– Куги, никто не знает, где это судно, кроме нас с тобой. Никогда не забывай об этом. Если ты кому-нибудь расскажешь, то это будет приравнено к пиратству в международных водах!
– О'кей, Синбад, это наше собственное тайное богатство, и оно спрятано надежнее, чем в любом банке, который ты только мог бы назвать.
Мерсер смотрел на бахрому прибоя, в котором миллионами изумрудов дробилось отражение звезд. Там, где на воде рябили масляные радуги, блистали топазы, сапфиры, опалы, рубины и жемчуга. А над всем этим, насколько хватало глаз, сияла небесная диадема.
Услышав шаги, он подумал, что это вернулся Сэм Стоув, но голос был другой.
– Вы мистер Мерсер?
Хозяин оторвал голову от мачты.
– Это я, Джек.
– Можно подняться на борт?
– Поищите сходню, она только что вымыта и еще мокрая.
Когда человек подошел поближе, Мерсер узнал его: это был какой-то лайми, время от времени показывавшийся на пляже. На этот раз ему не помешало бы побриться.
– Вы водолаз?
– Угу.
– Мне о вас рассказал Бриссинг, агент Ллойда.
– А-а, понятно, – он встал. Похоже, предстояла торговля. – Давайте, спустимся вниз и выпьем по глоточку виски.
Прежде, чем зажечь лампу, он закрыл иллюминаторы сетками от москитов. В них не было видно ни одной дырочки, а медный резервуар керосиновой лампы сиял золотом.
– У вас хорошее судно, мистер Мерсер.
– Оно всего-навсего следит за собой, Джек.
Англичанин не представился. Впрочем, так поступали многие обитатели Пуэрто. Он налил себе немного виски.
Бриссинг, представитель Ллойда, сказал Рейнеру, что в городе имелся только один хороший водолаз. Мерсер не стремился ободрать клиентов, но его было трудно нанять. Он брался только за интересную для него работу. Рейнер не рассказывал Бриссингу, какую работу он хотел провести. Он лишь забрал свою сумку с молнией. На этот раз он оставил ее в другом пансионе – дряхлом особнячке под названием Кастильо Марко, расположенном в самом конце набережной, там, где от нее отходила дорога, ведущая на полуостров. Всякий раз, когда "мерседес" будет направляться в город, он непременно проедет мимо этого места.
Вместо паспорта он дал консьержке банкноту в пятьдесят песо, как подсказал один из гидов. Денег оставалось уже не так много, но для Мерсера должно было хватить.
– У вас есть подводная камера? – обратился Рейнер к хозяину.
– Предположим, что нет.
Рейнеру в эти немногие первые минуты следовало решить, насколько он может доверять Мерсеру. Если хоть кто-нибудь из "некоторых людей" услышит, что водолаз ищет "Глэмис Кастл", ему, скорее всего, попытаются помешать, и не остановятся перед убийством. Об этом обязательно нужно было сказать, и добавить еще одну-две вещи.
Ему понравилось лицо водолаза. Оно было практически плоским, кирпичного цвета. Нос, казалось, забыли вовремя приделать, и криво, наугад прилепили к лицу. Типично саксонские глаза глядели спокойно. Рот во время разговора искривлялся самым невероятным образом, а когда его обладатель молчал, плотно сжатые губы образовывали прямую линию над большим квадратным подбородком. Голос был грубым и хриплым, как у многих, кому приходится слишком часто бывать на слишком большой глубине.
Они сидели на рундуке украшенном изысканной азиатской росписью; переборки украшали панели резного дерева. Медная отделка была надраена до такой степени, что на некоторых шурупах стерлись шлицы. Все эти детали тоже были частью лица Мерсера, элементами его характера.
– Вся операция, – начал Рейнер, – должна проводиться тайно.
Мерсер, похоже, развеселился.
– Никогда не слышал о других, Джек. Только, надеюсь, это не изумруды. Меня уже совсем достал один парень с изумрудами.
– На борту нет никаких ценностей.
– Ну, это что-то новенькое! – Мерсер восхищенно посмотрел на обросшего густой щетиной Лайми.
– Я хочу сказать, ценностей, которые можно было бы продать. Но прежде всего – сколько вы просите за день работы?
Мерсер отпил небольшой глоток виски.
– Не могу вам сказать. Это зависит от расстояния и глубины, от того, какую аппаратуру приходится использовать и тому подобного. Я страхуюсь перед каждым погружением, и в страховку включается плата за глубину. Для глубоких погружений нужны глубокие карманы.
Рейнер и сам не ожидал, что водолаз согласится работать, не узнав всех подробностей. А Мерсер желал услышать, насколько серьезной будет "тайна" работы. Секретность тоже имеет свою цену.
– Хотя я и не хочу, чтобы кто-либо знал об этой работе, в ней нет ничего противозаконного. Тем не менее, много народу здесь, в городе, не хотят, чтобы она велась. Люди с этого берега, возможно, кто-то из ваших друзей.
Рейнер сделал паузу, но дождался лишь краткой реплики:
– Расскажите в чем дело, Джек.
– Думаю, что правительство Агуадора будет против этой затеи.
– Хм… Я-то американский подданный.
– В таком случае, возможно ли на вашем судне уйти на пятьдесят миль от побережья и незаметно проделать дневную работу?
– Никоим образом. Спросите любого из этих самых моих друзей с побережья, где в определенное время находится определенная лодка – они принюхаются к ветру и точно скажут вам. – Мерсер смотрел на англичанина, пытаясь составить о нем законченное мнение. Он сам ни разу не слышал о каком-либо затонувшем судне в пятидесяти милях от берега.
– Тогда как бы поступили вы? – он направлял разговор как прирожденный член парламента.
– Что ж, мы вышли бы ночью, одновременно с рыболовными судами, а когда они остановятся пошли бы дальше, нашли нужное место и дождались рассвета. Нельзя, конечно, утверждать, что нас никто не догонит, потому что Тихий океан – это прудик, в котором могут играть все Божьи дети.
– Можно ли взять подводную камеру напрокат?
– Предположим, что можно. Не знаю, правда, где. Неужели вам нужны только картинки?
– В данный момент.
– Ф-фух. – Мерсер долил виски в оба стакана. Он гораздо чаще отводил взгляд от собеседника, чем обычно.
– Чтобы показать спасателям, где оно находится?
– В частности, это. Но главным образом, чтобы доказать, что оно вообще там есть. – Виски расположило Рейнера к Мерсеру. Водолаз, казалось, был озадачен услышанной идеей. – Много народу не верит, что оно там есть.
– Неужели? – Мерсер с симпатией взглянул на Лайми (так он решил называть его про себя).
– Хотя полковник Ибарра верит.
– Разве?
– Конечно. Как и остальные.
– Понятно. – Теперь Мерсер уже задумался, как бы попроще выставить этого сумасброда из каюты и вообще с лодки.
– Мистер Мерсер, разве вас не удивляет, что Ибарра знает об этой аварии?
Мерсер поставил стакан на стол и молитвенным жестом сложил руки перед грудью.
– Вот что, Джек. Вы наверно удивились бы, узнав, что никогда не слышал о таком полковнике?
– Вы этого не говорили.
– Я не говорил? – Он потер ладони, задумавшись над последними словами.
Это было чертовски верно: он этого не говорил. Он всего лишь позволил говорить этому парню, потому что почувствовал странную симпатию к этому Лайми, который пришел сюда с лихорадочным блеском в глазах и стал рассказывать, что агуадорское правительство будет против его затеи, что много народу не верит в то, что обломки находятся там, и так далее. Что-то не складывалось, а из великих зеленых глубин к нему взывали русалки: "Не ввязывайся в это дело, Куги, не ввязывайся…"
– Я скажу вам еще немного, – продолжал тем временем Лайми. – Это не трудное погружение. Глубина порядка ста тридцати ярдов, а место – приблизительно пятьдесят миль на запад и десять градусов к югу от Пуэрто Фуэго. Там с севера на юг тянется подводное плато, и на нем находятся обломки. Именно поэтому глубина не так велика. Теперь вы представляете себе место, о котором я говорю?
Куги Мерсер взялся за бутылку, но англичанин накрыл свой стакан рукой, так что он налил только себе и выпил в одиночку. Странность теперь состояла в том, что парень говорил дело.
– Да. А теперь, мистер, скажите, насколько большой была авария?
– Это авиалайнер.
Мерсер, моргая, уставился на него. Внезапно он понял, что этот парень очень, очень серьезен.
– Валяйте дальше, Джек.
– Вы давно находитесь в Пуэрто-Фуэго?
– Шесть месяцев, может быть чуть-чуть подольше.
– А где вы были два года назад? В марте 1961?
– В шестьдесят первом я копался на Фиджи.
– Вы, конечно, не помните газетных новостей. Трансокеанский авиалайнер-10, направляясь в Сан-Доминго, упал в море неподалеку от этого побережья. Было проведено обычное расследование, закончившееся ничем, так как не удалось обнаружить никаких вещественных свидетельств катастрофы. По ряду причин моя компания – Трансокеанские авиалинии – начала новое расследование. Я полагаю, что аварию все же кто-то видел. Все, чего мы хотим от вас – сделать фотографии или по крайней мере подтвердить, что самолет находится там. Тогда мы поднимем его.
Мерсер на две минуты задумался, глядя в пространство.
– Еше одни вопрос. Как получилось, что так много народу хочет помешать найти самолет?
– Мы подозреваем саботаж.
Мерсер кивнул.
– Если вы находитесь здесь уже шесть месяцев, – продолжал Рейнер, – то у вас должны были появиться друзья на берегу. Некоторые из них пожелают остановить этот поиск, если узнают о нем.
– Конечно, у меня есть друзья. Но моя работа – это не их, а мое дело. – Он твердо взглянул в лицо своего клиента. – К тому же здесь есть и люди, не являющиеся моими друзьями, которые также могут попытаться остановить меня. Как далеко, по вашему мнению, они могут зайти?
– Они не остановятся перед убийством.
– Ф-фух. Это становится все интереснее. Вы будете готовы завтра к заходу солнца?
– Да.
– Значит, Джек, назначаем свидание.
Ночью задула трамонтана и к утру улицы были запорошены вулканическим пеплом. Уличное движение почти остановилось, так как колеса вздымали в воздух тучи пыли. Ближе к вечеру ветер стих, жара вернулась, и люди снова принялись искать убежища от солнца. Бары заполнились посетителями.
В тени ящиков на причале около бара Салидизо неподвижно лежали, распластавшись, бездомные собаки; они лишь иногда подергивали шкурой, отгоняя мух. Старуха дремала, сидя по-турецки. Она сгорбилась, на коленях у нее лежала рыболовная сеть, а в пальцах бессильно повисших рук были зажаты игла и нить каболки.
Рейнер присоединился к кучке людей, входивших в бар. Он заказал перно и осмотрел помещение, словно рассчитывал увидеть здесь знакомого. Его взгляд бесстрастно пробежал по лицам: испанский креол, индеец с побережья, метис, мулат, залетевшие на край света сыновья сыновей царей Аравии и инкских принцев, заброшенных сюда некогда пассатными ветрами, и поселившихся на этом берегу. Лишь немногие их них смотрели на Рейнера. Один из них был красивый юноша-левантинец.
Несколько зазывал играли в покер. Гидросамолет местной линии должен был прорезать гавань белым пенным следом только через час…
Владелец оказался рядом, в глубине бара. Рейнер подошел к нему и просил на ухо.
– У вас не оставляли ничего для сеньора француза?
Ответный жест означал, вероятно, предложение подождать. Рейнер снова сел, праздно глядя на лица. Левую руку он положил на колени, так как его то и дело толкали люди, пробиравшиеся между его столом и стойкой вглубь помещения, откуда вздымались самые густые клубы дыма марихуаны.
Хозяин заведения, массивный обрюзгший метис с гибрид с приоткрытым ртом и постоянно полузакрытыми черно-оливковыми глазами, вернулся к стойке и с видимым усилием покачал головой. Ничего не передавали. Рейнер и не ожидал так быстро что-нибудь получить. Ей требовалось время подумать. А подумав, она вполне могла решить ничего не передавать. Но она должна была понимать, почему он пообещал приходить сюда каждый день, вверяя ей свою безопасность и, возможно, даже жизнь. Это был единственный способ заручиться ее доверием.
Креол принес перно и кувшин воды со льдом.
Между игроками в покер вспыхнула ссора. Деньги посыпались на пол. а игроки, визжа, как обезьяны, стали вырывать их друг у друга. Хозяин протиснулся среди стоящих посетителей и принялся колотить зазывал по головам. Те отчаянно оправдывались; каждый настаивал на том, что он-то как раз ни в чем не виноват. Не прошло и двух минут, как в баре вновь стало относительно тихо, а игра возобновилась.
Рейнер влил воду в перно и совсем было поднес стакан к губам, когда что-то заметил. Он опустил стакан на стол и внимательно посмотрел на него. Жидкость не помутнела, как это всегда бывало; содержимое стакана сохраняло бледно-желтый цвет и оставалось прозрачным.
Он закурил сигарету и обвел лица скучающим взглядом. Только один человек так же праздно наблюдал за ним черно-оливковыми глазами из-под полузакрытых век. Значит сообщение для сеньора француза все-таки передали.
Глава 17
Сквозь сломанную пластинку жалюзи пробился золотой свет и бросил луч поперек бара. Когда люди пересекали его, их лица приобретали ненатуральный цвет. В луче клубился дым. Все в баре, кроме игроков в покер, непрерывно разговаривали.
Рейнер посмотрел на кристально прозрачную жидкость в своем стакане. Несколько недель назад он просто подумал бы, что бармен по ошибке принес ему джасинта-кину вместо перно, или что перно простоял в этой дыре лишних два-три года. Несколько недель назад он счел бы мелодраматической мысль о том, что изменение химического состава напитка было, вероятно, смертельным. Но теперь он стал на несколько недель старше. Неважно, что добавили в этот стакан, но случайно это оказался ингибитор, и реакция, вызывающая помутнение содержимого, не состоялась. Они, кто бы это ни был, плохо знали химию.
Огромный метис-хозяин отвернулся и его полузакрытые глаза следили уже за кем-то другим. Этот взгляд сонной жабы мог вовсе ничего не значить. Рейнер взял стакан в ладонь, чтобы никто не видел цвета его содержимого, и снова обежал взглядом присутствующих. Все лица были ему незнакомы, кроме креола-официанта и хозяина – их он видел вчера. В течение десяти минут он ничего заметил, кроме, пожалуй, одного – красивый левантинец покинул бар. И это тоже могло ничего не значить: двое вошли, один вышел – что могло быть естественнее.
Было вполне возможно, что они позволят ему уйти живым и предпримут следующую попытку позже. Рейнер отметил про себя, где находятся хозяин и креол-бармен, поднялся и, взяв с собой стакан, начал протискиваться сквозь толпу. Если они захотят сразу же разделаться с ним – что ж, у них есть шанс. Ничего не стоило всадить ему нож под ребро, отвернуться и спокойно отойти на несколько шагов прежде, чем он зашатается и упадет.
Рейнер медленно шел сквозь толпу, крепко держа стакан со спиртным, не глядя в лица людей, обращая внимание только на руки тех, мимо кого протискивался. ("Perd n…") Он чувствовал тепло прижатых друг к другу тел, вдыхал дымок суматранских сорняков, которые здесь выдавали за табак, и марихуаны, обонял запах пота и испарений алкоголя… ("Perd n…") Порой он быстро вскидывал взгляд, проверяя где находятся креол и хозяин, не возвратился ли левантинец; левую руку он держал согнутой, прикрывая сердце ("Perd n…"), а люди, толкая соседей, уступали ему дорогу. Им не было дела до него, они были поглощены своими разговорами о большой рыбе, налоге на дизельное топливо, девочках из борделя, а Рейнер тем временем приближался к двери. В конце концов он вступил в освещенный прямоугольник и на него нахлынул дневной жар.
Отодвинув тростниковую портьеру, Рейнер боком шагнул за дверь – на случай, если за ней кто-то поджидает. Солнце ослепило его, и пришлось несколько секунд выждать, прежде, чем он смог разглядеть детали: длинный шлейф рыболовной сети, спящую старуху, дворнягу, спавшую в тени ларя на причале – Рейнер помнил о ней. Не было ни малейших признаков какого-либо движения.
Он медленно шел, держа стакан в руке так, чтобы его, по возможности, не было видно со стороны. Наконец он присел на корточки в тени ларя и поднес стакан к собачьему носу.
– Tom, guapo… tom… – Ему пришлось повторить эти слова несколько раз, прежде чем собака проснулась и вскочила на ноги, слишком слабая для того, чтобы убежать. Глаза животного были полны страха.
Ни одна собака не могла устоять перед запахом аниса, а Рейнер терпеть не мог подозревать невиновных.
– Tom, perrito… – язык наконец нашел источник такого привлекательного запаха. Когда собака вылакала жидкость, Рейнер выпрямился, бросил стакан в воду у причала и встал в клочке тени, поглядывая на дверь бара Салидисо через прогал между штабелями бревен, в котором накануне вечером стоял "мерседес". "Вы хотите выяснить, что случилось с самолетом. Если это станет известно, я должна буду умереть".
Никто не проходил сквозь тростниковую портьеру. Посреди гавани скрежетала землечерпалка, заполняя небо своей странной музыкой.
Когда по телу собаки пробежали ужасные судороги, Рейнер пошел прочь. Он обернулся только однажды, отойдя на изрядное расстояние, чтобы удостовериться в том, что оказался прав. Его охватила ненависть к себе за то, что для спасения своей жизни пришлось отнять другую – пусть даже у этого жалкого создания.
Лодки вышли в море вскоре после заката, их темные тени прорезали фосфоресцирующую полосу прибоя и переваливались в волнах до тех пор, пока не загудели моторы и винты не повлекли их прочь от берега. Из затона в южной части гавани вышло двадцать-тридцать суденышек, и "Морская королева" скользнула мимо зеленого маяка, чтобы присоединиться к ним. Темное море было испещрено белыми барашками на волнах. Вскоре первые лодки достигли района промысла и на мачтах вспыхнули сигнальные огни. Короткие резкие волны беспорядочно побрасывали их.
Над морем раздались голоса, шелест разматывающихся линей и плеск брошенной в море приманки. И вот уже первая акула прорезала толщу воды следом кометы, и первый водонепроницаемый фонарь пошел в глубину, когда первая наживка была схвачена.
"Морская королева" продолжала идти на средней скорости. Мерсер передал штурвал одному из членов своего экипажа, состоявшего из трех человек. Через несколько минут последние огни рыбацкой флотилии остались на востоке, между судном и землей.
– Видел нас кто-нибудь?
– Трудно сказать, Джек. По крайней мере, никто не окликнул.
Они уже обсудили плату за поиск и сошлись для начала на ста пятидесяти песо.