Ты запретил мне водить автомобиль. Да как ты посмел! Ты дерьмо, самовлюбленное дерьмо. Да, я люблю скорость, а не езду на самосвале, как ты! Я чувствую ветер, хочу парить, взлетать к облакам. А ты пожалел импортную колымагу! Купи другую, раз я разбила ее. Ты скряга. Для тебя неважным было то, что я осталась цела, нет – пострадала груда железа! Ты считаешь себя моим хозяином? И ты решил, что, поставив штамп в паспорте, я стала принадлежать тебе, как твои перчатки? Ты можешь распоряжаться мной? Какой болван! Я тебе не барахло на распродаже! Сам-то ты ничего собой не представляешь, так, папин сынок. Ни одного решения принять не можешь без ведома папочки и мамочки. Ты лентяй, а еще меня попрекнул, что я сижу на твоей шее! Ты посмел меня попрекнуть! Да, я могу позволить себе ничего не делать, а ты нет. Если мои родители и накрали, то хоть не прикидываются святыми и не заставляют меня корпеть над бумажками. А твои представляются святошами и требуют, чтобы ты пахал, потому что им всегда будет мало денег. И тебе приходится батрачить и на себя и на них, в то время как я занимаюсь ногтями и теннисом. А тебе хотелось бы ездить в путешествия, балдеть у бассейнов на мировых курортах. В конце концов, ты мужчина, мясо должен добывать ты, а не я. Но главное не в твоих попреках, а в том, что ты из двух вещей предпочел железо на колесах, а не меня! Ты мне противен. Плевать я хотела на тебя и на твой устав. Ты дерьмо, и я презираю тебя, потому что ненависти ты недостоин.
Нина посмотрела на часы, затем посчитала, сколько листов осталось. Не смогла бросить их в стол и поехать в прокуратуру. Успеет к следователю.
Я не знаю, куда себя деть. Тоскливо. Однообразие – дом, ты, дорогой, банкеты, перерастающие в попойки, родители. Особенно твои родные, которые вечно меня терроризируют нравоучениями. Перестала соблазнять идиотов. Ты, дорогой, мне неинтересен, твои дела тоже. После нашей ссоры из-за колымаги, которую я разбила, ты попросил прощения, и я простила. На словах простила, на самом деле не могу отделаться от мысли, что ты меня оценил дешевле машины. Я наивно полагала, что человек бесценен, даже самый последний. Но я ошиблась, человек ничего не стоит. Спасибо, милый, за урок, учту. А простила тебя потому, что не знаю, к чему мне стремиться. Если б у меня была цель, я бы бежала от тебя, дорогой, без оглядки. Не выношу обывателей, а ты и твои родители – заскорузлые обыватели, фальшивые и лживые. Ты предложил мне поехать отдохнуть на Красное море, я отказалась. Во-первых, сто раз бывала за границей, мне она даром не нужна, во-вторых, не нуждаюсь в отдыхе, ведь я не работаю. Куда бы себя деть? Я устала морально…
Ура! Я вышла на новый вираж. Мне нравится снимать, это увлекательно. Пришла в голову хулиганская мысль. Ты вчера уехал на пару дней по делам. А я пригласила домой В. Мы пили шампанское, а потом пошли в нашу спальню. Сама идея – переспать с твоим давнишним приятелем в нашей спальне – меня взбудоражила. У него средние данные… (Описание данных Нина пропустила.) И вдруг меня словно ударило: а почему бы не снять наши "игры" на камеру? Я тихонько встала, приладила камеру так, чтобы она фиксировала все происходящее на кровати и была бы незаметной, затем разбудила В. Мы предались разврату. А потом, когда он, как последний вор, побежал к жене, я посмотрела кассету. Ужасно хохотала. Мне явилась коварная мысль: все свои похождения я буду снимать на камеру. И придумала, как этим воспользоваться. Раз ты, милый, не способен к новизне, я получу ее от других! Я теперь многое получу…
– Черт, на самом интересном месте закончилось!
Нина рванула в кабинет, где рабочие закончили клеить обои и стали красить окно, кинула листы в ящик стола и посмотрела на часы. О, давно пора ехать к следователю. Нина села в машину и перекрестилась…
Рыков встретил ее строго официально. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, они виделись всего один раз, он должностное лицо, обязанное провести допрос. Допрос! Ужасно звучит. Нина села напротив Анатолия Трофимовича, словно кол проглотила. Она приготовилась отбить любую атаку.
– Скажите, Нина, вы бывали когда-нибудь в доме Печерниных? – спросил он.
– Нет, – не задумываясь, ответила она.
– Как же, а мне известно, что именно вы помогали строить Глебу дом…
– Ну, помогала, – призналась она, не смутившись. – Только при мне он не был достроен. А почему вы спрашиваете?
– Потому что хочу кое-что уточнить. Например… – Он выдвинул ящик стола, затем положил перед Ниной… аметист! Клипса! А Нина вчера безуспешно ее искала. – Вам знакома эта вещь?
Еще бы! Внезапно Нину будто кто-то ударил: где взял клипсу следователь? Отпираться бесполезно, у нее только одни клипсы, все знакомые их хорошо знают.
– Конечно! – воскликнула она, от "счастья" и руками всплеснула. – Это моя сережка… то есть клипса. А вторая вот… – Нина достала из сумочки вторую клипсу, положила рядом с первой. – Это мое. Смотрите, одинаковые. (Только бы не перебрать радости по поводу находки.) Они у меня постоянно лежат в сумочке. Знаете, может возникнуть незапланированная встреча… тогда я их надеваю… Красивые, правда? А где вы нашли ее?
Рыков явно озадачился. Когда улика налицо, восторги неуместны, в данном случае все наоборот. Он сказал:
– Мы нашли вашу клипсу в доме Печерниных.
– Да? – немного удивилась Нина, не придавая значения словам следователя. О, если бы ее проверяли на детекторе лжи, она бы потерпела фиаско! – А что она там делала?
– Вот я и вызвал вас, чтобы узнать, что там делала ваша клипса.
Пора менять тактику. Нина задумалась, но ненадолго:
– А как вы узнали, что это моя клипса?
– Пока это секрет. Но то, что она принадлежит вам, подтвердили официантки вашего кафе. А еще в ней застрял волосок. Помните, во время нашей встречи я снял соринку с вашего плеча? (Нина кивнула.) А я забрал волосок. Экспертиза подтвердила, что волосок в клипсе и волосок с вашего плеча идентичны.
– Ну, конечно, это же мои клипсы и волосы!
Следователь сцепил пальцы в замок, уперся в них подбородком и затосковал. Видимо, девушка не понимает, что это такое – клипса, найденная в доме ее бывшего жениха рядом с трупами. А сидит она как ни в чем не бывало – ангел, да и только.
– Нина, вы понимаете, что это улика?
– Н-нет, не понимаю. Какая улика?
– Клипсу мы нашли в спальне, где было совершено два убийства.
– Ну и что? (Да, лучше прикинуться дурочкой.)
– А как она туда попала?
– Не знаю. (И это была правда.) Честное слово, не знаю. Я ее потеряла. Думала, уже не увижу… но как она попала в… куда?
– В спальню, где убили двоих человек, – терпеливо объяснил следователь.
– Ааа… – открыла Нина рот и вытаращила глаза, словно только сию минуту до нее дошло, где нашли клипсу. – У меня ее украли! А потом… какой ужас! Потом ее кто-то подбросил туда, да?
– Ну, я не знаю, подбросил или вы сами там потеряли…
– Как я могла потерять ее в спальне, если никогда там не была? – возмутилась Нина. – Ой, подождите, так вы думаете… вы на меня думаете?! Что это я?!
– Ну, а что бы вы думали на моем месте?
– Господи, это невозможно! – наконец перепугалась Нина, хотя перепугалась значительно раньше, как только увидела свою клипсу на столе следователя. Ее терзало предчувствие беды, когда она получила повестку, и беда нагрянула. Есть единственное спасение. – Да я целыми днями на виду у всех в кафе. Вы спросите, спросите…
– Спрашивал, – спокойно сказал Анатолий Трофимович. – Да, ваши люди подтвердили, что весь день в прошлый четверг вы находились в кафе до закрытия. Но как-то клипса попала в дом Печерниных? И как раз в ночь убийства.
– Я вам сказала свою версию! – огрызнулась Нина. И вообще, лучшая защита – нападение. – Ищите того человека, который украл у меня клипсу и подбросил в спальню. Думаю, это и будет убийца. Знаете ли, это странно! В городе сотни тысяч людей, а вы сразу меня нашли! Там написано, что эта вещь принадлежит мне?
– Не написано, – сказал он. – Но у нас есть сведения, что именно вы были в доме Печерниных в ночь убийства. Что вы там делали?
У Нины перед глазами пошли красные и черные круги. Сведения!!! У него есть сведения! Значит, еще кто-то знает, что она была в доме? А Глеб? Они же были там вдвоем. Почему Рыков не спрашивает о нем? Стоило немалых усилий взять себя в руки и продолжить все отрицать:
– А кто вам дал такие сведения? Этот человек был со мной в доме? Где он находился, если видел меня? Я хочу… эту… очную ставку с ним!
Нормально! Она поняла, что этот раунд выиграла – следователь опустил глаза, думал. О чем? Конечно, о том, что предоставить Нине свидетеля не может. Иначе свидетель уже торчал бы под дверью. Что-то тут не то, хитрит Анатолий Трофимович. Тем временем он дал ей последний шанс:
– Нина, расскажите мне все, что вам известно.
– Мне нечего рассказывать, – упрямо заявила она.
– Тогда… я вынужден буду задержать вас и произвести обыск в кафе и дома.
– За что?! – выдавила Нина в потрясении. Он не отвечал, буравил ее глазами, и все. Но что интересно, в его взгляде не читалось неприязни, веры в то, что Нина – особа с маниакальными задатками. Она спросила: – Неужели я похожа на убийцу?
– Нет, – тут же ответил Анатолий Трофимович. Нина определила, что он действительно так думает. – Но я должен вас задержать до… выяснения обстоятельств.
– Из-за клипсы?! Которую кто-то украл у меня? Это не повод!
– Этого достаточно.
– А у вас есть ордер на арест? – без надежды поинтересовалась она.
– Я могу задержать вас на три дня без ордера.
– Пожалуйста, не задерживайте меня, это… я же не преступница, – упавшим голосом просила Нина, но следователь остался непреклонным. – Можно мне хоть позвонить? Надо назначить старшего в кафе. Пожалуйста, разрешите…
– Звоните, – и пододвинул телефон.
– У меня есть, – промямлила она и достала мобильный телефон.
Следователь подошел к двери, кого-то позвал. Удивительно, но мысль работала четко и быстро. Возможно, интуиция подсказывала, что у следователя мало оснований ее задерживать. Она подумала о Глебе: если он сюда попадет, останется надолго. Нина быстро набрала сообщение: "Я арест. Обыск. Уходи". Отправила. Для видимости поднесла трубку к уху, только после этого набрала номер кафе. В кабинет вошел молодой человек. Нина подняла на него отчаянные глаза, но тут ответили по телефону.
– Минуточку… Это ты, Долька? Меня арестовали… Да, меня в тюрьму сажают. Позаботься о кафе. Пока.
Глава 14
В трубке звучали короткие гудки. Долли будто бревном по голове огрели. Новость настолько была безумной, что некоторое время Долли ничего не видела, только слышала: пи-пи-пи… Постепенно гудки дошли до сознания, именно они привели в чувство. Долли удивленно посмотрела на трубку, не веря тому, что услышала с минуту назад. В одном она не сомневалась: это был голос Нины.
– Ой, мамочка… – схватилась за щеку Долли и закачалась из стороны в сторону. – Это что же творится?! Нинку… За что?!
Долли сорвалась с места и понеслась из кафе. На улице сообразила, что выскочила без пальто. Она вернулась, надела пальто и… плюхнулась на стул.
– Куда же бежать? К кому? Надо что-то делать… А что? Знакомых у меня нет в милиции… К кому же обратиться?
Жора! Такая бандитская рожа с золотыми зубами и с "Хондой" должна иметь массу полезных знакомств. Долли принялась искать его визитку. Она вывалила из сумочки все на стол, перетрясла записную книжку. Лихорадочно перебирая маленькие прямоугольники, говорила вслух:
– Но этот негодяй потребует плату. Он потребует, точно. Потому что негодяй. А разве нет? Порядочные люди на "Хондах" не ездят, порядочные люди ездят на трамвае… Вот! Вот она, его визитка. – Долли набрала длинный номер, наверняка сотового телефона. – Ох, Нинка, Нинка… что же ты натворила, а? Алло! Это Жора?.. Долли с тобой говорит… Слушай, я звоню по делу. По очень важному делу… А можно без шуточек?.. Да, случилось! Давай встретимся… Хорошо, я приеду. – Она с негодованием бросила трубку и процедила: – Намекает! А что будет после того, как я скажу, зачем он мне понадобился? Ладно, за Нинку я расплачусь с ним даже телом.
Она вскочила, закрыла кабинет и побежала через зал к выходу.
– Долли! – окликнул Миша. – Нина вернулась?
– Ой, Мишенька! Ты не отвезешь меня?
– Я вообще-то хочу Нину дождаться…
– А ты ее не дождешься, потому что она в тюрьме.
– Где?!
В это время в кафе вошел следователь Рыков с двумя мужчинами. Он о чем-то спросил официантку, та указала на Долли.
– Здравствуйте, – приблизился к ней он. – Вы Дарья?
– Ну, кажется, я… – пролепетала та, опасливо глядя на незнакомца.
– Мне нужно произвести обыск в кабинете вашего директора.
– Обыск? Но там ремонт…
– Ремонт нам не помешает.
– Долли, что происходит? – встал со стула Миша. Мало сказать, что он был удивлен. – Что за обыск? Вы кто?
– Следователь Анатолий Трофимович Рыков.
Со следователем не поспоришь. Рабочих выдворили из кабинета Нины. Поскольку из мебели там стоял лишь стол, его осмотрели быстро. Рыков заострил внимание на листах в ящике стола, которые не имели отношения ни к документации, ни к другим бумагам. Первые фразы, прочитанные им, велись от первого лица. Прочитав несколько строк, он выпятил губу. Долли, увидев, что именно он держит в руках, припомнила, с какой одержимостью Нина требовала переводы. Вдруг дневник неизвестной женщины как-то связан с арестом Нины и может сыграть плохую роль в ее судьбе? Ведь из-за чего-то Нина загудела в тюрьму. Кстати! Она же говорила, что из-за дневника у нее начались проблемы! Долли потянулась к листам:
– Извините, это мое.
– А что это? – не отдал листы следователь, взглянув на нее исподлобья.
Проще простого ответить: роман. Чисел переводчица не ставила, значит, следователь не догадается, что это дневник. Он обязательно спросит: чей роман? Можно сказать: мой, я написала. Но там же такое написано – не всякому покажешь. Что о ней подумает следователь? Дамочка извращенка? Но больше ничего не пришло на ум, и Долли выдавила:
– Это… роман.
– Чей? И почему на листах? – спросил он, пробегая глазами страницу.
Долли вытянула шею, прочла: "Должна сказать, с Глебом мне нравится больше, чем с другими…" Слава богу, не пикантное место. Она поспешила сказать:
– Это написал один знакомый… еще не опубликовал… дал прочесть мне… а я дала почитать Нине… Александровне.
Рыков мельком взглянул на нее, словно проверял – врет она или говорит правду, и продолжил чтение. Долли заметно нервничала, крутила на пальце кольцо и кусала губы. Он перевернул страницу, тут же его взгляд остановился на Долли – изучающий и подозрительный. Она мужественно выдержала.
– А не могли бы вы познакомить меня с автором? – спросил он.
– Зачем? – напряглась Долли.
– Хочется познакомиться с писателем.
В его фразе Долли уловила двойной смысл. Что же его заинтересовало в тексте? На ум пришла отговорка:
– А его сейчас нет в городе. Он уехал.
– Когда приедет, скажите, что я хочу увидеться с ним, – сказал Рыков. – А сочинение заберу с собой, почитаю на досуге.
– Слушайте, – протянула с возмущением Долли, – это самоуправство с вашей стороны. Произвол. Есть закон об авторском праве! Вы не имеете права…
– Бог с вами, я не собираюсь присваивать его произведение, – спокойно сказал Рыков. – Он же пишет для читателей? Вот! Почитаем.
– Я буду жаловаться! – выдала Долли. Рыков повел бровями, дескать, жалуйся на здоровье. И тогда она пошла на самый отчаянный шаг, на который была способна. – Хорошо! Я скажу, кто автор. Это я!
– Что вы говорите, – с усмешкой сказал Рыков, явно не веря ей.
– Не верите?! – прогремела Долли. – Ладно. Я сейчас!
Она вылетела из кабинета, через минуту прибежала, запыхавшись, кинула на стол четыре общие тетради:
– Вот! Смотрите! Это все я писала! И те листы, что у вас, мои.
Он нехотя потянулся к тетрадям, взял верхнюю, открыл и прочел вслух:
– "Возлюбленная беса". – Взял следующую. – "Вавилонские страсти". Очень интересно. "Зрелость куртизанки". И где же вы берете сюжеты?
– Из головы. Придумываю.
– Но ваши произведения написаны от руки, а здесь отпечатаны…
– Потому что я стала работать на компьютере.
– А где конец истории Глеба и неизвестной героини?
– Не дописала.
– Я все же познакомлюсь с вашим последним произведением. Этот роман меня очень заинтересовал. Знаете, хорошо написано. А где еще Нина хранит документы?
– В сейфе! – гаркнула Долли, чуть не разревевшись. Но дудки, этот самонадеянный человек не увидит слабину Долли! Она повторила зло: – У меня в сейфе!
Сейф тоже осмотрели, но ничего стоящего не обнаружили.
Глеб изредка доставал телефон и просматривал сообщения. Нина не звонила, боясь, что его голос в комнате услышат бабульки, но сообщения отправляла исправно: "Скоро буду. Поешь, еда в холодильнике. Не включай звук телевизора. Еду домой". Собственно, все, кто заимел мобильную трубку, на первых порах пишут всяческую ерунду или звонят по пустякам. Нина не исключение.
Глеб вздремнул. Сидя взаперти и занимаясь лишь поиском выхода из сложившейся ситуации, он уставал до одури. Случалось, нечаянно отключался. Когда же обостренное подсознание выдавало серию снов, в которых Глеб видел себя на скамье подсудимых или за колючей проволокой, он подскакивал и долго не мог сообразить, где находится. Подполье оказалось тяжелым испытанием.
Как только очнулся от забытья, он резко сел на софе, протер лицо и глаза, тряхнул головой. В поле зрения попали кассеты в сумке, которая стояла у шкафа. Посмотрел абсолютно все, а ничего подозрительного не заметил. Следует искать где-то в другом месте, но где? Чтобы активно включиться в поиски, надо быть относительно свободным, а как раз свободы у Глеба нет. Она появится, когда переедет на квартиру. Главное – есть дневник Валентины, на него возлагал надежды. Глеб решил сам найти переводчика, потому что не хотел, чтобы Нина читала откровения его жены.
Он встал с намерением попить воды, увидел мобильный телефон. Звонки отключил, поставив трубку на вибрацию. Телефон всегда держал при себе, а тут вдруг случайно оставил на столе. Просмотрел сообщения. "Глеб Николаевич, отзовитесь. Дайте указания, что делать. Менты трясут. Вика". Это бухгалтер. Она каждый день присылает сообщения. Следующее: "Глеб, где ты? Что происходит? Слон". Это друг. А пошли бы вы все друзья… Следующее: "Я арест. Обыск. Уходи". Без подписи. Да это же Нина! Что значит – арест? А обыск? А уходи? Да что ж тут думать! Обыск будет в квартире Нины! Когда она прислала сообщение? Сколько прошло времени? Глеб похолодел, пересохло во рту – милиция может нагрянуть в любую минуту.