- Ладно. Начнем. Мы составляем мнение о человеке по тому, как он выглядит, чем занимается и как разговаривает. Когда мы встречаем кого-то, наш мозг сопоставляет наблюдаемое с тем, что содержится в памяти. Чаще всего мы используем уже накопленный опыт, чтобы выносить оценки. Но, основываясь на этом опыте, мы можем вырабатывать новые формы поведения.
- Ты хочешь сказать, что я уже знаю то, что хочу узнать? - с сомнением в голосе переспросила Кэрол.
- Если не знаешь, то даже такой умнице, как ты, за неделю этого не узнать. Для начала я хочу, чтобы ты представила какого-нибудь знакомого тебе человека, которому было бы относительно комфортно в твоем сценарии. - Он постучал ручкой по стопке бумаг. - Не чересчур уверенно, но относительно спокойно.
Кэрол нахмурилась и стала перебирать в памяти преступников, которых наблюдала из года в год. Ей не приходилось работать в отделе борьбы с наркотиками, однако она много раз сталкивалась с дилерами и "мулами", когда работала в Сифорде. Никто не подходил. Дилеры были слишком наглыми, а "мулы" - совершенно безынициативными. И тут ей на память пришла Джанин.
- Кажется, есть одна. Джанин Джерролд.
- Расскажи о ней.
- Она начинала как портовая проститутка. Но отличалась от остальных, потому что у нее никогда не было сутенера. Она работала сама по себе в пабе, который держала ее тетка. Когда я вышла на нее, она уже занялась кое-чем более прибыльным и менее опасным для здоровья. Верховодила бандой магазинных воровок. Время от времени нам в руки попадались ее девочки, но сама Джанин всегда оставалась вне пределов досягаемости. Хотя все знали, кто стоит во главе банды. Ни одна из девочек ее не выдала, потому что она всегда о них заботилась. Платила штрафы, давала деньги на сигареты. Когда их сажали, они могли быть уверены, что их дети не останутся без присмотра. Джанин вела свои дела с умом, но очень много пила.
Тони улыбнулся:
- Отлично. Пусть будет Джанин. Это нетрудно. Теперь тебе надо подстроить Джанин под себя. Перебери в памяти все, что она говорила и делала, и продумай, какие составные войдут в ту смесь, какая тебе требуется для выполнения задания.
- За четыре дня?
- Пусть не в деталях, но общая картина нарисуется. А теперь кое-что потруднее. Тебе придется забыть о Кэрол Джордан и стать Джанин Джерролд.
Кэрол выглядела встревоженной.
- Думаешь, у меня получится?
Задумавшись, он склонил голову набок:
- Думаю, получится. Думаю, у тебя все что угодно, получится, если ты захочешь.
Воцарилось напряженное молчание. Потом Тони вскочил:
- Сварю-ка я еще кофе. Мне нужно выпить еще чашечку. А потом мы поговорим о следующем шаге.
- Следующем? - переспросила Кэрол, отправляясь следом за Тони в коридор.
- Да. У нас не очень-то много времени. Надо поработать над ролью. Прямо сейчас.
Прежде чем Кэрол успела ответить, послышался скрежет ключа. Оба удивленно обернулись к двери, которая распахнулась, после чего на пороге возникла подтянутая женщина лет тридцати с хвостиком. Она вытащила ключ из замка и лучезарно улыбнулась, правда, одними губами.
- Привет. Вы, верно, Кэрол? - спросила Франсис, закрывая дверь, убирая ключи в карман и протягивая гостье руку. Она смерила Кэрол взглядом с головы до ног, не оставив без внимания короткую юбку.
Кэрол бессознательно одернула юбку.
- Кэрол, это Франсис, - выдавил из себя Тони.
- Почему вы в коридоре?
- Мы хотим сварить еще кофе, - ответил Тони и, пятясь, вошел в кухню.
- Прошу извинить меня за вторжение, - сказала Франсис, утаскивая Кэрол в гостиную. - Глупо получилось. Но я забыла контрольные работы, которые проверяла тут вчера вечером. Так торопилась, что совершенно о них забыла. А мне обязательно надо их раздать завтра утром.
"Ну конечно!" - подумала Кэрол, все поняв и не сводя взгляда с Франсис, которая собирала школьные тетради на диване.
- Я думала потихоньку зайти и забрать их. Но если у вас перерыв на кофе, я могла бы к вам присоединиться. - Франсис обернулась и пристально посмотрела на Кэрол. - Если, конечно, не помешаю.
- Мы решили передохнуть, - холодно отозвалась Кэрол. Она знала, что должна сказать, как ей приятно познакомиться с Франсис, но если для работы под прикрытием она была готова на все, то в такой ситуации не желала лгать ради своего или ее спокойствия.
- Тони! - крикнула Франсис. - Я выпью с вами кофе, если ты не против.
- Отлично.
Кэрол успокоилась, когда услышала по его тону, что ему не менее неприятно вторжение Франсис, чем ей.
- А вы совсем не такая, какой я вас воображала, - произнесла Франсис с прохладцей в голосе.
Кэрол словно опять стала четырнадцатилетней девочкой, беззащитной перед сарказмом учительницы математики.
- Большинство людей не представляет, какие полицейские на самом деле. Я хочу сказать, мы все ходили в школу и знаем, чего ждать от учителей. А вот о полицейских узнают в основном по телевизору, - сказала она.
- Я мало смотрю телевизор. Да и Тони не много о вас рассказывал, поэтому я ожидала увидеть… более зрелую, что ли, женщину. А посмотреть на вас, так вы совсем как мои шестиклассницы, а не старший офицер полиции.
От продолжения словесной дуэли Кэрол избавило возвращение Тони. Они посидели минут двадцать, болтая ни о чем, после чего Франсис забрала свои тетради и ушла. Проводив ее, Тони вернулся в гостиную, покаянно качая головой:
- Извини.
- Ее можно понять. Впрочем, скорее всего, ты не собирался показывать мне вид из окна наверху?
Тони не подхватил шутку. Он засунул руки в карманы джинсов и уставился на ковер.
- Продолжим?
Остаток вечера они провели, придумывая разные варианты роли, и даже не ужинали. Работа была трудная и требовала от Кэрол полной концентрации внимания. Когда такси привезло ее в гостиницу, она была абсолютно вымотана, потому что ей пришлось предельно напрягать воображение и одновременно сдерживать эмоции. У дверей она и Тони простились, неловко обнявшись, и Тони коснулся губами ее шеи возле уха. Ей очень хотелось расплакаться, однако она взяла себя в руки, ведь ничего не случилось. Поднявшись в свой номер, Кэрол чувствовала лишь пустоту в груди.
Теперь, глядя на море, она разрешила себе дать волю гневу, который, однако, не был направлен на Тони. Он ведь никогда не давал ей невыполнимых обещаний. Ее ярость была обращена на нее самое. Никого другого ей не приходило в голову винить за новый всплеск чувств.
Кэрол знала, что у нее есть выбор. Она могла позволить ярости разъесть ее изнутри. И она могла подвести под прошлым черту, чтобы со всей энергией устремиться в будущее. Она знала, что ей делать. Другой вопрос, получится ли у нее.
История болезни
Имя:Питер де Гроот
Сеанс № 1
Медицинское заключение: У пациента отмечается сильное снижение психической реактивности. Он не желает вступать в контакт и показывает тревожный уровень пассивности. Тем не менее у него высокое мнение о своих способностях. Единственное, о чем он готов говорить, - его интеллектуальное превосходство. У пациента ярко выраженная мания величия.
Его поведение не оправдано достижениями, которые можно оценить как средние. Однако некоторые из его коллег без особых причин демонстрируют нежелание ставить под сомнение его самооценку. Он же рассматривает это как демонстрацию признания его исключительных заслуг.
Пациент не понимает, что болен.
Лечение: Шоковая терапия.
8
Нагруженная баржа, тяжело рассекая воду, шла к Роттердаму; тусклая вода впереди как будто то светлела, то темнела, а потом коричневый Недер-Рейн стал шире, его сменил Лек и, в конце концов, полноводный Маас. Большую часть утра шкиперу было не до пейзажей. Баржа плыла мимо небольших процветающих городков с высокими жилыми домами и приземистыми фабриками, с церковными шпилями, дырявившими ровное серое небо, однако он не мог бы отличить их один от другого, разве что ему на помощь пришли бы воспоминания о прошлых плаваниях. Он не замечал ни заросших травой насыпей, возвышавшихся на равнинных берегах, ни ухоженных дорог, ни железнодорожных мостов, которые делили на неравные отрезки длинную реку.
Мысленному взору шкипера представлялись совсем другие картины. Он видел падающего на пол Питера де Гроота, когда он ударил его по голове орудием собственного изготовления - набитым дробью мешочком из замши. Ему даже в голову не приходило, что де Гроот окажется настолько доверчивым и повернется спиной к незнакомцу через пять минут после их встречи. Что ж, такая беззаботность не могла остаться безнаказанной.
Было и другое, в глазах бессердечного ублюдка, когда он пришел в себя голым и привязанным к столу. Как ни странно, он вроде бы даже успокоился, когда "гость" сказал ему:
- Ты умрешь тут. Ты это заслужил. Не надо было изображать Бога. А теперь я покажу тебе, что бывает, когда кто-то становится Богом. Слишком долго ты дурачил людей, и теперь твоя очередь быть одураченным. Я могу сделать это быстро, потому что, поверь мне, тебе не понравится, если я буду убивать тебя медленно. А если закричишь, когда я выну кляп, буду мучить тебя, пока ты не станешь умолять о смерти.
Профессор удивил его. Первая жертва не желала сдаваться и принять неизбежное. И это было нормально, но вызывало у него раздражение, потому что осложняло все дело. Однако вызывало и уважение. Так должен вести себя мужчина.
Профессор в Лейдене был не таким. И повел он себя по-другому, как будто сразу поняв, что на человека, глядящего на него сверху вниз, никакие уговоры не подействуют. Он признал поражение, и глаза у него сделались тусклыми в преддверии смерти.
С осторожностью он вытащил кляп изо рта жертвы. Психолог даже не молил о пощаде. И в ту минуту он ощутил духовную близость с ним. У него не было ни малейшего представления, что было такого в жизни профессора, отчего он оказался способен на подобное смирение, однако он учуял сходство со своим собственным поведением в прошлом и еще сильнее возненавидел де Гроота.
- Очень разумно, - хрипло проговорил он и отвернулся, чтобы скрыть неуверенность в себе. Вспоминать об этом ему не хотелось.
Было кое-что получше. Вздымающаяся грудь, непроизвольные конвульсии, сотрясавшие тело, которое боролось за то, чтобы остаться по эту сторону вечности. Когда он как будто вновь пережил незабываемые минуты, с души словно камень свалился. Такой легкости он никогда прежде не испытывал.
А потом он открыл для себя еще одно удовольствие - непредвиденное. Наконец-то он обрел способность показать шлюхам, кто из них главный. Возвращаясь на баржу после убийства профессора в Гейдельберге, он с изумлением обнаружил, что хочет женщину. До того он не доверял своим порывам, потому что они ничего, кроме унижения, не приносили ему, но тогда он сказал себе, что стал другим человеком и может делать все, что пожелает.
И он поехал в портовые закоулки, где снял шлюху, которая привела его к себе, и он заплатил ей больше положенного, чтобы привязать ее к замызганной кровати, как привязал профессора к столу. Убивать женщину он не стал. Но эрекция была что надо, и он трахал проститутку с такой звериной силой, что она стонала и просила еще, а он видел изуродованное тело, оставшееся в кабинете психолога. И чувствовал себя богом. Когда он кончил, то отвязал ее и перевернул на живот, чтобы устроить себе настоящий праздник новой жизни. Потом он ушел, бросив ей пригоршню монет и тем самым продемонстрировав свое презрение.
На баржу он вернулся в отличном настроении, какого не знал никогда прежде, даже после убийства старика.
То, что рассказал ему Генрих Гольц после похорон, не просветлило его душу и не помогло простить деда. Иногда ему даже приходило в голову, что он лишен способности прощать; и вообще лишен многого, чем другие владели, не задумываясь об этом. Словно у него этого не было от рождения.
Но теперь он понимал, кто поможет ему создать новую череду воспоминаний, которые будут доставлять ему радость и удовольствие. Довольно долго он размышлял над тем, как отплатить своим мучителям. Дорогу к освобождению ему в конце концов показала венгерская шлюха, с которой он испытал чудовищное унижение. Такое случалось и прежде, но та шлюха напомнила ему деда. У него потемнело в глазах, и он забыл обо всем на свете, кроме одолевшей его неутолимой ярости. В одно мгновение он схватил ее за шею, отчего она побагровела, высунула язык и стала похожа на горгулью. Однако именно тогда, когда он, говоря фигурально, держал в своих руках ее жизнь, его осенило - убить он хотел не ее.
Задыхаясь, весь в поту, он отвалился от нее, но голова у него была, как никогда, чистая; он точно знал, что ему нужно. Тогда он стал другим человеком. У него появилась миссия.
Удовольствие от нахлынувших воспоминаний испортил Манфред, который принес кружку с дымящимся кофе. Однако он не возмутился. Пора было возвращаться на землю. Все утро он не особенно присматривал за баржей, поставленной на автопилот, но теперь пора было самому встать за штурвал. В Роттердаме, того и гляди, угодишь в ловушку. Маас стремился вперед, разделяясь на каналы, которые вели к пристаням и стоянкам и на которых проходу не было от барж, баркасов и буксиров. Словно из ниоткуда могли на огромной скорости выскочить моторная лодка или катер, так что от шкипера требовалось максимальное внимание. На носу стоял Гюнтер и смотрел вперед - вторая пара глаз не мешала там, где другие суда то и дело загораживали обзор шкиперу.
Теперь ему надо было отвлечься от всего постороннего, чтобы в целости и сохранности довести судно до места. Баржа была для него всем, потому что без баржи ему грош цена, и его миссия останется неисполненной. Кроме того, он гордился своим мастерством рейнского шкипера и не собирался никому давать повод для насмешек.
Позднее, когда на землю опустится ночь, у него будет достаточно времени, чтобы ублажить себя воспоминаниями. Пока баржу не загрузят вновь, он сможет без помех предаваться своим радостям. А заодно и размышлениям о том, как их пополнить.
*
Бригадир Марийке ван Хассельт наморщила носик. Не бояться мертвецов - одно дело; выносить вонь и видеть признаки разложения - вот что требовало гораздо большего самообладания. На первой стадии все было ничего. Она не нервничала, когда патологоанатом Вим де Врие отмерял и взвешивал, снимал пластиковые мешки с головы и рук, вычищал грязь из-под каждого ногтя, педантично наговаривая все свои наблюдения на аудиоаппаратуру и снимая на видео. Однако она знала, что будет позже, а уж это требовало крепкого желудка.
По крайней мере, де Врие не принадлежал к тем, кто получал удовольствие от слабости офицеров полиции, по долгу службы вынужденных присутствовать на вскрытии. Он никогда не выставлял напоказ органы, словно веселый мясник - требуху. Скорее, он был спокоен и рационален и с уважением относился к покойнику, раскрывая его тайны. И говорил он ясно и понятно, особенно когда обнаруживал нечто такое, что было необходимо знать присутствующему офицеру. Для Марийке это было большим облегчением.
Де Врие продолжал внешний осмотр.
- Следы пены в ноздрях. Словно у утопленника. Однако во рту их нет, что меня удивляет, - добавил он, направляя луч фонарика в рот де Гроота. - Подождите-ка… - Он наклонился пониже и взял в руки лупу. - Есть ссадины глубоко во рту, повреждения на внутренних сторонах щек и губ.
- Что это значит? - спросила Марийке.
- Пока не могу сказать с уверенностью, но, похоже, ему что-то с силой засовывали в рот. Уточню позднее.
Не теряя даром времени, он быстрыми движениями взял мазки и продолжил внешний осмотр тела.
- Кожа с лобка снята очень аккуратно, всего пара небольших надрезов. - Он показал пальцем. - Видите? Я с таким никогда прежде не сталкивался. Можно назвать это лобковым скальпированием. Ваш преступник очень старался не повредить гениталии жертвы.
- Операция проделывалась над живым?
Де Врие пожал плечами:
- Трудно сказать. Во всяком случае, над умирающим. - Де Врие продолжал осматривать тело и задержался, когда взглянул на левую сторону головы. - Вот здесь большая шишка. - Он прикоснулся к ней. - Немного повреждена кожа. Удар был нанесен с большой силой. И нанесен незадолго до смерти. - Он кивнул помощнику: - Переверните его.
Марийке смотрела на синяки на теле де Гроота. Задняя часть шеи, поясница, бедра, подколенные впадины были фиолетовыми от стекшей туда крови. Там, где тело прижималось к столу, оно оставалось мертвенно-белым - на спине, ягодицах, икрах ног. Марийке пришло в голову сравнение с абстрактной живописью. Де Врие прижал большой палец к плечу трупа и тут же отнял его. Никакого следа на коже не осталось.
- Гипостаз второй степени. Этот человек, уже будучи мертвым, пролежал в одном положении десять-двенадцать часов. После смерти его не передвигали.
Наступила часть, которую Марийке ненавидела. Тело было вновь положено на спину, и началось вскрытие. Она отвела взгляд. Случайному наблюдателю показалось бы, что она пристально следит за руками де Врие, однако на самом деле она смотрела на поднос с инструментами, как будто ее жизнь зависела от того, насколько твердо она запомнит их. Ножи, ножницы, скальпели, пинцеты для операций, о которых ей не хотелось даже думать.
Вот и получилось, что Марийке пропустила момент, когда де Врие вскрыл грудную клетку и показались бледные и раздутые легкие.
- Так я и думал, - проговорил он с удовольствием, которого не могла скрыть привычная профессиональная рассудительность, и с настойчивостью трущегося о ноги кота стал требовать внимания от Марийке.
- Что там?
Марийке неохотно отвела взгляд от инструментов.
- Вы только посмотрите на его легкие. - Он ткнул пальцем в серую массу, вплотную прижатую к ребрам, даже распиравшую их. - Его утопили.
- Утопили?
Де Врие кивнул:
- Никаких сомнений.
- Но вы сказали, что он умер в том положении, в каком его обнаружили.
- Правильно.
Марийке нахмурилась:
- Там не было воды. Он был привязан к письменному столу. Его нашли не в ванной и не в кухне. Как же его могли утопить?
- Очень неприятным образом, - бесстрастно отозвался патологоанатом. Он не сводил взгляда со своих рук. - Судя по состоянию рта и дыхательного горла, полагаю, воду подавали в дыхательные пути через трубку. Вы сказали, он был привязан, да я и сам видел следы. Он не мог оказать существенного сопротивления.
Марийке вздрогнула:
- Господи Иисусе. Заранее спланированное убийство.
Де Врие пожал плечами:
- Это вам решать, не мне. Я лишь озвучиваю то, что мне говорит тело. К счастью, мне не надо думать о том, кто и зачем.
"А мне надо, - мысленно отозвалась Марийке. - Отвратительное дело".
- Значит, причина - смерть от утопления?
- Вы сами понимаете, что определенно я смогу сказать только после окончания вскрытия. Но все указывает на утопление.
Де Врие снова повернулся к трупу, опустил руки в разрез и вынул какие-то органы.