С утра следующего дня, дорога вдоль завода была оцеплена вооружёнными автоматами солдатами. Поодаль стояли, танки. Заводское начальство и партийные боссы потребовали от бастующих – немедленно выйти на работу. Днём опять собралась толпа в несколько тысяч человек. Пришли рабочие других заводов. Толпа двинулась к центру города. По пути в колонну вливались рабочие соседних предприятий. Появились красные знамёна, портреты Ленина. Народ затянул революционные песни. Все верили в свои силы, в справедливость своих требований. На мосту через реку встретили кордон из двух танков и уже вооружённых солдат: "Дорогу рабочему классу!" – донеслось из толпы. Солдаты не стали препятствовать людям и сами помогали им преодолеть препятствие. … Возле памятника Ленину тоже стоял танк. Его облепила детвора, на него залезли студенты. Он был полностью ослеплен. Именно это вывело из терпения танкистов, не выдержали нервы. Жахнули холостым. В домах посыпались стекла. Здание горкома партии окружено солдатами. Почти все они из кавказских регионов, что бы исключить очередное братание с народом. Оцепление переругивалось с напирающей толпой. Один солдат не выдержал и ударил женщину прикладом. После этого народ пошёл на штурм… Горком мгновенно захватили. Начался митинг. По толпе пронеслась весть, что ночью и утром проводились аресты, многих арестованных избивали. Двинулись к отделу милиции. Ещё один солдат из оцепления замахнулся на рабочего автоматом, тот выхватил его из рук. И мгновенно был убит пулей выпущенной сослуживцем. Началась стрельба. Народ побежал внутрь отдела милиции. Рабочие забегали в пустые камеры, где их закрывали снаружи на засов сотрудники КГБ и милиционеры. На площади снова грянули выстрелы. С разных мест неслось – "Не отступаем, они стреляют холостыми", и толпа вновь подалась вперед. Задними ряды, толкали людей вперед, совсем не зная, что происходит впереди. Солдаты стреляли поверх голов, по деревьям. Вниз полетели раненные и убитые дети.
По свидетельствам очевидцев погибли дети не старше 8-10 лет. Второй залп был уже по толпе. Из дела исчезли документы, свидетельствующие, что на крышах сидело 10 снайперов, там же было установлено два пулемёта Документально подтверждено, что накануне событий в гостиницу городка приехали "музыканты" в количестве 27 человек, которых вместе с "дирижёром" немедленно поселили на втором этаже, предварительно бесцеремонно выселив всех имевшихся в наличии постояльцев. Вся площадь была залита кровью. На солнце она быстро засыхала, и вся площадь была в бурых пятнах. На следующий день рано утром её пытались смыть их сначала струёй из пожарной машины, затем пригнали машину со щётками, а после, отчаявшись, смыть следы массового убийства просто взяли да и заасфальтировали всю площадь. В этот же день вечером на этой же площади организовали танцы для молодёжи В городе ввели комендантский час, правда, ненадолго. По заводам распространили слух, о возможной высылке всех жителей, без исключения. Начались аресты. По ночам, иногда в солдат летели из-за углов камни. В результате этой, забастовки рабочих, в городе резко улучшилась ситуация с продовольствием, значительно увеличилось строительство жилья, однако прежние расценки труда назад не вернули.
Глава 4
Перед Хельгой сидел, пожилой, страдающий отдышкой, но щеголевато одетый директор музея Олег Вениаминович Кравчук.
– Скажите, пожалуйста – обратилась к нему Хельга – вы давно работаете директором этого музея.
– Лет двадцать, а то и более того – ответил Кравчук. Я же из местных, из Новороеченских.
Как закончил в областном центре институт, так сразу и пришёл в музей работать. Сначала экскурсоводом, потом повыше, так вот до директора и дослужился. Мне бы на пенсию уже уйти, так сказать на покой. Только боюсь, без меня музей вообще ликвидируют. Спасибо Карлу Оттовичу – поддерживает наше культурное наследие на плаву. То картину музею подарит, то экскурсии организует, то семинар какой для своих сотрудников
в здании устроит. Люди приобщаются к искусству и нам, какая, ни какая денюшка на счёт капает. Так и крутимся потихоньку.
– А что вы можете сказать по поводу картины этого французского художника. Оттуда она в музее взялась? – Хельга придвинула к директору диктофон.
– В 1948-м – постановлением Совета министров № 672 за подписью Сталина, было принято решение: – "Безыдейные, антинародные, формалистические произведения буржуазного искусства, подлежат изъятию. Чудо, что шедевры, низвергнутые, запрещённые к показу, не уничтожили, не пустили с молотка, а просто поделили – между Пушкинским и Эрмитажем. Небольшая толика их досталась и провинциальным музеям Советского Союза.
"Был замечательный аргумент, что на Западе наше советское искусство не выставляют, отдельного музея нет. Так что мы им здесь будем отдельный музей делать?"
С десяток картин западных мастеров попали и в музей нашего славного городка.
Среди них и "Портрет неизвестной дамы" к нам пожаловал. С тех пор и висит, рядом с остальным московским даром.
– Говорят, картину уже один раз похищали, было такое? – Хельга протянула директору ксерокопию с милицейского протокола, датированного 1962 годом.
Директор поправил на носу очки с толстыми линзами и стал внимательно изучать документ.
– К сожалению, я в те годы ещё совсем малым пацаном был. Тем не менее, я хорошо помню, что в городе творилось, что-то страшное. После этих событий, меня родители к родне в областной центр отправили, от греха подальше. Так, что в отношении той кражи у меня, как у вас говорится, стопроцентное алиби. С тех пор, слава богу, в нашем музее никаких криминальных случаев не было. Скажите, пожалуйста, ваши товарищи ещё не установили, подлинник у нас все это время висел или копия. Я сколько лет мимо этой дамы проходил, да и вообще глаз у меня намётанный, однако и мысли не возникло, что на стене подделка выставлена.
В это же время, в другом городе, Марго пыталась уложить младшую дочку Дашеньку в постель. Врачи настоятельно рекомендовали для девочки ежедневный, обязательный дневной сон. Однако Даша вертелась и крутилась в кроватке, намереваясь вообще с неё слезть. При этом девочка как обычно не произносила ни слова, только тихо "гугукала" в знак протеста.
Маргарита, с прискорбием осознала, что не знает ни одной детской песенки и никогда не пела их детям. Старшую дочку Лилию, она удочерила, когда ей уже исполнилось двенадцать лет. Не придумав ничего лучше, женщина стала рассказывать девочке о событиях последних дней.
– Понимаешь доченька, так уж вышло, что твоей маме приходится время от времени заниматься делами о хищении икон и картин. Однажды из нашего храма икону святого Иоанна Кронштадтского умыкнули, а потом, из местного музея, картины старых мастеров стырили, ещё вдобавок и изрезали. А теперь вот совсем непонятное дело твоей маме перепало. Висит доченька в далёком городе, музее старинная картина, много лет висит. А потом вдруг оказывается, что она не настоящая, совсем значит, поддельная. Ты доча, меня слушаешь? Эксперты говорят, что краску красного цвета в разные столетия по – разному изготовляли. Например, в старину, из морского моллюска пурпур делали, а в советском союзе её получали, путём различных химических реакций. Так вот картину, которая висит в Новореченском музее, вовсе не француз де Лараж написал, а неизвестно кто. Потому, что краски на портрете совсем даже наши, советские, а трещинки получились от того, что картину сначала нагревали, а за тем на мороз выставляли. Понятно тебе, моё золотко. Девочка ничего не ответила, она тихо посапывала, свернувшись калачиком, прижав к своему худому тельцу, красивого мягкого зайца, почему-то ярко синего цвета.
Женщина поднялась и накрыла спящую девочку пледом.
– Дарёнка, я даже не успела тебе рассказать, что в связи с открывшимися фактами, наконец – то возбуждено уголовное дело, все как полагается. Однако я теперь знаю, какую песенку петь тебе на ночь. Спи доча, пусть тебе приснится красивая картина, подлинник и в хорошей раме – про себя подумала женщина. А вслух, тихо произнесла.
– Вот когда Лилька народит мне внуков, я буду такой умелой бабушкой, ну прямо как Вера Марковна.
Глава 5
Виктор Викторович Половинкин внимательно изучил все материалы, полученные от Силуянова. По ксерокопии квитанции о покупке картины, в областном художественном салоне, которую гражданин одной из стран ЕС предъявил на таможне, а так же задействовав свои старые связи в следственных органах, он довольно быстро разыскал продавца натюрморта под названием "Обед жильца коммунальной квартиры" и сейчас ожидал его за столиком одного уютного кафе.
– Владимир Терентьевич Ткачёв, заядлый коллекционер живописи и антиквариата представился вошедший.
– Присаживайтесь, пожалуйста – предложил Половинкин. – Хочу сразу вам сообщить, что я частный детектив, поэтому, если вы сочтёте нужным, то можете не отвечать на мои вопросы. Это ваше право. Но в этом случае, вам, безусловно, их зададут в прокуратуре или Следственном комитете.
– Мне скрывать совершенно нечего. Я ничего противозаконного не делал. Так, что спрашивайте, раз у вас такая работа.
– Скажите, вы ведь коллекционер, следовательно, у вас должен быть широкий круг знакомых, почему вы решили продать эту картину через художественный салон.
Извините, но я навёл о вас справки и выходит, что никогда раньше вы свои вещи через салоны не продавали. Так в чем же дело?
– Вы совершенно правы – несколько смутившись, ответил Ткачёв Коллекционеры обязательно что-то продают и что-то покупают. Иначе вообще не было бы никакой коллекции. Но этот злосчастный натюрморт, все мои друзья и знакомые знают как "облупленного". Никому из наших, он совершенно не нужен, даже задаром. Вот я и отнёс его в салон, а что здесь преступного.
– Преступного здесь ничего нет. Несколько странно то, что буквально на следующий день картину купил один иностранец. Выходит, он разглядел в картине, что-то ценное, вы так не считаете.
– Да не было в ней ничего ценного. Обычный "совковый" натюрморт и все. Может быть, ваш иностранец как раз такие картины и коллекционирует. Мало ли в мире чудаков. Я – то тут причем. Я сдал, он купил. Я его и в глаза никогда не видел.
– Три тысячи рублей, которые выплатил вам художественный салон за картину, вас устроили.
– Ну, да. Рама от картины примерно столько и стоит. Хорошая, между прочим, рама, добротная.
– А вы сами, за сколько эту картину покупали, не помните.
– Так я её и не покупал вовсе. Мы менялись с одним товарищем десять картин на десять. Вот он мне её и "втюрил", для счета. Нельзя же десять картин на девять менять, у нас так не принято.
Половинкин достал из папки фотографию картины, сделанную на таможне.
– Это она?
Ткачёв повертел в руках снимок.
Вроде как она, по фотографии трудно точно определить. Но кто её будет подделывать. Рама точно моя, узнаю.
Он поднёс фотографию, прямо к носу. Казалось, что ещё минута, и он будет ощупывать полотно пальцами.
– Нет не моя картина. Моя все же жила, там, на продуктах краски играли, а здесь ерунда какая-то. Хотя может быть это свет такой в помещении. Знаете, перевесишь картину в другое место и словно другое полотно перед тобой. Вы покажите мне картину, и вам точно скажу это моя бывшая или подделка. Вот уж никогда бы не подумал, "что натюрморт" будут подделывать. Чудны дела твои господи.
распрощавшись с коллекционером, Половинкин позвонил Марго.
– Сергеевна, значит так, картину купили исключительно ради чека с художественного салона. Им было все равно, что покупать. Потом на де Лараже сверху намалевали, примерно похожее. Благо сюжет "натюрморта" совсем не затейливый.
Глава 6
Силуянов сидел в хорошо обставленном офисе Карла Оттовича Аппеля. После часа ушедшего на обсуждение совместных бизнес проектов, разговор как-то незаметно перешёл на тему хищения ценной картины в Новороеченске.
– Слушай Карл – спросил Силиянов, – ты хорошо знаешь, этого своего директора музея.
Кравчук часом не мог, сам у себя французика умыкнуть?
– Олег Вениаминович порядочный человек, он всю жизнь при музее состоит, можно сказать вырос там. Кроме того полотно ещё сбыть надо. Я думаю, он на такое не способен. Если в лихие девяностые все на месте оставалось, то сейчас, когда жизнь все же по – лучше стала, зачем ему картину красть. Тем более возраст уже, пора о тёплой печке думать, а не в уголовники играть.
– Карлуша, ты с результатами экспертизы ознакомлен.
– Ну, да, конечно. Мне как председателю попечительского совета музея копию заключения прислали.
– Значит ты в курсе, что картину подменили ещё в советское время. Значит многие годы, на стене висела копия. Неужели такой "великий" специалист как Кравчук, каждый день, проходя мимо не заподозрил не ладное. Как считаешь?
– "Сила", а ты поставь себя на его место. Подними он шум, на кого первого подумают. правильно – на него. Если ничего не докажут, то с работы попрут однозначно, а оно ему надо. Директор же за все отвечает, в том числе и за сохранность. Вот и молчал в тряпочку. Если бы иностранца не взяли за "белы рученьки", то ещё бы многие годы все было бы шито – крыто. Кстати ты о нем, что-то разузнал. Что он за гусь такой, наше народное достояние вывозить.
– Так по мелочи, им сам понимаешь, не Полиция занимается, а ФСБ, как ни как международный скандал вышел. Твой земляк-немец, как мне сказали, по секрету, простой курьер. Получил, отвёз, отдал, все. Молчит, конечно, но там его и без нас расколят, до пупа, можешь мне поверить. Только выйдут они на человечка, который ему картину вручил и чек. Нет, чек не вручал. Немец этот натюрморт сам покупал. Его фотографию продавцы художественного салона опознали. И дальше, что. А дальше, друг мой Карл Оттович, ты завтра поедешь с моей сотрудницей по всем художественным школам города, ты их кажется, тоже курируешь, или я не прав?
– Ну, курирую это громко сказано, так в основном поддерживаю материально. Так, между прочим, иногда очень талантливая молодёжь попадается. Надо же нам новых академиков воспитывать, должна же быть преемственность поколений.
– Конечно, должна – куда же без нее. Вот один такой будущий академик взял, да и намалевал поверх де Лаража простенький такой натюрмортик. Ведь знал зараза, что преступление совершает. Тьфу ты черт, я на старости лет уже словами Крулевской заговорил. Короче, твоя задача познакомить младшего сыщика "сыскного бюро" Таисию Сергеевну со своими подопечными, остальное её забота. Все, пошли, хлебнём чего-нибудь из твоих знаменитых погребов. Как говорится, настал "потехи час".
На следующее утро Таисия добросовестно показывала всем будущим художникам фотографию "Обеда жильца коммунальной квартиры" с одним вопросом, не заказывал ли им кто-то нарисовать такой натюрморт. Во всех художественных школах и училищах ответ был отрицательным. Такого не рисовал никто, и никто не заказывал. Однако нужная информация все же была получена. Вахтер одного из училищ, старый художник с трясущимися руками, отозвал её в сторону и скрипучим голосом прокричал в ухо.
– Дочка, тут давеча узнал, что "портрет дамы" в Новореченске спёрли, так вот незадолго до той бойни, нас молодых художников водили в тот музей картины буржуйские рисовать, вроде бы как для областного ресторана. Я тогда какой-то пейзаж заграничный рисовал, а Толька мой дружок эту даму копировал. Нам тогда хорошо заплатили. А вот повесили их в ресторане, али нет, про то не ведаю. Я по ресторанам, сама понимаешь, не шастаю.
– Скажите, а как мне вашего друга Толика разыскать – спросила обрадованная Таисия.
– Известно как – опять проорал старик, на кладбище тамошнем лежит, куды ему деться. Убили его солдаты, ещё тогда в 62-м, поэтому я и вспомнил про картины.
Поздно вечером того же Виктор Викторович Половинкин внимательно слушал отчёты девушек о проделанной работе.
После звонка от Таисии, Хельга отправилась в местный СК и с помощью сотрудников этой серьёзной организации, довольно быстро установила места проживания людей, которые вместе со старым художником, работающим в настоящее время вахтером занимались копированием картин в музее города Новореченска в далёком 1962 году.
Их оказалось не много, кроме самого вахтера, было ещё четыре человека. Один был убит, трое тихо и мирно доживали свой век на пенсии в разных населённых пунктах области.
О том, что копии картин передавались для оформления ресторанов или каких либо других мест общего пользования получить информацию – не удалось. За прошедшие годы, все без исключения предприятия общепита были приватизированы. Их фойе и залы, прошли через капитальный ремонт или вообще были перестроены. Поэтому что-то искать в этом направлении Половинкин посчитал делом бесперспективным.
– Скорее всего, эти высокохудожественные произведения, точно так же как и мнимый портрет "неизвестной дамы", преспокойно радуют глаз посетителей Новореченского музея. Это я своим сыщицким носом чую и "к бабке не ходи". Хельга будь добра, прямо с утра, организуй через прокуратуру изъятие из музея всех без исключения картин, доставшихся по этому, пресловутому Сталинскому постановлению № 672. И отправь их немедленно на экспертизу. Если будут тянуть волынку, звони в Москву – генералу Романцу. Он этих местных сотрудников живо поторопит.
– Владимирович, а стариков – художников допрашивать будем – поинтересовалась Таисия.
– Нет, Сергеевна, не будем тревожить их старость. Ничего более того, чем сказал старик – вахтер они не скажут. Столько лет прошло, заказчика они уже точно не вспомнят. А даже если и вспомнят, за эти годы, поверь мне, он сильно изменился. Есть кто-то другой, приёмник, что ли, который создал канал сбыта картин на запад. Бдительный таможенник на границе, взял и выполнил в точности должностную инструкцию, в результате
"Портрет неизвестной дамы" остался в стране. А теперь вопрос, первая эта картина из Новореченского музея или может быть последняя, завершающая. По закрытой статистике наши таможенники практически поголовно входят в касту весьма состоятельных людей. Ну, не сработал у него, в нужный момент, ультрафиолетовый сканер, и все! Новенькая иномарка уже ожидает служаку в теплом гараже добротного дома. Так, милые мои помощницы, давайте закругляться, время уже позднее. Наша фирма свято соблюдает требования Трудового Кодекса Российской Федерации. Всем спать, как говорится утро – вечера мудренее.
Глава 7
Утром в парке областного центра на скамейке одиноко сидел человек, наклонив голову к коленям, то ли спал, то ли скорчился от приступа боли. Дворник Рустем, два раза прошёл мимо скамейки.
"Не пойму я этих неверных. Как можно с раннего утра пить эту водку. И их священный Коран – библия этого не запрещает. Зачем нужна такая религия, если не запрещает. Вот теперь сидит, мучается. Нет бы, с вечера совершить намаз, как следует провести ночь с любимой женой, потом с утра ещё раз помолиться и на работу. День вот какой, хороший будет – солнечный, жизни радоваться надо, а он сидит, страдает – размышлял дворник.
Рустем прислонил свою метлу к дереву, подошёл к скамейке.
– Эй, брат, чего тут сидишь, домой ходи, к жене ходи, в больницу ходи, если болеешь. Когда болеешь дома лежать надо, доктора вызывать надо, лекарство пить надо. А здесь подыхать скоро будешь, это совсем не надо. – Он тронул сидящего, за плечо. Человек упал на скамейку, из его груди высовывалась деревянная рукоятка.