Мейер отнес в ванную коктейль и вернулся с тазиком в одной руке и одеждой Одри в другой. Я последовал за ним на кухню и с удовольствием наблюдал, как, набрав в тазик чистой воды, он старательно полощет и отжимает белье. Заботливая матушка Мейер!
- Посмотрите, что мы имеем, доктор Ватсон, - задумчиво произнес он. - Шелковая блузка без рукавов и трикотажная юбка на пуговицах, с этикетками, из которых следует, что обе вещи приобретены в заведении, именуемом, Бог им в помощь, "Кукольный дом", Бровард Бич. Далее голубые кружевные трусики и под пару им лифчик. Если опыт меня не обманывает, размер 34, полнота Б. Белье прекрасного качества, но без меток, куплено в обычном универмаге. Обуви нет. И, как ты мог заметить, ни украшений, ни наручных часов. Однако есть след от кольца на безымянном пальце правой руки и бледная полоска на левом запястье.
- Возраст, мистер Холмс?
- Явная примесь восточной крови усложняет определение возраста. Что-нибудь лет двадцать шесть, плюс-минус два года.
- А как насчет длинных ухоженных ногтей, дорогой Холмс? Непохоже, что она работает руками. Правда, на третьем и четвертом пальцах правой руки ногти обломаны, возможно, во время борьбы.
- Прекрасно, милый Ватсон! Что еще, по-твоему, заслуживает внимания?
- Ну… Шрам на правой скуле?
- Сам по себе ничего не означает, вернее, может означать все, что угодно. Думай, думай. Ну, ладно, помогу тебе. Представь себе, как вела бы себя в подобных обстоятельствах любая известная тебе молодая женщина.
Я подумал о Виджи. Конечно, она подняла бы страшный шум, крик, плач, требовала бы вызвать доктора и полицию. А как она отреагировала бы на крючки, впившиеся в тело, даже страшно себе представить.
Когда я сообщил это глубокое умозаключение Мейеру, он разорался не хуже Виджи. Только такой осел, как я, кричал он, мог не сопоставить манеру поведения Одри с ее внешностью! Ее осанка, походка, фигура, особенно развитые мышцы ног явно свидетельствуют о ее принадлежности к миру шоу-бизнеса. Она может быть исполнительницей гавайских или восточных танцев, платной партнершей в клубе или на крупном теплоходе или кем-нибудь еще в этом роде. Ее реакция на случившееся была исключительно физиологической, без каких бы то ни было эмоциональных проявлений!
Как будто она давно примирилась с тем, что для девушки ее возраста насильственная смерть - обычное дело. Как будто она воспринимала мир как место, где рано или поздно каждого из нас сбросят со своего моста.
Мы услышали, как щелкнула дверь в ванной и, подождав некоторое время, дружно двинулись к моей каюте. В ответ на стук она крикнула: "Можно, можно!"
Удобно раскинувшись на двух подушках, она возлежала посреди кровати под покрывалом. На ней была моя пижама, а голову венчал тюрбан из полотенца. Лицо порозовело, и она выглядела значительно лучше.
- Ну как, полегчало? - спросил Мейер.
- Ваш бренди был очень кстати. Правда, в голове шумит, но ведь я ничего не ела с самого утра.
- Нет проблем, сейчас что-нибудь приготовлю, - предложил я.
- Хорошо, только я и думать не могу о серьезной еде. Если можно, стакан горячего молока с аспирином, мистер… Черт, забыла ваше имя.
- Тревис Мак-Ги. Этот, с шевелюрой, - Мейер. Как насчет гоголь-моголя с ванилином и тертыми орехами?
Она задумчиво посмотрела на меня.
- Когда я была маленькой… очень давно, мне это нравилось. - Она перевела взгляд на одежду, висящую на стуле. - Здесь есть женщина? Чье это?
Как выяснилось, я напрасно считал, что уже могу спокойно отвечать на этот вопрос. Мой голос предательски дрогнул, когда я сказал: "Женщина, которая носила это, умерла".
Любой нормальный человек автоматически извинился бы или пробормотал что-нибудь соболезнующее, но она как ни в чем не бывало произнесла:
- Выглядит подходяще. И ванная у вас такая потрясающая, что я никак не могла понять, на каком я свете. Может быть, все-таки угодила на тот? Надеюсь, завтра утром я приду к какому-нибудь выводу.
- Завтра утром, - подал голос Мейер, - вы, наверно, захотите обратиться в полицию?
И вновь я увидел в ее глазах черную пустоту.
- Зачем мне полиция? - усмехнулась она. - Полицию не интересуют неудавшиеся самоубийцы.
- Так вы хотели покончить с собой? - переспросил я.
Она кивнула.
- Вы привязали к себе цементный блок и перелезли через перила?
- Это было нелегко. Вы что-то говорили насчет гоголь-моголя?
Ей ответил Мейер. Совершенно безразличным тоном он произнес какую-то длинную фразу, состоящую из одних гласных, изредка перемежаемых звуком "л".
- О, нет! Я… - тут же воскликнула она и осеклась. Уставившись на Мейера сузившимися глазами, она прошипела: "Чертов пройдоха!"
Мейер довольно улыбался.
- Прощу прощения, я хотел проверить свою догадку, дорогая Одри Хепберн из Гонолулу. В вашем акценте слышно дыхание Островов. - Мейер повернулся ко мне. - Достаточно взять макронезийскую основу плюс понемногу ирландской, французской и японской крови, выдержать эту смесь в течение нескольких поколений в тропическом климате - и мы получаем результат, повергающий во прах всех ревнителей чистоты расы, крови и тому подобных предрассудков. - Он вновь обратился к девушке. - Не удивляйтесь, что я легко раскусил вас, дорогая. Я служил на Островах несколько лет.
Мейер обладает удивительным даром воздействия на людей. Вы можете часами наблюдать за ним, но вы не поймете, как он это делает. Он огромный и косматый, как гигантский черный медведь, но это ему не мешает. Он гуляет по пляжу, заходит в бары, на игровые площадки и везде знакомится с людьми так же легко, как выпивает глоток бренди, причем через пять минут его новые друзья готовы поклясться, что знали его всю жизнь. Он умеет слушать и умеет внушить вам, что дни его были бы пусты и бессмысленны, не встреться ему на счастье вы. Он задаст вам именно те вопросы, на какие вы хотите ответить и, разговаривая с ним, вы лучше узнаете сами себя. Это вовсе не преувеличение. Он мог бы стать величайшим артистом. Или величайшим психиатром. Или основать новую религию. Мейеризм.
Однажды на пляже я увидел его в окружении группы подростков. Думаю, когда вам встречается на улице такая банда, вы переходите на другую сторону. Сорок неофитов смирно сидели на песочке и смотрели в рот Мейеру. Время от времени раздавались взрывы хохота. Я подошел к ним, но сорок пар глаз обдали меня таким холодом, что я поспешил удалиться. Потом я спросил Мейера, что все это означало, но он только отшутился.
В другой раз я наблюдал, как почтенная матрона (абсолютно трезвая!) после трехминутного разговора с Мейером уткнулась ему в плечо и разрыдалась, как малое дитя. В этом случае Мейер тоже не стал мне ничего объяснять: у него есть незыблемый кодекс чести, и, возможно, именно поэтому люди открывают ему души.
Где бы он ни был, вокруг него всегда собирается толпа поклонников, и среди нее обязательно находятся два-три прелестных юных создания в возрасте от шестнадцати до двадцати лет, вид которых способен растопить сердце любого мужчины. Однако их сердца всецело принадлежат Мейеру и только Мейеру, и если бы он только захотел… Но, к их жестокому разочарованию, у папаши Мейера твердые моральные принципы и несколько экстравагантные пристрастия.
Периодически, примерно три раза в год, у него появляются подруги, которых он ласково именует "мои железные девственницы". Все они будто сошли с одного конвейера: суровые, властные, умные, не очень молодые. Они отличаются крепко сжатыми губами, строгими глазами и избытком самостоятельности, что позволяет им добиться профессионального успеха: среди них бывают артистки, художницы, пианистки, владелицы домов моделей, редакторши, администраторши и так далее. Случаются даже политические деятельницы и члены правительства. Мейер обращается с ними очень нежно, как с маленькими глупенькими девочками. Он исчезает с каждой из них на несколько недель, и когда они возвращаются, вы с удивлением обнаруживаете рядом с ним очаровательную даму с мягкой улыбкой, сияющими глазами и нежным голосом, из которого начисто исчезли командные нотки. Такие глаза и такая улыбка бывают только у очень счастливых женщин. По поводу этого феномена Мейер все-таки соблаговолил дать некоторые разъяснения: "Все они втайне мечтают, чтобы им снова вплели ленточки в косы", после чего объяснил то же самое с научной точки зрения: "У них создается комплекс доминирования, который они стремятся компенсировать, почувствовать себя вновь маленькими и беззащитными существами, о которых кто-то заботится".
Вот и теперь он наклонился и отечески похлопал Одри по руке.
- Детка, у вас есть шанс отлично выспаться. Только не засыпайте, пока не отведаете знаменитого гоголь-моголя Мак-Ги.
Ее улыбка была почти благодарной.
Через несколько минут, отставив пустой стакан, она посмотрела на меня сонными глазами и спросила:
- Может быть, я все-таки… Может, мне это снится?
- Но ведь мы-то настоящие.
- Вы - да, а вот насчет Мейера я не уверена.
Я выключил свет и, стоя в дверях, пожелал ей спокойной ночи, но она уже спала.
Мейер, успевший переодеться в пижаму, сидел в гостевой каюте, где он ночевал накануне.
- Заснула?
- Как только допила последний глоток.
- Послушай, капитан, я могу поспать и в кресле.
- И попрекать меня этим всю жизнь? Нет уж, спасибо!
- На такую реакцию я и рассчитывал. Господи, уже почти три часа! Пока ты поил ее с ложечки гоголь-моголем, я разделал рыбу. Филе - в большом холодильнике на второй полке, позади бифштексов.
- Спасибо, а то я вообще забыл о ней.
- Я тоже почти забыл. Эта девушка умеет привлечь к себе внимание. Что ты думаешь обо всем этом, кроме того, что она чертовски лакомый кусочек?
- Пока не разобрался. Но, знаешь, она вызывает у меня какое-то чувство опасности. Как говорят охотники на пантер, неизвестно, кто к кому подкрадывается. Слишком много вопросов без ответов. Кто это сделал, почему? Похоже на нормальное профессиональное убийство и вовсе не похоже на попытку мужа отделаться от жены. Наверно, у тех, кто это сделал, были веские причины: профессионалы обычно ценят живой товар такого качества. Мне кажется, что случившееся в какой-то мере было для нее неожиданностью. В том смысле, что ее не били, не мучили, а просто р-раз - и сбросили с моста. Несмотря на шок, она не дает себе воли. У нее, видно, железные нервы. Нервы игрока. Она поставила на что-то - думаю, здесь пахнет большими деньгами - и проиграла. И приняла свое поражение с фатализмом игрока, хотя понимала, что оно означает.
- Может быть, она кое-что сама расскажет, если сочтет, что мы можем ей быть полезны, - отозвался Мейер. - Но не все, конечно. Например, от нее мы никогда не узнаем, кто были эти двое на мосту.
- Двое?
- По крайней мере, двое. Один не успел бы управиться так быстро. К тому же, если ты помнишь, мотор взревел раньше, чем она скрылась под водой. То есть один из них сидел за рулем, и у него с трудом хватило сил дождаться конца процедуры. Итак, некто нервный за рулем и некто очень сильный и проворный на заднем сиденье, рядом с ней. Он выскочил из машины, сгреб в охапку ее вместе с блоком - а это фунтов двести, не меньше, - одним рывком перенес через парапет и разжал руки. Еще одна догадка: перед тем, как приступить к делу, они выждали где-нибудь поблизости, чтобы убедиться, что навстречу им никто не едет. Если она знала, что должно произойти, можно представить, каково ей было в эти минуты.
- Но можешь быть уверен, она не расхныкалась. Мне кажется, профессор, вы избрали для себя не тот род деятельности.
- А ты думаешь, бизнес - это не то же самое? Да любой контракт между солидными фирмами содержит больше сюрпризов и ловушек, чем самый запутанный детектив. Если человек не умеет читать между строк, то ему нечего делать в бизнесе. - Маленькие хитрые глазки Мейера лукаво блеснули. - Не преувеличивай мои заслуги, малыш. Ты блестяще действуешь в случаях, когда я беспомощен, как дитя. Например, когда надо заставить себя две минуты сидеть под водой.
- Мак-Ги, клубок мышц и рефлексов.
- И иллюзий, мой друг. Последний романтик, ты только прикидываешься циничным флоридским суперменом. Ты позволяешь себе роскошь руководствоваться принципами морали в этом гнусном мире. Мире, где человек - всего лишь продукт воспитания и окружающей среды. А ты хочешь играть только по правилам. Ты не понимаешь, что тебя могут не только согнуть, но и сломать. Уничтожить раньше, чем ты поймешь, что происходит. В этой непреклонности - и слабость, и сила.
- Ты собираешься философствовать всю ночь, профессор?
- Боже упаси. - Мейер со вкусом зевнул и потянулся. - В общем-то эта мисс - скорее плохая новость, чем хорошая. Я предчувствую, что ты влезешь в ее проблемы по самые уши. Это видно уже по твоей сегодняшней реакции. Маска иронии и цинизма мигом слетает с вас, сэр Ланцелот, как только вы узнаете, что где-то завелся очередной дракон. Впрочем, умолкаю. Спокойной ночи, рыцарь-идеалист.
Еще долго я ворочался на своем ложе в кухне. Черт бы побрал этого Мейера с его доморощенной психологией! Неужели он действительно считает меня доверчивым болваном, готовым рисковать жизнью ради всех и каждого? Не спорю, в моей биографии было несколько эпизодов, когда я оказывался впутанным в дела, связанные с контрабандой и наркотиками, но с тех пор я стал гораздо выше ценить свою шкуру. После того как пару раз угодишь в госпиталь, начинаешь понимать, что ни один орган у тебя не лишний.
Короче говоря, наша гостья никак не могла рассчитывать, что отправит меня в поход за чашей Грааля. Беспечная, ленивая жизнь яхтсмена меня вполне устраивала. Я мог спокойно наслаждаться ею еще несколько месяцев, а когда настанет время позаботиться о деньгах, отправиться в крестовый поход ради кого-нибудь, значительно более беспомощного, чем наша евразийская Одри Хепберн.
Хотя ноги у нее, конечно, фантастические…
3
Я встал и начал готовить завтрак в полной уверенности, что оба моих гостя еще спят. Каково же было мое удивление, когда я увидел Мейера, спускающегося по трапу. Он постучал по стеклу, и я удивился еще раз: оказывается, дверь на палубу была захлопнута.
- Ты запер дверь? Зачем?
- Затем же, зачем и все остальные двери. Я вдруг подумал, а не мог ли кто-нибудь из них остаться на мосту, чтобы убедиться, что все в порядке.
- А где ты был сейчас?
- Утренний моцион. Полюбовался видом с моста. Обзор - на две мили в обе стороны. Теперь тебе не отделаться кофе с тостами.
- Что прикажете?
- Яичница не меньше, чем из шести яиц. Вчера мне показалось, что они рванули в сторону Майами. Следов от их автомобиля там хоть отбавляй. Во-первых, имеется тормозной след там, где они свернули на непроезжую часть моста, чтобы избавиться от своего милого груза. Затем еще один след там, где они притормозили прежде, чем выехать на свою полосу. В том месте, откуда они сбросили ее на наши головы, их нельзя было заметить, если бы кто-то и ехал со стороны Маратона. Я пошел дальше и в ярдах в двухстах к югу от этого места обнаружил площадку с примятой травой. Оттуда очень хорошо просматривается шоссе по обе стороны от моста. Там я нашел вот это. - Мейер осторожно вытащил из кармана пакетик, развернул его и достал почти целую сигару с обкуренным концом и прикушенным мундштуком. - Вчера около восьми вечера прошел хороший дождь, так ведь? А эта штука подмокла только снизу, значит, попала туда уже позже. Из машины, несущейся по шоссе, ее не могли закинуть так далеко; стало быть, ее выбросил один из тех, кто сидел в автомобиле, следы которого остались на траве. Сигара не того сорта, которую бросают, не докурив, так что напрашивается вывод, что курильщик отшвырнул ее, услышав, например, команду "Пора!" или "Езжай!" А судя по тому, с какой силой прикушен мундштук, этот парень сильно нервничал. Смотри, какой характерный след. Крупные резцы. Можешь смеяться над стариной Мейером, но я бы посоветовал понадежнее это спрятать. Может быть, нам еще суждено познакомиться с обладателем этих резцов.
Он бережно завернул окурок в бумагу.
- Что-нибудь еще, инспектор? - поинтересовался я.
- Кое-что. Я познакомился с одним старожилом и расспросил его насчет глубины воды под мостом. Так вот, почти везде она не превышает во время отлива трех футов. За исключением одного места - той самой впадины, где мы удили. Диаметр ее около пятидесяти, а глубина - от двадцати до тридцати футов. Так что все было тщательно продумано. Бр-р-р! Как представишь себе эту картинку: темная толща воды, медленно колышущиеся волосы, крабы, со всех сторон подбирающиеся к ее белому телу, рыбы, почуявшие запах добычи. Дочиста обглоданные кости, а над ними медленное равнодушное океанское…
- Мейер!
- Прости, друг, голод всегда вызывает во мне прилив поэтического вдохновения. Тревис, сынок, ты неважно выглядишь.
- Сейчас пройдет. Твой поэтический дар весьма реалистичен. Там действительно было чертовски темно, и первое, что я нащупал, - ее колышущиеся волосы. Если бы она не вцепилась мне в руку, я решил бы, что все уже кончено. Да, Мейер, там было темно и холодно. И очень неприятно.
- Прости, я был несколько вульгарен. У нас найдется лук для яичницы?
Мы допивали кофе, когда она вышла из каюты и молча прошла в ванную. Через несколько минут она появилась в дверях. На ней были черные брюки и белая блузка.
- Доброго утра Мейеру и Мак-Ги! Если где-нибудь на борту не спрятана женщина, значит, один из вас прекрасно умеет стирать женское белье.
- К вашим услугам, миледи, - Мейер встал и отодвинул для нее стул. - Садитесь, дорогая. Сегодня я за повара, официантку и прачку. Не волнуйтесь, придет и ваш черед. Кофе?
- Да, пожалуйста.
- Как вы себя чувствуете? - спросил я.
- Как будто кто-то танцевал чарльстон у меня на спине.
Ставя перед нею кофе. Мейер весело сказал:
- И за это тоже можете поблагодарить меня. Иначе я просто не мог заставить ваши легкие выплюнуть воду и вдохнуть воздух. Но я был очень осторожен: думаю, сломал максимум два-три ребра.
Солнце светило ей прямо в лицо, но она не щурилась. Темные блестящие волосы были расчесаны на пробор и обрамляли идеальный овал двумя круглыми скобками. Губы аккуратно подкрашены, и она осторожно подносила чашку ко рту, чуть склоняя голову. Лицо покрыто нежным пушком, темноватым на висках и совсем светлым на щеках и подбородке. Едва заметная морщинка на лбу повторяла изгиб бровей. Еще одна тонкая морщинка пересекала стройную шею. При дневном свете ее глаза оказались не такими темными, как я думал. Они были странного желтовато-коричневого цвета, напоминающего янтарь, только гораздо темнее, с зеленоватыми крапинками вокруг зрачков. Верхние веки выдавали примесь азиатской крови, замеченную Мейером.
Конечно, она заметила, как я ее разглядываю, но восприняла это с тем же равнодушием, с каким профессиональная манекенщица смотрит на кинокамеру.
- А в остальном как самочувствие? - спросил я еще раз.
Она пожала плечами.
- Нормально. Однако пора вам, друзья, немного просветить меня… Где мы находимся?
- У пристани Томпсона в Маратоне.
- Так. А не пришло ли вам в голову, ребята, ночью, после того, как я отключилась, сходить в ближайший бар и похвастаться богатым уловом, а заодно навести справки? - Ее губы слегка искривились.