- А как же проба? На изделиях должна ведь быть проба. Кто же ее ставил?
- Вы имеете в виду клеймение, - поправил Турецкого Самойлович. - Хороший вопрос, - кивнул он. - Чтобы на него ответить, я сделаю еще один небольшой экскурс в историю…
Грязнов отчаянно закашлялся. Турецкий не взглянул на него, поощрив Самойловича любезным:
- Продолжайте, Игорь Николаевич.
- После распада Союза протоптала свои криминальные тропы и отечественная ювелирная промышленность. Взять хоть известный завод под Костромой, самый большой в Европе. В советские времена на нем работало более трех тысяч человек. Но независимой России такое количество ювелиров оказалось не нужно. И куда было деваться уникальным специалистам, которых знатоки помнили по именам не только у нас, но и во всем мире? Самый известный мастер-ювелир застрелился от безысходности, оставив троих детей на произвол судьбы. Кто-то спился, а кто-то - и таких большинство - ушел в подполье. И отличить сделанные их руками изделия от легальных невозможно, поскольку работают те же люди, которые ранее производили данную продукцию на заводе. То же самое и с клеймением. По нашим данным, на заводах, изготавливающих кернеры…
- Что? - перебил Грязнов, вложивший в вопрос всю гамму обуревавших его чувств: Самойлович распинался уже полчаса, а до дела… Как до мировой победы социализма.
- Кернер - это инструмент в виде стального стержня с коническим острием для нанесения клейма.
"Восемь лишних слов!" - сосчитал Грязнов и сцепил зубы.
- …Так вот, на этих заводах зачастую изготавливали кернеры и для "подпольщиков". Отличить одни от других было практически невозможно. Я подчеркиваю: было. Вот вам и преступная цепочка: контрабандная поставка золота - подпольное производство - незаконное клеймение - незаконная продажа через ювелирные магазины - прибыль! Клеймение было налажено прямо в Москве. Трахтенберг арендовал через подставное лицо полуразрушенный, заброшенный заводик и - вперед!
- А как нелегальные изделия "проходили" в магазинах?
- Обычно их сдавали на комиссию. Естественно, была необходимость в том, чтобы золото носили не один-два человека, а группа, так сказать, товарищей. Использовали утерянные паспорта, а то и паспортные данные умерших людей. Данные узнавали через паспортные столы. Говорю же, дело было поставлено широко!
- Какие это годы? - встрял бледный от тихой ярости Грязнов.
- Девяносто первый - девяносто четвертый.
- Насколько мы знаем, в это время Трахтенберг уже занимался рекламным бизнесом, да еще был и ректором в университете.
- Совершенно верно, - подтвердил Самойлович.
- Как же он совмещал?..
- Совмещал. До поры до времени… Он вообще активный был мужчина… Во всех смыслах. - Игорь Николаевич так посмотрел на Грязнова, что тот аж покраснел и зыркнул в сторону Александра Борисовича. "А я-то при чем? Это Турецкий у нас активный во всех смыслах", - выражал его взгляд.
Александр рассмеялся.
- Знаете что? Предлагаю сделать перерыв на кофе.
- И перекур! - взревел Грязнов.
- И перекур. У окошка.
Турецкий дал соответствующие указания через селектор.
- Одну минуту, Александр Борисович! - откликнулась мелодичным голоском секретарь.
Пока Грязнов шумно и сердито курил, Наташа вкатила сервировочный столик, на котором уютно располагались кофейник, белоснежные чашечки и тарелочки. Очень аппетитно выглядели бутерброды с красной икрой и семгой, а также с нежнейшим карбонатом и твердокопченой колбасой, блестящей капельками жира.
- Ого! - присвистнул Грязнов, вдавливая окурок в пепельницу.
Наташа разлила кофе и так мило улыбнулась именно Грязнову, что тот совершенно растаял.
Глава 13
"ГОЛДОДРАНЦЫ"
После перерыва настроение Грязнова улучшилось настолько, что он почти ласково спросил Самойловича:
- Как я понял, золотым бизнесом Трахтенберг занимался до поры до времени…
- Совершенно верно. Вот мы и подбираемся к событиям не столь отдаленным. Итак, как я уже рассказал, Трахтенберг вел бизнес с размахом. Но, как я опять же говорил, изначально "золотом" занимались чеченцы. И наступил момент, а это конец девяносто четвертого года, когда Трахтенберг начал составлять им серьезную конкуренцию. Они, как мы помним, вывозили за рубеж и золото, и скрап, то есть золотой лом. Скажем, скрап выгоднее продать в той же Турции или Индии. Цена лома пятьсот восемьдесят пятой пробы - пять-шесть долларов за грамм. Плюс полтора доллара за работу турецким ювелирам. Вернувшись в Россию в виде золотого изделия, тот же грамм стоит уже пятнадцать - двадцать долларов. Но изделие нужно продать. А самый большой рынок сбыта золотого товара - Москва. Но там уже вовсю орудует Трахтенберг. Так пересеклись их интересы. Чечены пожаловались своему "русскому" другу, всенародно любимому олигарху Осинскому, которого, как вы знаете, я курирую далеко не первый год. Почему пожаловались, а не разобрались с Арнольдом сами? Потому что именно в это время Трахтенберг-рекламщик весьма успешно рекламировал компанию "Аэрофлот - Российские авиалинии".
- Наш пострел везде поспел! - недоверчиво хмыкнул Грязнов.
- Именно так, - невозмутимо подтвердил Самойлович. - Золотой бизнес был отлажен, приносил огромную прибыль, часть которой Арнольд вкладывал в рекламу. Реклама была его любимым детищем. Для души. И вот Осинский, который был весьма доволен Трахтенбергом-рекламщиком, вызывает его на разговор. Распечатка этого разговора здесь, - Самойлович указал на одну из папочек. - Суть же беседы состояла в том, что Осинский пообещал Трахтенбергу участие в предвыборной кампании президента в обмен на уход Арнольда из "золотого" бизнеса. Арнольд обещает подумать. Пока он думает, ОРБ ГУ МВД как бы внезапно организует рейд по проверке ювелирных магазинов Москвы. Причем проверке подлежат именно магазины Арнольда. Вот здесь Трахтенберга выручил Сидихин, занимавший тогда высокий пост в ОБЭП и, как уже говорилось, "крышевавший" Арнольда от этого ведомства. В ночь накануне проверки в ювелирных магазинах "левый" товар был изъят и перепрятан, а "черная" бухгалтерия уничтожена. Акция ничего не дала. Вернее, пострадали именно чечены, которых никто не предупредил. В их магазинчиках и было найдено "левое" золото. Ну и они, конечно, озверели. У Трахтенберга была любовница, некто Нина Шелестова. Очень красивая была женщина.
- Была?
- Да, была. Однажды утром после совместно проведенной ночи Арнольд с подругой вышли из подъезда ее дома. Во дворе их ждал автомобиль. Из соседнего подъезда вышел мужчина в надвинутой на глаза шапочке и в упор расстрелял Шелестову. После чего скрылся.
- А Арнольд?
- Ни единой царапины. Просто расстреляли женщину на его глазах, и все.
- Охрана?
- Охранник не успел открыть ответный огонь. После убийства Шелестовой последовал еще один звонок от Осинского, в котором тот выражал соболезнования и напомнил, что у него, Трахтенберга, есть еще жена и дочь. И Трахтенберг сдался. Или принял правильное решение… Поскольку взамен весьма рискованного и очень криминального бизнеса вошел в бизнес престижный и респектабельный. Осинский сдержал слово: агентство "АРТ" получило эксклюзивные права на ведение рекламной кампании президента. Арнольд же вскоре занял пост председателя совета Российской ассоциации рекламных агентств.
- Для того чтобы расчистить ему место, и было совершено покушение на Ивана Артеменко?
Самойлович кивнул Александру:
- Видимо, да. Артеменко был обстрелян при выходе из своего дома.
- Что же он так сдался-то? Отказался от золотой жилы? - недоверчиво произнес Грязнов. - Некоторые люди за этот металл не только любовницами жертвуют…
- Думаю, во-первых, он просчитал ситуацию. Я не случайно говорил о том, что подпольное клеймение нельзя было отличить от легального до поры до времени. Как раз тогда, когда Арнольд покинул золотой бизнес, на легальных ювелирных заводах было введено лазерное клеймение, которое резко отличалось от самопального. Вести дело дальше в таких условиях было слишком рискованно. Во-вторых… Я занимался Трахтенбергом в связи с разработкой золотого подпольного бизнеса. Естественно, велась прослушка разговоров, была наружка и все такое… И знаете, у меня о нем сложилось двойственное впечатление: с одной стороны - прагматик, играющий за гранью фола; по сути - уголовник. С другой - этакий артист, обожающий светскую жизнь, хорошее вино, красивых женщин, светские тусовки, и вообще… Человек, который желал публичности. А какая может быть публичность при таком, мягко говоря, неприглядном занятии? Конечно, мы могли взять его еще тогда, в девяносто пятом. Но тогда Осинский был главным финансистом "семьи" - и этим все сказано. Арнольд же, я говорю это с уверенностью, так как располагаю распечатками его самых откровенных разговоров… с женой, например… Так вот, он прекрасно понимал, кого пиарил на пост президента. Видел, в каком физическом состоянии находился кандидат. И предполагал, что смена декораций произойдет достаточно скоро. И Осинский вполне может утратить свое влияние. Так и получилось. И что мы вскоре увидели? Осинский сидит за границей, как крот в норе…
Теперь о Сидихине… Этот гражданин продолжал вариться в той же кастрюле. Он, в отличие от Арнольда, не умел ничего другого, кроме как брать взятки. И "лег" под чеченов. И был взят с поличным в рамках проведения ФСБ операции по пресечению нелегального золотого бизнеса. И получил срок. Тогда была обезврежена группа чеченских контрабандистов. Выяснилось, что нелегальное золото шло и на нужды боевиков. Вот так-то! Сейчас подпольный золотой бизнес переживает весьма трудные времена. И, надеюсь, они будут еще труднее для его участников. А что Трахтенберг? Это респектабельный бизнесмен, весьма состоятельный, если не сказать больше… и уважаемый в соответствующих кругах господин.
- В таком ранге его и взорвали, - злорадно заметил Грязнов.
- Думаю, что заказчика преступления вам следует искать не в среде золотопромышленников. Арнольд давно и навсегда сошел с этой сцены.
- Спасибо за наводку. Вернее, за "отводку"… - язвительно произнес Грязнов.
Самойлович повернулся к Турецкому:
- Я рассказал все это потому, что вы, Александр Борисович, наверняка раскопали бы в прошлом Трахтенберга "золотую страницу". Советую не тратить понапрасну время на разработку ложной версии. Здесь, в этих папках, документы, подтверждающие мой рассказ. Копии, разумеется. Если вам что-нибудь понадобится, материалы в вашем распоряжении. Только…
- Разумеется. Полнейшая конфиденциальность, - понимающе кивнул Турецкий. - А все же, нет ли у вас своей версии случившегося?
- Увы, нет. С тех пор, как Трахтенберг перешел в рекламный бизнес, я им больше не занимался. Так что ничем более помочь не могу, уж не обессудьте.
Самойлович поднялся, чопорно простился и удалился.
- Фу, черт, я окно открою - дышать нечем! - взревел Грязнов.
- Да, проветрить не мешает, - согласился Александр.
- Да я от него, от Самойловича, проветрить хочу! Ну не люблю я его! Всю эту их контору…
- Ты вот, Слава, кипятишься, а они небось тебя слушают. Здесь, поди, жучков-то понаставлено… - рассмеялся Турецкий.
- Да и плевать! Пусть слушают! Я их за это и не люблю! Ты помнишь, как он сказал: самые приватные разговоры? С женой! Это, значит, мужик обласкал свою бабу, слов ей хороших наговорил… Или еще чего… Может, вскрики какие… Мало ли у Кого как это происходит… А они все это дело слушают… Кончают или нет?
- Ладно, Славка, не кипятись! Мы и сами прослушкой занимаемся, когда это для дела нужно. Ты-то что? Святее Папы Римского?
- Нет, конечно, - буркнул Грязнов.
- А чего злишься?
- Времени жалко! Он у нас все утро отнял! А толку? Сам и сказал в конце разговора: не тратьте время на разработку ложных версий! Сказал "не тратьте", а сам полтора часа "ла-ла-ла"…
- Ну, полтора часа - это не полторы недели. Так что расслабься. Кроме того, это ведь ты настаивал на выяснении, почему зэка Сидихин находился в машине магната Трахтенберга, так? И собрался заняться этим вопросом. И, конечно, уперся бы рогом в "золотой бизнес" и начал бы копать со свойственной тебе неукротимой энергией… А теперь мы знаем, почему полковник приперся к Арнольду. Прижали их там, в колонии поселка…
- Демино.
- Вот-вот. Прижали его, благодаря твоему доблестному Колобову, вот и ринулся Сидихин за помощью к давнему другану Арнольду. Которого когда-то спас от крутых ребят из ОРБ. Только просчитался мужик. Попал как кур в ощип. Так что спасибо Самойловичу! Он твое время сэкономил.
Грязнов лишь возмущенно фыркнул.
- Сейчас коньячку выпьем… Кофейку…
- Вот это другой разговор, - спустил на тормозах Грязнов. - Это слова не мальчика, но мужа! Наливай!
Глава 14
ШУМНЫЙ ПРАЗДНИК
Сергей шел к Машиному дому, отчаянно волнуясь. Он всегда волновался, каждый раз. Но нынче - особенно. Сегодня был день рождения Маши. Сергей бережно нес в руке лилию. Она была абсолютно неправдоподобна: с плотным мощным стеблем, усыпанная раскрывшимися цветками и нераскрытыми бутонами, и сами эти цветки были какого-то нереального цвета - густого кирпично-красного с почти черными переливами. Он не знал, отчего выбрал именно этот цветок, несколько даже зловещий в своей диковинной красоте… Может быть, этот цветок чем-то напоминал ему Машу? Но Маша хрупкая, легкая. И говорит быстро и легко, и лукаво бросает на него быстрые взгляды, и легко хохочет, и легко переходит на слезы… Но тем не менее что-то роковое, чем была насыщена лилия, проступало и в Маше. Не в том смысле роковое, что навлекающее беды и напасти, а в том, что ее невозможно забыть! Да, Машу невозможно забыть, выкинуть из головы, перешагнуть этот этап жизни, перелистнуть страницу… какие еще расхожие сравнения используются по этому поводу? Сережа очень хорошо понимал, что Маша - это навсегда. Как бы ни сложились их отношения дальше, Маша - это навсегда!
И он очень волновался, понравится ли ей странный цветок. И вообще… то, как он сегодня выглядит. Он очень долго собирался, прихорашивался, менял перед зеркалом галстуки. Их было всего два, поэтому выбрать подходящий было очень сложно. Сережа выбрал наконец темно-серый. И пришлось идти к маме, чтобы она помогла. И стараться не встречаться с ней глазами, когда мама, поднявшись на цыпочки, старательно завязывала узел. И встретившись, выдержать мамин взгляд, печальный и потаенно-ласковый. Стоило Сергею протянуть руку и погладить маму по плечу или просто улыбнуться ей широкой мальчишеской улыбкой, мама тотчас растаяла бы как мороженое в теплой руке. И потрепала бы его волосы, и пошутила бы как-нибудь по-дурацки, неуклюже, но очень трогательно. И он, Сережа, прижал бы маму к себе и закружил бы ее по комнате… Потому что на самом деле он был счастлив, просто нужно было все время напоминать себе, что он счастлив! И не помнить про деньги, вытащенные из комода…
Нет, об этом думать нельзя! Лучше о чем-нибудь хорошем. Вот как они вчера ходили за покупками! Сережа вспомнил и рассмеялся. Маша была такая деловитая, торговалась на рынке! Это было так смешно… Сережа смеялся, а она ворчала, что он мешает ей сбивать цену.
- Ты лучше постой вон там, у входа. А то с тобой невозможно. Ты готов втридорога покупать, а у нас карман не резиновый.
И от этого "у нас" Сережино сердце сладко ныло. Они накупили всякой всячины выше головы.
- Куда столько? Ты же говорила, что мы будем вдвоем? - удивлялся Сережа.
- Ну мало ли… Вдруг кто-нибудь вспомнит и нагрянет неожиданно. Хозяйка должна быть готова ко всему.
И это "хозяйка" тоже согревало его сердце. Потому что создавало иллюзию общей жизни, общей судьбы. Потом они долго выбирали торт. И купили очень красивый - йогуртовый, украшенный натуральными фруктами. Ломтики персиков и киви сейчас, в самом начале весны, казались приветом из знойного лета, которое обязательно наступит! И они с Машей поедут на юг. Они уже решили…
Еще он волновался оттого, что Маша поручила ему купить спиртное. И он мысленно сравнивал список, который она ему вручила, с количеством и качеством бутылок, позвякивающих в пакете. Кажется, все правильно! Коньяк, шампанское, бутылка французского вина и два пакета сока. И минералка. Да, минералку он тоже не забыл. Пакет был тяжелым, но своя ноша не тянет.
Он поднялся на четвертый этаж, позвонил. Маша открыла, и Сережа внутренне охнул. Она была такая… Такая, что невозможно представить! Он вначале даже не заметил, что она в домашнем халате.
- Осторожно, прическу не помни, я только что из парикмахерской, - улыбнулась Маша, подставляя для поцелуя щеку.
Он и не мыслил, что можно дотронуться до забранных вверх в какую-то замысловатую прическу волнистых волос. И только приложился к горячей, бархатной щеке. Как к иконе.
- Это тебе, - Сережа протянул лилию.
- Боже, какая красота! - искренне восхитилась Маша.
У Сережи отлегло от сердца. Радость и гордость заполнили его: вот эту, самую прекрасную на свете, женщину он может назвать своей! Она радуется и ему самому, и его подарку. Он ей угодил!
- Проходи! Я еще салат делаю. Скоро закончу. Ну давай цветок и проходи! Что ты стоишь как столб? - смеялась она.
Сережа прошел в комнату. Стол был покрыт белой скатертью, но еще пуст. Из магнитолы лилась танцевальная музыка, Маша, подпевая, устроила лилию в высокую вазу, водрузила на середину стола.
- Ну вот и праздник пришел в дом! - опять рассмеялась она и закружила Сергея по комнате.
И он, преисполненный щенячьего восторга, подхватил ее на руки и крепко прижал к себе.
- Ну хватит! Хватит! Прическа! - прикрикнула Маша.
Сережа тут же осторожно, словно хрустальную вазу, поставил ее на пол.
- А куда ты подевала Александру и ее папашу?
- Папаша уехал в командировку, представляешь? Вот удача! А Алька сегодня в вечер работает. Она поздно придет. Ну мы ей оставим, конечно… Еды много.
Маша указала на подоконник, где, тесно прижавшись друг к другу, стояли накрытые пленкой мисочки и тарелки.
- Ты расставляй тарелки, бери из серванта. Ставь бутылки, закуски, а я на кухне салат доделаю, переоденусь и вернусь.
Она чмокнула его и исчезла. Сергей принялся за дело. В прихожей зазвонил телефон. Маша подошла, произнесла какое-то приветствие особенным, волнующим таким голосом… Сережа пытался прислушаться, но она заговорила тише. Чтобы расслышать ее слова, нужно было бы убавить звук магнитолы, а сделать это Сергей не мог - получилось бы, что он подслушивает… Он машинально расставлял на столе тарелки, миски и мисочки, мясные и рыбные деликатесы. "Кто бы это мог звонить? С кем это она так…" Как - так? Он и сам не мог бы ответить. Но тревога охватила его.
Дверь отворилась, Маша вошла в новом платье. И Сережа снова онемел. И забыл про все свои тревоги. И опять стоял молча, сраженный наповал.