Войдя в квестуру, он остановился в большом помещении, где сидели дежурные офицеры, и попросил отчеты о происшествиях за прошлую ночь. Событий было мало, ни одно из них не заинтересовало его. Поднявшись в свой кабинет, он большую часть утра занимался бесконечным перекладыванием бумаг с одной части стола на другую. Много лет назад его банковский управляющий сказал ему, что копии документов о всех банковских операциях, какими бы невинными они ни были, десять лет хранят в архиве, прежде чем уничтожить.
Оторвав взгляд от страницы, он мысленно представил себе Италию, покрытую слоем бумаг: отчеты, ксерокопии, машинописные копии, малюсенькие чеки из баров, магазинов и аптек, - высотой по щиколотку. И в этом море бумаг письма до Рима по-прежнему шли две недели.
Приход сержанта Вьянелло вывел его из задумчивости. Сержант явился доложить комиссару, что уговорился о встрече со своим информатором, мелкой рыбешкой с преступного дна города, иногда подкидывавшим им нужные сведения. Тот сообщил Вьянелло, что хочет сообщить полиции нечто важное, однако воришка боялся, что его заметят с кем-нибудь из легавых, а потому Брунетти предстояло встретиться с ним в баре в Местре, промышленном пригороде Венеции. Значит, комиссару предстоит после обеда сесть на поезд до Местре, а потом на автобусе добираться до бара. В такие места на такси не ездят.
Из этой встречи ничего не вышло, впрочем, Брунетти так и подозревал. Парнишка, вдохновленный газетными статьями о тех миллионах, что правительство готово отстегнуть людям, имеющим отношение к мафии и соглашающимся свидетельствовать против нее, потребовал у Брунетти пять миллионов лир вперед. Запрос его поражал своей нелепостью, день пропал, зато комиссар был при деле до начала пятого - как раз в это время он вернулся в свой кабинет и обнаружил там ожидавшего его взволнованного Вьянелло.
- В чем дело? - спросил Брунетти, увидев выражение лица Вьянелло.
- Тот человек из Тревизо!
- Яковантуоно?
- Да.
- И что с ним? Решил не приезжать?
- Его жена погибла.
- Как?
- Она упала с лестницы в доме, где жила, и сломала шею.
- Сколько ей было лет? - поинтересовался Брунетти.
- Тридцать пять.
- Проблемы со здоровьем?
- Никаких.
- Свидетели?
Вьянелло отрицательно покачал головой.
- Кто ее нашел?
- Сосед. Он пришел домой пообедать.
- Он заметил что-нибудь подозрительное?
Вьянелло снова покачал головой.
- Когда это случилось?
- Сосед говорит, что она, кажется, была еще жива, когда он ее обнаружил без малого в час дня. Но точно он не уверен.
- Она что-нибудь сказала?
- Он вызвал скорую, но к тому времени, как машина приехала, жена Яковантуоно скончалась.
- Соседей допрашивали?
- Кто?
- Тревизская полиция.
- Нет, они никого не допрашивали. Думаю, их не интересуют ничьи свидетельства.
- Почему же, бог ты мой?
- Они сочли происшествие несчастным случаем.
- Разумеется, это и должно было выглядеть как несчастный случай! - взорвался Брунетти. Вьянелло промолчал. Брунетти спросил: - Кто-нибудь разговаривал с ее мужем?
- Когда это случилось, он был на работе.
- Кто-нибудь с ним разговаривал? - с нажимом переспросил Брунетти.
- Не думаю, комиссар. Полагаю, ему лишь сообщили о случившемся - и все.
- Мы можем достать машину? - осведомился Брунетти.
Вьянелло подошел к телефону, набрал номер и некоторое время с кем-то говорил. Повесив трубку, он обернулся к комиссару:
- Машина будет ждать нас на Пьяццале Рома в пять тридцать.
- Я позвоню жене, - сказал Брунетти.
Паолы дома не оказалось, так что он попросил Кьяру передать матери, что, вероятно, задержится и не скоро вернется домой.
За двадцать с лишним лет работы в полиции у Брунетти выработался безошибочный инстинкт, позволявший ему предчувствовать неудачу задолго до того, как она случится. Еще прежде, чем они с Вьянелло переступили порог квестуры, он уже знал, что поездка в Тревизо обречена на провал и надежда получить показания от Яковантуоно умерла вместе с женой бедняги.
Они добрались до места в начале восьмого, в восемь с минутами уговорили Яковантуоно побеседовать с ними и в одиннадцатом часу смирились с его отказом когда-либо впредь иметь дело с полицией. После всех этих тяжелых часов Брунетти утешало лишь то обстоятельство, что он удержался и не стал задавать Яковантуоно риторического вопроса: что будет с нашими детьми, если он откажется свидетельствовать? Ответ был очевиден, по крайней мере для Брунетти: сам Яковантуоно и его дети останутся живы. Чувствуя себя полным идиотом, комиссар протянул pizzaiolo свою визитную карточку, после чего они с Вьянелло отправились к машине.
Водитель пребывал в дурном настроении, оттого что ему пришлось так долго сидеть без дела, поэтому Брунетти предложил остановиться где-нибудь по дороге и перекусить, хотя и знал, что, если они так поступят, домой он вернется много после полуночи. Наконец около часа ночи шофер высадил их с Вьянелло на Пьяццале Рома, и обессиленный Брунетти решил поехать домой на вапоретто, вместо того чтобы идти пешком. Ожидая трамвайчик и потом, уже на борту, пока судно величественно двигалось по одному из самых красивых каналов в мире, они с Вьянелло вели бессвязный, не относившийся к делу разговор.
Брунетти сошел на берег у Сан-Сильвестро, не обращая внимания на красоту лунной ночи. Он хотел лишь одного: снова увидеть жену, добраться до постели и забыть о грустных, всезнающих глазах Яковантуоно. Войдя в квартиру, он повесил пальто на вешалку и отправился по коридору в спальню. В комнатах детей было темно, тем не менее он приоткрыл двери, чтобы убедиться, что они спят.
Минуту спустя он потихоньку открыл дверь в свою спальню, намереваясь раздеться при свете, проникавшем из коридора, чтобы не побеспокоить Паолу. Но предосторожность оказалась напрасной: постель была пуста. Лампа в кабинете тоже не горела, и все же он заглянул туда, чтобы убедиться в том, что и так уже знал наверняка, - никого. Во всей квартире царил мрак, но он все же отправился в гостиную, теша себя призрачной надеждой, что обнаружит Паолу спящей на диване, хотя он прекрасно знал, что ее там нет.
Темноту нарушала лишь красная мигающая лампочка автоответчика. На нем было три сообщения. Первое - его собственный звонок из Тревизо около десяти: он предупреждал Паолу, что задержится еще ненадолго. Второе - кто-то повесил трубку, не дождавшись сигнала. Третье, как он и боялся, содержало послание от офицера Пучетти из квестуры: он просил комиссара перезвонить, как только тот придет домой.
Что он и сделал, по прямому номеру связавшись с квестурой, с комнатой для младшего офицерского состава. Трубку сняли после второго звонка.
- Пучетти, это комиссар Брунетти. В чем дело?
- Думаю, вам лучше приехать сюда, комиссар.
- В чем дело, Пучетти? - повторил Брунетти, но голос его звучал устало, а не резко и повелительно, как он того хотел.
- Ваша жена, комиссар.
- Что случилось?
- Мы ее арестовали, комиссар.
- Понятно. Можете рассказать поподробнее?
- Думаю, вам лучше приехать сюда, комиссар.
- Можно мне с ней поговорить? - спросил Брунетти.
- Да, конечно, - ответил Пучетти, и в голосе его послышалось облегчение.
Через некоторое время трубку взяла Паола:
- Да.
Его вдруг захлестнула волна ярости. Ее арестовали, а она по-прежнему разыгрывает из себя примадонну.
- Я еду к тебе, Паола. Ты снова это сделала?
- Да, сделала - и все.
Он положил трубку, пошел на кухню и оставил записку для детей. Потом двинулся в квестуру с огромной тяжестью на сердце, еще большей, чем в ногах.
Начало накрапывать - скорее легкая влажная дымка в воздухе, чем дождь в собственном смысле этого слова. Он машинально поднял воротник пальто.
Через четверть часа Брунетти уже был в квестуре. Молодой полицейский в форме с обеспокоенным видом стоял у двери и открыл ее перед комиссаром, столь бодро отдав ему честь, что в такой поздний час это показалось неуместным. Брунетти кивнул юноше - имени его он не мог вспомнить, хотя и знал, и побрел по лестнице на второй этаж.
Пучетти встал и тоже отдал честь комиссару. Паола сидела напротив Пучетти и без улыбки взглянула на вошедшего мужа.
Брунетти взял стул и присел рядом с Паолой, потом взял протокол допроса, лежавший перед его коллегой, медленно прочел.
- Вы обнаружили ее на кампо Манин? - спросил Брунетти полицейского.
- Да, комиссар, - ответил Пучетти, по-прежнему стоя.
Брунетти знаком велел молодому человеку сесть, тот подчинился: он явно испытывал робость перед шефом.
- С вами кто-то был?
- Да, комиссар. Ланди.
"Значит, пути к отступлению отрезаны", - подумал Брунетти и вернул бумагу на место.
- Что вы предприняли?
- Мы вернулись сюда, комиссар, и попросили у нее… у вашей жены, - вежливо поправился он, - удостоверение, поняли, кто она такая, и Ланди позвонил лейтенанту Скарпе.
Брунетти знал, что Ланди обязан был это сделать.
- Почему вы оба вернулись сюда? Почему один не остался?
- Один из патрульных услышал сигнал тревоги и пришел, так что мы оставили его на месте происшествия до прибытия владельца.
- Понятно, - сказал Брунетти. - Лейтенант Скарпа приходил сюда?
- Нет, комиссар. Они с Ланди просто поговорили по телефону. Но он не отдавал никаких особых распоряжений, предоставив нам делать то, что положено по процедуре.
Брунетти чуть было не возразил, что не существует никакой принятой процедуры относительно ареста жены комиссара полиции, но заставил себя промолчать. Он встал, посмотрел на Паолу и наконец заговорил с ней:
- Думаю, мы можем идти, Паола.
Она не ответила, но тут же поднялась.
- Я отведу ее домой, Пучетти. Мы вернемся утром. Если лейтенант Скарпа будет спрашивать, так ему и скажите, хорошо?
- Конечно, комиссар, - ответил Пучетти. Он хотел было что-то добавить, но Брунетти, подняв руку, пресек его попытки.
- Все в порядке, Пучетти. У вас не было выбора. - Он взглянул на Паолу и проговорил: - Кроме того, рано или поздно это должно было случиться. - И попытался улыбнуться.
Когда они дошли до конца лестницы, молодой полицейский стоял у двери, готовый открыть ее. Брунетти пропустил Паолу вперед, поднял руку в прощальном жесте, не глядя на полицейского, и вышел на улицу. Промозглая и влажная ночь окутала их. Выдыхаемый ими воздух сразу же превращался в мягкие белесые облачка. Они побрели домой рядом, и несогласие между ними казалось столь же ощутимым и вещественным, как их дыхание, отчетливо различимое в воздухе.
7
По дороге домой они молчали. Остаток ночи оба не спали, если не считать урывков дремоты, полных неспокойными сновидениями. Несколько раз между явью и короткими обрывками сна их тела прижимались друг к другу, но в этом соприкосновении больше не было прежней близости и родства. Напротив, казалось, будто это объятия двух чужих, незнакомых людей, - и оба стремились отодвинуться. Они старались не делать этого слишком резко, не отскакивать в ужасе, ощутив касание незнакомца, откуда-то взявшегося в супружеской постели. Может, было бы честнее позволить плоти послушаться голоса разума и души, но им удалось подавить в себе желание, заглушить его - в знак верности той любви, в которой, как они боялись, после всего произошедшего что-то сломалось или, по крайней мере, переменилось.
Брунетти с трудом заставил себя дождаться того момента, когда колокола церкви Сан-Поло пробьют семь, до тех пор оставаясь в постели. Звон еще не прекратился, как он уже был в ванной; там он долго стоял под душем, смывая с себя ночь, мысли о Ланди и Скарпе и о том, что ожидает его на работе наутро.
Греясь под струей воды, он подумал: нужно что-нибудь сказать Паоле перед уходом, - но не смог подобрать нужных слов. Он решил, что все будет зависеть от того, как она поведет себя, когда он вернется в спальню, но, войдя, не обнаружил ее там. Она была на кухне - до него донеслись знакомые звуки льющейся в кофейник воды, скрип стула. На ходу завязывая галстук, он отправился туда: Паола сидела на своем привычном месте, две большие чашки, как всегда, стояли на столе. Он справился с узлом на галстуке, нагнулся и поцеловал жену в макушку.
- Почему ты это сделал? - спросила она, протягивая назад правую руку и привлекая его к себе.
Он подвинулся поближе, но не обнял жену.
- Привычка, наверное.
- А-а… - протянула она, уже готовая обидеться.
- Привычка любить тебя.
Она улыбнулась, но все испортило шипение кофейника. Она разлила кофе по чашкам, добавила горячего молока и сахара, размешала. Он пил стоя, не стал садиться.
- Что будет дальше? - поинтересовалась она, сделав глоток.
- Поскольку это твое первое правонарушение, полагаю, дело обойдется штрафом.
- И все?
- Этого достаточно, - ответил Брунетти.
- А с тобой?
- Все зависит от того, как историю обыграют газеты. Кое-кто из журналистов годами ждал чего-то в этом духе.
Он собирался было перечислить возможные заголовки, но она перебила его: "Я знаю, знаю", - и он не стал.
- Однако есть также вероятность, что тебя превратят в истинную героиню, в Розу Люксембург секс-индустрии.
Они оба улыбнулись, хотя Брунетти говорил без тени сарказма.
- Я вовсе не к этому стремилась, Гвидо. И ты это знаешь. - И не успел он спросить, к чему же, собственно, она стремилась, как она сама пояснила: - Я хочу, чтоб им стало стыдно за свои поступки и они прикрыли свой бизнес.
- Кто, турагенты?
- Да! - ответила Паола и на некоторое время замолчала, отхлебывая кофе. Когда в чашке уже почти ничего не осталось, она отставила ее в сторону и произнесла: - Но не только. Я хочу, чтобы всем стало стыдно за свои поступки.
- Тем мужчинам, которые занимаются секс-туризмом?
- Да, им всем.
- Этого не будет, Паола, что бы ты там ни делала.
- Знаю. - Она допила кофе и встала, чтобы приготовить еще.
- Я больше не хочу, - сказал Брунетти. - Может, по дороге зайду в бар и выпью там.
- Еще слишком рано.
- Какой-нибудь бар уже открыт, - заметил он.
- Ну что ж…
Брунетти оказался прав. Он долго пил кофе в баре, оттягивая свой приход в квестуру. Он успел купить "Газеттино", хотя и знал, что там до завтрашнего дня интересующее его сообщение вряд ли появится. И все же изучил первую, потом вторую страницы раздела, посвященного местным новостям. Ничего.
У дверей квестуры стоял другой офицер. Восьми еще не было, и ему пришлось отпирать их для Брунетти, он отдал комиссару честь, пока тот проходил.
- Вьянелло уже пришел? - спросил Брунетти.
- Нет, комиссар. Я его не видел.
- Передайте ему, что я хотел бы видеть его, когда он появится, хорошо?
- Да, комиссар, - ответил офицер и снова отдал честь.
Брунетти стал подниматься по задней лестнице. Маринони, та женщина-комиссар, что недавно вышла из декрета, поздоровалась с ним, но сказала только, что слышала о свидетеле из Тревизо, и выразила свои сожаления.
Оказавшись в кабинете, он повесил пальто, сел за стол и развернул "Газеттино". Все было по-прежнему: одни чиновники вели расследование деятельности других чиновников, одни бывшие министры выдвигали обвинения против других, заговор в столице Албании, министр здравоохранения требовал возбудить уголовное дело против производителей поддельных медикаментов для стран третьего мира.
Он перешел ко второму разделу и на третьей странице нашел заметку, посвященную смерти синьоры Яковантуоно: "Casalinga muore cadendo per le scale" ("Домохозяйка умерла, упав с лестницы"). Ну конечно!
Он все это слышал вчера: она упала, сосед нашел ее на нижней площадке лестницы, врачи констатировали смерть. Похороны состоятся завтра.
Едва он успел дочитать статью, как раздался стук в дверь и вошел Вьянелло. Брунетти достаточно было взглянуть на его лицо, однако он все же спросил:
- Ну, что говорят?
- Ланди начал обсуждать эту историю с самого утра, как только люди стали появляться в квестуре, но Руберти и Беллини ничего не сказали. Из газет пока никто не звонил.
- А Скарпа? - поинтересовался Брунетти.
- Он еще не пришел.
- Что говорит Ланди?
- Что доставил сюда вашу жену прошлой ночью, что она разбила витрину в туристическом агентстве на кампо Манин и что вы пришли и забрали ее отсюда, не заполнив бумаг. Он ведет себя, как судебный пристав, утверждает, будто формально она скрылась от правосудия.
Брунетти сложил лист бумаги пополам, потом еще раз. Он вспомнил свое обещание, данное Пучетти: наутро привести с собой жену, но вряд ли ее отсутствие - достаточное основание для заявления, что она скрывается от правосудия.
- Понятно, - сказал он. Надолго замолчал и наконец спросил: - Сколько человек знают о предыдущем случае?
Вьянелло некоторое время размышлял, после чего ответил:
- Официально - никто. Официально ничего не было.
- Я не об этом спрашиваю.
- Не думаю, что об этом знает кто-то, кому не следовало бы, - проговорил Вьянелло. Видно было, что он не горит желанием пускаться в дальнейшие объяснения.
Брунетти не знал, нужно ли ему благодарить сержанта или Руберти с Беллини. Он заставил себя проглотить выражения признательности и спросил:
- Есть новости от тревизской полиции?
- Яковантуоно появился и заявил, что не уверен в своих показаниях, сделанных на прошлой неделе. Ему кажется, он ошибся. Потому что был очень напуган. Он уже несколько дней назад точно вспомнил, что у грабителя были рыжие волосы, да все недосуг было обращаться в полицию.
- До тех пор, пока не умерла его жена? - поинтересовался Брунетти.
Вьянелло ответил не сразу. Через некоторое время он пробормотал:
- А как бы вы поступили, комиссар?
- То есть?
- Если б оказались на его месте.
- Я, вероятно, тоже вспомнил бы про рыжие волосы.
Вьянелло сунул руки в карманы форменной куртки и кивнул:
- Думаю, все бы так поступили, особенно те, у кого есть семья.
Зазвонил внутренний телефон Брунетти.
- Да, - поднял трубку комиссар, какое-то время слушал, потом разъединился и встал. - Это вице-квесторе. Хочет меня видеть.
Вьянелло приподнял рукав и посмотрел на часы:
- Четверть десятого. Полагаю, это и есть ответ на вопрос, чем занимался лейтенант Скарпа.
Брунетти аккуратно положил газету посреди стола и вышел. У двери кабинета Патты сидела за своим компьютером синьорина Элеттра, но экран не светился. Когда показался Брунетти, она подняла на него глаза, закусила нижнюю губу и подняла брови, не то выражая удивление, не то подбадривая комиссара, - как один школьник подбадривает другого, вызванного к директору.
Брунетти на мгновение закрыл глаза и плотно сжал губы. Он ничего не сказал секретарше, постучал в дверь и, услышав выкрик: "Avanti!", вошел.