-таки не понимаю, - задумчиво произнесла я, - как они могут предлагать продать им акции прибыльного предприятия. Откуда вдруг такая уверенность, что вы захотите расстаться с акциями?
- Вы рассуждаете по-дилетантски, - усмехнулся Белкин, взглянув на меня скептически и одновременно покровительственно, - бизнес - это такая деятельность, когда идет постоянная борьба за сферы влияния, прибыль…
- Да, да, мы в школе проходили стадии загнивания капитализма, по мере своего становления принимающего форму империализма, - рассмеялась я, - или, как это у Ницше, "воля к власти". Когда бизнесмены начинают говорить с дилетантами вроде меня о бизнесе, я не могу отделаться от впечатления, уж простите меня, что их взгляд на бизнес не лишен романтики. Как представишь себе все эти сногсшибательные баталии, все эти разделы и экспансии, тайны ремесла - прямо романтика и мистика какая-то получается!
- Вы - интересный собеседник, Ольга Юрьевна, - тепло посмотрел на меня Белкин, - так вот, всегда есть вариант, что кто-то из акционеров может захотеть продать свои акции. Тем более что и "Металлоконструкция" не такое уж прибыльное предприятие, как может показаться со стороны.
- Вот так откровение! - поразилась я, - неужели убыточное?
- Да нет, - усмехнулся Белкин, - мы пока держимся на плаву, но года через два-три, если все так пойдет и дальше, кто его знает… - неопределенно закончил Станислав Сергеевич.
- Значит, может создаться ситуация, при которой ваши акции упадут в цене, - продемонстрировала я крохи экономических знаний.
Белкин кивнул и устало вздохнул.
- Вы имеете влияние на Людмилу Николаевну?
- Хотите этим сказать, - напрягся он, - что я с ней в сговоре?!
Глаза Белкина стали настороженно-холодными.
- К чему вы клоните? - дрогнувшим голосом спросил он после минутной паузы.
- Станислав Сергеевич, не нужно думать, что у меня есть намерение в чем-то обвинить вас. Я, хотите верьте, хотите нет, чувствую обеспокоенность по поводу этих самых акций. Мне кажется, что собака зарыта именно здесь.
После сказанного двустворчатая дверь гостиной распахнулась - и на пороге возникла стройная фигура Белкиной.
- Какого черта, Стас? - с возмущением произнесла она, глядя на нас.
За ней в гостиную заглянул Марусев. Прямая и надменная, Белкина дошла до середины комнаты и замерла с настойчивым вопросом в своих продолговатых карих глазах. Александр с очаровательной непринужденностью уселся на диван рядом со мной.
- Я смотрю, вы напрочь лишены приличий, - ядовито усмехнулась Белкина, обращаясь ко мне.
Я беспокойно заерзала, краем глаза ловя многозначительный взгляд Марусева. Мне показалось, что это взгляд заговорщика, он словно говорил: "Спокойно, детка, эта мадамочка еще и не на такое способна".
- Людмила, - сухо сказал Станислав Сергеевич, - тебе лучше…
- Что лучше?! - заорала Белкина. - Выйти вон?! Это мой дом! Видеть не желаю больше эту вертихвостку!
Я внутренне собралась, чтобы не нахамить и не послать эту ставшую со смертью мужа обладательницей контрольного пакета акций богачку куда подальше. Но похожее усилие, видимо, сделала над собой и Людмила Николаевна, потому что прекратила истерику и села в ампирное кресло, оказавшееся слева от нас. Как только Марусев понял, что в поле зрения Белкиной находятся лишь его лицо и верхняя часть корпуса, первое, что он сделал, - накрыл ладонью мою похолодевшую от волнения руку.
Сердце бешено заколотилось. Короче, этот успокаивающий по своей цели жест возымел обратный результат. Тревожное напряжение, вызванное ожиданием от Белкиной разного рода сюрпризов, только усилилось.
- Чувствую, беседа наша… - тихо сказал Белкин.
- Что ты там шепчешь, Стас? - с раздражением спросила Белкина.
Я возблагодарила бога за то, что у нее был довольно низкий голос, ибо, если бы его отличала звонкая сила, как, например, у Маринки, я бы не выдержала визгливого напора.
- Позвоните мне, - Белкин достал из портмоне визитку и передал мне. - Завтра после обеда я буду в офисе. Мы сможем продолжить наш разговор, если это вас еще интересует.
Этот невинный жест спровоцировал у Людмилы Николаевны новый приступ бешенства, своей завершающей стадией имевший ураган уничижительной иронии и открытых посыланий на…
Александр помог мне одеться и, сославшись на неотложные дела в офисе, вышел за мной.
- Уф, - облегченно вздохнул он, когда поравнялся со мной на третьем этаже, - это еще цветочки.
- Она что, всегда такая или горе ее "подкосило"? - поинтересовалась я.
- Ты должна понять, - молитвенно возвел он глаза к потолку. - Муж погиб, менты приходят, берут подписку о невыезде, а она в тур по Средиземному морю собиралась.
- Так что же ее больше опечалило: смерть мужа или сорвавшийся круиз? - ехидно уточнила я.
- Да, тебе палец в рот не клади! - засмеялся Александр. - Я уже начинаю сомневаться, получится ли что у нас с тобой?
- А что у нас должно получиться? - с насмешливым вызовом сказала я.
- Ну ты даешь! - весело присвистнул мой спутник. - Ладно, поживем, увидим. Выйдешь из подъезда, иди дальше, я догоню тебя у поворота. А то эта… - он замялся, потом хитро улыбнулся и отвел глаза.
- Ревнует? - не удержалась я от провокации.
Александр умоляюще посмотрел на меня: не доставай, мол, меня этим!
- Я сама за рулем.
- Прекрасно, тогда выходи и отчаливай. Где "Мехико", знаешь?
- Слышала, - в тон ему ответила я.
- Вот и ладненько, - он открыл дверь и задержался на некоторое время на пороге, пропуская меня и выжидая, когда я отъеду.
Я представила себе прячущуюся за тяжелой бархатной шторой кабинета, следящую за нашими маневрами Людмилу Николаевну, полную ненависти и ревнивой обиды. Представила и с новой силой ощутила страстное желание жить.
Глава 4
Клуб с экзотичным названием "Мехико" располагался в самом центре города, и уже через десять минут я открыла стеклянную дверь, за которой оказался маленький уютный холл. По замыслу дизайнера, проектировавшего это заведение, оно должно было соответствовать духу мексиканских аборигенов.
Это я так решила, взглянув на облицованные темным деревом стены и другие атрибуты интерьера. В дальнем углу холла стоял меленький мягкий диванчик, отделанный тканью с пестрым национальным орнаментом. Сама я в Мексике не была, но почему-то мысленно согласилась с проектировщиком, решив, что именно так и должна выглядеть мексиканская забегаловка начала века.
Оставив в гардеробе шубку, я раздвинула раскрашенные в яркие цвета деревянные занавески, которые мелодично загремели, и очутилась в зале. Там стояли точно такие же двухместные диванчики, как в холле, только перед каждым из них был низкий деревянный стол, в центре которого располагалось большое оранжево-красное блюдо с нарисованным кактусом. Точно такой же кактус, только настоящий, высился слева от бара.
В зале никого не было, и я пристроилась на ближнем от входа диванчике и закурила. Видимо, для придания дополнительного деревенского колорита к одной из стен зала прислонили деревянную лестницу, на круглых перекладинах которой развесили мексиканские пледы, а рядом с ней на манекен без головы было надето желтое пончо.
"Не хватает только текилы или пиноколадо", - подумала я и увидела официанта в широкополом сомбреро с высоченной тульей. У него было заспанное лицо, которое совсем не походило на смугло-раскосую, по-латиноамерикански оживленную физиономию мексиканца. А, собственно, почему обязательно оживленную? Может же она быть задумчивой и по-европейски унылой, ну хоть изредка?
Размышлять над этим времени уже не было, потому что официант, растянув губы в улыбке, поинтересовался, что я буду есть. Я даже не стала заглядывать в меню, которое он передо мной положил, потому что есть мне совершенно не хотелось. Горячительных напитков я себе позволить не могла, так как была за рулем, поэтому ограничилась банальным кофе.
- Погодите-ка, - остановила я официанта, отправившегося было выполнять мой заказ, потому что увидела, как в зал вошел Александр Георгиевич.
Он, как старому знакомому, кивнул официанту и опустился на диванчик рядом со мной.
- Вы уже сделали заказ? - посмотрел он на меня заблестевшими глазами и, когда я кивнула, поднял голову к официанту.
- Тогда, как обычно, Петрович, - сказал он парню в сомбреро, и тот, черкнув себе что-то в блокнотике, оставил нас одних.
- Мне кажется, вы тут не впервые, - проявила я свои дедуктивные способности.
- Люблю острую пищу, - улыбнулся Марусев, - и вообще все острое или, на худой конец, пикантное.
- Вам не хватает остроты в жизни? - полюбопытствовала я.
- Меня это возбуждает.
Я заметила, как расширились крылья его носа, словно он вдыхал какой-то тонкий аромат.
- Вы, случайно, не маньяк? - шутливо спросила я.
- Смотря, что вы имеете в виду, - уголками губ улыбнулся Марусев.
- То же, что и доктора, - пояснила я, - патологические отклонения в психике.
- Тогда вопрос не по адресу, - Александр Георгиевич достал сигареты и закурил. - Согласитесь, если бы я был маньяком, как вы выразились, то никогда бы вам об этом не сказал.
- Очень тонкое замечание, - ухмыльнулась я, - из которого, однако, я не могу сделать какого бы то ни было ясного вывода.
Бывает же так, ни с того ни с сего разговор принимаеть поворот, которого ты и сам не ожидал. И что самое странное, ты как бы и не владеешь нитью этого разговора. Он ведется словно сам по себе, независимо от твоего с собеседником желания, а вы являетесь втянутыми в него помимо воли.
Это ценное наблюдение я вынесла из начальной стадии нашей беседы с Марусевым, которая мне лично не очень понравилась. Вернее, совсем не понравилась. И я растерялась, не зная, каким образом можно направить наш диалог в нужное русло. Может быть, Марусев заметил мое смущение, ему самому стало неловко, но он сменил тему.
- А вы всегда стремитесь к определенности? - Александр стряхнул пепел с сигареты и посмотрел на меня.
- К этому приучила меня профессия, - вздохнула я, - но в конечном счете я не аналитик, а репортер. Рассказываю о том, что происходит, не делая никаких заключений.
- Похвально, похвально, - закивал Александр Георгиевич и собирался что-то добавить, но появился Петрович с подносом и отвлек его.
- Что, только кофе? - удивленно поднял брови Марусев. - Здесь, конечно, замечательный кофе, но вы обязательно должны попробовать мексиканскую кухню. Петрович, - сделал он жест официанту, обведя пальцем выставленные на стол блюда, - повтори.
- Иди, иди, - поторопил его Марусев, когда я стала возражать, - я плачу.
"Ладно, черт с тобой, - решила я, - все равно где-то надо будет обедать. Почему не здесь?"
- Теперь, после смерти Аркадия Сергеевича, вы будете руководить "Металлоконструкцией"? - неожиданно спросила я.
- Совсем необязательно, - не сразу ответил Марусев, - но вполне вероятно. А почему вы об этом спрашиваете?
- Потому что хочу знать, кому было выгодно убить Белкина.
- Хотите совет? - немного подумав, спросил Александр Георгиевич и выжидательно посмотрел на меня.
- Ну, - без оптимизма произнесла я.
- Не лезьте вы в это дело.
- Почему? - вяло спросила я, так как ожидала чего-то подобного.
- Только не подумайте, что я вас пугаю, упаси бог, - поднял брови Марусев. - Только, если я правильно понял, там работал профессионал. Значит, убийство заказное, а такие практически не раскрываются. Но вы можете в своем рвении приблизиться к чему-то важному, и тогда…
- Что тогда?
- Тогда вас тоже могут убить, - спокойно сказал Марусев.
- Я знаю, что Белкин недавно купил какое-то предприятие, - начала заводиться я, - вы не в курсе?
- Будет очень жаль, - сказал он, приступая к еде, - если труп такой красивой девушки всплывет по весне где-нибудь в районе Волгограда или Астрахани. Только он не будет уже таким красивым.
Он ел что-то красно-коричневое из глиняной миски и говорил о моей возможной смерти, как будто речь шла о чечевичной похлебке. Но я-то умирать не собиралась, а лишь только убедилась, что стою на верном пути. Для себя я решила, что Марусев, каким бы невозмутимым он ни казался, причастен к убийству своего патрона.
Подошедший Петрович с улыбкой выставил передо мной содержимое подноса, поинтересовался у Марусева, не нужно ли чего еще, и, получив отрицательный ответ, исчез за стойкой.
- Попробуйте, очень вкусно, - с аппетитом пережевывая свою бурду, сказал Александр Георгиевич.
Я зачерпнула что-то из миски - кажется, это была фасоль с какими-то приправами - и отправила в рот. Внутри у меня все заполыхало, но оказалось действительно вкусно, и я принялась за еду, заливая пожар во рту томатным соком.
- Александр Георгиевич, - я временно отложила ложку, - а чем занимается ваша фирма?
- Ну, это уж совсем не интересно. - Марусев отломил кусок лепешки и отправил себе в рот.
- А все-таки? - настаивала я.
- Мы изготавливаем различные нестандартные вещи, фермы, колонны, есть цех чугунного литья, делаем даже скульптуры из меди и бронзы.
- А вы говорите, не интересно, очень даже интересно, - доев свою порцию, я потянулась за сигаретой. - И все-таки, Александр Георгиевич, кому была выгодна смерть вашего начальника?
- Называйте меня, пожалуйста, Сашей или Александром, - поморщился он.
- Хорошо, Александр, так кому?
- В первую очередь, естественно, его жене.
- А во-вторую?
- Во-вторую акционерам, и мне в их числе.
- Не понимаю, - покачала я головой, - акции Белкина ведь достанутся не акционерам, а его жене. Или не так?
- Ладно, - махнул рукой Марусев и снова перешел на "ты", - раз ты такая настырная. У Белкина был контрольный пакет акций. Знаешь, что это такое?
- Примерно, - кивнула я.
- Это значит, если не вдаваться в подробности, Аркадий Сергеевич фактически единолично управлял фирмой, определяя ее стратегию и тактику. Другим акционерам это не совсем нравилось, вернее, совсем не нравилось, и они просили продать им хотя бы часть акций, чтобы тоже иметь возможность стоять у руля фирмы. Но Аркадий Сергеевич не соглашался…
- А его вдову вы сумеете уговорить, - предположила я, - именно поэтому вы сразу бросились утешать Людмилу Николаевну.
- Ты догадливая, - усмехнулся Марусев. - Очень догадливая. Но мы пришли не только для этого…
Над столом повисла долгая пауза. Мне стало как-то не по себе.
- Привет, Георгич, - раздался над нами зычный голос.
Я и не заметила, как к нашему столику подошел плотный, хорошо одетый мужчина. Он был высокого роста, пиджак нараспашку, ворот белой рубашки стягивал узкий галстук. Редкие светлые волосы зачесаны назад.
- А, Михась, - Марусев поднял голову, - сядешь?
- Присяду, - поправил его светловолосый.
- Принеси-ка стул, - сказал Марусев подлетевшему официанту.
Тот быстро исчез и появился снова с легким бамбуковым стулом, который поставил у столика. Михась уселся, сделал заказ и, бросив на меня тяжелый взгляд, повернулся к Александру.
- Познакомь с девушкой.
Марусев представил нас друг другу.
- Как дела, Оля? - спросил Михась, не моргая глядя на меня.
Чем-то он мне был неприятен, и захотелось уйти, но встать сразу не очень удобно.
- Хорошо, - ответила я и демонстративно посмотрела на часы.
- Да ты не бойся, я не кусаюсь, - хмыкнул приятель Александра, - лучше скажи, чем занимаешься?
- Вот пообедала, - кивнула я на стол, - а теперь мне пора на работу.
- Это хорошо, - протянул Михась, - когда есть работа.
Он положил на стол крепкие руки, и на пальце левой сверкнула крупная золотая печатка. На двух пальцах другой руки тоже были перстни, только не настоящие, а татуированные.
- А я тебя вчера ждал, - Михась, оставив меня, повернул голову к Марусеву.
- Да, я знаю, - натянуто произнес Александр, - не получилось.
- Это не разговор, - поморщился Михась, - ты же не маленький.
- Ну мне пора, - я встала и направилась к выходу.
Марусев вышел за мной.
- У меня деловой разговор, - он посмотрел в сторону зала, - так что я тебя не провожаю.
- Спасибо за обед, - поблагодарила я, - было очень остро.
- Это еще не самое острое, - улыбнулся Марусев. - Когда мы увидимся?
- Может быть, скоро, - пожала я плечами. - Кстати, какой код у Белкиной?
- Четыреста двадцать, только ходить туда я бы тебе не советовал.
- А я тоже люблю острое, - одарила я его долгим многозначительным взглядом и вышла на улицу.