- Молодой человек… не надо столь лукаво обнадеживать. - Прогонов вздохнул. - Следствия… До окончания срока. - Он приподнялся со стула. - Просьба номер два, у меня в холодильнике мясо, знаете, икорка… Разрешите? Прощальный ужин…
- Конечно, Виктор Вольдемарович, конечно. - Я проглотил слюну, вспомнив, что не успел сегодня ни пообедать, ни поужинать. Домой заявлюсь за полночь, разогревать что-либо будет лень, опять сухомятка и сон…
Сопроводив Прогонова до машины, я отправился в УВД. У Кровопускова новостей для меня не имелось. Вечером Ярославцев явился домой, и, видимо, надо ожидать следующего утра.
Следующий день тоже яркими событиями не отличался. Ярославцев квартиру не покидал, к телефону не подходил, а жена его, Вероника, всем интересующимся, в том числе младшему лейтенанту Курылеву, отвечала, что у мужа приступ повышенного давления, он отдыхает и в переговоры вступать не намерен. Так несуетно минули еще одни сутки. Болезнь Ярославцева даровала нам некоторое затишье и возможность передохнуть в преддверии дня решающего, когда в международном аэропорту нам надлежало задержать некое лицо, под чужой личиной пытающееся незаконно покинуть страну.
За три часа до объявления вылета я выехал в аэропорт. План действий был отрепетирован, люди расставлены. Таможенный и паспортный контроль Ярославцев минет беспрепятственно, все его возможные контакты уже здесь, в порту, будут строго учтены; арестуют же его на подходе к трапу.
Еще не началась регистрация пассажиров, когда и пришло настораживающее известие - из дома объект так и не выходил… Мы немало переполошились, предчувствуя внезапный поворот событий. И - состоялся такой поворот!
Прошла регистрация, паспортный контроль, в течение которого каждый пассажир проверялся особо тщательно, но в итоге самолет улетел в Лондон с одним с пустующим местом…
Ломая головы, кинулись обратно, в город, оставив на всякий случай двух сотрудников в порту, но зная: без пользы оставив…
Разговор с женой Ярославцева все прояснил. В тот в вечер, когда в последний раз зафиксировали его возвращение на место жительства, он собрал чемодан, сообщив жене, что поздно ночью должен уехать в командировку в Сибирь. Всем, кто будет звонить, просил отвечать про пресловутое давление, мотивируя просьбу такого рода разными служебными хитростями и интригами с начальством… Послушная жена в точности исполнила наказ мужа. Личной машиной тот не воспользовался, вышел из дома, вероятно, в гриме - тут, впрочем, существовало много вариантов…
По справочной Аэрофлота выяснили той же ночью вылетел Ярославцев в Красноярск. В гостинице не останавливался. И, едва успела взволнованная его супруга сообщить нам, что в Красноярске живут его старинные, еще по институту друзья, как оттуда пришло сообщение о гибели ее благоверного…
Я срочно вылетел в Сибирь. И уже через несколько часов был посвящен в подробности довольно-таки странной истории.
Институтские друзья хором утверждали следующее: Ярославцев прибыл в Красноярск, дабы утрясти, как он туманно выразился, некие животрепещущие проблемы, касающиеся деятельности местных предприятий - каких именно, не уточнил, лишь сообщил день спустя, будто поставленные перед ним задачи выполнены. Затем же уговорил большую компанию вспомнить - благо, приблизились выходные дни - бытовавшую ранее традицию сходить в тайгу, в поход, на берег одной маленькой речки, впадающей в Енисей, и сплавиться по ней на плоту.
Погода стояла теплая, тайга цвела и пахла; в общем, убедил Ярославцев компанию без труда.
Речка, с течением стремительным и бурным, извивами огибавшая поросшие хвоей бесконечные сопки, была живописна; единственное, что мертва благодаря долгим годам молевого лесосплава. Лесорубы работали справно, и неслись, кружа в водоворотах, бесчисленные бревна - часть из которых топляками устлала со временем дно, часть же гнила по берегам… Но плотогонов-любителей несшиеся по соседству вековые стволы сосен не смущали, напротив, это приносило им, судя по всему, еще какие-то острые ощущения игры, риска, необходимости быть настороже.
На одном из порогов громоздкий плот, несший компанию, сильно тряхнуло, и зазевавшийся Ярославцев очутился в воде… Его скрыли следовавшие за плотом бревна; никто не успел даже вскрикнуть, не то чтобы прийти на помощь…
Плот погнало дальше, за поворот, а причалить к берегу удалось лишь через пятнадцать минут…
Из шести свидетелей необъективными могли быть трое; остальные Ярославцева прежде не знали и… что говорить, внушали доверие. Работник районной прокуратуры, дав мне для ознакомления дело "Об утонутии гр. Ярославцева…", справедливо сказал: повинна стихия, а не страсти людские. И еще сказал: если в отстойники труп прибило - тогда труба дело!
Посмотрел я и на отстойники - зрелище угнетающее: тысячи огромных стволов, напирающих друг на друга в зоне впадения реки.
В чемодане Ярославцева, изъятого из квартиры его приятеля, у которого он остановился, мы обнаружили авиабилет Москва - Лондон и заграничный паспорт - последний шедевр Прогонова. Впрочем, не последний. Последним, видимо, будет плакат для внутренней агитации колонии "На свободу с чистой совестью!". Желать Прогонову этой творческой удачи я мог с полным основанием.
Итак, возник естественный вопрос: было ли утонутие? Если нет, тогда надо отдать должное: игру вел Ярославцев тонкую: давал нам контакты, оттягивая арест, приобрел с провокационными целями билетик, заставив уверовать нас в свой побег в чужедальние страны… Но имелись аргументы и за "утонутие". Во-первых, несмотря на все изящество, риск игры превышал уровень крайней ее опасности. Во-вторых, фактически Ярославцев ушел в никуда голым… К примеру, что стоило ему захватить с собой деньги, обнаруженные нами в тайнике, оборудованном под газовой плитой в его квартире, деньги, о которых и жена-то не знала…
- Как-то он хитренько смылся в эту Сибирь, - сказал я шефу. - Не нравится мне… И труп не обнаружен… Розыск объявлять?
- Хитренько, - согласился тот. - И что ж? Дела утрясать уезжал. Какие вот?.. А труп… тебе же насчет отстойников объяснили… Потом это не речка-вонючка в нашем пригороде, а приток могучего Енисея, сурового и глубокого. Маловато оснований для розыска… я так считаю. Тем паче… - Шеф как-то странно помедлил, отвернувшись. - Умер он. Так или иначе. Не будет уже Ярославцева. Того Ярославцева. Умерь пыл, в общем.
Вот, собственно, и все. Осталось огромное бумажно-хозяйственное дело, которое еще предстояло разбирать и разбирать… И я принялся вместе с другими разгребать эту гору, состоящую из десятков дел… Выделенных, как у нас говорят, в отдельное производство. Но какой-то осадок остался… Подобный тому, какой, вероятно, бывает у ловца, подстрелившего вроде бы дичь, но так и не нашедшего ее в сумрачных топях…
Спустя два месяца меня навестил энергичный Кровопусков, крепко получивший по шапке за необеспечение бдительного наблюдения, халатность и тому подобное.
- Тебя-то гложет досада? - спросил, ища сочувствия.
- Ну, так… - сказал я.
- Тогда слушай. Недавно на речке этой обнаружили труп утопленника… Нет, - покривился, - не Ярославцев… Какой-то тип бичующий, без документов, судя по всему, по пьяному делу в реку сверзился… Личность, несмотря на грандиозные старания, не установлена… - Он выдержал паузу. - Похороны, поскольку тело сильно пострадало, будут производиться в закрытом гробу. А тут на одном кладбище есть постоянно просматриваемое местечко… Насчет же "постоянно" я позабочусь. Со сторожем там… Мой вопрос, короче. Ну, как считаешь? Ты бы навестил свою могилу?
- Жутковато, наверное…
- Не, давай без лирики, - напирал Кровопусков. - Он, конечно, мужик ушлый…
- Если он еще в книге жизни, то, наверное, придет, - сказал я. - Но проблема эффективности…
- Спорно, да, - кивнул Кровопусков. - Но - гложет меня, понимаешь…
- Точно, - высказался присутствующий при нашей беседе коллега Алмазов. - Должен прийти. Комары вон… на утюг летят… Инстинкт слеп. Лично наблюдал, - кашлянул он и замолчал, вращая глазами в поисках слов.
- Ну… типа того, - подтвердил Кровопусков, внимательно посмотрев на моего коллегу.
- Богатая мысль, - в свою очередь, сухо сказал я.
…Он вошел в купе, забросил чемодан наверх и отправился покурить в тамбур. Поезд тронулся - неслышно и плавно. По вагону проводница разносила чай, приглушенно играла музыка в динамиках, неслась в оконцах синяя темнота подступавшей ночи, редко прорезанная огнями. Дела он сделал, поездка, кажется, оказалась удачной, им будут довольны.
Исподволь вспомнил могильный обелиск. Чего-то в нем на хватало… Эпитафии, может быть? А какой? Какой именно?
- Кто ответит? - пробормотал он, отгоняя от себя пустое, ненужное раздумье.
Кто ответит?