А потом еще и отрезанный мизинец… У Старостина нервы крепкие, но и его проняло. Шеф сорвался, схватил эту коробку с отрезанным мизинцем и рванул в город. Орал, что хочет побыть один, и не смейте за ним ехать… Ну, он хоть и шеф, а мы свою работу знаем. Проследили его на всякий случай. И хорошо, что Старостин послал за Маратом своего сотрудника. Он ведь что учудил? На выезде на Столичное шоссе из Кончи-Заспы за ладыгинским "СААБом" двинулся микроавтобус с надписью "2 канал" на борту. Даже не маскировались журналюги. Тогда Марат остановился и вышел. К нему тут же подскочили парень с видеокамерой и девчонка с микрофоном. Марат вырвал у парня камеру и со всего размаху - об асфальт. Девчонка подняла визг, оператор набросился было на бизнесмена, но куда там - тот ведь спортсмен. Крепкий, как камень. Положил беднягу на тротуар, мордой в осколки камеры, запрыгнул в свой автомобиль и умчался. А оперативник, который все это видел, позвонил ему, Старостину и получил команду уладить с пострадавшими конфликт. То есть предложить компенсацию и все такое. Хозяин вернется, поостынет и сам похвалит, что так поступили. Не хватало нам еще черного пиара тут, в Украине. Пусть уж эти журналисты лучше заткнутся…
А Ладыгин к Лученко в клинику ездил, как после выяснилось. Вернулся успокоенный. Что она ему там сказала - не докладывал, на то он и хозяин.
Но приключения на этом еще не закончились. Часов в шесть вечера позвонила Вера Лученко.
- Сергей, - торопливо проговорила она в трубку, - нужна ваша помощь!
- Что-то случилось? - спросил он.
- Я в редакции журнала "Эгоист", может, знаете? Здесь Миру фотографировали и делали с ней интервью…
- Знаю.
- Приезжайте сюда. Здесь нашли мертвую женщину…
Старостин напрягся.
- Мира?!
- Господь с вами! Другая. Об этом после. А то скоро здесь появятся ваши бывшие коллеги, и меня вместе со всеми надолго задержат. Мне же никак нельзя тут застревать, вы помните, что у меня билет на московский поезд? Короче говоря, вызволяйте.
- Хорошо, - сказал Старостин, задумавшись о том, что это будет не так уж просто. - Еду.
Пришлось ему дол го объясняться со старшим оперативной бригады и следователем, уверять и намекать, и наконец Лученко отпустили.
- Спасибо, - сказала она.
- Вы что-то узнали?
- Кое-что. Пожалуйста, подбросьте меня домой, по пути расскажу.
Но докторша ничего ему не рассказала, а наоборот, нагрузила. Попросила как можно скорее выяснить, имел ли когда-нибудь Марат Ладыгин любое, хоть косвенное отношение к журналу "Эгоист". И если да, с кем именно из журнала он пересекался. А на все расспросы - зачем, почему, что за убийство произошло в редакции, - отвечала: "Потом". Она говорила так уверенно и озабоченно, что Старостин поддался этой уверенности и позвонил, дал своим подчиненным задание провести информационный поиск по определенным параметрам.
- Вера Алексеевиа, - сказал он после. - Вам не кажется все это неправильным? Я ведь на Марата Ладыгина работаю и зарплату у него получаю. А по вашей просьбе собираю на него информацию…
- Вовсе не на него, - ответила Лученко, - а в связи с ним. С его прошлым.
- Возможно, возможно… И все же, если что, меня и уволить могут. - Мужчина немного хитрил.
- Не говорите глупостей, - заявила докторша. - Такой специалист, как вы, никогда без работы не останется. А если что, я за вас словечко замолвлю.
Старостин хмыкнул, потер свой шрам. Не поймешь, то ли серьезно она говорит, толп подначивает…
- Скажите хоть, о чем вы с Маратом Артуровичем общались, он же к вам в клинику заезжал.
- От вас ничего не утаишь! - лукаво улыбнулась Вера. - И правильно… Хорошо, скажу: я его успокоила насчет отрезанного пальца. Во-первых, палец отрезан уже у мертвого человека. Во-вторых, если говорить коротко - Мира жива, я это чувствую. Но самое главное - я запомнила руки девочки. Мизинец, который прислали, не принадлежит ей, у нее совсем другого рисунка палец.
- А как же кольцо?
- Кольцо ее, конечно. Ну и что?
…Все это Сергей Старостин прокручивал в голове по дороге в аэропорт "Борисполь". Самолет с экипажем ждет Старостина в отдельном ангаре. Марат Ладыгин любил этот небольшой, но мощный "Гольфстрим". Всего восемь человек пассажиров берет, кроме экипажа, но домчит хоть до Владивостока, хоть до Нью-Йорка. Старостину и самому нравился этот сверхдальний реактивный аппарат, чего и говорить.
Он прошел все необходимые процедуры быстро и не задумываясь. Устроился в салоне.
- Как взлетим, сделайте мне кофе, пожалуйста. - попросил он стюарда. Женщин в экипаже не было.
Парень кивнул.
- Конечно.
Сергей Старостин закрыл глаза и расслабился. Взлет, набор высоты, полет - все это уже перестаю быть для него новым, интересным. Во время первых десяти полетов он еще успевал, выполняя свои обязанности, удивляться: как мощно взлетает самолет! Как быстро оказывается на таком расстоянии от земли, будто устремляется в космос! А сейчас он научился в часы вынужденного ожидания просто отключаться от сиюминутного, аккумулировать энергию для дальнейших действий.
Тело вдавило в кресло, но он не обратил на это внимания. Его занимали мысли о неудаче ночью, там, на дороге. Почему так все криво сложилось? Конечно, Марат должен был ему сказать о блефе с бумагой вместо долларов. Какой же он все-таки бывает наивный, его шеф! Это из-за полного погружения в свои дела, ни о чем постороннем понятия не имеет! Как можно было не знать, чем это чревато?! А вот - не знал ничего о похищениях…
Но не только в бумаге дело. Уж как-то очень ловко и мастерски уложили всех его парней. Кто-то очень профессиональный работает на похитителя… Или это он сам так крут? Знает систему рукопашной борьбы Кадочникова. Старостин распознал ее по характерным движениям ног в полуприседе… Ничего такого особенного, однако если заниматься этой системой долго и упорно, то человек легко противостоит знатокам и карате, и айкидо, да и прочим мастерам боевых искусств. Потому что в системе Кадочникова никакое движение не доводится до логического заученного конца, а неожиданно может перейти в совершенно другое. Ведь именно благодаря заученному предугадать движение мастера хоть джиу-джитсу, хоть айкидо несложно. А тут - сплошная непредсказуемость.
Старостин уже выпил свой кофе и попросил вторую чашку, как вдруг заметил, что стюард бледен.
- Что такое, Стас? Ты чего такой? - спросил Старостин.
- Да там… У ребят какие-то проблемы… - выдавил парень.
Старостин нахмурился.
- Что именно?
- Не говорят… - Стюард пожал плечами и криво усмехнулся.
А ручки-то у тебя дрожат, парнишка. Что ж так?
Старостин отстранил его и пошел в кабину. Один пилот нервно нажимал на тумблеры слева от себя, второй что-то негромко говорил в микрофон, прикрепленный к наушникам.
- Так, ребята, - сказал Старостин. - Какие проблемы?
- Старик, - ответил ему первый пилот, - ты лучше сядь и пристегнись покрепче.
- Сам пристегнись! - рассердился охранник. - Говори толком, что такое?
- Третий раз сработала аварийная сигнализация, вот что!
Старостин почувствован, что ноги у него становятся ватными.
- Какая конкретно?
- Повышенная вибрация правого движка, - буркнул старший пилот. - Если срабатывает, значит, вибрация выходит за пределы допустимой.
Старостин прошел в салон и посмотрел в иллюминатор. Ничего не видно. Но здесь, ближе к крылу, действительно чувствовалась вибрация. И как он ее не ощутил?
Он вернулся к летчикам и услышал, как пищит сигнализация в четвертый раз. Заметил загоревшуюся красную лампочку.
- Варианты такие, - сказал ему старший пилот. - Садиться в Брянске, там есть аэродром. Мы их уже запросили, аварийную посадку дают. Или пытаться лететь до Москвы, но… Я ничего не гарантирую.
- Что решаешь? - спросил его Старостин. Сам он здесь не командовал.
- Иду в Брянск, - сказал пшют. - А ты будь другом, двигай на место, ага?
В салоне стюард уже сидел пристегнутый, глядя в пол. Заранее группируется на случай катастрофы?… Старостин сел и тщательно пристегнулся. Самолет пошел на снижение, желудок подкатил к горлу. Вместе с ним подкатил и страх.
А ведь Лученко, эта докторша-экстрасенс, не захотела лететь самолетом. Чувствовала, что ли? Как такое вообще возможно? И тогда почему она его не предупредила, черт бы ее побрал?!
Память в эти секунды необыкновенно, резко обострилась. Он вспомнил, как один знакомый говорил, что Лученко заранее знает и предчувствует совершенно фантастические вещи. Информация от другого человека: якобы, когда ее родители должны были екать в аэропорт, садиться в тот самый самолет, который разбился, - она ужасно плохо себя чувствовала. Только тогда еще все думали, что это просто болезнь… Ну и случай с банкиром, которому она не советовала лететь в Нью-Йорк, а потом он погиб в одном из небоскребов-близнецов…
Старостин изо всех сил сжал кулаки и заставил себя не дрожать от страха. Чему быть, того не миновать, и нет смысла терять рассудок. Хотя телу не прикажешь… Нет, можно приказать. Нужно!..
Ничего, ничего. Ну, двигатель закапризничал. Можно и на одном сесть. Лишь бы не загорелся…
Желудок и все внутренности приподнялись к горлу. Самолет снижался. Старостин заставил себя смотреть в иллюминатор. Тело боится, а вот мы его заставим глядеть в глаза страху!.. Буквально минуту назад внизу расстилался безжизненный марсианский пейзаж, бесцветная пустыня. Видимо, на большом расстоянии земля обесцвечивается. Теперь же она позеленела и пожелтела, расчерченная на ровные плоские прямоугольники. Мимоходом Старостин подумал, что в жизни всегда так: издалека детали сливаются в ровное бесцветное пятно, а чтобы что-то рассмотреть, надо подойти вплотную.
Уже можно было различить крохотные, муравьиного размера автомобили, потом строения, еще ниже стали видны столбы электропередач. Он отвернулся от окна: сейчас приземление, самый важный момент… Самолет коснулся бетонной полосы, и совсем не религиозный Сергей перекрестился: "Слава Богу…"
Он оставил экипаж в Брянске выяснять причину срабатывания сигнализации. Созвонился с Киевом, доложил шефу ситуацию, после - со своими людьми, попросил их связаться по определенным каналам с местными органами внутренних дел. Ему позвонили через двадцать минут, он договорился, пообещал оплатить не только бензин, и через час уже мчался в служебной машине по шоссе в сторону Москвы.
И все же на Киевский вокзал Старостин едва не опоздал из-за пробок. Когда он выбежал на перрон, поезд "Киев-Москва" уже звякнул и остановился. Хорошо, что Лученко выходила из вагона не первой. Он успел подбежать и встретить ее.
Докторша спустилась со ступенек, а вслед за ней проворно выскочила проводница.
- Ой! Спасибочки вам, Вера Алексеевна! Спасибо огромадное!
Сергей Михайлович пытливым ментовским взглядом осмотрел проводницу. Обычная, изнуренная железной дорогой немолодая баба квадратных очертаний. "Интересно, - подумал он, - что такого хорошего сделала этой проводнице киевская врачиха? Ишь ты, как благодарит! Прямо светится вся!"
Но сейчас его больше волновало другое, и о проводнице он тут же забыл. Едва они сели в машину, которую прислали за ними из ладыгинского гаража, Старостин не выдержал:
- Признавайтесь! Вы знали, что с самолетом что-то не в порядке?
- Ну как такое можно знать! Что я вам, техник?
- Не надо шутить! Вы заранее что-то знали и поэтому не полетели. Да?
- А что случилось? - спросила Вера.
- Это нечестно! - Он нахмурился. - Вы должны были меня предупредить!
- Да о чем предупредить? - Лученко, наоборот, веселилась. - О своих предчувствиях? Ну хорошо, слушайте.
Свое нежелание лететь на самолете Ладыгина она объяснила следующим образом. У нее бывают такие состояния, которые она сама не может понять. Просто откуда-то знает, что идти в ту сторону нельзя. Садиться на этот самый самолет не хочется. Пробегает по спине холодок, начинается учащенное сердцебиение, становятся мокрыми ладошки. Когда куда-то не хочется идти - лучше не ходить. Любопытство тут неуместно. Однажды вот так она не пошла к киевскому главпочтамту, а потом арка здания обрушилась и погибло несколько человек. Много раз опасность оказывалась не столь серьезной, а просто где-то собирались митинги противоборствующих партий, происходили столкновения с милицией. Вера чувствовала дискомфорт за несколько кварталов, ничего о столкновениях заранее не зная.
Это ее предзнание, сказала Лученко, - скорее всего, сильно развитая интуиция. А поскольку интуиция никогда ее не подводила, то Вера Алексеевна слушает свою "подсказчицу из подсознания" беспрекословно. Доверяет своим ощущениям, даже мимолетным. И никогда не идет туда, куда не хочется.
- Предупреждать же о таком я отвыкла давно, - сказала она серьезно. - Никто не верит, зато все пугаются. В юности я еще была наивна и охвачена желанием всех спасать, применять с пользой для людей свои предчувствия. И однажды в аэропорту, где провожала подругу, устроила истерику, просила задержать вылет. Меня не слушали, поднимали на смех, причем даже сама подруга. Я настаивала, что самолет погибнет. Меня задержали, обвинили в провокации, в намеренном создании паники, продержали несколько часов… Потом выгнали из аэропорта… А самолет сбила ракета, случайно выпущенная во время учений. Все знают об этом случае, хотя он замалчивался. И что, вы думаете, мне сказали спасибо за предупреждение? Наоборот: нашли и угрожали судом. Доходило до абсурда - дескать, это я нацелила ракету!
Она помолчала.
- Так что нельзя спасти тех, кто не желает быть спасенным… Впрочем, если бы почуяла серьезную опасность, вас бы обязательно предупредила.
- Спасибо, - буркнул Старостин, хотя слушал с огромным интересом.
- Черных птиц в краю глаза не видела, только немного виски заломило. Значит, опасность была несерьезной. А что случилось?
- Неисправность двигателя… Вынужденная посадка в Брянске. Пришлось пилить автомобилем до Москвы еще триста километров. А что за черные птицы? - спросил он в свою очередь.
- Так… Ничего. Неважно.
Вера с интересом смотрела в окно, разглядывала город. Какое тут все огромное по сравнению с Киевом! К Москве она относилась с почтением. А вот Питер любила всей душой. Про себя удивлялась: почему люди стремятся именно в Москву, а не в милый ее сердцу Санкт-Петербург? И хотя понимала, что именно здесь есть работа для миллионов, все равно - если бы выбирала, где жить в России, выбрала бы северную столицу.
Старостин взял на себя роль гида. Рассказывал, мимо чего они проезжали. Лученко слушала его вполуха, разглядывая дома и людей.
- А это Дворец пионеров, сюда Мира ходила в художественную студию, когда маленькая была. Сейчас он, правда, называется Дом творчества детей и…
- Остановите здесь. Пожалуйста, - вдруг попросила Вера.
- Зачем? Мы ведь едем смотреть квартиру Миры?
- Мне нужно зайти в изостудию.
Машина остановилась, они вышли. Мужчина держал ее под руку, когда они поднимались на крыльцо здания. Но, поднявшись, женщина опять его удивила.
- Я хотела бы пообщаться здесь с людьми без вас.
- А как же наш с вами договор - действовать в тандеме? - напомнил Старостин.
- Если вам так хочется… Хорошо. Только не думаю, что вам это будет интересно. Я уверена, что вы не видите в этом посещении никакого смысла.
- Ну что ж. Не вижу, - решил более не скрывать своих мыслей бывший мент. "Все равно она догадается", - подумал он.
- И не мешайте, не удивляйтесь ничему, договорились?
Старостин пожал плечами. Они подошли к охраннику.
- Где у вас кружок изобразительного искусства? - взял инициативу в свои руки Сергей.
- Третий этаж, налево по коридору.
- Как зовут руководителя кружка? - спросила Вера.
- Э… Сейчас посмотрю. Роза Исааковна.
- Спасибо.
Они поднялись на третий этаж и сразу нашли нужную дверь. Перепутать ее с другой было невозможно, поскольку эта была расписана цветами шиповника и соловьями. Постучав и получив приглашение войти, гости шагнули в большую светлую комнату. С потолка лился яркий свет люминесцентных ламп. Пахло здесь красками и пластилином, стояли мольберты, а за ними трудились дети разного возраста. Они усердно рисовали натюрморт: бело-голубой кувшин, несколько яблок и лимон на фоне вертикально стоящего серебряного блюда.
Дети на мгновение оторвались от мольбертов, посмотрели на гостей и тут же снова углубились в рисование.
- Нам нужна Роза Исааковна, - подал реплику Старостин.
- Это я, - сообщила женщина лет пятидесяти, небольшого роста, крепенькая, сохранившая черты миловидности. - Вы пришли записывать ребенка ко мне в студию?
- Нет, - поторопился с ответом бывший оперативник.
- Да! - грудным голосом неторопливо проговорила Вера, незаметно дернув своего спутника за рукав костюма. - Нам посоветовала к вам обратиться ваша бывшая ученица Мира Ладыгина.
- О, Мирочка! Я помню ее. Какая умница! - всплеснула полными руками преподавательница. Ее лицо расплылось в радостной улыбке. - Дорогая, милая девочка! Моя самая талантливая ученица, хоть и неорганизованная. Садитесь вот сюда, в углу, возле стеллажей…
Вере не стоило никакого труда разговорить женщину. Она с готовностью поделилась с гостями всем, что помнила о Мирославе. Девочка не только хорошо рисовала гипсы и писала акварелью лучше всех в студии. Как рассказала Роза Исааковна, у юной художницы было множество самых разных увлечений, которые она отражала в своих рисунках.
- Можно посмотреть? - попросила Лученко.
- С удовольствием! - Руководительница студии, словно только этого и ждала, кинулась к шкафу и принялась рыться в разноцветных папках.
Вскоре она извлекла Мирины рисунки, наброски и живописные этюды. Вера принялась перебирать листы бумаги, погружаясь в красочный мир детских мечтаний, грез и реальных событий. Лошади, пейзажи, много портретов, пока еще неуклюжих. Вот рисунок, где Мира мчится на мотоцикле. А вот нежнейшая акварель с изображением пруда, лодки, кувшинок и стрекоз над камышом, и под всем этим тихим омутом стихи Юнны Мориц:
Кто так светится? Душа. Кто ее зажег?
Детский лепет, нежный трепет, маковый лужок.
Кто так мечется? Душа. Кто ее обжег?
Смерч летящий, бич свистящий, ледяной дружок.
- Ого, - сказала Вера. - "Путеводная звезда", хорошие стихи… А это кто? Ага, понятно…
Она взяла в руки лист с портретом. На нее смотрела женщина, чем-то неуловимо похожая на Миру, с большими печальными глазами, но с улыбкой в уголках рта. И четкая подпись: "Мама".
- Хорошая работа, - сказала Вера, искоса глядя на Старостина. Она знала, что Марат Ладыгин сейчас женат на другой женщине, а с Mириной мамой разведен. - А вот это что?
Она показала преподавательнице графический рисунок, где юноши танцевали какой-то странный акробатический танец.